К закату поднимусь на пик Жаровни

Онлайн чтение книги Ли Бо. Стихи
К закату поднимусь на пик Жаровни

Наш путь по Вечной Реке продолжается, и вот по правому борту возникает окутанная дымкой вершина. Это — Лушань! Романтически настроенный молодой Ли Бо взошел на нее сразу же, как только выехал за пределы родного Шу. Быть может, сыграл свою роль и ностальгический элемент: Лушань иначе — по имени легендарных братьев — именуется Куаншань (гора Куан), что, конечно напомнило поэту родной край, где на тамошней Куаншань (с теми же иероглифами) он штудировал даоско-буддийские каноны в монастыре Великого просветления (Дамин). По преданию, в период династии Чжоу на эту гору ушли в отшельничество семеро братьев Куан, откуда и пошло название горы (« лу » — жилище отшельника, отшельник, отшельничество) и нескольких ее вершин, в названия которых включено слово « куан »; позже на Лушань жил отшельник Просветленный, прозывавшийся также Лу-цзюнь, то есть Господин [с горы] Лу. Ли Бо не раз еще поднимался на Лушань, а в конце 750-х годов перевез туда семью, спасая ее от смуты в стране. Он подолгу сиживал за каменным столом в своей хижине, покрытой соломой, или потерянно бродил по склонам, собирая лекарственные травы. Сквозь утренний туман, опустившийся на склоны, пробивались лучи багрового солнца. Со скалистых камней Жаровни срывался стремительный водопад, прорезая туман, и зрелище было редчайшее. По горной тропе брел дровосек с вязанкой за плечами и пел: «К закату поднимусь на пик Жаровни». Ли Бо остановился и прислушался. Дровосек-то поет его песню «Смотрю на водопад в горах Лушань». Сердце всколыхнулось радостью, и он с тихой улыбкой принялся пощипывать усы. Тридцать с лишним лет назад он был здесь, на Лушань, и написал это стихотворение, оно распространилось среди людей, и вот стало горной песенкой дровосеков. День клонился к вечеру, и Ли Бо забросил за спину котомку с травами, подхватил мотыгу и пошел к дому.


Лушань вызвала у экзальтированного поэта взрыв эмоций, и описание горы дано яркими импрессионистскими мазками. Живописный фокус стихотворения — водопад, на который поэт смотрит с расстояния. Он словно ниспадает с неба, неся Земле заложенную Небом энергию. В этот образ вложена сила природы, мощь и величие естественности. Опустив взгляд вниз, поэт оглядывает скалы, влажные от брызг, и напряжение в его душе, омытой чистотой небесного потока, спадает. Лушаньские скалы представлены неким идиллическим миром, далеким от треволнений будней, жизнь на этих склонах кажется той самой благостной «вечностью», которая выступает во многих стихах прямой альтернативой суетной погоне за карьерными успехами. Не случайно через 3 десятилетия, спасаясь от всколыхнувшего страну мятежа Ань Лушаня и облыжных обвинений в государственной измене, Ли Бо увозит семью именно на склоны Лушань.

Смотрю на водопад в горах Лушань

1

К закату поднимусь на пик Жаровни,

Взгляну на юг — там водопад вдали,

Обрушиваясь с высоты огромной,

Он расплескался на десятки ли [141]Мера длины: примерно в 360 шагов (около 500 м.)..

Летит стремительно, как огнь небесный,

Слепит искреньем радужных цветов,

Ты словно встал перед Рекою звездной,

Что низвергается из облаков.

Окинешь взглядом — сколько в этом мощи!

Природные творенья — велики!

Сих струй и ураган прервать не сможет,

В ночи бледнеет месяц у реки.

Из тьмы небесной эти струи пали,

Окатывая стены горных круч,

На камнях капли-перлы засверкали,

Как зоревой передрассветный луч.

Люблю бродить по этим чудным скалам,

Они душе несут покоя дар,

Мирскую пыль стряхну с себя устало  —

И словно выпью Яшмовый нектар.

Мне любо благолепие такое,

Где расстаюсь я с суетой мирскою.

2

Над Жаровнею курится сизый дым,

Водопад висит белесой полосой,

Словно пал он с бесконечной высоты

Серебристою Небесною рекой.

725 г.

Смотрю на вершины Пяти старцев близ горы Лушань

Вон там — пять скал, сидящих старых человечков,

Златые лотосы под сферой голубой.

Видна отсюда прелесть вся Девятиречья [146] Девятиречье : в этих местах, к северу от Лушань, Янцзы разделяется на 9 рукавов..

Уйду от мира к этим тучам под сосной.

725 г.

Гора Лушань была излюбленным местом и даосов, и буддистов, испещривших склоны монастырями и гротами отшельников. Осенью 750 года Ли Бо избрал эти склоны для своего очередного периода отшельничества — ухода от мира для размышлений и обретения мудрости. В этом стихотворении поэт воспроизводит свои ощущения в процессе медитации в буддийском монастыре. «Ночные раздумья» — это эвфемизм медитативного погружения.

Ночные раздумья в Дунлиньском монастыре на горе Лушань

К Синему Лотосу [148] Синий Лотос: поэтический образ глаз Будды; кроме того, это название поселения в Шу, где прошли детство и юность Ли Бо (сам он называл себя Отшельником Синего Лотоса). в необозримую высь,

Город оставив, пойду одинокой тропой,

Звон колокольный, как иней, прозрачен и чист,

Струи ручья — будто выбеленные луной.

Здесь неземным благовонием свечи чадят,

Здесь неземные мотивы не знают оков,

Я отрешаюсь от мира, в молчанье уйдя,

И принимаю в себя мириады миров.

Сердце, очистившись, времени путы прервет,

Чтобы забыть навсегда и паденье, и взлет.

750 г.

То же время, тот же склон Лушань, но это не медитация в молельном зале, а медитативное забытье где-то за пределами монастырской стены, в тиши природы, в слиянии с Естеством, в котором виделась Изначальность мира.

И подумалось мне на закате в горах

На облаке я долго возлежал [149]Традиционное обозначение жизни даоса-отшельника, образ безмятежности, характерной для такого бытия.,

Став постоянным гостем [150]Тот редкий случай, когда слово «гость» (странник, пришелец) имеет положительную эмоциональную окраску. дивных мест,

И насыщалась красотой душа,

Покуда диск закатный не исчез.

Над башней монастырскою — луна,

Среди камней открылся ток ручью.

Чиста душа становится, ясна,

Вот — истина, которой я хочу!

Из рощ коричных слышен плач летяг,

Осенний ветер стих, настал покой.

За море синее [151] Синее море здесь метоним острова бессмертных Пэнлай в Восточном море. глаза глядят —

Умение Хун Я [152]Бессмертный святой, которому, по преданию, уже во времена правления легендарного Шуня было 3 тысячи лет. Овладевая искусством метафизической трансформации (« умение Хун Я » ), поэт ждет «Небесной Колесницы» (традиционное средство передвижения святых), которая увезет его в бессмертие Занебесья. владеет мной.

Пока я жду Небесной Колесницы,

К чему вздыхать и зряшно суетиться…

750 г.

В г. Сюньян (совр. г. Цзюцзян) Ли Бо остановился в даоском монастыре Пурпурного предела, символично связав прошлое с будущим: в 744 г. в монастыре Пурпурного предела (только другом, севернее, в Восточном Лу) он прошел обряд «вхождения в Дао», что дало ему право именоваться монахом (без проживания в монастыре), а в 757 году именно в Сюньяне Ли Бо был заключен в тюрьму, облыжно обвиненный в участии в мятеже против императора.

В сюньянском монастыре Пурпурного предела пишу,

ощущая осень

Что-то осень мне тихонько шепчет

Шелестом бамбуков за окном.

Этот древний круг событий вечный

Задержать бы… Да не нам дано.

Я замру, от этих тайн вкушая,

В беспредельность дух послать могу.

Тучка, от Чжуннани [154]Гора недалеко от Чанъани, на которой жило много даосов, и в 731 г. Ли Бо провел там длительное время в надежде с помощью даоской монахини, родственницы императора, попасть ко двору. пролетая,

Зацепилась за мою стреху.

Что сказать мне Тан-гадатель [155] Тан Цзюй: гадальщик-физиономист периода Чжаньго. сможет?

Да и Цзичжу [156] Цзичжу: гадальщик ханьского периода Сыма Цзичжу. не отыщет слов.

Сорок девять лет уже я прожил,

Знаю: то, что было, то ушло.

Необузданность моя уснула,

Изменился мир уже давно,

Вот и Тао Цянь [157]Великий поэт, который отказался от службы и вернулся к «своим полям». домой вернулся,

И созрело доброе вино!

750 г.

И вот он, последний в земном бытии Ли Бо взгляд на любимую вершину. Пройдя тюрьму, амнистированный на полпути в ссылку, он восходит на Лушань, как в свою юность. Все в мире связано незримыми каналами, и вода в колодце бурлит от волн на отдаленной реке, и друзья, которых становится все меньше, соединены друг с другом энергетикой святых гор.

Покинув город Сюньян, шлю с озера Пэнли судье Хуану

Когда вода в колодце [160] Колодец Гуаньина: находится в районе совр. г. Цзюцзян, сооружен в 200 г. до н. э. Гуаньином, сановником ханьского императора Гаоцзу, был настолько глубок, что подземными течениями соединялся с рекой у г. Сюньян и вода в нем колыхалась от ветра и волн на реке. забурлила,

Я понял — волны по реке пошли

И, в зеркало небес раскрыв ветрило,

Повел свой челн до озера Пэнли.

Слегка поморосило в час заката,

Но снова небо в блеске чистоты,

И вот — Лушань! Душа безмерно рада.

Кто ведает пределы красоты!

Встает луна над каменным зерцалом [161]Нависающий над склоном Лушань круглый камень, отполированный, как зеркало.,

Небесный мост [162]Радуга. Жаровней растворен.

Когда душа о друге вспоминала,

Мы видели Лушань — и я, и он.

760 г.

Оглядываясь на Лушань, пока вершина не скроется из вида, мы с Ли Бо плывем дальше, уже предвкушая знаменитый Осенний плес. Лодка минует отрезок Янцзы, около г. Чичжоу расслоившийся на 9 рукавов (Девятиречье), с девятью вершинами одной горы, напоминающими цветок, жадно распахнувший лепестки. Это была одна из 4 знаменитых буддийских гор. За год до того Ли Бо уже бывал здесь вместе с начальником уезда. Девятипалая гора тогда именовалась Цзюцзышань (букв. «гора с 9 детьми»), а поэт восхитился ее необычной красой и предложил переименовать ее в Цзюхуашань (9 гор-цветов).

Взирая на гору Цзюхуа, подношу цинъянскому Вэй Чжунканю

Я уже бывал в Девятиречье,

Видел девять гор-цветов вдали:

Словно с Неба низвергались речки,

Девять пиков-лотосов цвели.

Так хотел бы я струной певучей

Увести вас в эту даль за мной,

Где хозяин наш на белой туче

Возлежит под вечною сосной [163]Имеется в виду отшельничество..

755 г.


Читать далее

К закату поднимусь на пик Жаровни

Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления

закрыть