Онлайн чтение книги Грехи распутного герцога Sins of a Wicked Duke
Глава 26

Не обращая никакого внимания на джентльмена, остановившегося перед его креслом, Доминик продолжал смотреть на мерцающий в камине огонь, подняв ко рту стакан с выпивкой, до тех пор, пока парень несколько раз не кашлянул. Заметив его, герцог проворчал:

— Я занят, – он сделал глоток.

— Ваша светлость, простите, что беспокою. Но дворецкий послал меня сюда.

— Адамс? – он как раз собирался поговорить с ним о том, чтобы тот никого не пускал на порог.

— У меня к вам срочное дело.

Доминик фыркнул и бросил взгляд на мужчину, который его пристально разглядывал.

— Мы встречались раньше? Ваше лицо кажется мне знакомым.

— Я Джон Мэдоус. Секретарь вашего деда.

Доминик заворчал и допил бренди. Он рукой подал знак слуге, чтобы тот принёс ещё. Подняв на мужчину безжалостный взгляд, герцог спокойно произнёс:

— Здесь закрытый клуб.

— Да, но мои дела срочно требуют вашего внимания, и мне разрешили с вами встретиться, – он посмотрел вниз на свою мятую одежду и стряхнул пыль с брюк: — Простите за столь позднее вторжение и за мой внешний вид. Просто я ехал целый день, пытаясь добраться до вас. – Оглядев взглядом помещение, он понял, что они стали объектами всеобщего внимания. Несколько джентльменов уставились на них со своих мест, прервав чтение газет и игру в карты. — Тогда говорите, что хотели, и убирайтесь отсюда.

Лакей поспешно принёс поднос с новым графином. Доминик протянул свой стакан, чтобы его наполнили снова. Последние несколько дней он провёл в клубе больше времени, чем дома. Глупо, конечно, но он прятался от Фэллон. Он не мог и не хотел видеть женщину, которую желал больше всего на свете, и не мог получить. Секретарь опять прочистил горло и изо всех сил дёрнул свой шейный платок. Дамон оперся спиной об роскошную обивку кресла и вытянул ноги вперёд:

— Выкладывайте! Что за послание?

— Послание?

— Да. От моего деда, – он замолчал, чтобы сделать ещё один большой глоток бренди, затем с издёвкой добавил: — Что нужно от меня этому старому ублюдку?

Глаза Мэдоуса расширились позади пары очков:

— Вы обращаетесь к нему подобным образом? – он оскорблено пожал плечами.

— А вы знаете других старых ублюдков?

Мэдоус открыл рот, но так и не смог ничего ответить. Да, ведь его не было поблизости, когда миссис Пирс безраздельно властвовала в Вэйфилдском Парке. Доминик нетерпеливо махнул рукой.

— Ваш дедушка. Он немного…

— Да? – Несмотря на свой безразличный вид, герцог почувствовал, как ему сдавило грудь, и уже было приготовился к худшему, заранее предполагая, каким будет известие.

— Жалуется на здоровье.

Рука Доминика застыла на полпути ко рту. Не мёртв, значит. Жалуется на своё здоровье. Он сделал ещё глоток.

— Понятно, – Дамон опустил стакан на стоявший рядом маленький столик из красного дерева. Не осознавая, что делает, он незаметным жестом погладил искалеченную плоть на своей ладони.

— Когда я последний раз видел его, он тоже жаловался. По–моему, старики только этим и занимаются.

— Да, но на этот раз ему действительно стало хуже. Боюсь, его время скоро истечёт.

Губы Доминика вытянулись в жестокую ухмылку.

— Это то, что случается со всеми старыми людьми. Они умирают.

— И у вас нет ни малейшего желания увидеть его?

— Я недавно встречался с ним.

— А сейчас не хотите?

— Он не умирает, — громко произнёс Доминик, при этом ещё больше мужчин в клубе уставились на них. Герцог простодушно взглянул на секретаря: — Он сам мне говорил, что не умрёт, пока не убедится, что я прочно и хорошо устроился в жизни, женился и веду праведное существование.

Мэдоус скептически оглядел его:

— Правда? Но я не думаю, что он сможет жить вечно. Как бы он сильно того ни хотел.

Доминик рассмеялся. Он обратил внимание на скрытый намёк секретаря. Но ему было всё равно.

— Вы его недооцениваете!

— Я, конечно, понимаю, что между вами существуют некоторые разногласия…

Доминик хотел сказать секретарю, что тот ни черта не понимает, но сдержался. Главное, что мужчина ничего не знал о самом герцоге.

Не знал он ничего и о почтении, которое следовало бы оказывать таким знатным людям, как Дамон. Он ещё громче рассмеялся в ответ.

— Разногласия? Это слишком громко сказано.

— Я с великим удовольствием провожу вас до Вэйфилд–парка к вашему…

— А теперь объясните мне, с какой это стати я должен хотеть попасть туда? – У него не было никакого желания вернуться в дом, где он провёл свою юность.

Пусть его дед умрёт и сгниёт в гробу – ему всё равно. Он и так провёл достаточно несчастных лет своей жизни в тех стенах.

— Что ж, если вас не интересует дедушка, то,может, заинтересует вопрос о состоянии Вэйфилд–парка и его аренде?

— Все эти вопросы в течение долгих лет решались и без моего присутствия.

— Да. Но этим занимался мистер Коллинз. А сейчас он болен. Так что, не желаете ли вы ознакомиться с состоянием…

— Нет. Я обо всём позабочусь, когда придёт время. После его смерти.

Мэдоус поправил очки и склонил голову на бок.

— Простите, что вы сказали?

— Вы слышали.

Мэдоус отрывисто кивнул, на его лице застыло непроницаемое выражение.

— Теперь я понимаю, что всё, что о вас говорят – правда.

Доминик пожал плечами и проворчал что–то нечленораздельное в знак того, что ему наплевать на мнение какого–то там секретаря.

Мэдоус фыркнул:

— Вы — сам дьявол.

Доминик потянулся за стаканом:

— Мне это уже говорили.

С возмущённым ворчанием Мэдоус развернулся на своих каблуках.

Герцог с холодной улыбкой наблюдал за тем, как маленький человечек покинул комнату. Некоторое время он сидел, не двигаясь. Он чувствовал себя одиноким, хотя и находился в помещении, полном людей. Доминик ненадолго замкнулся в себе, пытаясь понять, какие всё–таки эмоции вызвало у него известие о скорой кончине его дедушки. Если в его сердце ещё остались хоть какие–то чувства.

В конце концов, он решил, что нет. Только унылая пустота зияла в его груди. Равнодушие охватило его, как обычно. Ничего. Он не чувствовал абсолютно ничего. Только мрак.

Его разум блуждал, перескакивал с одной мысли на другую, требовал и жадно стремился, как он вскоре осознал, к женщине, которая привнесла чувства в его чёрствую душу, вдохнула тепло в арктическую пустоту, что зияла на месте его сердца. Фэллон. На этот раз приятные воспоминания, связанные с ней, отвлекли его внимание от других забот.

Фэллон – единственная, кто заставил его почувствовать себя чем–то большим, чем просто бесчувственный кусок материи, влачащий праздное существование. Единственный человек, который мог заставить его… чувствовать. И не только когда их тела переплетались. Но каждый раз, когда он видел её, говорил с ней, думал о ней. С Фэллон он ощущал себя правильным, значимым, искренним.

А она не захотела иметь с ним ничего общего. Чёрт бы её побрал! Фэллон хотела жить своей жизнью. Хотела копить жалкие гроши, которые зарабатывала. Чтобы обрести дом. Дом. Что могло быть в нём такого особенного? Просто крыша и четыре стены?! Почему этот чёртов дом значил для неё так много? У Доминика была целая куча поместий, но ни одно из них не играло для него никакой существенной роли.

Допив остатки бренди, он поднялся с кресла. Внезапно ему захотелось побыть в одиночестве. В этот поздний час герцог мог спокойно вернуться домой, не беспокоясь о том, что встретит кого–либо на своём пути. Особенно её. Потому как она, конечно, уже забылась сладким сном в одной из комнат, предназначенных для слуг. Горничная. Жизнь, которую она предпочла ему.

Фэлон уставилась на чемодан, в который сложила все свои пожитки. Их оказалось немного. Его содержимое точно отражало, насколько тяжела была её жизнь.

Грудь девушки приподнялась, когда она сделала глубокий вдох, осмотрев содержимое чемодана в последний раз. Больше складывать нечего. Теперь она будет жить только для себя. Скоро у неё будет столько вещей, что их будет невозможно уместить в одном маленьком чемоданчике. Он просто будет настолько переполнен, что его даже нельзя будет закрыть. Даже если ей придётся пожертвовать своей гордостью, она примет предложение лорда Ханта.

Фэллон успокаивала себя той мыслью, что Па одобрил бы её согласие принять помощь. В противном случае, он бы разозлился. Она и сейчас как будто бы слышала его голос.

Упрямая девчонка, бери деньги! Я заработал их потом и кровью, для тебя.

Вдруг она представила лицо Доминика. Фэллон тряхнула головой и бессознательно дотронулась до своих губ кончиками пальцев. Черт, она желала его больше, чем того следовало бы. Но он ей не нужен. Она никогда не будет с ним. Особенно если для этого ей нужно продать себя, продать все свои желания и мечты в обмен на неопределённое количество жарких ночей в его постели.

Девушка прошла в другой угол комнаты к маленькому столику, на середине которого лежала визитка лорда Ханта, и взяла карточку в руки. Завтра она пойдёт к нему. Завтра она примет его деньги. Завтра у неё начнётся новая жизнь.

Проведя пальчиками по выгравированным буквам, Фэллон положила карточку обратно на стол. А сегодня вечером…

Сегодня вечером она попрощается с герцогом.

Конечно, она может просто сбежать. Выйти утром из дома, не попрощавшись и не объяснив причины своего отъезда. Или могла просто сообщить мистеру Адамсу, что увольняется. Снова встречаться лицом к лицу с герцогом было вовсе необязательно. И больше она никогда бы его не увидела.

Но Фэллон не могла поступить подобным образом. С её стороны это будет выглядеть как–то… неправильно. Особенно после… всего, что было.

Плохо это или нет, но она не могла уйти, не увидев герцога в последний раз.

Открыв дверь своей комнаты, она скользнула в мрачную тишину коридоров.

Доминик сидел в гостиной, вытянув ноги перед огнём. Огонь практически плавил подошву ботинок, но он даже не шелохнулся, предпочитая боль обгоревших ступней всем остальным чувствам, от которых по–настоящему страдал. Чувства. Дерьмо. Он потратил много лет на выпивку, женщин и рисование, чтобы пробудить в себе хоть какие–то чувства, а сейчас не мог остановить поток нахлынувших на него эмоций.

Разочарование разливалось по его телу, принуждая встать и отправиться на поиски Фэллон. Он должен вернуться в свою комнату, в свою постель, но запах Фэллон, преследовал его там, заставлял мучиться. Гостиная была безопаснее. Его веки закрылись. Он знал, что таким образом рискует заснуть, а утром, в лучшем случае, слуги обнаружат его здесь. Что вероятнее, в худшем случае, утром его найдёт Фэллон. Он не мог держать себя в руках, когда она находилась рядом. Не мог не дотрагиваться до нее. Не мог не наброситься на неё. На женщину, которая предпочла скромную жизнь служанки жизни с ним.

— Доминик.

Мягкий голос Фэллон заставил затрепетать все его нервные окончания. Он как будто мысленно сам позвал её.

Герцог крепко зажмурился, пытаясь остановить волну закипавших эмоций. В этой девчонке не было ничего, что могло бы пробудить в нём подобные чувства к ней. Ничего. Так же как и в нём. Доминик открыл глаза и увидел, что она стоит перед ним, одетая в отвратительную униформу, которую носили все рабочие его поместья. Его взгляд прошёлся по ней и остановился на её лице.

— Что–то ты забрела слишком далеко от крыла, предназначенного для слуг, не находишь? Пошла прочь!

— Я пришла, чтобы… — она замолчала, увидев, в каком беспорядке находилась его одежда. Её ноздри дрогнули, когда она ощутила исходящий от него запах алкоголя. – Что случилось?

— Ничего, – его рука впилась в подлокотник кресла. – Просто ещё одна ночь, полная распутства.

Она некоторое время разглядывала его, затем медленно покачала головой, отвергая его ответ.

— Нет. Что–то произошло! Я ещё никогда не видела тебя таким!

Неправедный гнев охватил его.

— Ах, сделай милость, докажи, что ты меня совсем не знаешь.

— Если бы ты провёл ночь, полную распутства, то понимал бы, что тебе сейчас не следует находиться здесь.

Она приподняла голову и посмотрела на него сверху вниз, словно он какой–нибудь непослушный ребёнок. Этот взгляд ещё больше разжёг его гнев.

— Ну же, давай я провожу тебя в твою комнату.

— Проваливай отсюда, — прорычал он, с отвращением воспринимая её материнский тон и то, как она посмела вести себя с ним, словно со маменькиным сынком. – Ты дала мне ясно понять, что не заинтересована в том, чтобы стать моей любовницей. А поскольку мне не нужна нянька, ты свободна. Проваливай!

В её янтарных глазах разгорался огонь.

— Ты – грёбаный подонок! — она кивнула в подтверждение своих слов. – Ты забыл, что такое доброта. Я пришла, чтобы попрощаться.

Она отвернулась, готовая уйти.

— Скатертью дорога! – Крикнул он, вскочив на ноги. Он постарался не обращать внимания на резкую боль, которая пронзила его грудь при одной только мысли о том, что никогда больше не увидит её.

Когда она снова повернулась к нему лицом, яркий румянец покрыл её щёки, такой же красный, как и выглядывающие из–под чепца локоны.

– Вижу, я зря пришла, чтобы рассказывать о своих чувствах.

— С каких это пор при прощании нужно говорить о чувствах?

— Ни с каких, — гневно огрызнулась она, грудь вздымалась от глубокого и неровного дыхания.

— Просто повернись и выйди за дверь, – он покрутил в воздухе пальцем, изображая маленький круг. – Вот так. Это просто. Ясно?

— Абсолютно, – развернувшись на каблуках, она поспешила к двери.

Доминик яростно запустил руку в волосы, чуть ли не с корнем выдирая их от безысходности. Дьявол! Он с рычанием кинулся её догонять, и уже чуть было не схватил Фэллон за плечо, когда она вдруг остановилась и резко обернулась.

Они врезались друг в друга, и девушка испуганно вскрикнула.

Герцог схватил её, когда Фэллон захотела отстраниться, и крепко прижал к себе, стиснув руками её плечи. Их взгляды встретились, и словно срослись, равно как и их грудные клетки, вздымавшиеся от прерывистого дыхания.

Выругавшись, Доминик нагнулся и впился в её губы варварским поцелуем. Он заставил их раскрыться, впуская его, и их языки сплелись в жестокой схватке. Грубо. Беспощадно. Злость переполняла его.

Девушка обвила руками его шею и ответила на поцелуй. Обнимая друг друга, они опустились на ковёр гостиной, не прерывая поцелуя. Единственными звуками, раздавшимися в комнате, было потрескивание поленьев и шипение огня в камине. Герцог коснулся её ягодиц и придвинулся ближе, давая ей ощутить всю силу его желания. Она тихонько застонала и углубила поцелуй.

Доминик внезапно прервал его и с рычанием отстранился. Боль и жажда неутолённого желания пронзили его тело насквозь, заставляя каждое нервное окончание сжаться от напряжения.

— Уходи, – резко выплюнул он. – Уходи сейчас же, иначе, Бог тому свидетель, я не остановлюсь!

Фэллон отпрянула от него. Решительность отчетливо читалась в её взгляде. Тёплый янтарь. С красноватым оттенком из–за света очага. С коротким кивком она поднялась и повернулась в сторону выхода из гостиной. Звук страдания вырвался из его горла, пока Доминик наблюдал за тем, как она уходит, и, не двигаясь, сидел на полу. Если он пошевелится, то кинется догонять её.

Пальцы девушки сомкнулись на дверной ручке. А он всё смотрел, и с трудом поднялся на ноги, наблюдая за тем, как она уходит из его жизни. Он боролся с желанием затащить её обратно, задрать ей юбки и выплеснуть всю ту злобу и жестокость, что накопились в нём.

Доминик услышал, как раздался щелчок замка.

Он потрясённо моргнул.

Фэллон повернулась и прислонилась спиной к двери. Она не ушла. Она осталась. Несмотря на его предупреждение. Уперев ладони в дверь, девушка пристально изучала его. И всё же, несмотря на неприступность, в её взгляде мерцал огонь – желание, причиной которого был он. Он же собирался и разжечь его с ещё большей силой.

Она остаётся. Сейчас. Сегодня. Доминик сделает так, что она будет помнить каждое мгновение.

Может быть, завтра утром, когда наступит рассвет, Фэллон покинет его. Но он дал клятву, что заставит её помнить. Дал клятву, что она никогда не сможет забыть его. Он был в этом уверен.

В каком бы чёртовом жилье она не поселилась, пусть даже назовёт его «домом» и будет ценить больше, чем Доминика, воспоминания о нём будут преследовать её всегда…