— Сегодня ровно два года со дня тех танцев на маяке, когда Джек Эллиот принес нам известие о начале войны. Помните, мисс Оливер?
За мисс Оливер ответила кузина София.
— О, что правда, то правда, Рилла, я отлично помню тот вечер… и как ты вприпрыжку спустилась сюда, чтобы похвастаться своим нарядным платьем. Разве не предупреждала я тебя тогда: почем знать, что нас ожидает? Тебе и в голову не приходило, что ожидает тебя .
— Это никому из нас в голову не приходило, — резко отозвалась Сюзан. — Мы не ясновидящие. Но не требуется никакого особого дара предвидения, София Крофорд, чтобы сказать девушке, что она не сможет прожить всю свою жизнь без каких бы то ни было неприятностей. Это и я могла ей сказать.
— Мы все думали тогда, что война закончится через несколько месяцев, — печально сказала Рилла. — Когда я вспоминаю те дни, кажется таким нелепым, что мы даже не предполагали, какой затяжной окажется война.
— И теперь, два года спустя, ее конец ничуть не ближе, чем тогда, — мрачно отозвалась мисс Оливер.
Спицы Сюзан энергично постукивали одна о другую.
— Ну нет, мисс Оливер, дорогая, вы сами знаете, что это необоснованное утверждение. Вы знаете, что мы ровно на два года ближе к концу войны, когда бы этому концу ни предстояло наступить.
— Альберт вычитал сегодня в монреальской газете, что, по мнению какого-то военного эксперта, война продлится еще пять лет, — вставила кузина София, внеся свой вклад в поддержание общего оптимизма.
— Это невозможно! — воскликнула Рилла, но затем со вздохом добавила: — Два года назад мы сказали бы: «Не может быть, чтобы война продлилась два года». Но вынести еще пять лет такой жизни!..
— Если Румыния вступит в войну — а я теперь очень на это надеюсь, — война кончится через пять месяцев, а не лет, — заявила Сюзан.
— Не верю я в этих иностранцев, — вздохнула кузина София.
— Французы тоже иностранцы, — возразила Сюзан, — а посмотри на Верден. И подумай обо всех победах на Сомме [94]Битва на реке Сомма в Северной Франции была одной из крупнейших операций всей войны, в которой англо-французские войска впервые применили танки.в это благословенное лето. Большое Наступление происходит, и русские по-прежнему продвигаются вперед. Даже сами германские офицеры, которых берет в плен генерал Хейг, признают, что проиграли войну.
— Нельзя верить ни одному слову немцев, — запротестовала кузина София. — Нет никакого смысла в том, чтобы верить во что-то только потому, что тебе хочется в это верить. Британцы потеряли миллионы солдат на Сомме, а далеко ли они продвинулись? Смотри в лицо фактам, Сюзан Бейкер, смотри в лицо фактам.
— Они изматывают немцев в боях, и, пока это происходит, не имеет значения, делают они это на несколько миль западнее или на несколько миль восточнее. Я не военный эксперт, — признала Сюзан с потрясающей скромностью, — но даже я понимаю это. То же самое могла бы понять и ты, если бы не стремилась рассматривать все в мрачном свете. Гунны не самые умные в мире… Ну, пожалуй, до конца этого дня я оставлю вопросы ведения войны Хейгу, а сама пойду и покрою глазурью мой шоколадный торт. А когда это будет сделано, поставлю его на верхнюю полку. Когда я в прошлый раз делала шоколадный торт, я оставила его на нижней полке, а маленький Китченер пробрался в кухню, соскреб всю глазурь и съел. В тот вечер к чаю пришли гости, и, когда я подошла к буфету, чтобы взять торт, что за зрелище предстало моим глазам!
— Вестей от отца этого бедного сироты по-прежнему нет? — спросила кузина София.
— Есть. В июле я получила от него письмо, — сказала Рилла. — По его словам, как только он узнал о смерти жены и о том, что я взяла ребенка — его известил обо всем мистер Мередит, — сразу же написал мне, но, поскольку его письмо до сих пор остается без ответа, он начал думать, что, возможно, оно затерялось в пути.
— Ему потребовалось два года, чтобы начать так думать, — презрительно заметила Сюзан. — Некоторые люди думают очень медленно. Джим Андерсон до сих пор не получил ни царапины, хотя провел уже два года в окопах. Дуракам всегда везет, как говорит старая пословица.
— Он написал с большим чувством о Джимсе и о том, что хотел бы его увидеть, — сказала Рилла. — Так что я ответила ему и рассказала все о малыше и послала его фотографии. На следующей неделе Джимсу исполнится два года, и он просто прелесть.
— Прежде ты не особенно любила младенцев, — заметила кузина София.
— Я и сейчас люблю абстрактных младенцев ничуть не больше, чем прежде, — честно призналась Рилла. — Но я люблю Джимса и, боюсь, была далеко не так рада, как следовало бы, когда из письма Джима Андерсона узнала, что он жив и здоров.
— Неужто ты надеялась, что его убьют! — вскричала кузина София, явно ужаснувшись.
