Онлайн чтение книги Между двух миров Between Two Worlds
ГЛАВА ПЕРВАЯ. Принц-супруг

I

В начале сентября «Бесси Бэдд» появилась в устье Ньюкасл-ривер. Ланни телефонировал из Бостона, и Робби выслал лоцмана. Тот уже ждал их в моторной лодке; он протрубил в рожок, и оба разводных моста раздвинулись — сначала мост для автотранспорта и пешеходов, затем железнодорожный мост, и стройная белая яхта медленно и плавно прошла через двойные ворота и аккуратно пришвартовалась к одной из пристаней Заводов Бэдд.

Робби с тремя автомобилями был уже на берегу, и все десять пассажиров вступили на землю Ньюкасла: семья его бывшей жены, которую так называли из вежливости, и семья его компаньона, к которой принадлежала дочь самого Робби. Среди прибывших была и его невестка, с которой он еще не был знаком и которую ждал с большим интересом.

Это был праздничный день для местных корреспондентов, и их сообщения, разосланные по телеграфу, летели во все концы света, в Ки-Уэст, и Сан-Диего, и Уолла-Уолла. Ланни Бэдд, который так блаженно провел два месяца в краях китов и гаг, понял, что влечет за собою брак с такой особой, как Ирма. На берегу выстроился целый отряд людей с квадратными черными ящиками, которые при нажимании соответствующей кнопки громко щелкали. Они уже засняли яхту, а теперь требовалось, чтобы Ирма и ее муж встали рядом, а с ними Гакси и Бесс. Местные фотографы жаждали запечатлеть всех пассажиров яхты. Тем временем репортеры засыпали Ирму и Ланни вопросами: где они побывали, какая стояла погода, что они делали, где собираются жить, какого они мнения о Европе и Америке и которую из двух предпочитают.

С ними приходилось быть вежливым, в их власти было и возвеличить вас и потопить. Если вы благоразумны, вы наймете себе в помощь опытного специалиста по рекламе, и он будет присутствовать при интервью и подсказывать вам ответы, помогая обходить подводные камни. У матери Ирмы имелся такой агент в Нью-Йорке, но сейчас Ирма была захвачена врасплох, а Ланни мало чем мог помочь ей, так как опыт у него в этих делах был весьма не велик. Робби условился о пресс-конференции у себя дома, но репортеры не считаются с приличиями, и Ланни пришлось наспех обдумать, что именно широкая публика хотела бы знать о его молодой жене — наследнице двадцати трех миллионов — и об удачливом молодом «социалисте», заполучившем ее.

Вероятно, читателям больше всего понравилось бы сообщение о том, что Ирма беременна, но об этом нельзя было говорить, и Ланни сообщил, что большую часть времени на яхте они музицировали, что у них имелся рояль на резиновых колесах, а также скрипка, кларнет и сопрано. Он не упомянул о губной гармонике; но одному из репортеров удалось выведать это у матросов и написать забавный очерк о жизни на яхте немецкого миллионера.

Эстер Бэдд сочла своим долгом пригласить всех к себе, так как дом у нее был очень поместительный. Но гости уже обсудили этот вопрос заранее и решили иначе. Молодежь пусть живет у Эстер, но старшее поколение, две матери, отец и отчим, останется на борту яхты, где очень удобно и ничто их не будет стеснять. Мамашу Робин не привлекало фешенебельное общество; она отлично знала, что светские люди будут смеяться над ее корявой английской речью, и предпочитала свое маленькое гнездышко, где она была сама себе хозяйкой. Бьюти, со своей стороны, понимала, что Эстер подчиняется необходимости, и старалась сделать натянутость как можно менее ощутимой. Известным препятствием являлся также муж Бьюти: его разговоры по прямому проводу с богом едва ли понравятся дочери пуританина, как три века назад ее предкам не понравился Роджер Вильямс[39]Английский богослов XVII века, баптист; основатель колонии Провиденс (штат Род-Айлэнд). (Прим. перев.). и его сношения с небом.

II

Огромные заводы Бэддов извергали дым из множества труб. Бум в стране достиг степени, еще невиданной после войны. Под бдительным надзором наместника божьего в Ньюкасле один за другим были реорганизованы и переоборудованы все цехи, и теперь завод изготовлял все что угодно, начиная от наперстков и кончая грузоподъемниками. Рынки сбыта можно было найти во всех странах света, американцы давали в долг деньги всем нациям, и те тратили их на приобретение американской продукции. Ланни слышал, как отец говорил об этом с Иоганнесом; правительство Боливии задолжало Уолл-стрит до сорока миллионов долларов, и Иоганнес был невысокого мнения о кредитоспособности Боливии; но это не имело значения, публика раскупала все займы, деньги тратились на американскую продукцию, и Бэдды тоже получали свою долю. Займы означали, что в Боливии строились новые общественные здания и что граждане Боливии поднимались на верхние этажи в бэддовских лифтах, а когда последние портились, то их чинили с помощью бэддовских гаечных ключей.

Мало того, если Боливия будет воевать с Парагваем, то и та и другая сторона опять же обратятся к Бэддам, так как производство вооружения на Заводах Бэдд не прекращалось ни на один день.

Старик Бэдд предложил Ирме осмотреть заводы; пусть знает, что на свете существуют осязаемые богатства и как они создаются. Ланни прошел с женой по цехам и показал ей конвейер в действии — зрелище, когда-то вызывавшее в нем такое восхищение. Девушки, которые занимались сборкой частей, имели дело с различными деталями и сами были, вероятно, очень различны между собой, но вели они себя совершенно одинаково: они, видимо, знали, что элегантная пара, расхаживавшая по заводу и разглядывавшая их, и есть молодые хозяин и хозяйка, о которых они читали в газетах. Но их работа не позволяла им глазеть на людей и костюмы. Они сидели так час за часом, день за днем, год за годом, совершая все те же однообразные и точные движения. Миллионы собранных изделий соскальзывали с конвейеров, и потомству Ланни и Ирмы именем божиим была обещана часть доходов. Если, с точки зрения Ланни, тут все обстояло не совсем так, как следовало бы, то что он мог поделать? Он даже не умел объяснить свои мысли жене.

Заводы произвели на нес огромное впечатление. Акционерная компания, контролирующая другие акционерные компании — дело чисто бумажное, и все, что Ирма видела в конторе отца, — это ряды конторщиков, сидевших за машинками, арифмометрами и картотеками. Здесь же было нечто вполне осязаемое; это придавало семье Бэддов какую-то значительность и аристократичность, и Ланни уже не мог казаться ей выскочкой. Он был признан в этой старинной семье, она тоже была принята в нее, и «семя» их было благословенно. Ирма заранее радовалась, представляя себе, как она расскажет обо всем своим дядям и теткам, и они должны будут признать, что это совсем не мезальянс. Ведь, как-никак, Дж. Парамаунт Барнс начал свою карьеру рассыльным, а предки Ланни уже давно, из поколения в поколение, создавали это огромнее предприятие. Правда, они не нажили столько денег, как ее отец, но, что ни. говори, а деньги — это еще не все.

III

Компаньоны фирмы «Р и Р» давно уже не собирались на совещание, и теперь они воспользовались случаем, чтобы обсудить все подробно и наметить планы на будущее. Некоторые из концернов, которыми распоряжался Иоганнес в Германии, производили то же самое, что и Заводы Бэдд, и поэтому они кое в чем оказывались конкурентами, но это их не смущало: мир велик, и для роста продукции никаких границ не существует. Ланни не присутствовал на этих совещаниях, но он слышал отрывки разговоров, из которых заключил, что германский капиталист настроен гораздо менее оптимистически, чем американский. Иоганнесу пришлось в поте лица наживать свои деньги, он испытал все превратности судьбы, и он вовсе не ждал, что безоблачная погода будет стоять во все время его плавания по океану крупного бизнеса.

Робби же был убежден, что, по крайней мере для Америки, проблема постоянного процветания решена. На этот раз Соединенные Штаты получили идеального президента; «великому инженеру» не нужно было подсказывать, что он должен делать, так как он в совершенстве постиг механизм бизнеса и превосходно знал, в чем нуждаются американская промышленность и банки, чтобы завоевать мир. Посмотрите только, как идут дела, как растут заказы из всех стран. У Бэддов их было столько, что дивиденды можно было считать гарантированными на несколько лет вперед, даже если бы не поступило больше ни одного заказа. Робби уверял, что наиболее популярные акции превратились в музейные редкости; люди прячут их в сейфы, и они больше не появляются на рынке. — Не теряйте веры в Америку, — наставляла одна половина «Р и Р» другую.

Единственным облаком, омрачавшим горизонт Робби, были его личные неприятности с аравийской нефтью. Он подробно обсудил этот вопрос с Иоганнесом. Иоганнес советовал Робби не останавливаться перед некоторыми потерями и выйти из дела: все это слишком далеко, многие решающие факторы не поддаются контролю. Акционеры получили больше, чем вложили, так не пора ли поставить точку? Но Робби был упрям, для него это был вопрос принципа. Иоганнес улыбнулся и сказал:

— Я не могу позволить себе такую роскошь, как принципы, я человек деловой.

Всю свою жизнь Ланни слышал такие разговоры. Из них он узнавал, какие силы правят «миром и на какие пружины надо нажимать. Какой адвокатской конторе в Вашингтоне надо поручить дело, чтобы государственный департамент США обратился к английскому правительству с просьбой о защите американских нефтяных интересов. Услугами какого детективного агентства надо пользоваться, если вы хотите быть уверенным, что организаторы рабочих не будут допущены на ваши заводы. Или, если речь шла о Германии, с каким министром надо связаться, чтобы немедленно получить лимитированное сырье, необходимое для работы на экспорт. Каким образом вкладывать свои доходы в новые предприятия, чтобы избежать обложения их подоходным налогом. Не существует таких законов, которых ловкий делец не мог бы обойти. И это правильно, ибо какая судьба ждет промышленность, если правительство будет налагать свою руку на всякое дело, сулящее прибыль?

Фирма «Р и Р» не стеснялась в присутствии Ланни, так как не принимала всерьез его «радикальные» идеи, и, может быть, была права. Иоганнес считал красные убеждения своих отпрысков чем-то вроде кори или, лучше сказать, краснухи, которою молодежь должна переболеть, и чем раньше, тем легче она выздоровеет. Робби рассказал, как Бэдды справились с коммунистами в Коннектикуте, а Робин — как это стараются сделать в Германии. Для этого пользуются нацистами — опасное орудие, но раз нет другого… Сталелитейные и другие родственные им немецкие тресты платят регулярную дань в размере полу процента своей валовой прибыли в кассу партии Адольфа Гитлера, и Иоганнес тоже вносит свою долю; ему это не очень по сердцу, но положение крайне напряженное, и потом — нельзя же быть исключением в деловом мире.

Часть этих денег шла на закупку вооружения, и Иоганнес пустил в ход свое влияние, чтобы заставить нацистов приобрести несколько тысяч ручных пулеметов, которые Бэдды изготовили для правительства Соединенных Штатов во время войны, а Иоганнес купил с большой скидкой на деньги, предоставленные Робби в его распоряжение. Вот каким образом ловкие дельцы загребают прибыль обеими руками. Эти маленькие пулеметы просто замечательны, их можно держать одной рукой, и стреляют из них с плеча, как из винтовки. Они были ввезены в Германию по голландским каналам под видом сельскохозяйственных машин и, конечно, влияли на исход уличных боев в Мюнхене и Берлине.

IV

Эстер пригласила Ланни к себе в комнату. Ей хотелось поговорить с ним. Какая перемена в отношении к нему, с тех пор как он юношей был здесь! Тогда она провожала его с облегчением, теперь искала у него помощи. Эстер трудно было импонировать женитьбой на богачке, но она убедилась, что, хотя моральный кодекс у Ланни иной, чем у нее, все же кодекс у него есть и он живет сообразно с ним. Он сумел подойти к Бесс и в результате завоевал ее доверие, а Эстер не сумела. Жизнь — сложная штука, и как ни старайся поступать правильно, часто делаешь промахи.

