Онлайн чтение книги Собрание сочинений (Том 4)
ЕЩЕ НЕ ВЕЧЕР

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

К о н с т а н т и н О л е с о в.

Г а л и н а О л е с о в а.

А с я О л е с о в а, 17 лет.

Т о л я О л е с о в, 16 лет.

К а л е р и я.

И в а н о в, не главный начальник.

Н и к о л а е в, главный начальник.

С е к р е т а р ш а.

Р о ж к о в.

Т е т я Ш у р а.

С о ф а.

А с х а б.

С и д о р к и н.

С и д о р к и н а.

Г о р е н к о.

С у л е й м а н, муж Асхаб.

Б р ю н е т и з "Г а с т р о н о м а".

Разные люди в строящемся городе.

1

Очень плохо одетый, понурый и неприкаянный, К о н с т а н т и н О л е с о в появляется на фоне могучей строительной панорамы: буровые вышки, стрелы кранов, законченные и незаконченные здания. Он идет походкой человека, которому предстоит пренеприятное дело, и так как это дело к тому же скорей всего не выгорит, то спешить нечего. Но если оно не выгорит, то будет вообще черт знает что. И потому не идти нельзя. Он приходит к двери, обитой кожей. Это дверь начальника строительства. Перед дверью с е к р е т а р ш а, строгая, с машинкой и телефонами.

О л е с о в. Здравствуйте.

С е к р е т а р ш а. Здравствуйте.

О л е с о в. Я опять к вам.

С е к р е т а р ш а. Я вижу.

О л е с о в. Кажется, уже пятый раз. Или шестой.

Звонит телефон.

С е к р е т а р ш а. Слушаю вас. Совещание в одиннадцать. Да. Да. Макет доставят к одиннадцати. (Вешает трубку.)

О л е с о в. Как сегодня? Можно будет?

С е к р е т а р ш а. Не думаю. (Телефон.) Слушаю вас. Да! Соединяю. (В другой аппарат.) Александр Владимирович, возьмите трубку министерство.

О л е с о в. Если попозже?

С е к р е т а р ш а (разбирает бумаги). Попозже - совещание.

Олесов отходит и возвращается.

О л е с о в. А после совещания?

С е к р е т а р ш а. После совещания Александр Владимирович поедет обедать.

О л е с о в (отходит и возвращается). А нельзя записаться на прием? На завтра, послезавтра, когда возможно... Ведь у меня вы знаете какое положение.

С е к р е т а р ш а (терпеливо). Я понимаю. По вашему делу я не могу записать на прием. По этим делам Александр Владимирович лично не принимает.

О л е с о в. Он мне помогал.

С е к р е т а р ш а. Правильно. А на этот раз вернул ваше заявление без всякой резолюции. Как же я вас запишу на прием? Совершенно исключительный случай, чтобы он вернул бумагу без резолюции.

Олесов отходит и стоит в раздумье.

Я вам советовала обратиться в профсоюз, обращались?

О л е с о в (со слабой вспышкой раздражения). Вы советовали!.. (Сейчас же испугался своей вспышки). Куда я не обращался, вы спросите.

С е к р е т а р ш а (игнорирует его вспышку). Я бы на вашем месте на них нажимала. Здесь вам сколько раз уже протягивали руку. В чем дело! Пусть теперь они что-нибудь придумают. А с женой у вас - по-старому? То есть, я хотела сказать - по-новому? То есть, я имела в виду...

Входит И в а н о в.

И в а н о в (кивнув на дверь). Кто есть?

С е к р е т а р ш а. Пока никого. Александр Владимирович разговаривает с Москвой.

И в а н о в. А, товарищ Олесов! Ну что, как жизнь?

О л е с о в. Какая моя жизнь... У вас папиросочка не найдется, товарищ Иванов?

И в а н о в. Я ж бросил. Уже два месяца. Что-нибудь образуется?

О л е с о в. Ничего не образуется.

И в а н о в. Да. Трудно. Прямо не соображу, ей-богу, как с вами быть. Где то место, куда можно без ущерба... И надо же - как раз мы объявили месячник борьбы.

О л е с о в. Но где-то я должен быть, что-то я должен делать?

И в а н о в. Да. Безусловно, иначе как же? Надо что-то для вас подобрать. Никак, понимаешь, не могу подобрать...