— Нет-нет! Я просто надеялась, миссис Крофорд, что он так и не вспомнит о Джимсе.
— И тогда твоему папаше пришлось бы нести все расходы по воспитанию этого ребенка, — с упреком взглянула на нее кузина София. — Вы, молодые, ужасно легкомысленны.
В этот момент в комнату вбежал сам Джимс, такой розовый, кудрявый и милый, что даже кузина София не могла не сделать ему заслуженный комплимент.
— Он теперь выглядит очень здоровым, хотя румянец у него, пожалуй, чуточку слишком яркий… напоминает, так сказать, чахоточный. Когда я увидела его на следующий день после того, как ты привезла его сюда, мне и в голову не приходило, что ты возьмешься его растить. Я, право, не думала, что ты на такое способна. Я так и сказала тогда жене Альберта, когда вернулась домой от вас. А жена Альберта, помню, говорит мне: «Рилла Блайт способна на большее, чем тебе кажется, тетя София». Именно так она и сказала. «Рилла Блайт способна на большее, чем тебе кажется». Жена Альберта всегда была о тебе хорошего мнения.
Кузина София вздохнула, словно подразумевала, что жена Альберта была одинока в этом своем мнении. Однако кузина София имела в виду совсем не это. Она, насколько это было возможно при ее неизменной меланхолии, испытывала довольно теплые чувства к Рилле; но энтузиазм молодежи следовало сдерживать. Если этого не делать, общество будет деморализовано.
— Помнишь, как ты возвращалась босиком домой с маяка ровно два года назад? — шепотом поддразнила Риллу Гертруда.
— Как не помнить! — улыбнулась Рилла; а затем ее улыбка постепенно стала мечтательной и рассеянной. Она вспомнила кое-что еще… тот час, что провела тогда с Кеннетом на песчаных дюнах. Где-то Кен в этот вечер? И Джем, и Джерри, и Уолтер, и все остальные юноши, которые танцевали под луной на мысе Четырех Ветров в тот веселый, полный смеха вечер… их последний счастливый, ничем не омраченный вечер, — где они? В грязных окопах на Сомме, слышат рев пушек и стоны раненых вместо мелодий скрипки Неда Бэрра, видят вспышки осветительных снарядов вместо серебряных отблесков на синеве родного залива. Двое из них спят вечным сном под маками Фландрии: Алек Бэрр из Верхнего Глена и Кларк Манли из Лоубриджа. Другие лежат раненые в госпиталях. Но пока ничего не случилось ни с сыновьями мистера Мередита, ни с сыновьями доктора Блайта. Казалось, они были неуязвимы для пуль и снарядов. Однако привыкнуть к тревоге ожидания невозможно, и она оставалась все такой же мучительной, несмотря на то, что война тянулась уже много недель и месяцев.
— Если бы это было что-то вроде лихорадки, то, учитывая, что они не заразились в течение двух лет, мы могли бы сделать вывод, что у них иммунитет, но тут совсем другое дело, — вздыхала Рилла. — Опасность точно так же велика и так же реальна, как в самый первый день, когда они попали в окопы. Эта мысль изводит меня каждый день. И все же я не могу не надеяться, что, раз до сих пор с ними ничего не случилось, они и впредь останутся невредимы. Ох, мисс Оливер, хотела бы я знать, какое это будет ощущение, когда, просыпаясь утром, уже не будешь бояться новостей, которые может принести день? Почему-то сейчас я не могу даже вообразить этого. А ровно два года назад, в такое же утро, я проснулась, думая о том, какой восхитительный подарок принесет мне новый день. Вот они и прошли, те два года, которые я тогда надеялась заполнить удовольствиями и весельем.
— А ты променяла бы… теперь… минувшие два года на два года, заполненные удовольствиями?
— Нет, — ответила Рилла, подумав. — Не променяла бы. Странно… правда?.. Это были два ужасных года… и все же я испытываю необычное чувство благодарности за то, что они были в моей жизни… словно наряду со всей душевной болью, которую они принесли мне, я обрела что-то драгоценное. Даже если бы это было возможно, я не хотела бы вернуться на два года назад и снова стать той девушкой, какой была тогда. Не то чтобы я считала, будто сделала какие-то замечательные успехи в своем развитии… но я уже не та эгоистичная и легкомысленная маленькая куколка, какой была тогда. Я полагаю, мисс Оливер, что и тогда у меня была душа… но я ее не знала. Теперь я знаю ее… и это дорогого стоит… стоит всех страданий прошедших двух лет. И все же… — у Риллы вырвался легкий смущенный смешок, — я не хочу продолжать страдать… даже ради дальнейшего духовного роста. Еще через два года я, оглянувшись назад, возможно, тоже почувствую благодарность за то, что они способствовали моему развитию; но сейчас я не стремлюсь к этому.
— Мы никогда к этому не стремимся, — сказала мисс Оливер. — Я полагаю, что именно поэтому нам не дано выбирать самим способы и методы собственного развития. Как бы мы ни ценили то, что принесли нам уроки жизни, мы не хотим продолжения этой мучительной учебы. Ну, что ж, будем надеяться на лучшее, как говорит Сюзан. Дела на фронте, действительно, идут теперь хорошо, и, если Румыния присоединится к Антанте, конец войны может наступить так неожиданно, что мы все будем изумлены.