Эстер тревожилась за мужа. Она и раньше считала, что он пьет больше чем следует, а теперь он потерял всякую меру. Правда, его никогда не видели пьяным, но он поддерживает себя только алкоголем, и, в конце концов, это не может не отразиться на его здоровье. Ланни заметил, что ему приходилось часто наблюдать подобное явление среди французов: допьяна они напиваются редко, но многие все время держат себя на взводе, и организм их к этому, видимо, приспособляется. Робби пьет потому, что нервы его всегда напряжены; он волнуется из-за своих дел, ведь не все идет гладко. Эстер подтвердила — да, он за все хватается, но какой в этом смысл. Им не нужно так много денег; она старается жить по средствам и приучила к этому же мальчиков.

Ланни ответил:

— Для Робби его дела та же игра, и играет он слишком азартно. Жаль, что у него нет какого-нибудь любимого развлечения.

— Ты не представляешь себе, как я старалась повлиять на него. Но мне, должно быть, чего-то не хватает. Право же, ты имеешь, кажется, на него больше влияния, чем я.

— Не думаю, Эстер.

Он решил называть ее так; не мог же он говорить «мама», раз Бьюти была тут же рядом. — Я никогда не слышал, чтобы Робби отзывался о вас иначе, как с любовью и уважением.

— Но он не откровенен со мной и не любит, когда я его критикую.

— Мы все не любим этого, Эстер. Робби самолюбив и неохотно сознается в своих ошибках. Если он выпьет лишнее, то это всегда — «исключительный случай». И никогда он не сознается, что это стало привычкой.

— Вот так все мужчины и втягиваются, и мне это ужасно противно. Я всеми силами старалась внушить это мальчикам, но не знаю, удалось ли мне. Студенты в Йэйле пьянствуют отчаянно.

— Мальчики выглядят прекрасно, — попытался Ланни успокоить ее. Оба сына Эстер уехали в Иэйл дня два тому назад. Младший собирался изучать право. — Да, сухой закон не дал ожидаемых результатов, — добавил пасынок.

— А я так много ждала от него. Миллионы женщин надеялись, что он спасет их от горя; но все по прежнему — как будто никакого закона не было.

— Где Робби достает виски?

— У всех один и тот же ответ: «прямо с парохода», все мужчины так говорят. Каждый уверен, что его бутылка приехала прямо из Канады, и все обмениваются адресами своих бутлегеров… но разве можно верить людям, профессия которых состоит в том, чтобы нарушать закон.

— Да, верить им не стоит.

— Робби крайне осторожен, когда ведет дела с банкиром или маклером, который старается всучить ему несколько вагонов железа. Но пусть явится какой-нибудь молодой человек приличной наружности и объявит, что сегодня ночью он привез груз шотландского виски, и все дельцы города готовы поверить в его басню и в его напитки; они с торжеством приносят эту бурду домой и угощают домашних и гостей, и никому никогда в голову не придет произвести химический анализ.

— Они боятся результатов анализа, — улыбнулся Ланни.

— Это вносит ужасное разложение в деловую жизнь. Контрабандисты наживаются, вероятно, больше, чем самые богатые люди в Ньюкасле.

V

Эстер стала расспрашивать, какие планы у Ланни и его молодой жены. Но вскоре она снова свернула на прежнее. Еще одно беспокоило ее — Робби стал играть на бирже.

— Да ведь он всегда играл, разве нет? — спросил сын.

— Раньше, как он говорит, он «пробовал воду», а теперь он «ныряет». Со мной он скрытничает, но я вижу, как он просматривает газету, слышу, что он говорит по телефону. Он заработал, кажется, очень много денег, но ценой своего спокойствия. А для чего все это, Ланни, для чего? Нам же не нужно, нам некуда девать эти деньги!

— Людям нравится рисковать и сражаться друг с другом, и от этого их не удержишь. Если нет настоящей войны, они создают имитацию. Я не могу себе представить, чем жил бы Робби, если бы не азартная денежная игра. Что бы он стал делать?

Эстер ответила с искренним огорчением: — Нет, что-то неладно в нашей системе воспитания. Мы стараемся привить молодежи культуру, а она не прививается.

Ланни видел следы тревог на лице мачехи — таком спокойном и безмятежном, когда он впервые познакомился с ней. В гладких темно-каштановых волосах появилась седина, вокруг глаз и рта залегли морщины. Она была добросовестная женщина и старалась честно играть в игру, называемую жизнью, но или другие играли нечестно, или дух времени оказался сильнее ее. Нет, она не была счастлива, не был счастлив и Робби.

Может быть, она слишком сурова с, ним? Может быть, она мстит ему за ошибку его молодости и в душе карает его, а вместе с ним и самое себя? У нее великолепный дом, она отлично управляет им, она превосходная хозяйка, дама высшего света, занимается благотворительностью, руководит полезными общественными начинаниями; но она, безусловно, несчастлива. Сколько таких элегантных домов, размышлял Ланни, в самых богатых и, как принято говорить, фешенебельных кварталах таят в себе сокровенные, глухо тлеющие трагедии.

VI

Ланни распростился со своей коннектикутской семьей и приготовился к встрече со своей новой семьей — лонг-айлэндской. Миссис Барнс вернулась из Европы и ждала новобрачных в загородном доме. Дольше откладывать свидание было бы уже бестактным. Мистер и миссис Дингл также были приглашены, но Бьюти сослалась на чрезвычайное множество дел в связи с выставкой. Она долго жила в свете и умела различать, когда людям хочется, чтобы их приглашение приняли, и когда они надеются, что у вас хватит сообразительности отклонить его.

Она с мужем остановится в гостинице, и, пока он будет посещать собрания богоискателей, она возобновит свои знакомства с нью-йоркцами, с которыми встречалась на Ривьере. Яхта Робинов возвращалась в Германию, где у Иоганнеса были дела, а молодежь тоже должна была возобновить свои занятия. Все они чудесно провели лето и мечтали так же провести и следующее.

Ирму и Ланни встретили на пристани Ист-ривер, оттуда их повезли в автомобиле в расположенное на южном берегу поместье, всей грандиозности которого молодой супруг даже не представлял себе. Вот когда он, наконец, увидит, как живут настоящие богачи! Поместье называлось «Шор-Эйкрс», но в нем были не акры, а многие мили. Огромное пространство было окружено стальной решеткой в двенадцать футов высоты с негостеприимно торчащими остриями. Постройки стояли на утесе, фасадом к морю; они были из красного песчаника и представляли собой подражание замку Шамбор, построенному четыреста лет назад для короля Франциска I. Их украшало множество башенок, острых крыш и фигурных дымовых труб. В американском издании эти трубы не имели никакого отверстия, так как в доме было центральное отопление. Но на Ланни все это великолепие не произвело впечатления: он не любил слишком больших домов, находя их неуютными, и тех, кто создавал архитектурный стиль, он ставил выше тех, кто его заимствовал.

Дому было всего десять лет, но внутри он уже отделывался заново — всего за несколько месяцев до того, как скоропостижно умер его владелец. Холл бы выложен белым вермонтским мрамором и мог бы пригодиться как зал ожидания на вокзале любого средних размеров города. Слуги не выстроились шеренгой для встречи молодых, как это было бы в Штубендорфе, но, может быть, новая теща Ланни просто еще не знала этого обычая? Тяжеловесная вдова короля коммунальных предприятий с завидной энергией управляла этим поистине королевским поместьем. Теперь оно принадлежало его дочери, но всем ведала мать, которая расхаживала по гулким коридорам, посасывая огромную темную сигару и зорко наблюдая за всем происходящим.

Ланни слышал выражение «живут по-царски», а теперь ему предстояло самому жить такой жизнью и войти во вкус. У него были собственные апартаменты и кровать с балдахином, на которой родилось несколько принцев. Биография кровати была выгравирована на изголовье. Мебель была обита таким восхитительным шелком, что Ланни не решался садиться на нее и уж конечно не лег бы на диван с ногами. Ванна была вделана в пол, и в нее вели три широкие ступеньки, причем между ступеньками зажигались лампочки, чтобы было видно, куда ступить. Апартаменты Ланни принадлежали раньше самому Дж. Парамаунту, а он любил пошалить; когда Ланни впервые сел на стульчак в уборной, он вдруг услышал за спиной нежный перезвон колокольчиков, и этот перезвон продолжался, пока он не встал.

При входе в дом вас встречал в холле портрет покойного финансового гения, написанный больше чем в человеческий рост, и молодой искусствовед внимательно рассмотрел его. Портрет принадлежал кисти модного художника, честно старавшегося изобразить оригинал. «Дж. П.», как его до сих пор называли, был человек атлетического сложения и боевого темперамента; об этом говорили и характерная нижняя челюсть и не менее характерный взгляд. Волосы и глаза у него были темные, и если бы он носил усы и бороду, то совсем был бы похож на пирата эпохи Забавника Роджера. Глаза смотрели угрюмо, но легко можно было себе представить, как их взгляд загорается огнем. И. следовало также представить себе хорошо подвешенный язык, умевший убеждать хранителей сокровищ в том, что его обладатель — великий волшебник, который, спарив один доллар с другим, может в несколько дней или, в крайнем случае, недель произвести на свет целое потомство долларов. Это финансово-биологическое чудо осуществлялось им непрерывно, и он ни разу не промахнулся. Гигантская пирамида компаний, которую он построил, продолжала стоять на месте, и Уолл-стрит была убеждена, что пирамида будет стоять вечно, как памятник ее создателю.

Другим памятником был этот дворец; и, созерцая портрет, Ланни спрашивал себя, не наблюдает ли за ним этот крутой человек откуда-нибудь из преддверии ада. Быть может, он ему бросает (вызов: «По какому праву ты спишь на моей кровати, полощешься в моей ванне и слушаешь мои колокольчики?» Счел ли бы он Ланни Бэдда подходящим преемником, способным носить его тяжелые латы и натягивать его мощный лук?

Молодой хозяин не мог, конечно, представить себя в такой роли. Ланни до сих пор даже не знал в точности, где находится Уолл-стрит.

VII

Ланни был на положении принца-супруга, подобно супругу королевы Виктории. Он выполнил свою первую и основную обязанность: он посеял семя, а теперь должен был его тщательно и бережно выращивать. Он сопровождал свою жену всюду, куда она желала; нечего и думать о том, чтобы отказаться; это сразу вызвало бы скандал. Теперь он тоже принадлежал к представителям «молодого поколения» Лонг-Айлэнд, и ему предстояло познакомиться с десятками изящно и элегантно одетых шалунов и шалуний, большинство которых так никогда и не станут взрослыми. Ему предстояло познакомиться с ними вплотную и научиться понимать их шутки насчет недавней автомобильной неудачи Эгги или округлых форм Тэбби. Они много пили, но редко теряли способность выбраться из кабаре и назвать шоферу свой адрес. Они создали себе игрушечный мир и веселились в этом мире сознательно и упорно. Больше всего на свете они боялись серьезного отношения к чему бы то ни было.

В обязанности Ланни входило также знакомство с двумя линиями новых родственников: линией тещи и линией покойного тестя. Он должен был угождать им и постараться, чтобы они не тревожились за будущность Ирмы. Младший брат «Дж. П.», Джозеф, был важной персоной, как один из трех опекунов, которые, по завещанию, управляли капиталами Ирмы. Она получала доход, но не могла тратить основного капитала без их согласия. Двое других опекунов были служащие ее отца, пользовавшиеся в свое время его доверием. У всех трех было с опекой дела по горло. Управлять капиталом в двадцать три миллиона долларов и доходами с него было очень хлопотно, и пришлось завести целую сеть контор. Обязанность самих опекунов состояла в том, чтобы резать купоны и инкассировать дивиденды, вести бухгалтерские книги и составлять подробные отчеты, которые Ирма передавала матери непрочитанными.