С е к р е т а р ш а. Я ему советую нажать на профсоюз. Член профсоюза очутился в безвоздушном пространстве - что-то они обязаны?..

И в а н о в. Да что ж его туда-сюда кидать, понимаешь. Профсоюз - он всемогущий, что ли? То же самое, будут смотреть ребята и разводить руками. И они-то в основном и призваны проводить месячник, вот ведь история.

О л е с о в. Товарищ Иванов, если б мне поверили... Последний раз! Клянусь!

И в а н о в. А, ей-богу. Вспомните, вы жизнью детей клялись. Куда больше.

О л е с о в. Теперь - уж самый последний! Поверьте!

И в а н о в (страдает за него). Голубчик, ведь ты говоришь, а в глубине души сам знаешь, верно, что опять будет то же самое, верно?

О л е с о в. Нет! Не будет! До конца дней урок!

И в а н о в. Скажу откровенно, что тебе окончательно повредило, это история с женой. Чтоб женщина выставила мужа из дому, прожив с ним чуть ли не двадцать лет, и в здоровом коллективе чтоб сочувствовали ей, а не мужу, - не часто бывает, верно?

О л е с о в. Я кругом все разрушил, я во всем виноват, но в последний, последний раз поверьте, товарищ Иванов!

И в а н о в. Сколько их было, последних?

О л е с о в. Чем вам поклясться?

И в а н о в. Ох, да не надо. Сдержал бы так, без клятв. Ведь вот сейчас - чистенький, верно? Почему не можешь всегда быть чистеньким? Немножко усилий, ну! Немножко побольше доброй воли! Я ж вот курить бросил? Нелегко было, не скажу, что легко, и сейчас тянет, по ночам даже снится, но бросил же, когда доктора велели!.. Да. Но без разрешения Николаева я не могу. Он сказал: ожесточимся!

О л е с о в. Я хотел с ним поговорить. Он меня много раз выручал. Может, не станет так уж ожесточаться.

И в а н о в. Что ж, может быть. Он с головой мужик. Ладно, давай вместе поговорим. Ты сейчас хороший. Почему не поговорить?

О л е с о в. Так не пускают.

И в а н о в. Что значит не пускают. У него же никого нет?

С е к р е т а р ш а. Александр Владимирович разговаривает с Москвой!

И в а н о в. Ладно! Обожди меня! (Уходит в кабинет Николаева.)

Входит Р о ж к о в.

Р о ж к о в. Я видел, как ты сюда пошел... Ну как? Ну как?

О л е с о в. Да никак пока.

Р о ж к о в. С самим говорил? Говорил?

О л е с о в. Дай папиросу.

Р о ж к о в. Нету, брат, сам бы стрельнул у кого-нибудь... А с Ивановым говорил?

О л е с о в. Говорил.

Р о ж к о в. Ну что, ну что?

О л е с о в. Ну ничего пока.

Р о ж к о в. Где ж он, Иванов? У самого? А Галину ты видал? Видал Галину?

О л е с о в. И что тебе, Рожков, всё интересно...

Р о ж к о в. Я ее видел и сказал твои новости - ну, брат, поражаюсь этой женщине! Ни сочувствия, ничего! Ни-че-го! Только губы поджала этого, говорит, давно надо было ожидать. И больше ни сло-ва! Как-то я даже огорошен был: я к ней специально бегу, два раза никого не застаю дома, а она...

О л е с о в. Тебе что, своих неприятностей не хватает, что чужими занимаешься?

Р о ж к о в. В конторе целое обсуждение: что будешь делать, если тебя не восстановят. Кассирша сказала - в разнорабочие возьмут. У других мнение - не возьмут в разнорабочие. И что, говорят, за профессия для работника умственного труда. И что ты по состоянию здоровья не осилишь. А бухгалтерша кричит - выслать тебя как тунеядца, вот старая сволочь, а? Вообще давали тебе жизни, давали. Слушай, правда, если не восстановят? Знаешь, что бы я на твоем месте? Я бы на твоем месте...

О л е с о в. Можно подумать, тебе на своем делать нечего.

Р о ж к о в. Чудак, чего ты сердишься?

О л е с о в. Я не хочу это слушать! Я не хочу слушать!

Р о ж к о в. Я тебе хочу морально помочь!

О л е с о в (погас). Папиросу бы лучше достал.

И в а н о в (в дверях). Зайди, товарищ Олесов.

Олесов уходит в кабинет.

Р о ж к о в. Вот чудило, я за него болею, а он обижается. Должен бы спасибо сказать...

В кабинете: Николаев, Иванов, Олесов.

Н и к о л а е в (дав Олесову приблизиться к столу). Олесов?

О л е с о в. О л е с о в...

Н и к о л а е в (он монументален, слова на вес золота). Я не ответил на ваше последнее обращение - почему? Потому что мы сделали все, что могли. Мы вас посылали на курсы счетных работников. Мы вас лечили. Мы помогали вашей семье. Мы вас спасали от отсидки за мелкое хулиганство.

О л е с о в. Это было один раз. И это не я. Это другой. То есть хулиганство другой, а приписали мне. Я не бил эти стекла, я не могу бить стекла, не в моей натуре...

Н и к о л а е в. Я прямо-таки привык находить на столе ваши заявления. (Иванову.) Верите - я уже его почерк узнаю! Я считаю, Олесов, наши обязательства в отношении вас исчерпаны полностью. Не потому, что месячник. Я считаю - это пустяковая затея, все эти месячники. Как будто можно за месяц исправить то, что сложилось веками. Но мы решили положить этому конец на строительстве. И положим.

О л е с о в. Товарищ Николаев...

Н и к о л а е в. Мы строим город, каких еще не было в истории человечества, а вы себе позволяете, вы и вам подобные! Позор! Раздаются голоса, чтоб с вами поступить как с тунеядцем - но я против. Ради вашей семьи я против. Потому что вам как с гуся вода, а для них травма. Мы тут посоветовались с товарищем Ивановым, и вот что мы вам предлагаем. Сейчас требуются люди на две большие стройки: Салехард и Мадьюган. Мы вам помогаем оформиться, скажете - куда. Получаете расчет, садитесь в поезд и едете. Вот так.

И в а н о в. Я б на твоем месте поехал. Ей-богу! В других краях и жизнь, возможно, сложится по-другому. Новая обстановка - вдруг и приведешь там себя в порядок.

О л е с о в. Сплавляете?

И в а н о в (рассердился). "Сплавляете"! А что с тобой делать? Научи, ну, с какого еще боку за тебя браться?

Н и к о л а е в. Дальнейшее зависит от вас. Мы человеки, не боги. Не можем пересоздать вас заново.

О л е с о в. Но я бы не хотел уезжать. Я бы все-таки просил остаться здесь... если можно.

Николаев отрицательно качает головой.

А это где, эти стройки?

И в а н о в. Салехард - на Оби.

Н и к о л а е в. Богатейшая река, грандиозные перспективы.

С е к р е т а р ш а (заглядывает). Александр Владимирович. Макет принесли.

Л ю д и в к о м б и н е з о н а х, к у р т к а х и п и д ж а к а х вносят части макета нового города. Они расставляют дома, деревья, мачты высоковольтной передачи, стелют газоны, автострады, реку с мостами и электростанцией - сначала в кабинете Николаева, потом, так как несут еще и еще и места в кабинете не хватает, - по всей сцене.

Н и к о л а е в. И стадион успели?

П р и н е с ш и е м а к е т. Всё успели, Александр Владимирович.

Пускают машины по улицам.

С поселками-спутниками город будет связан электричкой.

Пускают электричку.

Н и к о л а е в (взволнованно). А театр где?

Вылезает из-за стола и, переступая через дома, отправляется осматривать макет. Они двигаются в этом красивом городе и склоняются над ним, как осторожные заботливые Гулливеры.

И в а н о в. Озеленения маловато.

П р и н е с ш и е м а к е т. Сейчас, сейчас.

Расставляют парки.

Н и к о л а е в (объясняет). Это краеведческий музей. Это театр.

П р и н е с ш и е м а к е т. На полторы тысячи мест.

Начинают бить фонтаны. Общее веселое оживление.

