Онлайн чтение книги Кайтусь-чародей Kaytek the Wizard
Глава 17

Кайтусь дважды арестован. Трижды избежал смерти. Улучшенная шапка-невидимка. Унесён вихрем

Знаменитый сыщик Филипс погиб в железнодорожной катастрофе.

— Скверно, весьма скверно. Печально, крайне печально, — сказал начальник уголовной полиции. — Мы потеряли лучшего сыщика. Никто не заменит его.

— Хорошо, просто великолепно. Радостно, чрезвычайно радостно, — говорили международные преступники, мошенники и грабители. — Никто не заменит его.

Двадцать лет Филипс упорно выслеживал и вылавливал преступников. Он брал наитруднейшие дела. Работал в одиночку. Из города в город, из гостиницы в гостиницу — поездом и самолётом, яхтой и мотоциклом. Порой целыми неделями никто понятия не имел, где он, что с ним. Давал о себе знать Филипс, только когда раскрывал всю шайку и её главаря.

Дело иногда оказывалось страшно трудным, и тогда завистливые сослуживцы толковали:

— Филипс не показывается, потому что ему стыдно. На этот раз у него не вышло.

И вдруг — хлоп! — телеграмма:

«Выслать пять метров полотна и десять метров сукна по такому-то адресу».

Это значит, что для ареста нужно пять полицейских в форме и десять агентов в штатском.

Когда преступников арестовывали. Филипс всегда стоял в сторонке, переодетый женщиной. Стоял с пистолетом, готовый в любой момент выстрелить. Однако ни разу он так и не выстрелил.

Он любил повторять полицейским:

— Ваше дело быстро схватить, кого следует, и не дать убежать. Моё — следить, чтобы никто из зевак не получил пулю.

Зеваки — это любопытные прохожие, сбегающиеся толпой, когда на улице что-то случается. Они-то больше всего мешают.

Филипс гордился, что при арестах никто никогда не был даже легко ранен.

— Здоровая полиция должна вылавливать здоровых преступников среди здоровых зевак. Арестовывать нужно людей, а не рубленые бифштексы.

Не нравилось сослуживцам, что Филипс вечно тянет с арестом. Уже всё знает, знает преступника, ходит за ним но пятам, а брать не разрешает.

— Их торопливость помогает нам ловить их, а наша тщательная работа не даёт им скрыться. Поторопишься — схватишь мелкого воришку, а тот, кто больше всего виноват, останется на свободе. Нарыв следует вскрывать так, чтобы вышел весь гной.

Однажды полиция разыскивала двоих грабителей и Берлине. Филипс же поймал не двоих, а целых девять, и не в Берлине, а в Вене. И так всегда: он ловил больше, чем предполагали, и не там, где думали.

Страшно опасен был «франт с чемоданчиком», главарь шайки мошенников. Он всегда носил с собой чемоданчик, где лежала бомба огромной взрывной силы, и похвалялся:

— Я свою жизнь дорого отдам.

Два месяца ходил и ездил за ним Филипс. Наконец всего лишь с одним полицейским он подошёл в театре во время представлсния к «франту».

— Наденьте этому человеку наручники.

— Мне наручники? — удивился «франт» и указал на чемоданчик.

— Я подменил чемоданчик. Ваша бомба у меня, а от моей вреда никому не будет.

— Врёте!

— Проверьте. Я не обманщик и не мошенник. Я даже свою визитную карточку положил в этот чемоданчик.

«Франт» побледнел.

Прекратите болтать, мешаете, — возмутился сосед Филипса.

— О, извините, — ответил Филипс.

И они просидели до самого конца представления. «Франт» тоже прослушал его до конца, только хлопать не мог, потому что был в наручниках.

Филипс послал в Варшаву такую телеграмму:

«Вторник. Продать жеребёнка. Сто метров атласа, сто шёлка, сто бархата».

А расшифровывалось это так:

«Арестовать мальчика. Сто полицейских должны встретить его на вокзале, сто — конвоировать, сто — охранять в тюрьме».

В полиции удивились:

— Наверное, какая-то ошибка. Подождём следующей телеграммы.

Они надеялись получить более точные указания: Филипс обычно посылал несколько телеграмм. Если одну перехватят, то особой беды не будет.

Но больше телеграмм не было. А уже вторник. Люди удивляются, с чего это на вокзале столько полиции. Подходит поезд. Полицейские ждут, присматриваются к приехавшим

Филипса всё нет, а из вагона первого класса выходит Кайтусь с повязкой на лбу.

— Стой! Кто тебя ранил?

— Никто. Поезд потерпел крушение, и я поранился.

— А где отец и мать?

— У этого поезда не было отца и матери.

— Давай без шуточек. С кем ты ехал?

— С Филипсом. Он едва успел мне представиться.

— Почему?

— Потому что отбросил копыта.

— Надеть ему наручники!

— Пожалуйста.

Начальник охраны в бешенстве.

— Что всё это значит? Пусть жеребёнок отчаянный и наглый, но сто человек на одного мальца — не слишком ли?

Отослал он своих людей обратно в казарму, а сам вместе с Кайтусем сел в тюремный фургон.

Поехали.

— Садись, чего стоишь?

— Да нет, я слежу через решётку, чтобы не слишком далеко меня завезли, — отвечает Кайтусь.

— Куда это ты собрался?

— Да уж не в тюрьму — домой. Что-то вы чересчур любопытничаете.

Кайтусь вроде и шутит, но на душе у него тревожно.

«Какое прощание, такая и встреча с родным городом», грустно улыбнулся он.

— Ну, хватит.

Глубоко вздохнул Кайтусь, глянул себе на руки, на руки конвоиру. Нахмурил брови. Прошептал веление.

— Чего ты на меня пялишься?

— Сейчас узнаете.

Повторил Кайтусь веление.

— Приятного путешествия, — произнёс он и открыл дверь тюремного фургона.

Начальник охраны в наручниках и с кляпом во рту на рысях едет в тюрьму, а жеребёнок ускакал.

Только теперь самонадеянный зазнайка понял, что Филипс был прав.

В Варшаве ничего не переменилось. Те же магазины и кинотеатры, так же на тумбах висят афиши, так же спешат прохожие.

Ничего не переменилось, только Кайтусь стал другим

Проходит он мимо своей школы. Остановился у ворот, послушал.

Надел шапку-невидимку, заходит во двор.

Смотрит на одноклассников. Подросли. Дети, что они знают! Играют, бегают друг за дружкой, толкаются, беззаботно смеются.

«Неправда! У них свои — детские — печали, горести, обязанности».

Скривился Кайтусь: увидел своего двойника, тот играл в классы. Какой жизнью живёт этот странный морок, которого он сам создал? Почему так раздражает и тревожит он его? Ведь Кайтусь же сам так захотел.

«Пойду. Нечего мне тут делать».

Отворил Кайтусь калитку.

— Эй, кто там? — удивился сторож.

Невидимый Кайтусь вышел на улицу, а сторож за ним.

А улицу как раз переходил какой-то мальчик.

— Ты чего тут шляешься? Зачем калитку открываешь?

— Я вовсе не открывал. Чего вы ко мне приценились?

— Поговори ещё, враз уши надеру. Марш отсюда!

Кайтусь заметил, как возмущённо блеснули глаза мальчика. Вспомнил, сколько раз вот так же несправедливо и его обвиняли.

Что нужно сделать, чтобы люди верили друг другу? Необоснованные подозрения толкают отомстить, а недоверие убивает в человеке откровенность.

Вот если бы можно было всё говорить всем!

На глазах у Кайтуся даже слёзы сверкнули.

Он тут же перескочил через ограду, вернулся в школьный двор. А тут как раз и звонок на урок. Пользуясь суматохой, Кайтусь уничтожил двойника. Снял шапку-невидимку. Стал снова собой.

— Теперь я опять Антось!

И Кайтусь побежал в свой класс. Погладил, словно верного коня, парту. Встал, когда вошёл учитель. Вынул из портфеля учебник и тетрадку. Внимательно слушает. Он словно забыл обо всех своих приключениях. И урок, обычно такой скучный, пролетел, как одна минута.

Конец занятий. Кайтусь сбежал по лестнице, внизу встретил воспитательницу.

— Антось, что у тебя на лбу?

— Да так, ничего.

И вот он уже на улице, вот уже дома, вот уже мама, Кайтусь бросился к ней на шею, крепко обнял.

— Мама! — только и смог воскликнуть он.

— Что с тобой? Что случилось? Что у тебя на лбу?

— Да ничего.

Но мама не отстаёт.

— Да ничего особенного. Ударился.

— Антось, скажи правду.

— Ну поезд сошёл с рельсов. Не читала разве в газете?

— Какой поезд? Что ты несёшь?

— Да шучу я, шучу. Когда папа вернётся? Опять мы будем вместе. Так мне плохо, когда с вами расстаюсь.

— Подумать только… А кто же тебя гонит, что ты и минуты дома не посидишь?

— Что нового у нас?

— А нового только то, что утром я готовила кофе, а сейчас варю суп.

Мама ведь не знает, что утром в школу пошёл двойник, а вернулся настоящий Кайтусь.

— Мам, а тебе не хочется поплыть в дальнее путешествие на пароходе?

— А кто тогда будет штопать тебе чулки? Вон какую дыру продрал.

— Это не я.

— Известное дело, не ты, а твои ноги. Ох, Антось, когда же ты посмирнее станешь?

— Сегодня же, прямо сейчас.

— Ну, это уже будет чистое волшебство.

Мама штопает, на плите что-то переставляет, помешиваем в кастрюле, а Кайтусь сидит на низеньком табурете, и так ему удивительно хорошо, как давно уже не было.

— Вот так, Антось. Ты уходишь в школу или бежишь с приятелями, папа на работе, а я остаюсь одна со своими мыслями. После смерти бабушки не с кем поговорить, посоветоваться, некому пожаловаться. Вечно я тревожусь за вас.

Кайтусь прижался губами к маминой руке.

— Кто тебе лоб поцарапал?

— Нет, лучше ты расскажи, как было, когда ты была маленькая, расскажи про папу, про бабушку, про меня, про Хеленку.

— Хеленка была спокойная. Может, потому, что девочка, а может, потому, что ещё маленькая была. Хотя ты всегда был сорванец, ещё в колыбели лежал, а всё равно одного тебя нельзя было оставить: всё пытался встать.

Мама рассказывает, время быстро бежит. Вернулся с работы папа,

— Вот тебе твоё сокровище. Посмотри, какая царапина. Оказывается, он попал в железнодорожную катастрофу. Начитается всяких дурацких сообщений в газетах, а потом фантазирует. Ох, и сыночек у тебя.

— Это у тебя такой бездельник. Подойди-ка, Антось. Знаешь, хозяин получил новый заказ. А то дела были такие плохие, я только говорить тебе не хотел. Ну, теперь месяца на два работа есть. Послушай, Антось, царапины у тебя выглядит так, будто они не сегодняшние, а старые.

— Так крушение же вчера было.

— Ой, смотри, парень, придётся мне тебя выпороть.

— Когда терпение лопнет?

— Ох, лопнет, скоро лопнет…

— Ему всё смех, — говорит мама, — а я, когда он уходит из дома, места себе не нахожу.

Сели ужинать. Мама и папа беседуют о новом заказе, о работе. А Кайтусь думает: «Я ведь правду сказал. Сами виноваты, что не поверили. Но теперь всё будет по-другому. Отец перестанет беспокоиться, что потеряет работу, мама не будет бояться. Начнётся спокойная жизнь. С завтрашнего дня. Нет, прямо сейчас».

Кайтусь помог маме вымыть посуду, потом сел за уроки. Он ещё не знает, что его ждёт.

Умер известный писатель. Будут торжественные похороны с оркестром.

В больших городах любят торжественные похоропьт. Если погода хорошая, почему бы не сходить, не поглазеть, не встретиться и не поболтать со знакомыми? У могилы произносят речи — почему бы не послушать?

Все пошли на похороны. Пошёл и Кайтусь. Но он маленький, ему трудно протискиваться в толпе.

На всякие многолюдные сборища всегда приходят карманные воры: в толпе куда проще вытащить из кармана бумажник или часы. Полиции об этом известно, и на такие сборища всегда посылают агента в штатском.

Кайтусь же об этом не знал, и когда его со всех сторон стиснули, он надел шапку-невидимку и, невидимый, принялся локтями и коленями прокладывать себе дорогу.

Он уже почти пробился к самому катафалку. Наступит кому-нибудь на ногу или поддаст кулаком вбок, а человек даже обернуться не может, ну, и сразу начинается скандал, дескать, что за хамство, откуда такая невоспитанность, а Кайтусь тем временем протискивается дальше, и на всём его пути вот такое вот замешательство. Обычные зеваки не обратили на это внимание, а вот тайный агент был настороже. Почувствовал, что кто-то прикоснулся к нему, и, даже не глядя, цап за руку.

— Пустите.

— Не пущу. Снимай шапку. Попался, колдун!

Да, Кайтусь попался. Плохо дело. Снял он шапку-невидимку, покорно пошёл с тайным агентом.

А тот ведёт его, а сам думает, что делать дальше. Колдуна поймать — это не баран начихал. Самым знаменитым сыщикам такое не удавалось. Этот жеребёнок обманул начальника конвоя. Филипс из-за него погиб.

«Если я сдам его в полицию, получу награду. Но лучше бы договориться с ним».

Кайтусь изменил лицо, на случай если будут фотографировать. Он, как говорят спортсмены, в форме и ничего не боится. Уж из тюрьмы-то он выберется.

А полицейский, словно угадав его мысли, чуть ли не упрашивает:

— Да ты не бойся. Ничего плохого я тебе не сделаю.

Привёл его агент в обычный полицейский участок.

— Что за мальчишка? — спрашивает дежурный. — С похорон?

— Да.

— Как тебе не стыдно? — обращается дежурный к Кайтусю. Кто тебя учил такому? Говори, что украл?

— Да нет, — говорит агент. — Может, он только хотел украсть, не успел. А может, мне просто показалось.

Остались они с Кайтусем вдвоём.

— Послушай, парнишка. Ты у меня в руках.

— Ну и что?

— Знаешь, что за твою голову назначена награда?

— Знаю, читал.

— Но мне жалко тебя. Если мы с тобой договоримся, нам обоим будет хорошо. Сам видишь, ты свалял дурака. Ну кто в толпе надевает шапку-невидимку? А всё потому, что ты еще мал. Многого ещё не понимаешь. Научи меня колдовству, будем друг другу помогать. Ну как, нравится тебе моё предложение?

— Нравится. Хорошее предложение.

— Значит, согласен?

— Нет, не согласен.

— Предпочитаешь умереть в камере или висеть в петле?

— В какой ещё петле?

— В обыкновенной. Тебя повесят. Мне-то твоё колдовство не больно нужно, просто ты нравишься мне.

— Вы мне тоже, да только мне пора домой, а то мама будет беспокоиться.

— Не прикидывайся дурачком.

— А вот сейчас увидите, кто дурачок, — произнёс Кайтусь и исчез.

Агент машет руками, ищет, тычется туда-сюда, словно в жмурки играет. А Кайтусь обернулся мухой и полетел себе.

И тут-то подтвердились слова Филипса, что у Кайтуся есть враг, куда опасней полиции.

Сел Кайтусь на стену и угодил в паутину. Вырывается он, жужжит, а к нему на кривых ногах уже подбежал паук и опутывает его липучими нитями.

«Хочу, велю, желаю превратиться в мышь».

И в тот же миг Кайтусь превратился в мышь.

Выскочил он из окна во двор. Закружилась у серой мышки голова. Не успела она ещё в себя прийти, а на неё уже бросился чёрный котище.

Кайтусь уже решил, что пришёл его последний час.

«Хочу, желаю. Желаю, повелеваю».

Успел. Вспорхнул голубем перед самым носом чёрного кота.

Уселся голубь на крыше. Сердце колотится, дыхание спирает. Полетел он поискать места, где можно спокойно снова превратиться в человека, потому что почувствовал: долго ему не продержаться.

И тут произошло третье покушение на его жизнь. В третий раз взглянул Кайтусь смерти в глаза.

Как камень, ринулся на него ястреб. Когти хищника уже коснулись его перьев, но последним, отчаянным усилием голубь увернулся и тяжело упал среди деревьев Саксонского сада.

«В человека, в человека! Хочу, повелеваю».

Сидит Кайтусь на скамейке, обдумывает важную проблему.

«Шапка-невидимка безопасности не обеспечивает. Что из того, что меня не видно, если, даже невидимого, меня можно схватить и застрелить. Нужно всё устроить по-другому. Хочу иметь часы. Пусть на циферблате будут четыре буквы, и пусть у часов будет кнопка. Если я нажму на кнопку один раз, стрелка встанет на букву «А», а я наполовину превращусь и воздух. Если два раза — стрелка становится на букву «В», то есть там, где у настоящих часов цифра шесть. Тогда осязаемыми у меня будут только голова и рука. Когда же мне будет грозить большая опасность, я нажимаю на кнопку три раза. Стрелке встанет на букву «С», то есть там, где цифра девять. Тогда я весь превращаюсь в воздух, остаются только часы и палец, и этим пальцем я смогу нажать на кнопку, чтобы возвратиться в обычный вид».

Кайтусь ещё раз хорошенько обдумал устройство и пожелал такие часы.

Но то ли он устал, то ли волшебство было трудное — что-то вдруг ударило, больно кольнуло Кайтуся в сердце, даже в глазах у него слегка потемнело. Пришлось ему даже за скамейку схватиться, чтобы не упасть.

Но зато у него есть волшебные часы. Теперь он раз и навсегда избавится от преследования людьми. Не придётся ему больше превращаться ни в муху, ни в мышь, ни в голубя, а враг-чернокнижник, наверное, слишком слаб, чтобы погубить Кайтуся-человека.

— На похоронах был? — спрашивает мама.

— Был.

— Вид у тебя утомлённый.

Бедная мама, ведь она ни о чём не догадывается. Но и Кайтуся мучает тайна.

«Лишь однажды я встретился с врагом лицом к лицу. Но кто даёт мне силу? В чьей я могучей власти?»

И чувствует Кайтусь, что недолго ему уже мучиться неведением, что вскоре тайна разъяснится и он всё узнает.

Однажды в воскресенье пошёл Кайтусь на футбольный матч.

До перерыва игра была неинтересная, только во втором тайме обе команды разыгрались.

И вдруг Кайтусю пришла мысль позабавиться — помешать футболистам играть. Пусть-ка они позлятся.

Нажал он один раз на пружину и выскочил на поле.

И началось тут что-то непонятное.

Летит мяч, но внезапно останавливается и меняет направление. Ударят его в сторону ворот, а он вдруг ни с того ни с сего полетит назад.

Словно на поле кто-то ещё играет невидимый и быстрый.

Видит это судья, видят футболисты, но им некогда задуматься, сообразить, в чём дело. Нельзя прерывать игру.

Однако среди зрителей оказался офицер, который всё заметил и понял.

Он обратил внимание, что по полю передвигается тень, хоть человека не видно, причём она меняется: то это тень мальчика, то только половины туловища, а то — руки или головы. И всюду, где мелькнёт эта тень, с мячом происходят странности.

Офицер слышал, что полиция ловит мальчишку-преступника в шапке-невидимке. Он вытащил револьвер и стал осторожно подкрадываться.

Тут как раз назначили штрафной. Офицер подкрался туда, где виднелась тень, услышал тиканье часового механизма и дыхание невидимого Кайтуся. Прицелился он и уже собирался выстрелить.

Вдруг налетел вихрь, подхватил Кайтуся, взметнул над футбольным полем и понёс неведомо куда.