Онлайн чтение книги Макамы
Тебризская макама. (сороковая)

Рассказывал аль-Харис ибн Хаммам:

— Помню, когда-то жил я в Тебризе[278] Тебриз  — город в Иране. весело и богато. Но недолго длились счастливые дни — днями трудными сменились они. Ветер злосчастий всех раскидал, друзей, покровителей я растерял и решился с Тебризом проститься, в странствия вновь пуститься. Стал я что нужно в путь запасать да попутчиков верных искать. Как вдруг Абу Зейд идет мне прямо навстречу, рваный плащ накинув на плечи, а вокруг него — женщины огромной толпой, словно стадо верблюдиц, спешащих на водопой.

Друга стал я расспрашивать, что случилось, уж не беда ли с ним приключилась, давно ль он в Тебризе, куда идет и почему за собой такую ораву ведет. На одну из спутниц, идущую рядом, с красивым лицом и со злобным взглядом, Абу Зейд указал и сказал:

— Я взял ее в жены, чтобы грязь холостяцкую она с меня смыла, чтобы нежною лаской жизнь мою усладила. Но взвалил я на плечи непосильную ношу — весь в поту, задыхаюсь, вот-вот ее сброшу. Нрава злее, чем у нее, в целом мире не сыщешь, коварнее женщины не отыщешь. Супружеских прав моих она признавать не желает, а чтобы алчность ее утолить, доходов моих не хватает. Я устал от нее, как от тяжкой работы, вместо покоя она принесла мне одни заботы. Мы теперь к городскому кади[279] Кади  — см. примеч. 59 к макаме 8. идем, у него-то уж мы справедливость найдем: пусть он или помирит нас, или даст нам развод тотчас.

Продолжал аль-Харис ибн Хаммам:

— Тут любопытство мое разгорелось: кто из них верх возьмет, мне узнать захотелось. На сборы махнул я рукой и пошел за супругами, хоть и прок в этом был небольшой. Вот мы явились к тебризскому кади в дом, а этого кади молва называла великим скупцом — из тех, кто никогда не решится даже добычей своей зубочистки с тобой поделиться. Абу Зейд колена перед судьей преклонил и во всеуслышание возгласил:

— Да будет милостив к нашему кади Аллах и да пошлет ему щедрот своих в успеха в делах! Знай, что эта верблюдица не хочет узды признавать, упрямится, в сторону норовит убежать. Я же покорней ей, чем пальцы рук, и в обхожденье — самый сердечный супруг.

Кади сказал:

— Негодница! Мужу непослушание требует строгого наказания! Если ты его прогневила, то побои жестокие заслужила!

Женщина ответила:

— Пусть судья досточтимый знает, что муж мой целые дни на задворках где-то гуляет, меня в одиночестве оставляет и меня же потом обвиняет!

Обратив к Абу Зейду суровый взор, кади воскликнул:

— Какой позор! Верна посеяв в пустыне, ты ждешь урожая или хочешь цыплят получить, на камни наседку сажая! Скорей уходи! Нет для тебя прощения! Ты вызываешь во мне отвращение!

Абу Зейд завопил:

— Свидетелем мне Аллах, эта женщина лживей, чем Саджах[280] Саджа́х  — выступила как пророчица после смерти Мухаммеда (о нем см. примеч. 200 к макаме 29); сведений о ее личности и о содержании ее проповеди очень мало. Мусульмане объявили ее лжепророчицей.!

Жена его в ответ закричала:

— Лживей, чем он, я еще никого не встречала! Клянусь доро́гой к Мекканскому храму, он превосходит лживостью лжепророка Абу Сумаму[281] Абу Сума́ма  — Мусейлима, выступивший с проповедью единобожия еще при жизни Мухаммеда и подчинивший себе область Йемаму в Центральной Аравии. Мусульмане объявили его лжепророком и в 633 г. послали против него войско. Мусейлима и многие его сподвижники были перебиты.!

Гнев Абу Зейда ярким пламенем запылал; рассердись на жену, такую он речь сказал:

— Стыдись, распутница, вонючая лужа, отрава соседа, горе для мужа! Когда мы одни, ты меня терзаешь, а перед людьми во лжи обвиняешь. Вспомни, когда тебя к мужу ввели[282] …когда тебя к мужу ввели…  — По мусульманскому обычаю, муж до свадьбы не видит невесту; во время свадебной церемонии лицо невесты скрыто густым покрывалом. Церемония заканчивается введением жены в комнату мужа. Здесь она снимает покрывало, и муж впервые видит ее лицо. — о, как люди меня обмануть могли! — обезьяны ты была безобразней, чумы заразней, зловоннее мертвечины, жестче старой овчины, риджля[283] Глупее риджля  — арабская поговорка. Риджль — растение из семейства портулаковых; считается «глупым», так как растет на берегах рек настолько близко к воде, что течение постоянно подмывает его корни и сносит с места. глупее, сухой мочалки грубее, подстилки в хлеву грязнее, зимних ночей холоднее, голее кожуры граната и шире устья Тигра и Евфрата! Все грехи я твои прикрыл, в тайне твой позор сохранил!

Но даже если б с тобой поделилась Ширин[284] Ширин  — жена персидского царя из династии Сасанидов Хосрова II Парвиза (590—628), упоминаемая во многих восточных хрониках. Она славилась своей красотой и преданностью мужу. К IX—X вв. о любви Хосрова и Ширин сложился большой цикл преданий; они использованы Фирдоуси («Шах-наме») и Низами («Хосров и Ширин»). красотой, а Зебба[285] Зебба — Зенобия (III в.) — пальмирская царица; при ней и правившем до нее ее муже Узейне Пальмирское царство достигло наивысшего политического могущества. — власти своей полнотой, приданым бы поделилась Буран[286] Буран  — жена аббасидского халифа аль-Мамуна (813—833), славившаяся красотой, дочь одного из богатейших аббасидских наместников., а троном — Балкис, чьим мужем был царь Сулейман[287] Балкис, чьим мужем был царь Сулейман…  — Балкис (царица Савская) и царь Сулейман (Соломон) — библейские персонажи, легенды о которых известны в арабском фольклоре и нашли отражение в Коране (сура 27)., будь ты, словно Зубейда[288] Зубейда (762—831) — жена аббасидского халифа Харуна ар-Рашида., богата, красноречива, как аль-Ханса, оплакивающая брата[289] …Ханса, оплакивающая брата…  — см. примеч. 92 к макаме 13., будь, как Рабиа[290] Рабиа бинт Исмаил аль-Адавийя (ум. в 801 г.) — первая мусульманская женщина-подвижница., благочестива, как мать корейшитов[291] Мать корейшитов  — Хиндиф, или Лейла бинт Имран, жена одного из родоначальников североарабских племен — Ильяса ибн Мудара. Она очень гордилась своим потомством и впоследствии особо чтима была за то, что пророк Мухаммед, происходивший из североарабского племени корейш, был ее прямым потомком., горделива, — все равно я тобою бы погнушался, седлом своим сделать бы тебя отказался, не пустил бы к тебе и своего жеребца — клянусь всемогуществом творца!

Тут женщина разозлилась, рукава засучила, к Абу Зейду в ярости подскочила:

— Ах ты, который Мадира[292] Мадир  — известен своей скупостью, вошедшей в пословицу. Скупость его доходила до того, что он, напоив своих верблюдов из водоема, нарочно загрязнял воду испражнениями, чтоб ею не мог пользоваться никто другой. гнуснее, жалкой блохи грязнее, гиены трусливей, ворона злоречивей! Ты язык наточил, как острый нож, режешь честь мою — а сам-то хорош! Ты ослицы Абу Дуламы[293] …ослицы Абу Дуламы сквернее…  — Абу Дулама (ум. в 786 г.) — негр-вольноотпущенник племени асад, придворный панегирист и шут первых аббасидских халифов. Его ослица безобразного вида, брызгавшая на окружающих мочой, вошла в пословицу. сквернее, клопа-кровопийцы вреднее, обрезка ногтя невидней, порчи воздуха в собранье постыдней!

Даже если б у Хасана[294] Хасан аль-Басри (642—728) — знаменитый мусульманский аскет-проповедник, прославившийся ясным умом и исключительным красноречием. проповедовать ты научился, если б аш-Шааби[295] Аш-Шааби Амир ибн Абдаллах (642—723) — знаток Корана и мусульманского предания, советник халифов. ученостью с тобой поделился, если бы, как Джарир[296] Джарир ибн Атыйя (ум. в 733 г.) — придворный поэт омейядских халифов, особенно прославившийся своими сатирами., ты прославился сочиненьем сатир, если б в поэтике ты превзошел аль-Халиля[297] Аль-Халиль  — Абу Абд ар-Рахман Халиль ибн Ахмед аль-Басри (712—778), один из первых арабских филологов; установил систему арабской метрики., если бы Абд аль-Хамида[298] Абд аль-Хамид ибн Яхья аль-Катиб (ум. в 750 г.) — секретарь последнего омейядского халифа Мервана II. Славился как великолепный оратор, знаток риторики, основоположник эпистолярного жанра в арабской литературе. затмил красотою стиля, если бы наподобие Кусса[299] Кусс ибн Саида (VI в.) — знаменитый оратор доисламской эпохи, чье красноречие вошло в пословицу. овладел ты ораторским искусством, знал бы, как Абу Амр[300] Абу Амр ибн аль-Ала (ум. в 770 г.) — один из первых арабских филологов, знаток грамматики арабского языка и коранических разночтений., грамматику и правила чтения или, словно аль-Асмаи[301] Аль-Асмаи  — см. примеч. 45 к макаме 5., отдавал бы поэзии предпочтение, — то и тогда бы, клянусь Кораном, в моей мечети ты бы не стал имамом[302] Имам  — см. примеч. 201 к макаме 29.. Нет, мечом в моих ножнах тебе не бывать, даже привратником у дверей моих не стоять! Клянусь Аллахом, не пригоден ты ни к чему, не можешь служить даже палкой, чтоб повесить суму!

Обоих выслушав, сказал им судья:

— Друг друга вы стоите, вижу я. Волчица и коршун — отличная пара! И ни к чему вам бесплодная свара. Оставь-ка, муж, свою злость поскорей, не ищи ты к дому окольных путей. А ты, жена, не бранись, поласковей мужа встречай да пошире дверь перед ним отворяй.

Сказала женщина:

— Клянусь Аллахом, лишь тогда я закрою рот на замок, когда он оденет меня с головы до ног. А чтобы покорность мою заслужить, должен он голод мой утолить.

Абу Зейд троекратно поклялся в том, что все его достоянье — рваный плащ, что на нем. Проницательным оком на супругов судья взглянул, острым умом кое-что смекнул, сурово нахмурясь, недовольство свое показал, потом сказал:

— Вам мало того, как видно, что перед судом вели вы себя бесстыдно, не стесняясь, друг друга бранили и, греха не боясь, друг на друга помои лили. Вы хотите еще меня провести, вокруг пальца надеетесь обвести. Но клянусь, мимо цели вы стрелы метали и напрасно за простака меня принимали. Повелитель верующих — да продлит его дни Аллах и да повергнет врагов его в прах — поставил меня споры тяжущихся судить, не долги их взаимные платить. Клянусь его милостью, даровавшей мне судейское звание, право суд вершить и налагать наказание, если вы не раскроете мне свои тайные козни и не признаетесь, в чем секрет вашей розни, то позор всенародный будет вам наказаньем, чтобы пример ваш постыдный всем послужил назиданьем.

Абу Зейд взор потупил, коварство тая, и промолвил:

— Слушай меня, судья:

Тут кади воскликнул:

— Отряхни заботы с твоей души и утешиться поспеши. Ты не только заслуживаешь прощенья, но и за беды твои достойного возмещенья. При этих словах жена возмутилась и, к свидетелям обратись, на судью напустилась:

Когда кади увидел, что эти двое на все способны, а языки их бритвам подобны, он понял, что они опаснее всякой заразы и могут навлечь на него все беды сразу, ибо отпустить одного с дарами, а другого с пустыми руками все равно что с долгами расплачиваться долгами или, молитву творя в час заката, совершать вместо трех лишь два ракята[303] Ракят  — определенный повторяющийся цикл молитвенных поз и формул. Каждая молитва состоит из установленного числа ракятов.. Кади нахмурился и зажмурился, насупился и потупился, забормотал невнятно, заговорил непонятно, кляня судейскую должность злосчастную и судьбу, ему неподвластную, и все несчастья, что на него навалились, словно бы сговорились Вздохнувши тяжко, словно он все добро свое потерял, кади, как женщина, зарыдал и сказал:

— Неужели не удивляет вас, что две стрелы меня одного поразили зараз? Видано ли, чтоб за одно и то же плату требовать дважды? Разве напасешься воды на всех, кто страдает от жажды?

Затем он обратился к привратнику, у двери стоявшему и все приказания его выполнявшему, и сказал:

— Это день испытания, день страдания! Клянусь, злополучней я не видывал дня: нынче не я сужу, а судят меня. Не я справедливый налог налагаю, а с меня ни за что ни про что мзду взимают. Избавь ты меня от них, болтунов безбожных, парой динаров[304] Динар  — см. примеч. 27 к макаме 3. им глотки заткни понадежней, а после того выставь их за порог да двери запри на замок. Всем скажи, что судья нынче занят, жалобщиков не принимает; пусть ко мне никто не приходит и тяжбами не донимает.

Привратник от жалости к господину тоже всплакнул, рукавом со щеки слезу смахнул, вручил Абу Зейду и его жене по динару и сказал, выпроваживая достойную пару:

— Готов засвидетельствовать, вы двое хитрей всех живущих на свете, даже джиннов, не только людей! Однако советую вам суды уважать и язык свой в узде держать. Ведь не всякий на тебризского кади похож и не всюду любителей стихотворства найдешь!

Супруги привратника поблагодарили, совет его по достоинству оценили и удалились, добыче рады, оставив кади, снедаемого досадой.

Перевод В. Кирпиченко