ГЛАВА СОРОК ПЕРВАЯ

Онлайн чтение книги Искатели
ГЛАВА СОРОК ПЕРВАЯ

Накануне заседания Андрей предупредил Марину, что если все обойдется удачно, то вечером у него соберутся товарищи по лаборатории и они отпразднуют победу. Он взял с нее слово, что и она придет. Марина сама мечтала познакомиться с друзьями Андрея, войти в ту его жизнь, которая до сих пор оставалась закрытой для нее.

Но после заседания Андрей повез ее куда-то в Заречье, к скверу, где при свете аккумуляторной лампочки люди копали котлован, стучал компрессор, стрекотали отбойные молотки. Всю дорогу Марина приставала к Андрею с расспросами, она должна была разобраться в происходящем, чтобы как-то утешить его. Андрей отвечал безучастно, и от этой странной безучастности ей стало не по себе.

Андрей побежал на котлован. Марина ходила по льдистому тротуару, у нее мерзли ноги, хотелось есть, а главное — было больно оттого, что она ничем не может помочь. Она посмотрела на часы — было без десяти десять. Андрей совсем забыл о ней. Ну и хорошо, она готова ходить здесь до полуночи, всю ночь. И хорошо, что у нее мерзнут ноги, что она голодная, это хоть как-то приобщает ее к общей беде.

В четверть одиннадцатого она не вытерпела, стыдясь самой себя, забежала в магазин на углу. Там было тепло. Стоя перед прилавком, она растерла руки, от тепла заломило пальцы. Она купила черствый пирожок с повидлом. На улицу выходить было страшно, но именно поэтому она не позволила себе больше ни минуты задержаться в магазине.

Там, где они расстались, прислонясь к стене дома стоял Андрей и перед ним девушка в сером затасканном ватнике с чужого плеча.

— За что нам спасибо… Вы только не расстраивайтесь, — умоляюще говорила она.

Заметив Марину, она замолчала. Потом пристально посмотрела на нее и крепко пожала Андрею руку. Он молча взял Марину за локоть, и они пошли.

— Как там? — спросила она.

— Повреждение на двести восемьдесят первом метре. — Он больно сжал ее кисть. — Но я по-прежнему не верю. Тут что-то не то. Локатор не мог ошибиться. Принцип-то правилен? Верно?

— Знаешь что, пойдем к тебе, — предложила Марина. — Ты посидишь, разберешься.

Люди в горе становятся эгоистами. Андрей принял ее слова как должное, не поблагодарил, не обрадовался.

…Нина стояла грязная, измученная, провожая глазами Андрея, идущего с другой. Та женщина держала его под руку. Та женщина утешала его. Нина вынула из кармана платочек и устало начала вытирать мокрые ладони. Саша издали следил за ней. Он понимал, что с ней творится, и ему было жаль ее и обидно за нее. Никогда еще он не видел ее такой поникшей, и никогда еще он не любил ее так, как сейчас. В эту любовь входило все — и ревность, и горе от неудачи с локатором, и самолюбие, все разом обнимала эта любовь, она была над всем.

Ему казалось, что, если бы Нина узнала, как он ее любит, она не была бы так несчастна.

Он пошел проводить ее.

— Андрея Николаевича жаль, — говорил он. — Надо же было… как назло…

— Найдутся жалельщики без нас, — зло сказала она. Саша серьезно и печально покачал головой:

— Зачем ты мне врешь?

Когда они подходили к ее дому, Нина сказала:

— Мне теперь все равно. Я в институт поступаю.

Саша вдруг с тем твердым спокойствием, какое появлялось у него в крайние минуты жизни, сказал:

— Ты знаешь, что я тебя люблю?

— Знаю, — грустно и ласково сказала она.

Они долго стояли, опустив головы.

— Понятно, — сказал Саша. — Конечно.

Она протянула ему руку. Он бережно перебирал ее холодные, перемазанные землей пальцы.

— А в Осиновке новый лыжный трамплин построили… Нина, неужели ты…

Неужели для тебя это не кончилось?.. Несправедливо это.

Она хотела что-то ответить. Промолчала. Он понял, что она не жалеет ни о чем. Она взяла его за плечи, притянула и поцеловала в щеку. От такого поцелуя можно было заплакать.

Так ли Марина мечтала вступить в его дом! Впрочем, она никогда не думала о том, как это случится. Но сейчас, когда они молча поднимались по лестнице, она ясно представила, как это могло быть, представила совсем другое молчание, не гнетущее, а волнующее.

— Вот познакомься, папа: Марина, — рассеянно сказал Андрей. И это тоже произошло бы не так. Он смутился бы, и все было бы как-то значительно и прекрасно. Отец Андрея не скользнул бы глазами по ней, не стал бы сразу расспрашивать Андрея, что случилось, а почувствовал бы, что значила эта девушка для его сына.

И Андрей не оставил бы ее одну в комнате, не ушел бы с отцом и сестрой в столовую. Он робко ввел бы ее к себе, и все в его комнате казалось бы им наполненным особым смыслом.

Обидно. Новизна этих минут никогда не повторится. Будет другое, конечно, хорошее, счастливое, но этого уже не будет.

«Невеста», — горько усмехнулась она, готовая расплакаться.

Но она не имела права сейчас даже на свое горе.

Прошел час. Они были вдвоем. Андрей ходил по комнате, садился, заглядывал в бумаги, опять вскакивал, ходил.

— Не может быть, — повторял он, — не может быть, все правильно.

— Попробуй отвлечься на минутку, — сказала Марина. — Не ужели ты так легко поддаешься отчаянию?.. И потом… хорош хозяин.

Он как бы опомнился, побежал в кухню, принес консервы, хлеб. Достал бутылку вина из припасенных к сегодняшнему вечеру. Марина ела с аппетитом и оживленно рассказывала о своих впечатлениях об Одинцове. Андрей налил вина, они чокнулись за здоровье старика.

— Я не успел тебя познакомить с ним. Хочешь, как-нибудь пойдем к нему вместе? Он обрадуется.

— Обязательно пойдем. Вы будете опять целый вечер заниматься своими импульсами.

Они выпили, и Андрей посмотрел на Марину долгим, тяжелым взглядом.

— Послушай, Марина, ты веришь мне?

— Верю, — просто и серьезно ответила она. Но ему этого было мало.

— Они все ушли разочарованные. Они… они-то не верят… Как это теперь все восстановить?.. Но я убежден, — он стукнул кулаком по столу. — Головой отвечаю! — И сразу же вопросительно посмотрел на нее.

Она почувствовала себя сильнее. Она утешала его как могла неумело и горячо, обижая своей жалостью и страстно заглаживая эти обиды. Она была счастлива уже тем, что он нуждается сейчас в ней, в ее бессвязных, глупых словах.

— Ты придумаешь что-нибудь… Может быть, даже завтра, — говорила она ему, как маленькому. — Осенит. Догадка всегда осеняет… Ну, чего ты расстраиваешься? Не ты же один делал прибор. Была бы ошибка, другие тоже бы заметили. Вот увидишь, все будет чудесно, и тебе совестно будет вспомнить, каким ты был плаксой…

Раздался телефонный звонок. Андрей вышел в коридор. Слышно было, как он хриплым голосом что-то переспрашивал, все громче, громче. Через несколько минут он вернулся в пальто, в шапке.

— Марина, звонил Наумов. Там что-то случилось. Я пошел. Ты подождешь меня?

Она покраснела.

— Марина, я тебя очень прошу. Я, наверно, скоро вернусь.

— Я не останусь, как ты не понимаешь…

Не слушая ее, он побежал. Хлопнула дверь в парадной.

Некоторое время Марина сидела, устало вытянув ноги, закинув руки за голову. Лотом встала, прошлась по комнате. Она трогала стулья, полки, как бы убеждаясь в их реальности. Присев на кончик стула, она зажгла настольную лампу и попробовала представить себе, как Андрей занимается здесь. Взяла перо, логарифмическую линейку, нахмурилась… Внезапно она заметила на зеленой бумаге, которой был накрыт стол, несколько женских профилей, нарисованных пером. Она засмеялась. Нос, пожалуй, слишком вздернут, на самом деле он почти прямой. И подбородок не такой уж полный, но главное в очертаниях лица — ее лица — схвачено правильно. А рядом был записан се телефон.

Вещи в комнате точно ожили, наперебой рассказывая о себе. Старенький перочинный ножик выставил открытое лезвие, измазанное сгустками засохших чернил. Блестела кривая толстая игла, воткнутая в катушку черных ниток.

Только мужчина способен управляться с такими уродами.

Странное дело, комната почему-то не была чужой. Мысленно она переставляла мебель, вешала занавески на окна, поставила цветы.

На письменном столе стояла фотография девушки, кидающей мяч. Фотография была запылена, Марина вытерла ее и равнодушно поставила на место.

Эта комната, в которой угадывались привычки Андрея, его характер, вдруг как-то приоткрыла ей будущее.

Может быть, вот так она будет сидеть и ждать Андрея. Он будет забывать о ней ради своей работы. Он уступчив, деликатен, мягок, пока у него все идет хорошо. Он любит и будет безропотно, с радостью подчиняться во всем. Но если ты будешь ему мешать, он пройдет как танк, не пощадит и тебя. Об этом ли ты мечтала? Будешь ли ты счастлива? Выдержишь ли ты? Да, отвечала она. Но зачем мне это нужно? Почему я должна все понимать? Почему я должна мириться? Я сама хочу быть такой. Это самое трудное и самое дорогое в жизни. А впрочем, так ли уж это трудно, когда любишь?

Никогда она еще так не любила. Но проходили минуты, и чувство обиды, уязвленное самолюбие подмывало уйти. Где эта, казалось, завоеванная уже радость? Уйду. Вот уйду, и пусть тогда…

Андрей бежал по пустынным улицам. Не хватало дыхания, он переходил на шаг, опять пускался бежать. Он забыл надеть галоши, подошвы скользили, один раз он упал. Как назло, не попадалось ни одного такси.

Наумов и Якушев ожидали Андрея в трансформаторной будке. От нагревшегося кожуха трансформатора исходило усыпляющее тепло. Якушев, сидя на деревянной решетке, всхрапывал открытым ртом. Андрей обил у порога снег с ботинок и вошел, ничем не выдавая своего нетерпения. Таков был нерушимый обычай, — поспешность среди энергетиков считалась недопустимой.

Наумов, как водится, учтиво предложил папирос собственной набивки, закурил сам и в промежутках между затяжками сообщил, что кабель отремонтирован, включен. Дома со светом.

Андрею это было известно, но он сказал:

— Быстро вы управились.

Наумов довольно усмехнулся:

— Быстро-то быстро, да только одно сомнение появилось. Перед ремонтом я замерил изоляцию в обе стороны от порчи. На одной стороне изоляция хорошая.

А на другой так себе. Не такая, чтобы очень, а все же… жить с такой изоляцией можно; вот видите, кабель включили, и он нагрузку держит. Изоляция слабая как раз в той стороне, где локатор показывал.

— Котлован уже засыпали? — спросил Андрей.

— Нет, я не велел засыпать котлован. Люди устали, завтра утром засыплют.

— Но ведь вы осматривали, кабель в том месте цел?

— Кабель здоровый, — подтвердил Наумов. — На внешность здоровый.

Андрей нахмурился.

— Может, еще раз посмотрим? — неуверенно начал он.

— Смотрел я. Всех отпустил, залез и осмотрел, — сказал Наумов. — Потом вам и позвонили. Небось, с постели поднял?

— Где там, мне не до сна было, — спокойно сказал Андрей.

— Земля-то в котловане вроде сдвинута. Тянуло кабель землей в этом месте.

Андрей терпеливо молчал. Наумов изогнул козырек кепочки почти острым углом.

— Может, Андрей Николаевич, это самое — резануть кабель? — тихо спросил Наумов.

— Резанем, — блеснув глазами, сказал Андрей. — Вскроем и посмотрим, а вдруг? Верно, Наумыч, а вдруг там и есть разгадка? Мало ли что может быть.

— Так-то так… Да только резать здоровый кабель… за такие вещи меня по головке не погладят. Вставку потом придется делать.

— Кабель для вставки есть? — спросил Андрей.

— Уже приготовил, — усмехнулся Наумов.

— Дом придется снова отключить. Ах черт, я позабыл! Как же тут быть?

— Об этом не беспокойтесь, — улыбнулся Наумов и вытащил свои большие часы. — Я предупредил коменданта. С часу ночи выключим их снова, до утра.

Оказалось, что Наумов все предусмотрел и подготовил. Не хватало только людей. Андрей послал Якушева позвонить Новикову: пусть немедленно приезжает и по дороге заедет за Сашей и за Усольцевым.

Наумов выключил кабель, они взяли лопаты и пошли к ограде. Взошла луна… Снег был зеленым, земля синей. Чтобы вырезать кабель и сделать вставку, котлован пришлось расширить. Лопаты звенели о мерзлую землю. Андрей вскоре скинул пальто, повесил на ограду.

Работали молча. Якушев вернулся и ломом стал разбивать закаменелые комья. Новиков, Саша и Усольцев приехали вместе на такси. Усольцев был заспанный и ворчливый. Новикову этот ночной аврал, это вдохновенное тревожное ожидание нравились.

— А как вы думали, Усольцев? Таковы гримасы науки! — приговаривал он, потрясая лопатой. — Вот этим мы защищаем истину. Копайте, копайте. Она там, на дне.

Якушев разжег костер, поставил в огонь припой для монтажа. Желтый свет пламени играл на их потных красных лицах. Они по очереди сменяли друг друга.

У Новикова и у Андрея ноги стали мокрыми. Предусмотрительный Усольцев приехал в старых высоких сапогах. Было два часа ночи, когда Наумов взял ножовку и, сидя на дне котлована, начал отпиливать кабель. Все стояли, опираясь на черенки лопат, и слушали, как визжал раздираемый зубьями пилы металл.

Отпиленный кусок кабеля, упругий и теплый, отнесли в будку. Наумов снял стальную ленту брони, осторожно удалил смоляные волокна джута. Свежий запах далеких лесов наполнил воздух. Тускло блеснул свинец. Наумов ножом ловко разрезал свинцовую трубку, разогнул ее, вынул запеленатый в желтую бумагу кабель, поднял его к свету. Толкая друг друга, вытянув шеи, все они смотрели на вощеную поверхность бумаги.

— Оно! Вот! Есть! — разом тихо и громко произнесло несколько голосов.

Посредине кабеля на желтой бумаге черной кляксой обозначалась подпалина. Она проходила насквозь через десятки слоев бумаги до медных жил кабеля, отсасывая электронный поток в землю. Это и было место утечки. Процесс разрушения только начинался. Подобно язве, он омертвлял здоровые клетки изоляции. Кабель был обречен.

— Через две-три недели он бы пробился, — мрачно определил Наумов.

— Значит, локатор показал правильно! — закричал Нови ков. — Правильно!

Колоссально!

Он хлопнул Наумова по плечу, схватил Андрея за руку обеими руками.

— Андрей Николаевич! — замирающим голосом сказал Саша.

Счастье на миг осветило их лица. Наумов снял кепочку, ее измятый козырек не способен был выразить такое ликование. Они пожимали друг другу руки, взахлеб вспоминали события сегодняшнего вечера. Просто им попался редкий случай: сразу два повреждения. Локатор показал ближайшее. Они наперебой объясняли, почему там, на двести восьмидесятом метре, получился такой маленький всплеск… Держись, Тонков! Милый, голубчик локатор не подкачал… А кто надумал проверить? Наумов. Ай да старик! Подумать только, что было бы, если бы не Наумов, — тогда доказывай, что ты не верблюд!

Только теперь они заметили, какие они перемазанные, выходной синий костюм Андрея был весь в земле.

Надо было монтировать вставку. Наумов убеждал, что он справится сам с Якушевым, но, разумеется, все отправились на котлован помогать им.

Андрей зашел в будку, присел на корточки перед развороченным кабелем.

— Что ж это получается… — бормотал он сухими губами.

Он встал, вышел в сквер, не разбирая дороги, по снегу зашагал к костру.

Снова взял лопату. Усольцев начал что-то выговаривать ему насчет мокрых ног и простуды, он отмахнулся.

— Подожди-ка… Подожди-ка, — повторял он, бросая землю в котлован. — Подожди-ка.

Он так ушел в себя, что не заметил, как котлован закидали землей, его остановил общий хохот. Оказалось, что он нес на лопате землю из котлована обратно, в отвал.

Андрей стоял на грязном, затоптанном снегу, держа на весу лопату с комьями рыжей земли.

— Подожди-ка, — сказал он громко. — Если так, то что же получается? Выходит, локатором можно определять повреждения, которые еще только… Будущие повреждения? Факт! Чего же вы молчали?

Как они не догадались? Это же было ясно всем, даже сонному Якушеву.

Зависть, хорошая зависть больно кольнула Новикова — почему он не сообразил такую очевидную вещь? Простофиля.

Простота, да к тому же очевидная, наиболее сложное дело в науке. Она появляется в самом конце долгого и извилистого пути. Электрическая лампочка несравненно проще первых дуговых фонарей. Понадобились сотни лет, чтобы от громоздких водяных колес перейти к маленькой гидротурбине.

Была половина третьего ночи, когда Наумов включил кабель. На темной стене студенческого общежития вспыхнуло несколько окон.

— Свети, — сказал Андрей. — Свети спокойно.

— Пропустить бы теперь в порядке профилактики грамм по двести, — сказал Наумов.

Они почувствовали, как иззябли и продрогли.

— Друзья, — предложил Андрей, — пошли ко мне. У меня, кстати, кое-что приготовлено.

И тут он впервые вспомнил о Марине. Неужели ушла? Да, да… Она что-то говорила. Ну, конечно… Как же я мог так? Ну и пусть. Я не мог иначе.

Редкие фонари качались на холодном ветру. Трамвайщики сваривали рельсы.

Высокий свет сварки упирался в облака. В глубине сада тускло светили ночники в окнах больницы. Гудели печи в ярко освещенных корпусах хлебозавода, и веселый запах свежевыпеченного хлеба наполнял улицу. Даже глубокой ночью небо над городом было высветлено тысячами электрических огней. Ночь бессильно отступала перед ними. Их были миллионы. Где-то во Владивостоке они сейчас передавали свою вахту слепящему утреннему солнцу. Они светили на снежных просторах страны, в ее больших и малых городах, в деревнях, на границе, в шахтах…

Отныне пусть спокойно идут поезда метро, пылают электропечи, крутятся моторы. Пусть спокойно работают турбины электростанций, провода донесут их силу. Пусть будет спокоен труд этой могучей и доброй страны, — страны, которая, подобно невиданной электростанции, творит энергию и свет для всех тружеников Земли.

Но темной улице шли шесть человек, знавших, что так будет. Они выиграли сегодня решающую битву за свет. Никто из них не произносил красивых и выспренних слов. Они мечтали обогреться и выпить водки. Они хлюпали носами и засовывали поглубже в карманы грязные, красные от мороза руки.

Пока гости раздевались в передней, Андрей побежал к себе в комнату.

Марина спала, свернувшись клубочком на диване. Спросонок она долго не могла ничего понять. Потом она просветлела, крепко обняла Андрея, поздравила и в ужасе отпрянула, узнав про гостей.

— Ты с ума сошел. А я? Я пойду сейчас же домой…

Никакие оправдания и доводы не успокаивали ее, Марина со страхом прислушивалась к голосам из передней.

Она скрылась в кухню, чтобы привести себя в порядок, и вошла, когда все уже умылись и, жадно поглядывая на бутылки в руках Андрея, дымили папиросами.

Лицо ее было свежо и припудрено, губы плотно сжаты. Она вошла настороженная и подчеркнуто надменная.

Ее встретили смущенным молчанием. Она не знала никого из присутствующих, и никто не знал ее. Новиков поспешно застегнул пиджак и привстал — как всегда с женщинами, — галантный и оживленный.

— Знакомьтесь, товарищи, Марина Сергеевна, — Андрей взял ее за руку, лицо его слегка побледнело, — моя жена.

Новиков поперхнулся и встретился глазами с Сашей. Простодушный Усольцев сказал:

— А я думал, Андрей Николаевич, что вы холостяк. Марина выдернула руку и принялась хозяйничать у стола. Ее блестящие глаза, все отражая, сами не выражали ничего, они были как два черных зеркала. Мужчины, не дожидаясь бутербродов, выпили первую за ее здоровье.

Пожалели, что нет с ними Борисова. Вторую выпили для «профилактики».

— Безобразие, ночью ввалились, хозяйке хлопоты, — сокрушался Наумов.

— Ничего, я привыкла, — усмехнулась Марина.

— Счастливчик вы, Андрей Николаевич, — сказал Усольцев. — Моя бы выставила нас за дверь.

Марина, подкладывала в тарелки еду, шутила, улыбалась, избегая ищущего взгляда Андрея. Говорили о событиях сегодняшней ночи. Майя Константиновна на измерениях вела себя по-товарищески. Никакого торжества, никакого злорадства. Нина Цветкова кое-что не преминула съязвить. Но в основном это было направлено против Саши.

— При чем тут я? — Саша пожал плечами. Все засмеялись, а Новиков сказал:

— Свадьбу замотаешь? По примеру некоторых товарищей?

— Замотаю, — глухо сказал Саша.

— Устинова-то дала результат довольно точно, — вспомнил Наумов. — Плюс-минус три метра.

Великодушно согласились, что ей действительно кое в чем удалось усовершенствовать метод Тонкова.

— По сравнению с нами — ерунда, — сказал Саша.

— Что ж, Андрей Николаевич, получается, — рассуждал Наумов. — Не только место порчи можно определять точно, но и аварии предсказать?

Саша тормошил сонного Якушева:

— Ты пойми, на всех линиях поставят наш локатор. Знаешь, какое значение это будет иметь? Линии передач построят на тысячи километров…

Мечты ширились. Телеграфные линии, телефон… Приборы будут просматривать обмотки электрических машин. Великолепие будущего кружило их усталые головы.

Андрей заговорил о том, что надо немедленно развернуть исследования новых свойств локатора.

Новиков вздохнул:

— Начинается. Снова муки. Снова ругайся с техотделом. Опять ломай голову над формулами. Опять неприятности и заботы.

— Модест Петрович, завтра же садитесь составлять план, — сказал Андрей.

— Не завтра, а сегодня, — вздохнул, поднимаясь, Усольцев. Гости ушли. В комнате было накурено и душно. Андрей открыл форточку. Морозный воздух белыми клубами валился на подоконник. Марина неподвижно стояла у книжного шкафа. Андрей медленно подошел к ней, осторожно взял ее руку, наклонился и поцеловал в ладонь.

— Марина, спасибо тебе, — сказал он, все еще не смея взглянуть на нее.

Голос его дрогнул. Марина видела, как на склоненной шее часто билась жилка.

Он стоял в смешной, неудобной позе, согнувшись, прижимая ее ладонь к своей колючей горячей щеке.

— Как ты смел… — начала она заготовленную фразу и остановилась, не понимая, зачем это говорить.

Он хотел выпрямиться, но Марина положила свободную руку ему на голову, боясь, чтобы он не увидел ее лица, боясь, что не выдержит и заплачет.

— Все-таки это безобразие, — сказала она, собрав остатки гнева. Ее только и хватило на эту фразу.

Он поднял голову. Она встретила его взгляд, счастливая, и пристыженная, и сердитая.

— Ну, а… как же мне быть перед твоими, перед всеми? Он отвечал смеясь:

— Мы завтра с утра поедем в загс. Мы с тобой будем ездить из загса в загс и регистрироваться… десять… двадцать раз…

— Ты думаешь, это самое главное? Как у тебя это все просто и легко… Ты понимаешь, что самое трудное у нас впереди? Кто знает, как оно все получится…

— У нас-то получится… — убежденно начал он.

— О чем ты?

Андрей покраснел.

— Так… Все не могу забыть. Ты заметила, как ухмылялся Смородин? Попробуй им все теперь доказать. И Борисова нет рядом.

Они долго молчали, следя за седыми клубами воздуха, которые все падали и падали из синего квадрата форточки.

— Я так и знала, — задумчиво сказала Марина.

Андрей засмеялся, бережно взял Марину за плечи:

— Ну и хорошо. А все-таки мне повезло.

— Может быть, — не сводя с него глаз, серьезно, без улыбки сказала Марина. — Наверно, мы узнаем об этом потом…

И это было последнее, что можно передать из их разговора. Все остальное было лишено всякого смысла для всех, кроме них двоих.


Ленинград

1951–1954


Читать далее

Даниил Гранин. Искатели
ГЛАВА ПЕРВАЯ 16.04.13
ГЛАВА ВТОРАЯ 16.04.13
ГЛАВА ТРЕТЬЯ 16.04.13
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ 16.04.13
ГЛАВА ПЯТАЯ 16.04.13
ГЛАВА ШЕСТАЯ 16.04.13
ГЛАВА СЕДЬМАЯ 16.04.13
ГЛАВА ВОСЬМАЯ 16.04.13
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ 16.04.13
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ 16.04.13
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ 16.04.13
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ 16.04.13
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ 16.04.13
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ 16.04.13
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ 16.04.13
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ 16.04.13
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ 16.04.13
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ 16.04.13
ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ 16.04.13
ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ 16.04.13
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ 16.04.13
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ 16.04.13
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ 16.04.13
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ 16.04.13
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ 16.04.13
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ 16.04.13
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ 16.04.13
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ 16.04.13
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ 16.04.13
ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ 16.04.13
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ 16.04.13
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВТОРАЯ 16.04.13
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ТРЕТЬЯ 16.04.13
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ 16.04.13
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЯТАЯ 16.04.13
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ШЕСТАЯ 16.04.13
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ СЕДЬМАЯ 16.04.13
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВОСЬМАЯ 16.04.13
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ 16.04.13
ГЛАВА СОРОКОВАЯ 16.04.13
ГЛАВА СОРОК ПЕРВАЯ 16.04.13
ГЛАВА СОРОК ПЕРВАЯ

Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления

закрыть