Онлайн чтение книги Рилла из Инглсайда Rilla of Ingleside
Глава 13. Проглоченная обида

— Я очень боюсь, миссис докторша, дорогая, — сказала Сюзан, которая только что вернулась со станции, куда носила лучшие косточки для Понедельника, — что случилось что-нибудь ужасное. Луна с Бакенбардами сошел с шарлоттаунского поезда с очень довольным видом . Не припомню, чтобы я когда-нибудь видела на его лице такую улыбку. Разумеется, он мог просто радоваться тому, что надул кого-нибудь, когда продавал скот, но у меня ужасное предчувствие, что немцы прорвали фронт.

Возможно, Сюзан была несправедлива, связывая улыбку мистера Прайора с потоплением «Лузитании» [62]Британский пассажирский корабль «Лузитания» был потоплен германской подводной лодкой у южного побережья Ирландии 7 мая 1915 г. Из находившихся на судне 1959 пассажиров погибли 1198, в том числе 94 ребенка., известие о котором стало передаваться из уст в уста, как только поступила почта. Но в ту ночь гленские мальчишки, все до одного, вышли на улицу и перебили ему все окна в неистовом порыве благородного негодования, вызванного преступлениями кайзера.

— Я не говорю, что они поступили правильно, и не говорю, что они поступили неправильно, — сказала Сюзан, когда услышала об этом. — Я только говорю, что сама была бы не прочь вместе с ними швырнуть несколько камней. Одно известно точно: в тот день, когда поступила новость о потоплении, Луна с Бакенбардами сказал на почте, в присутствии свидетелей, что люди, которые не сидят дома, после того как их предупредили об опасности [63]Пассажирам «Лузитании» было известно об угрозе германского военного командования топить все суда в зоне военных действий вокруг британских островов., не заслуживают лучшей участи. Норман Дуглас буквально бесится и брызжет слюной, когда говорит об этом. «Если дьявол не заберет к себе этих мерзавцев, которые потопили «Лузитанию», то нет смысла в существовании дьявола!» — кричал он вчера вечером в магазине мистера Картера. Норман Дуглас всегда верил, что каждый, кто против него , выступает заодно с дьяволом, но даже такой человек иногда оказывается прав.

Брюс Мередит горюет об утонувших детях. Похоже, он горячо просил о чем-то в молитве в прошлую пятницу, но не получил того, о чем просил, и был немного разочарован. Но, услышав о «Лузитании», он сказал матери, что теперь понимает, почему не получил ответа на свою молитву: Бог был слишком занят, Ему надо было принять души всех тех людей, которые пошли на дно вместе с «Лузитанией». Ум этого ребенка, миссис докторша, дорогая, на сотню лет старше его тела. Что же до «Лузитании», то, с какой стороны ни посмотреть, это ужасное событие. Но Вудро Вильсон собирается написать об этом ноту, так что стоит ли огорчаться? Хорош президент! — И Сюзан гневно загрохотала кастрюлями. Она все чаще предавала президента Вильсона анафеме в своей кухне.

В один из вечеров в Инглсайд заглянула Мэри Ванс, чтобы сообщить, что она не против вступления Миллера Дугласа в армию.

— Эта история с «Лузитанией» меня доконала, — сказала Мэри отрывисто. — Если этот кайзер уже взялся топить невинных детей, пора кому-нибудь его осадить. Надо довести войну до конца. Я эту мысль медленно усваивала, но теперь целиком за. Так что я пошла и сказала Миллеру, что он может записаться добровольцем — я его не держу. Но старую Китти Дуглас не переубедишь. Пусть даже все корабли на свете будут атакованы подводными лодками и все младенцы утонут, Китти и глазом не моргнет. Но я тешу себя надеждой, что это из-за меня Миллер оставался дома, а не из-за прекрасной Китти. Возможно, я ошибаюсь… но мы увидим!

И они увидели. Когда в следующее воскресенье Миллер Дуглас вошел в гленскую церковь с Мэри Ванс, он уже был в военной форме. А Мэри была столь полна гордости за него, что ее глаза так и сверкали. Джо Милгрейв, сидевший в глубине церкви, под галереей, посмотрел на Миллера и Мэри, затем перевел взгляд на Миранду и вздохнул так тяжело, что все сидевшие в радиусе трех скамей от него услышали этот вздох и поняли, о чем он печалится. Уолтер Блайт не вздохнул. Но Рилла, с тревогой взглянув на него, увидела на его лице выражение, поразившее ее в самое сердце. Всю следующую неделю оно постоянно вспоминалось ей и отдавалось тайной болью в душе, хотя внешне казалось, что основная причина ее страданий — приближающийся концерт молодежного Красного Креста и связанные с ним хлопоты. Простуда Ризов, к счастью, не превратилась в коклюш, так что с их номерами дело уладилось. Но многое другое, от чего зависел успех всей затеи, висело на волоске; а накануне концерта пришло письмо от миссис Чаннинг, в котором она выражала сожаление, что не сможет приехать и выступить. Она должна была срочно выехать к сыну, который во время пребывания в Кингспорте, куда перевели его полк, заболел воспалением легких и находился в тяжелом состоянии.

Члены комитета по организации концерта смотрели друг на друга в растерянности и ужасе. Что же делать?

— Вот что выходит, когда полагаются на помощь со стороны, — сказала Олив Керк сварливым тоном.

— Мы должны что-то придумать! — воскликнула Рилла; в таком отчаянном положении было не до того, чтобы обращать внимание на тон Олив. — Мы везде развесили объявления о концерте… и придут толпы народу… даже из города приедут большой компанией… а у нас и так было мало музыкальных номеров. Мы должны найти кого-нибудь, кто споет вместо миссис Чаннинг.

— Не знаю, кого тебе удастся найти в последний момент, — сказала Олив. — Ирен Хауард могла бы спеть; но мало надежды, что она захочет помочь, после того как ее здесь оскорбили.

— Кто ее здесь оскорбил? — спросила Рилла тоном, который обычно называла «холодно-сухим». Но, как ни был этот тон холоден и сух, он не устрашил Олив.

—  Ты ее оскорбила, — заявила она без обиняков. — Ирен все мне рассказала… она была буквально убита горем . Ты велела ей никогда больше с тобой не заговаривать… и, как сказала мне Ирен, она просто не может понять, какие из ее слов или поступков заслуживали такого наказания. Именно поэтому она больше не ходит на наши собрания и присоединилась к Красному Кресту в Лоубридже. Я ничуть ее не виню, и я, со своей стороны, не собираюсь просить ее снизойти до того, чтобы выручить нас в этой неприятной ситуации.

— Надеюсь, вы не ожидаете, что я попрошу ее выступить? — хихикнула Эми Макаллистер, также состоявшая в комитете по организации концерта. — Мы с ней уже сто лет не разговариваем. Ее вечно кто-нибудь «оскорбляет». Но поет она чудесно; это я готова признать. Люди послушали бы ее с таким же удовольствием, как и саму миссис Чаннинг.

— Если бы ты ее даже попросила, это ни к чему не привело бы, — сказала Олив многозначительно. — В апреле, когда мы еще только начали обдумывать программу концерта, я случайно встретила Ирен в городе и спросила, не поможет ли она нам. Она сказала, что была бы очень рада, но, право же, не знает, как она могла бы участвовать в концерте, который организует Рилла Блайт, после того как Рилла так странно с ней обошлась. Вот так-то! И в хорошеньком же мы теперь положении с этим концертом — вся затея провалится с треском.

Рилла пошла домой и закрылась наверху в своей комнате. В душе ее была буря чувств. Она не могла унизиться до того, чтобы принести извинения Ирен Хауард! Ирен была виновата в ссоре не меньше Риллы и вдобавок рассказывала повсюду свою версию произошедшего, изображая все в лживом, искаженном виде и выставляя себя недоумевающей, оскорбленной страдалицей. Рилла никогда не могла заставить себя изложить свой взгляд на причины их ссоры. То обстоятельство, что ей пришлось бы упомянуть об оскорбительных выпадах в адрес Уолтера, заставляло ее молчать. Так что большинство знакомых считало, что с Ирен обошлись несправедливо, и лишь несколько девочек, которым Ирен никогда не нравилась, встали на сторону Риллы. И однако… концерт, ради которого она так упорно трудилась, был обречен на провал. Четыре сольных номера миссис Чаннинг были гвоздем всей программы.

— Мисс Оливер, что вы об этом думаете? — спросила она в отчаянии.

— Я думаю, что извиняться должна была бы Ирен, — сказала мисс Оливер. — Но, к несчастью, мое мнение не поможет тебе заполнить пробелы в программе концерта.