Румыния, в самом деле, вступила в войну на стороне Антанты, и Сюзан одобрительно заметила, что румынские король и королева — самая красивая королевская чета, какую она только видела на снимках. Так прошло лето. В начале сентября пришло сообщение о том, что канадские подразделения переведены на участок фронта близ Соммы. Тревога домашних становилась все сильнее. Впервые с начала войны миссис Блайт немного пала духом, и, по мере того как проходили дни томительной неопределенности и ожидания, доктор все серьезнее смотрел на нее и часто налагал запрет на исполнение тех или иных заданий Красного Креста.
— О, позволь мне работать… позволь мне работать, Гилберт, — взволнованно умоляла она. — Пока я занята работой, я меньше думаю . Когда я ничем не занята, я воображаю самое ужасное… отдых для меня просто пытка. Оба мои мальчика на ужасном фронте на Сомме… а Ширли день и ночь изучает книги по авиации и ничего не говорит . Но я вижу все больше решимости в его глазах. Нет, я не могу отдыхать… не требуй этого от меня, Гилберт.
Но доктор был неумолим.
— Я не могу позволить тебе убивать себя работой, девочка Аня, — сказал он. — Я хочу, чтобы, когда наши мальчики вернутся домой, их встретила бодрая и здоровая мать. Да ты стала совсем прозрачной! Так не годится… спроси у Сюзан, она подтвердит.
— Подумать только! Ты и Сюзан объединились против меня! — беспомощно сказала Аня.
А вскоре пришла великолепная новость: канадцы взяли Курселет и Мартенпюиш, захватив множество пленных и военной техники. Сюзан подняла флаг и сказала, что теперь Хейг, очевидно, понял, каких солдат выбирать для трудной работы. Остальные домашние не осмеливались ликовать. Кто знает, какую цену пришлось заплатить за эту победу?
В то утро Рилла проснулась, когда рассвет еще только занимался, и, полусонная, с тяжелыми веками, подошла к окну, чтобы выглянуть в сад. В час рассвета мир выглядит таким, каким мы не видим его ни в какое другое время суток. Воздух был холодным от росы, а сад, кленовая роща и Долина Радуг казались полными тайны и чудес. На западе, за холмом, воды гавани были золотистыми на глубоких местах и серебристо-розовыми на мелководье. Ветра не было, и Рилла отчетливо услышала доносившийся со стороны станции заунывный собачий вой. Неужели это Понедельник воет? А если это он, то почему он так воет? Рилла содрогнулась; в этом звуке было что-то зловещее и скорбное. Она вспомнила, как однажды, когда они возвращались домой после наступления темноты и услышали вой собаки, мисс Оливер сказала: «Собака так плачет, когда мимо пролетает Ангел Смерти». Рилла вслушивалась в вой с холодеющим от страха сердцем. Выл Понедельник… она была в этом уверена. По ком этот его плач? Чьей душе шлет он это полное тоски приветствие и прощальный стон?
Рилла вернулась в постель, но заснуть не смогла. Весь день она наблюдала и ждала в ужасе, о котором никому не говорила. Она сходила на станцию взглянуть на Понедельника, и начальник станции сказал: «Этот ваш пес выл с полуночи и до рассвета — прямо ужас какой-то! Не знаю, какая его муха укусила. Я один раз встал, вышел и позвал его, но он даже внимания на меня не обратил. Сидел совсем один под луной там, в конце платформы, и каждые несколько минут задирал морду, бедняга, и завывал так, словно сердце у него разрывалось. Он никогда раньше так не выл… всегда спал себе тихонько в своей конуре от поезда до поезда. Но вчера ночью явно у него было что-то на уме».
Понедельник лежал в своей конуре. Он помахал хвостом и лизнул руку Риллы, но не притронулся к еде, которую она принесла ему.
— Боюсь, он заболел, — с тревогой сказала она.
Ей ужасно не хотелось уходить и оставлять его одного. Но в тот день не пришло никаких плохих вестей… и на следующий тоже… и на следующий. Страхи Риллы улетучились. Понедельник больше не выл и продолжал неизменно встречать все поезда. Прошло пять дней, и все в Инглсайде уже начали чувствовать, что можно снова приободриться. Рилла носилась по кухне, помогая Сюзан готовить завтрак и пела так звонко и весело, что кузина София в доме по другую сторону дороги услышала ее и ворчливо сказала, обращаясь к жене Альберта:
— «Кто поет до завтрака, заплачет перед сном» — я много раз слышала эту пословицу.
Но Рилла Блайт не пролила слез в тот день. Когда отец, с посеревшим, постаревшим, искаженным лицом, пришел к ней в тот день и сказал, что Уолтер погиб в битве за Курселет, она жалким маленьким комочком упала без чувств в его объятия. И еще много часов провела она в этом милосердном обмороке, не возвращаясь к мучительной боли реальности.
Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления