Онлайн чтение книги … отдаёшь навсегда
80

Андрей таки вытащил меня в издательство. В уже знакомой мне небольшой квадратной комнате при нашем появлении становится тихо. Редакторы листают какие-то бумаги, роются в толстых справочниках, искоса быстро поглядывают на меня. В тот раз они меня не замечали, но теперь Андрей, видно, наговорил про меня такого, что я поспешно прикидываю, а не лучше ли мне смыться, пока не поздно.

Главный редактор, седовласый, тщательно выбритый и отглаженный, с устоявшимся высокомерно-снисходительным выражением на лице, усаживает нас возле своего стола. Когда-то он не изволил предложить мне сесть, помнит или забыл? Забыл, наверное, смотрит на меня, будто впервой увидел, представляется: Илья Романович Мельников. Руки не протягивает, наверное, Андрей предупредил. Спасибо, Андрюша. Я называю себя. Оба привстаем и церемонно раскланиваемся.

— Позовите, пожалуйста, наших англичанок, — говорит он, и какая-то женщина выходит из комнаты.

Заходят «англичанки»- старая вобла с челочкой надо лбом, в синем вязаном костюме и белой кофточке, Светлана Игнатьевна, моя бывшая преподавательница английского, я даже не знал, что она перешла в издательство, и молодая воробьиха, странно подпрыгивающая, с высоким начесом, под которым определенно спрятана консервная банка или что-нибудь такое же габаритное, и губками бантиком — эту я не знаю. Сдержанно здороваются, и вобла открывает толстенную книгу — похоже, что она не хочет узнавать ни меня, ни Андрея, хотя с первого по четвертый курс мы были ее лучшими студентами. Ну что ж, дело хозяйское…

— Почитайте нам немного с листа и переведите, — говорит Светлана Игнатьевна. — Пожалуйста, вот здесь.

Я довольно бегло читаю и по трепыханию воробьихи за спиной чувствую, что перевожу вполне прилично. Вобла отрывает от книги бесцветные глаза и оборачивается. Воробьиха тут же замирает.

— Хорошо, теперь, пожалуйста, вот здесь.

Это вежливое «пожалуйста, вот здесь…» длится, наверно, целую вечность. Неприступная каменная вобла и восторженная воробьиха гоняют меня до седьмого пота вдоль и поперек всей книги, а периоды у ее окаянного автора длинные, как болгарские макароны, — сколько ни наматывай на вилку, все равно еще двадцать метров обронишь на скатерть или на штаны; они нашпигованы литературоведческими терминами, как шляпка подсолнечника семечками, и я продираюсь сквозь них, оставляя на каждом клочья собственной кожи.

Андрей сидит и блаженно улыбается, кровопийца, — видали, мол, я ж вам говорил… А мне хочется на волю, мне газированной воды хочется, но Светлана Игнатьевна, почти не открывая тонких губ, рыбьим голосом говорит:

— А теперь, пожалуйста, этот отрывочек.

Я занимался английским тринадцать лет, начал еще в больнице, чтоб убить время. Там меня учила медсестра Тоня, она решила изучить все европейские языки, чтобы когда-нибудь путешествовать по миру без переводчиков: медсестра Тоня мечтала о путешествиях, словно она была дочерью Рокфеллера-младшего, а не нашего соседа дядьки Ермолая Пехоты, грузчика с мармеладной фабрики. Она заставляла меня заучивать английские слова с голоса и показывала, как они пишутся в книге. Потом, много времени спустя, когда я уже знал сотни слов и грамматических правил, вот эта вот Светлана Игнатьевна три года исправляла мое произношение. Она и тогда гоняла меня, пока я не начинал тихонько выть от тоски; мне не привыкать, но все-таки сколько можно?…

— Ну как? — наконец спрашивает главный редактор, и я замечаю в его стальных руководящих, глазах огонек любопытства.

— Великолепно! — вскидывает крылышки воробьиха. — У нас в инъязе…

— Неплохо, — роняет вобла. — Язык он знает и чувствует. Нужно будет еще посмотреть несколько готовых глав: стиль, детали… А вообще, если вы не возражаете, Илья Романович, я сама буду вести эту книгу. Ведь Левашов — мой ученик. Один из лучших моих учеников… — И какое-то подобие улыбки трогает ее поджатые губы.

Да ну! — восклицает главный редактор. — Что ж вы сразу не сказали? Устроили тут человеку целый экзамен.

— Видите ли, мне бы не хотелось, чтоб кто-нибудь подумал, что я из личных, так сказать, побуждений отношусь к Левашову… м-м, либеральней, чем к другим переводчикам. Теперь же Виолетта Сергеевна может подтвердить, что он вполне подготовлен к этой работе:

— Да! Да! Великолепно подготовлен! Просто великолепно! — чирикает воробьиха и смотрит на меня круглыми бусинками-глазами. — У нас в инъязе…

Мне так и не удается узнать, что там у них в инъязе: Светлана Игнатьевна вручает мне книгу.

— Я рада, что вы не забросили язык, Саша, — говорит она. — Как только переведете первые главы — приносите, будем читать вместе.

На улице я вытираю мокрый от пота лоб.

— В пампасы! — рычу я на Андрея. — В Рио-де-Жанейро! В крайнем случае, к автомату с газированной водой. И ты будешь кидать монетки, пока в минском водопроводе останется хоть капля воды!

Андрей хохочет.

— Ах, ах! — он хлопает себя по бокам, довольно точно передразнивая воробьиху. — У нас в инъязе… Великолепно!..