— Я уверена, что, если бы я пошла и смиренно попросила прощения у Ирен, она согласилась бы спеть, — вздохнула Рилла. — Она очень любит выступать перед публикой. Но я знаю, что, если пойду к ней, она непременно воспользуется случаем, чтобы покуражиться надо мной… Я отдала бы все на свете, лишь бы не идти. Вероятно, мне следует пойти… если Джем и Джерри могут встать лицом к лицу с гуннами, я, несомненно, могу встать лицом к лицу с Ирен Хауард и подавить мое самолюбие, чтобы попросить ее об одолжении ради голодающих бельгийцев. В эту минуту мне кажется, я не смогу на это решиться, но все же у меня такое предчувствие, что после ужина вы увидите, как я с кротким видом спешу через Долину Радуг к дороге, ведущей к Верхнему Глену.

Предчувствие Риллы оправдалось. После ужина она нарядилась в голубое, вышитое бисером, креповое платье — поскольку подавить тщеславие труднее, чем гордость, а Ирен всегда замечала любые изъяны и недостатки во внешности других девушек. К тому же, как сама Рилла однажды — ей тогда было девять лет — сказала маме, «гораздо легче быть приветливой, когда хорошо одета».

Рилла уложила волосы в красивую прическу и, опасаясь проливного дождя, надела плащ. Но, пока она одевалась, ей ни на минуту не удавалось забыть о предстоящем неприятном разговоре, и она мысленно репетировала свою роль. Ей очень хотелось, чтобы разговор поскорее остался позади… она жалела, что вообще взялась за организацию концерта в помощь бельгийцам… она жалела, что поссорилась с Ирен. В конце концов, презрительное молчание было бы гораздо более действенным оружием против клеветнических нападок на Уолтера. Было глупостью и ребячеством вспылить, как вспылила она… что ж, впредь она будет умнее, но пока приходилось есть горький хлеб унижения, а этот полезный диетический продукт нравился Рилле Блайт ничуть не больше, чем любому из нас.

Солнце уже начинало садиться, когда она подошла к двери дома Хауардов — затейливого, с претензией на элегантность здания, с белым орнаментом в виде завитков по карнизу и многочисленными эркерами, выглядевшими издали на его стенах как кожная сыпь. Миссис Хауард, полная, словоохотливая женщина, встретила Риллу с чрезмерным радушием и оставила в гостиной дожидаться, пока она поднимется наверх и позовет Ирен. Рилла сбросила плащ и критическим взглядом окинула свое отражение в зеркале над каминной полкой. Волосы, шляпа, платье — все было в порядке… у мисс Ирен не будет повода посмеяться над ней. Рилла вспомнила, какими остроумными и забавными казались ей прежде язвительные замечания Ирен в адрес других девушек. Теперь она поняла, что пришел ее черед.

Вскоре Ирен сбежала вниз по лестнице. На ней было элегантное платье, ее соломенного цвета волосы были уложены по самой последней моде, вокруг нее распространялся приторный аромат духов.

— О, как поживаете, мисс Блайт? — сказала она любезно. — Ваш визит — очень приятная неожиданность для меня.

Рилла встала, чтобы пожать протянутые ей холодные кончики пальцев Ирен, а затем, снова опускаясь на стул, увидела нечто, заставившее ее онеметь на несколько минут. Ирен тоже увидела это , когда садилась, и легкая, дерзкая, насмешливая улыбка появилась на ее губах и оставалась там на всем протяжении разговора.

На одной ноге Риллы была изящная туфелька с металлической пряжкой и полупрозрачный голубой шелковый чулок. На другой — грубый и довольно поношенный ботинок и черный фильдекосовый чулок!

Бедная Рилла! Она переобулась или, вернее, начала переобуваться после того, как надела платье. Вот что получается, когда, делая одно дело, думаешь совсем о другом. Ох, какое дурацкое положение… и к тому же в присутствии не кого-нибудь, а именно Ирен Хауард… Ирен, которая таращилась на ноги Риллы так, словно никогда прежде не видела ничьих ног! А когда-то она, Рилла, считала Ирен исключительно тактичной! Все слова, которые Рилла приготовилась сказать, вылетели у нее из головы. Тщетно пытаясь поджать ногу в злосчастном ботинке под свой стул, она выпалила:

— Я пришла попрошить тебя, Ирен, об одолжении.

Ну вот… еще и зашепелявила! Ох, она готовилась вынести унижение, но не такого масштаба! Право же, всему есть предел!

— Да? — сказала Ирен спокойным, вопросительным тоном, на миг подняв свои неглубоко посаженные, дерзкие глаза на залитое густым румянцем лицо Риллы и снова опуская их, словно не могла оторвать зачарованного взгляда от потрепанного ботинка и изящной туфельки.

Рилла взяла себя в руки. Она не будет шепелявить… она будет спокойной и невозмутимой.

— Миссис Чаннинг не сможет выступить на нашем концерте, так как у нее заболел сын в Кингспорте, и я пришла по поручению комитета, чтобы попросить тебя оказать нам любезность и спеть вместо нее. — Рилла так старательно и четко произносила каждое слово, что казалось она повторяет заученный урок.

— Приглашаете в последнюю минуту, только чтобы концерт не провалился, да? — сказала Ирен с неприятной улыбкой.

— Олив Керк просила тебя помочь, когда мы только задумали этот концерт, а ты отказалась, — возразила Рилла.

— Ну, я едва ли могла помочь… тогда… разве не так? — начала Ирен жалобно. — После того как ты велела мне никогда больше с тобой не разговаривать? Это поставило бы нас обеих в очень неудобное положение; тебе так не кажется?

Ну, вот он — горький хлеб унижения.

— Я хочу извиниться перед тобой, Ирен, за то, что это сказала, — произнесла Рилла ровным голосом. — Мне не следовало этого говорить, и я очень жалела о случившемся с того самого дня. Ты согласна простить меня?

— И спеть на вашем концерте? — спросила Ирен сладенько и с намеком.

— Если ты хочешь сказать, — продолжила несчастная Рилла, — что я не извинилась бы перед тобой, если бы не концерт, то, вероятно, это правда. Но правда и то, что я, с тех пор как мы поссорились, очень жалела о сказанных мною словах, и мне было неприятно из-за этого всю зиму. Это все, что я могу сказать. Если ты чувствуешь, что не можешь простить меня, то я полагаю, говорить больше не о чем.

— О, Рилла, дорогая, не напускайся так на меня, — взмолилась Ирен. — Конечно, я прощу тебя… хотя я ужасно переживала из-за этого… надеюсь, тебе никогда не доведется испытать таких страданий. Я проплакала не одну неделю . А ведь я ничего плохого не сказала и не сделала!

Рилла едва удержалась от возражений. В конце концов, не имело никакого смысла спорить с Ирен, а бельгийцы умирали от голода.

— Ты не думаешь, что могла бы выступить на концерте, чтобы помочь нам? — выдавила она из себя.

Ох, если бы только Ирен перестала смотреть на этот ботинок! Рилле казалось, что она слышит , как Ирен рассказывает Олив Керк об этом визите.

— Право, не знаю, как я могу выступить, когда вы приглашаете меня в последнюю минуту, — возразила Ирен. — Нет времени разучить что-нибудь новое.

— О, ты знаешь множество прелестных песен, которых еще никто не слышал в Глене, — сказала Рилла. Ей было известно, что Ирен всю зиму ездила в город брать уроки пения, и скудость репертуара всего лишь отговорка. — Они все будут новыми для тех, кто придет тебя послушать.

— Но у меня нет аккомпаниатора, — выдвинула новое возражение Ирен.

— Уна Мередит могла бы аккомпанировать тебе, — сказала Рилла.

— Ох, ее я об этом попросить не могу, — вздохнула Ирен. — Мы не разговариваем с прошлой осени. Она так неприязненно отнеслась ко мне, когда мы готовили концерт для воскресной школы, что мне просто пришлось порвать с ней все отношения.

Ну и ну, неужели Ирен была в ссоре абсолютно со всеми? А насчет того, что Уна Мередит к кому-то отнеслась неприязненно… Сама мысль об этом была так нелепа, что Рилле пришлось приложить все усилия, чтобы не рассмеяться прямо в лицо Ирен.

— Мисс Оливер — блестящая пианистка и сможет сыграть любой аккомпанемент с листа, — сказала Рилла, хватаясь за соломинку. — Она сыграет для тебя, и ты легко сможешь прорепетировать с ней все песни завтра вечером в Инглсайде перед концертом.

— Но мне нечего надеть. Мое новое вечернее платье еще не пришло из Шарлоттауна, а я просто не могу надеть старое на такой большой концерт. Оно слишком поношенное и немодное.

— Мы устраиваем этот концерт, — медленно произнесла Рилла, — для сбора средств в помощь умирающим от голода бельгийским детям. Ты не думаешь, Ирен, что один раз могла бы надеть старое платье ради них?

— А ты не думаешь, что во всех этих рассказах об отчаянном положении бельгийцев слишком много преувеличений? — спросила Ирен. — Я уверена, что они не могут умирать от голода… в двадцатом-то веке! Газеты вечно стремятся раздуть шумиху.

Рилла решила, что унижалась достаточно. В конце концов, существовала и такая вещь, как самоуважение. Хватит уговоров; даже ради концерта не стоит продолжать этот неприятный разговор. Она встала.

— Мне жаль, что ты не можешь помочь нам, Ирен, но ничего не поделаешь, нам придется постараться самим как-то выйти из этого неприятного положения.

Такое никак не устраивало Ирен. Она очень хотела выступить на концерте, и все ее возражения были вызваны исключительно желанием добиться того, чтобы ее согласие выглядело как огромное благодеяние. Кроме того, ей хотелось вернуться к прежним дружеским отношениям с Риллой. Чистосердечное, простодушное обожание со стороны Риллы очень льстило Ирен. К тому же было бы очень приятно снова посетить Инглсайд, особенно когда на каникулы домой вернулся такой красивый студент, как Уолтер. Она отвела взгляд от ног Риллы.

— Рилла, дорогая, не делай таких поспешных выводов. Я искренне хочу, если удастся, помочь вам. Сядь, пожалуйста, и давай все обсудим.

— К сожалению, не могу. Мне пора домой… ты же знаешь, я должна покормить Джимса и уложить его спать.

— О да… младенец, которого ты растишь по всем правилам науки. Это так мило с твоей стороны — заниматься им, когда ты терпеть не можешь детей. Как ты рассердилась на меня, когда я его расцеловала! Но мы все это забудем и снова станем подругами, не правда ли? Ну, а насчет концерта… думаю, я отправлюсь завтра утренним поездом в город, возьму у портнихи мое новое платье и вернусь другим поездом после обеда, так что останется вполне достаточно времени, чтобы подготовиться к концерту, если ты попросишь мисс Оливер мне аккомпанировать. Я не смогла бы обратиться к ней с просьбой… она такая невероятно надменная и высокомерная, что наводит ужас на меня, маленькую и несчастную.

Рилла не стала тратить время и силы на попытки защитить мисс Оливер. Она холодно поблагодарила Ирен, внезапно ставшую очень приветливой и разговорчивой, и ушла. Она была счастлива, что разговор позади, но знала, что они с Ирен уже никогда не будут подругами. Дружелюбными знакомыми — да… но не подругами. Да ей и не хотелось дружить с Ирен. Всю прошедшую зиму, несмотря на другие более серьезные тревоги и заботы, она постоянно испытывала сожаление оттого, что потеряла близкую подругу. Теперь это чувство внезапно прошло. Ирен, как выразилась бы миссис Эллиот, не принадлежала к племени знающих Иосифа. Рилла не сказала себе и даже не подумала, что она переросла Ирен. Если бы эта мысль пришла ей в голову, она нашла бы ее нелепой, так как ей еще не было семнадцати, а Ирен исполнилось двадцать. Но дело обстояло именно так. Ирен была все той же, что и год назад… той же, какой ей предстояло оставаться и дальше. Характер Риллы Блайт за тот же год изменился, она повзрослела, стала серьезнее. Теперь она видела Ирен насквозь с поразительной ясностью — различая под всем ее поверхностным очарованием такие черты, как мелочность, мстительность, неискренность, отсутствие чувства собственного достоинства. Ирен навсегда потеряла свою верную поклонницу.

Но, лишь преодолев основную часть обратного пути и оказавшись в безлюдной, испещренной пятнами лунного света Долине Радуг, Рилла вновь обрела спокойствие духа. Она остановилась под высокой дикой сливой, призрачно белой и прекрасной в легкой дымке распускающихся бутонов, и рассмеялась.

— Сейчас имеет значение лишь одно: чтобы Антанта выиграла войну, — сказала она вслух. — Из этого , бесспорно, следует, что не имеет никакого значения, в какой обуви я ходила к Ирен Хауард. Тем не менее я, Берта Марилла Блайт, торжественно клянусь и беру в свидетели луну, — Рилла драматическим жестом подняла руку к упомянутой луне, — что никогда больше не выйду из моей комнаты, не посмотрев самым внимательным образом на обе мои ноги.