– Жаль, – вздохнул я, подымая бокал, – что я в школе вёл себя прилично и всё учил – не то чтобы я был «оботанелая рука», но как-то боялся, не мог себя противопоставить всем и вся…
Думаю, она не совсем понимала, о чём я. Мы выпили, она подкурила новый косяк.
– Однако в десятом классе я стал изрядно выпивать, и несмотря на то, что был отличником (у меня в аттестате одни пятёрки – она удивлённо вздохнула: «Н-да-а?!»), мне постоянно делали какие-то «строгие выговоры», вытаскивали «на позор» перед линейкой…
Она опять картинно удивилась. Я был доволен. Но к чему вся эта исповедь? Обычно я молчалив и сумрачен, но когда я распалюсь чужим вниманием и спиртным, меня трудно остановить – всяческие автобиографические-анекдотические истории так и льются из меня как из рога изобилия. Кстати, из рога… Я потянулся к бокалу. Мне протянули косяк – третий. Что ж… Запить… Подношу фужер, начинаю пить – глаза смотрят в сам бокал – на громадную массу красной жидкости, которая хочет меня затопить! Я отшатнулся, расплескав вино.
– Ты что? – встрепенулась Зельцер.
– Блин, проглючило, что можно захлебнулся в стакане!..
Она сказала не думать об этом, но когда я опять начинал пить, мне мерещилось то же самое, становилось страшно и я не мог. Как же быть?! Она мне долила ещё – сейчас бы эту лошадиную дозу хлобыстнуть!
Тогда она (!) предложила гениальное решение!
Просто закрыть глаза рукой!
Она опять забивает косячину!
Может хватит, говорю я.
Ещё немножечко.
Я говорю: не могу – меня крутит и мутит.
Ну, Лёшечка.
Глотку так и сушит. Вливаю последнее – тоже две лошадиных дозы.
За тебя.
Всё мутнеет невероятно. Нервы все возбуждены, но голова и тело убиты.
Надо спать наверно, вяло говорит она, зевая и шатаясь, идёт в комнату.
Я иду ссать. Потом к ней, то есть в комнату. Она разобрала мне второй диванчик, работает телевизор, а она, укрывшись и отвернувшись, лежит на своём. Торчит рука с пультом. Я сбросил штаны и рубашку на пол, забрался под одеяло, корчась от леденящего озноба. Меня всего скручивало и трясло радикально. Зубы стучали, сердце колотилось. В глазах был «вертолёт», а если закрыть – потихоньку нарождалась всякая дрянь. Было страшно. Лечь и уснуть, лечь-заснуть-замёрзнуть-умереть. Сердце – невозможно слышать его стуки. Оно леденеет, оно как бы замедляется! Тьфу, тфу! – трясу я головой и бью себя по щекам. Чуть приподнимаюсь, смотрю на неё: спит, сопит, телевизор работает. Кое-как встаю, осторожно беру пульт, выключаю. Она зашевелилась, бормоча сонным голосом:
– Лёшь, ты выключил?..
– Да я, я.
– А…
Ложусь и опять сводит и колотит. Вспоминаю, что надо бы заняться мастурбацией – как же на неё, теперь такую знакомую, не подрочить? Но что, думаю досадливо, она лежит чуть более чем в метре от меня, а я буду дрочить! а вдруг она не спит?! Экран загорелся – она включила! Весь сжавшись и поледенев, лежу, жду… Она засыпает. Жду… встаю, беру пульт, выключаю. Она шевельнулась, отвернувшаяся, вся в одеяле. Темнота абсолютная. Я застыл на мгновенье стоя. Потом упал на колени на пол. Поднялся, держась за диван, сел на край, колотясь и вздыхая несколько долгих секунд, и скользнул к ней под одеяло. Она сразу подвинулась.
Несколько долгих мгновений я лежал не решаясь прикоснуться к ней. Как это дико для меня, думал я, взять вот и протянуть руку, дотронуться до другого существа, абсолютно автономного, иного и чуждого, потребовав любви и ласки, плоти и наслаждения, предлагая себя со своими физическими и духовными внутренностями, принимая всю эту мучительную субстанцию личности другого… Оказывается – чудится мне репосмешок – надо просто привычку иметь! И я прикоснулся к ней – осторожно, мягко, а самого трясло. «Ты спишь?» – прошептал я. Она мурлыкнула что-то невнятное и пошевелилась. Она была горячая и мягкая, тяжёлая, устойчивая. Я прильнул к ней всем телом, гася свои конвульсии об её инерцию. «Ты весь трясёшься, Лёшь» – «Да» – только и смог сказать я. – «И сердце так бьётся» – «Да!» – Сердце моё колотилось и от волнения. Я обвил её руками и ногами, сжимая, целуя и кусая шею, рука залезла в трусики.
Может быть, кружились шальные мыслишки, господь бог наш, прежде чем создать мир сей, тоже долго мялся, волнуясь, как он прикоснётся к абсолютно чуждому пустому небытию, а также что подумают другие – те, что уже были, и те, что ещё не были… (конечно, можно и с больших букв)…
Я ощупал её лобок, потеребил волосики, опускаясь всё ниже, оттягивая трусы. Наконец нащупал складки и стал притираться пальчиком к её щели. Медленно вошёл, изгибая внутри палец, растягивая им её по всей длине. Потом двумя. Одновременно большим водил по анусу… Отнял руку, послюнявил пальцы и принялся совать их V одновременно и туда и сюда, работая сзади потихоньку, а впереди очень активно. Она что-то хмыкнула, выражая неудовольствие. Я резко всунул оба пальца, делая быстрые движения туда-сюда, но не успела она выразить своё негодование, как я тут же поменял: сзади впихнул большой, а впереди все остальные, продирая её, начавшую извиваться – как будто только меня заметила! Она начала какое-то движение, наверно пытаясь освободиться. Она была сильная, но я делал всё-это левой рукой, а забытой правой схватил теперь её за кисти рук, схватил крепко, так что она, как ни старалась, не смогла вырваться. Я, в припадке воодушевления, смело и хаотично – так что она не могла уловить последовательность, ритм – то очень нежно-вкрадчиво, а то совсем грубо – совал ей пальцы то туда, то сюда, то одновременно… Она, казалось, крепилась, но уже не могла сдержаться и тихо начала постанывать…
Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления