Онлайн чтение книги Роковое наследство
XVI. БАМБУШ-ГУЛЯКА И ЛЕЙТЕНАНТ

Начиная свой рассказ, Ренье говорил легко и непринужденно. Однако по мере того, как воспоминания оживали в его душе, возрождалось и прежнее волнение. Юноша и сам не заметил, как перестал рисовать. Голос его зазвучал глубоко и приглушенно.

Венера, неподвижная, как прекрасная статуя, внимательно слушала молодого человека.

– Лейтенант насытился, – продолжал Ренье. – До меня донесся запах дымка: Куатье закурил. На вопрос старухи он ответил:

– Это же сколько камней перекидать надо, чтобы узнать, что там, на дне рва. Башенка, она неширокая была, но высоты порядочной, и ров под ней – жутко глубокий. Я зажег фонарь и спустился. Что за ночь! Ад, да и только! Я на войне бывал, всякого насмотрелся. Я в тюрьме сидел и слышал, как для меня сколачивают эшафот. Каждым ударом гвозди словно в печенки загоняли. Хозяину разные люди по разным причинам служат, лично я – потому, что он меня воскресил, когда голова моя уже должна была скатиться с плеч... Так вот, сегодня во рву меня такой же холодный пот прошиб, как тогда, возле эшафота.

Я обнаружил на дне рва груду обломков и стал в них копаться. Сначала я увидел костюм Джам-Паоло, не костюм, а мешок с красным месивом. Потом мне долго ничего не попадалось.

Затем между двумя большими камнями я разглядел клочок материи, вроде как голубой.

На Николасе Смите была голубая матросская блуза.

Сдвинуть камни я не мог, а потому просто сунул руку в щель.

Сунул – а там что-то теплое. Нечего больше искать; ясно – Смит там, расплющенный в лепешку.

Останков священника я так и не нашел, разве что капли запекшейся крови, разбрызганной по камням, принадлежали ему...

– Ну а маркиз Кориолан? – спросила старуха сдавленным голосом.

– Этот последним был, – тихо-тихо продолжал Лейтенант. – Я весь завал обыскал. А после вижу: в стороне, в овраге, белеет что-то на черной траве. У меня кровь застыла в жилах. Тело не было искалеченным. Молодой хозяин лежал на спине и будто спал.

Когда я подошел ближе, раздался оглушительный удар грома и порыв ветра задул фонарь. Настала кромешная тьма.

Затем в ночи вспыхнула молния и осветила тело, великолепное, точно мраморная статуя, без единой царапины, с прекрасным, как у женщины, лицом, обрамленным черными кудрями; я увидел белоснежный лоб и широко раскрытые глаза.

Старуха забормотала себе под нос слова молитвы.

– И ты не решился ударить мертвого, палач? – спросила потом женщина так тихо, что я едва расслышал ее голос.

Вместо ответа Лейтенант с шумом отпихнул табурет – и тут же крикнул, вскакивая на ноги:

– Молчать! Нечего переживать из-за всякой ерунды. Это их дела, вот пусть они сами между собой и разбираются.

Теперь Куатье снова оказался в поле моего зрения. Я видел со спицы его геркулесовы плечи; он стоял, устремив взгляд на портрет старика.

Потом Лейтенант жестом подозвал Гуляку, и они оба принялись молча разглядывать то деда, то внука.

– Старик как будто насмехается над всем миром, – процедила наконец женщина.

– Да, а молодой отвечает: смеется тот, кто смеется последним, – возразил Лейтенант.

– Так он же умер! – всплеснула руками Бамбуш.

– Да разве они умирают! – воскликнул бандит, пожав плечами. – Они отправляются в гости к сатане, а потом возвращаются на землю.

Тут Куатье хлопнул себя по лбу: видно, вспомнил что-то важное.

– Ах ты, Господи! – крикнул он. – Главное-то я забыл!

– Скорей стели и грей постель, – торопливо продолжал Лейтенант. – Хозяин велел передать тебе, что сегодня долго засиживаться не станет, ляжет, мол, пораньше... Эй! Слышишь?

Где-то у меня за спиной, далеко-далеко внизу раздался тук тяжелых шагов, кто-то поднимался по лестнице, ведущей, надо думать, прямо в мой чулан.

Старуха насторожилась. Она стояла теперь прямо против меня. Лампа освещала ее лицо.

От ужаса женщина побелела, как полотно.

Рука, сжимавшая бутылку, замерла на полпути ко рту, потом дрогнула и безжизненно опустилась.

– У меня-то ведь тоже из головы вон! – в отчаянии воскликнула Гуляка. – Господи Боже мой! Что же делать? Дитя-то невинное!

Это она обо мне...

– Какое еще невинное дитя? – нахмурившись, спросил Лейтенант.

Бамбуш-Гуляка в двух словах рассказала ему о том, как я появился в доме и как она, вопреки здравому смыслу, жалилась надо мной.

– Он такой же бледный и красивый, как они, – добавила женщина.

Лейтенант разразился зловещим хохотом и прошептал:

– Во рву всем места хватит.

У меня все внутри похолодело, и я решил отчаянно сопротивляться, однако не смог пошевелить ни рукой, ни ногой.

Шаги на лестнице смолкли.

– Отдыхает на площадке, – пояснила старуха и добавила:

– На парнишку мне, сам понимаешь, наплевать, но прежде, чем что-нибудь делать, глянь на него хоть одним глазком.

Она взяла со стола лампу, подошла к моему укрытию и толкнула дверь ногой.

Лейтенант следовал за Бамбуш, ворча сквозь зубы:

– А чего мне на него смотреть?

Однако, когда женщина подняла лампу и осветила мое лицо, Куатье остолбенел, а потом попятился и пролепетал:

– Еще один! Затем он перевел взгляд на портрет маркиза Кориолана.

На лестнице вновь послышались шаги.

– А ну, вставай! – грубо прикрикнул на меня Лейтенант.

– Вставай, вставай, да поживее! – поддакнула старуха ворчливым голосом, в котором, однако, сквозило волнение.

От бесчисленных ушибов и ран, которые я получил, когда волны швыряли меня на прибрежные скалы, тело мое словно окаменело.

Кажется, я сохранил только дар речи.

И я проговорил, вроде бы даже с улыбкой:

– Если вам вздумается меня убить, то сделать это будет несложно.

Лейтенант опустил глаза. Казалось, в душе его боролись противоречивые чувства. Старуха влезла с объяснениями:

– Пока он сюда добирался, ходьба его разогревала, а теперь, поди, вся кровь в жилах застыла.

Тот, кого они величали Хозяином, был уже совсем близко, за своей спиной я слышал его надтреснутый голос:

– Видали, как башня рухнула! Будто только нас и дожидалась. Бывает же!

И говоривший сухо рассмеялся, но никто из его свиты ему не ответил.

Лейтенант между тем принял решение. Он подхватил меня на руки и, не слишком церемонясь, перекинул через плечо.

Старуха проводила нас до ступенек и, закрывая за нами дверь, прошептала:

– На сегодня покойников уже довольно. Хоть этого пощади.

Лейтенант почти бегом спустился с лестницы, и мы оказались на улице, где по-прежнему свирепствовала буря.

Он поставил меня у стены и спросил:

– Вы можете идти, молодой человек? Я ничего против вас не имею и готов отпустить вас на все четыре стороны.

– Даже чтобы спасти свою жизнь, я не в состоянии сделать ни шага, – ответил я.

– Вы знаете эти места? – осведомился Куатье.

– Еще пять дней назад я жил в Париже и никогда прежде не бывал на Корсике, – проговорил я.

Лейтенант поразмыслил и сказал:

– Подождите-ка...

Я остался один под ледяным дождем. Минут через десять я услышал, как по грязи хлюпают копыта. Покачиваясь в седле, Лейтенант напевал армейскую песенку:

Подъехав ко мне, Куатье спешился и подсадил меня на лошадь.

– Нет ничего глупее, – проворчал он, – чем отправляться в путь в такую ночь, вместо того, чтобы дрыхнуть в мягкой постели под теплым одеялом. Но я как был дураком, так дураком и останусь!

Он вскочил в седло позади меня. Сам бы я тогда ни за то не удержался на коне.

– Но! Каньото! – закричал Лейтенант, резко подхлестнув лошадку. – Перебирай ногами, старая кляча! Да, смотри, не оступись, а то прикончу на месте!

Лошадь, явно не заслуживавшая таких оскорблений, припустила галопом, не страшась топкой грязи.

У Лейтенанта словно был какой-то талисман, который вел его вночи.

Но Куатье все же приходилось петлять, поскольку узенькие ручейки превратились от дождя в неукротимые потоки.

Во время одного из таких объездов молния осветила глубокий овраг, который находился справа от меня, и за которым я, как мне показалось, разглядел какое-то мощноестроение.

– Меньше всего мне хотелось очутиться здесь снова, – пробормотал Куатье. – Так и вижу, как на дне сверкают глаза Кориолана. Проклятое место! Гони, Каньото, овца паршивая! Какой красавец был! А ведь два часа назад еще крепко на ногах стоял – в отличие от тебя.

Лейтенант затянул «Мальбрук в поход собрался»; лошадь помчалась вперед: Куатье безжалостно колол ее ножом.

Так мы скакали около часа.

Минут через тридцать небо прояснилось, хотя ураган все еще бушевал. Перестав петь, Лейтенант погрузился в мрачное молчание.

Потом он вдруг обратился ко мне с вопросом:

– Вы дворянин?

Я ответил отрицательно, тогда он поинтересовался:

– Вы знаете графа Жюлиана?

Я снова сказал «нет» – и вспомнил, что уже слышал имя Жюлиана, когда прятался в чулане. Помолчав, Куатье продолжал:

– Дорог на свете много, и куда они только не ведут... Вам лучше всего никогда больше не приближаться к тому месту, где вы провели первую половину нынешней ночи, и не болтать о том, что вы видели и слышали.

Тут Лейтенант внезапно остановился. Впереди во тьме вырисовывались смутные очертания какого-то города.

Куатье ссадил меня на землю и развернул взмыленную лошадь.

Напоследок сказал еще:

– Это Сартен. Тут полно постоялых дворов, как и в Пантен-ля-Галетт. Думаю, по дороге вас достаточно растрясло, и теперь вы сможете сами добраться до ближайшего заведения. Доброй ночи... Но, Каньото, пошла, тощая корова!

Лейтенант хлестнул несчастное животное и галопом умчался во мрак.