Онлайн чтение книги Жанна де Ламот
Глава XXXVI. Белое и черное домино

Саша Николаич в тот же день, как и Орест, получил записку на французском языке без подписи, которая приглашала его вечером приехать в общественный маскарад. Он сразу же каким-то инстинктом узнал, что тут дело касается княгини Марии, и решил поехать непременно.

В самом деле, едва только он появился на маскараде, белое домино с кокардой в семь цветов радуги, как будто ждавшее его, подошло к Николаеву. Его взяли под руку и он услыхал возле самого уха мелодичный голос, говоривший по-французски:

— Я от нее.

Саша Николаич не потребовал объяснений. Он сразу же понял, о ком пойдет речь, и только переспросил.

— От нее?

— Да, да, сама она не могла приехать, не знала наверное, будешь ли ты здесь, и прислала меня.

— Как же она могла сомневаться, буду ли я здесь?

— Записка была без подписи. Ты мог и не догадаться, что это от нее.

— Разве она могла сомневаться в этом? Как же мне было не догадаться?..

— Ну, вот так. Она велела сказать, что любит тебя…

Николаев весь вздрогнул и его щеки вспыхнули.

— Любит?! — повторил он. — Ты не смеешься надо мной, маска?.. Она так и велела передать мне?..

— Да, да, так и велела. Кроме того, она просила завтра быть в Летнем саду, в два часа дня… ровно в два часа дня, у статуи Венеры…

— Завтра?.. В два часа? — радостно проговорил Саша Николаич. — О, я буду там стоять и ждать с самого утра!

— Это будет неосторожно!

— Все равно!

— Нет, не все равно! Ведь, если увидят, как ты будешь торчать на одном и том же месте несколько часов подряд, а она потом придет туда, то будет ясно, ради кого ты стоял… Нет уж, приходи ровно к двум, иначе ты поступишь неосторожно… Ну, а пока прощай! Меня эта безобразная петербургская толпа утомляет и сердит… В Петербурге не умеют веселиться… Что мне сказать от тебя?

— Скажи ей, — начал Саша Николаич, но тут его голос оборвался, дыхание стеснилось и он только смог выговорить: — Скажи ей, что я люблю ее!..

— Будь спокоен, скажу! — шепнуло ему домино и, оставив его руку, так быстро и умело скрылось в толпе, словно растаяло, исчезнув…

Через небольшой промежуток времени у выхода сошлись два домино, черное и белое, и узнали друг друга по прикрепленным у них семицветным кокардам. Черное домино кинулось к белому, видимо, желая заговорить, но то остановило его, приложив палец к губам в знак молчания.

Они вышли из сада, юркнули в ночные мрачные сумерки и быстро добежали, несколько раз оглянувшись, не следует ли за ними кто-нибудь, до угла, где их ожидала карета. Они сели в последнюю, и, когда та тронулась, Жанна де Ламот, одетая в белое домино, обернулась к своей спутнице и сказала:

— Ну, теперь говори!

Ее спутница, княгиня Гуджавели, в черном домино поспешно спросила:

— Ну что? У тебя все хорошо?

— Отлично! — ответила Жанна. — Мне даже не нужно было его распалять; он и так весь — огонь и пламя: горит и пылает… Назначила ему на завтра свидание…

— Как свидание?.. С кем?..

— В Летнем саду… с той, от имени которой я говорила…

— Но как же это? Ведь надо будет ее привезти туда обманом, а обман сейчас же раскроется, как только они заговорят?

— Я с ним говорила от ее имени, но — кто она — я не назвала… Он думает, что речь идет о княгине Марии, а я завтра сделаю так, что в два часа в Летнем саду у статуи Венеры будет Наденька Заозерская и графиня Косунская… обе сразу… пусть он и разбирает, которая из них назначила ему свидание… Ну а у тебя чем закончился разговор?

— Гораздо серьезнее, чем это можно было предполагать! — сказала Гуджавели. — Во-первых, наши предположения оказались совершенно верными. Не только этот Орест принадлежит к иезуитскому ордену, но и француз Тиссонье… Очевидно, они орудуют вместе и, как мы и думали, денежные счеты ведет Тиссонье и через него они получают деньги. Мне удалось очень ловко намекнуть на это в разговоре, и Орест не только не отрицал, но даже вполне подтвердил, что получает деньги от Тиссонье. Он, казалось, как будто был озадачен тем, что я знаю об этом, но затем озадачил меня, в свою очередь, тем, что… нет, даже испугал…

— Испугал?

— Да. Он, оказывается, и на самом деле очень умен и хитер. Свою роль он играл превосходно; дай мне тысячи, и я не узнала бы, что он притворяется — так натурально он держал себя и казался простоватым и пьяненьким. Но он уже раньше, в начале нашего разговора, вдруг довольно некстати упомянул о Марии Антуанетте, а затем, как ты думаешь, что он затем сказал мне?

— Ну, говори скорее!

— Он сказал мне, что считает себя историческим лицом, потому что судьба сводит его с такими историческими людьми, как, например, Жанна де Ламот!..

Жанна вздрогнула и быстро проговорила:

— Неужели господа иезуиты так хорошо осведомлены, что успели узнать такие подробности?

— Вот поэтому-то я и думаю предложить тебе, — стала было говорить княгиня Гуджавели, — не лучше ли тебе отказаться от борьбы с этими людьми? Иезуиты слишком сильны, и наша борьба с ними была бы слишком неравною.

— Напротив! — воскликнула Жанна. — Это-то меня и прельщает; чем сильнее и искуснее противник, тем больше удовольствия бороться с ним. Если этот господин Орест так хитер и умен, тем лучше. Постараемся как можно скорее приняться за него.

— Как же мы примемся?

— Будь покойна: самым верным путем для истинно вражеского нападенья…

— И этот путь?..

— Дружеские сношения… я начну с того, что вступлю с этим Орестом в дружбу…

— Ох, лучше бы уж нам остаться в Крыму! — вздохнула княгиня Гуджавели.

— Как же ты можешь говорить так? Мы были в Крыму заживо погребены, а теперь здесь, это же жизнь!.. Неужели ты не находишь этого?..

Жанна действительно не могла понять жизнь иначе, как непрерывную цепочку интриг, и, если эта нить почему-либо прерывалась, для Жанны прекращалась и сама жизнь.

Приехав в Петербург и сразу же попав в блестящий круг столичного общества, Жанна почувствовала себя как рыба в воде, как птица в воздухе, оказалась на верху блаженства, когда могла запутаться в деятельности общества «Восстановления прав обездоленных», в особенности, когда получила, так сказать, специальную миссию, и нешуточную, потому что борьба с Орденом иезуитов, да еще с преследованием чисто материальной цели, была далеко не шуткой.

Для того чтобы вступить в предварительные, так сказать, сношения, вроде рекогносцировки с агентом противного лагеря, то есть с Орестом Беспаловым, Жанна с княгиней Гуджавели написала ему записку с приглашением на общественный маскарад.

Саше Николаичу тоже было послано такое же приглашение. К нему у Жанны было личное дело. Она взяла на себя разговор с ним и для того оделась в белое домино. Княгиня же Гуджавели должна была, как говорится по-русски, вести переговоры с Орестом, для чего и надела черное домино.