Мистер Хорэс Вандрингэм был старше сестры и занимался «операциями» на Уолл-стрит, то есть он не только скупал акции и ждал, когда они поднимутся, но вовлекал и других в эти покупки, создавал «синдикаты» и мог таким образом влиять на движение цен в желательном для него направлении. Если он был «загружен», он распространял слухи, что такие-то акции чрезвычайно устойчивы, дают высокий дивиденд и покупать их очень выгодно. Когда он бывал «пуст», то начинались разговоры о том, что у такой-то компании серьезные осложнения и что следующий дивиденд не будет выплачен. Когда все было подготовлено, он производил «избиение младенцев» и, должно быть, действовал удачно, ибо жил на широкую ногу и в разговоре так и сыпал сотнями тысяч долларов. Робби называл его «акулой», что на Уолл-стрит считалось скорее похвалой.

Ланни видел в своем новом дядюшке некий интересный «тип». Это был человек большого роста, очень толстый, с лысиной, не менее розовой, чем щеки; он отличался неукротимой энергией. Когда он шел, вы испытывали такое же удивление, как при виде идущего по лесу слона; трудно было себе представить, чтобы такое грузное тело могло двигаться так быстро. Даже шагая по комнате, он размахивал на ходу руками и раскачивался из стороны в сторону. Ел он жадно, смеялся громко, говорил много и судил безапелляционно. Он, видимо, старался понравиться новому племяннику, который мог, чего доброго, выгнать его сестру из дому; он часто спрашивал у Ланни его мнения по тому или другому вопросу, но отвечать было бесполезно, так как дядя Хорэс неизменно прерывал его и начинал говорить сам. Ланни понял, что великие бизнесмены с Уолл-стрит привыкли слушать только себя.

Постепенно молодому супругу стали ясны и взаимоотношения между обеими семьями. Вандрингэмы были настоящими аристократами, то есть они принадлежали к старинному голландскому роду, в котором капитал передавался из поколения в поколение; однако большей части своего капитала они под конец лишились, и Фанни вышла замуж за «выскочку» Барнса и была с ним несчастлива. Она смотрела сверху вниз на всех Барнсов и ценила только своего брата — это был настоящий джентльмен. Она хотела, чтобы Ирма пошла в Вандрингэмов, а не в Барнсов; если Ирма обнаруживала какие-нибудь черты, которые мать не одобряла, что случалось нередко, та уверяла ее, что это сказывается в ней кровь Барнсов. Мать втайне возмущалась тем, что состоянием Ирмы управляют Барнсы, а не Вандрингэмы. Сколько денег нажил бы Хорэс, если бы мог пустить его в оборот!

Ланни пришлось также познакомиться и с домочадцами, и тут от него потребовалось немало такта. «Дж. П.» был склонен к благотворительности, и его вдова поддерживала эту традицию. Бывшая гувернантка и бывший личный секретарь хозяина жили в доме и пользовались правами членов семьи, но, так сказать, наполовину: они обедали со всеми, за исключением тех дней, когда бывали гости, и тогда они тихонько исчезали. Затем в доме жила сестра Фанни, старая дева, и две тетки, которые считались членами семьи как бы на три четверги: они скрывались лишь тогда, когда бывали особо важные гости.

В поместье жили также бывшие слуги — старики в отставке, при случае оказывавшие хозяевам мелкие услуги. Одной из многочисленных обязанностей миссис Фанни было придумывать для них занятие: она терпеть не могла праздных людей. За неимением лучшего, она заставляла их обслуживать друг друга: если одному надо было ехать к зубному врачу, другой отвозил его; если одна из женщин заболевала, другая ходила за ней. Они могли ненавидеть друг друга, но исполняли то, что им было приказано. Все эти люди старались услужить Ланни, и их смирение, их благодарность за то, что они как-то существуют, вызывали в нем глубокую жалость. Правда, они не падали на колени и не касались лбом земли, когда он проходил, но ему чудилось, что в мыслях своих они это делают. И это являлось одной из причин, почему ему было нелегко играть роль «принца-супруга». Но что поделаешь, он не мог изменить мир или тот факт, что он стал «мистером Ирма Барнс».