Н и к о л а е в (вспомнил, оглянулся на Олесова). Так мы договорились. Завтра утром скажете, что вас больше устраивает - Салехард, Мадьюган, - вам сделают. (Иванову.) Распорядитесь, чтоб ему всё сделали. А этот фонтанчик почему не бьет?

Макет разрастается, заполняет сцену. Высоко поднимая ноги, Олесов смиренно и виновато выбирается из прекрасного города.

2

Коридор общежития. Ряд дверей с номерами.

О л е с о в стучится в первую дверь.

Г о л о с т е т и Ш у р ы. Да!

О л е с о в (приоткрывает дверь). Добрый день, тетя Шура! Семен дома?

Т е т я Ш у р а (выходит, решительная, и загораживает вход). Нету Семена.

О л е с о в. Мне показалось, он домой прошел.

Т е т я Ш у р а. Нету.

О л е с о в. А вот же его ботинки стоят...

Т е т я Ш у р а. Хотя б и не ботинки, а сам бы Семен тут стоял, сказано - нет его, и все.

О л е с о в. Мне, значит, показалось... (С мучительной развязностью.) Тетя Шура, я завтра расчет получаю, вы меня, по старой памяти, не выручите?

Т е т я Ш у р а. Я думала, ты прежний долг принес.

О л е с о в. Завтра получу расчет, тогда прежние, новые - все...

Т е т я Ш у р а. Константин, со мной эти штуки брось. Сколько тебе Семен передавал? И всё до завтра. (Затворяет дверь.)

Олесов стучится в другую.

Г о л о с С о ф ы (жизнерадостно). Да!

О л е с о в. Софочка, можно вас на минуточку?

С о ф а (выходит). Ох, Константин Николаич, это опять вы... На этот раз я ничего не могу, честное слово...

О л е с о в. Софочка, я завтра получаю расчет и уезжаю, совсем, клянусь, вам в первую очередь отдам, всё до копейки!

С о ф а (беспомощно). Вот видите, Константин Николаич, вы еще и уезжаете... Мне Миша категорически не позволил вам больше давать!

О л е с о в. Софочка, у вас же свои деньги, что вам Миша... Я четыре дня капли в рот не брал! Ваш Миша - человечек жесткий, а вы добрая, вы же всегда меня жалели!

С о ф а. Константин Николаич, я ничего не говорю, может быть, действительно надо жалеть, что вы четыре дня в рот не брали, но у нас ведь ребенок, и квартирку нам дают, обставиться надо, мы действительно, честное слово, не имеем права, и вы Мишу, пожалуйста, так не называйте человечек!

О л е с о в. Софочка, - на маленькую!

С о ф а (чуть не плачет). Константин Николаич, ну это ужасно! У нас же совершенно нечего поставить в квартирку! Честное слово! Ну что я могу!.. (Закрывает дверь, расстроенная.)

Олесов стучится в третью.

А с х а б (отворяет и становится на пороге). Здравствуй.

О л е с о в (заметил, что тетя Шура смотрит из своей двери). Можно к тебе зайти?

А с х а б (стоит на пороге). Я пришла с работы, убрала так чисто, теперь мою пол. Не сердись.

О л е с о в. Это самое, Асхаб. Я уволился, завтра получаю расчет одолжи трешку.

А с х а б (улыбаясь). Я деньги дома не стала держать. Я их храню в сберегательной кассе. А то всё забираете, или ты, или Сидоркин. А Сулейман обижается. Нам надо родным посылать. Они нас учили, выучили, теперь мы должны им помогать.

О л е с о в. На маленькую!

А с х а б (улыбается). По нашему закону - совсем запрещается пить.

О л е с о в (вдруг рассердился). Вранье! Ваши тоже пьют! Даже попы ваши пьют! Вам не велят, а сами пьют!

А с х а б (серьезно). Ты пил с нашими попами, да?

О л е с о в (сник). Говорил мне кто-то... Асхаб, - ну на сто грамм...

А с х а б. Нам из дому прислали такие хорошие персики. Скушай персик. (Протягивает.)

О л е с о в. Куда мне персик.

А с х а б. Это вкусно. Скушай. А деньги на книжке. Правду тебе говорю.

Олесов стучится в четвертую дверь.

Г о л о с С и д о р к и н о й. Опять этот паразит ломится! Когда этому конец! Опять за ним потащишься! Не смей отворять!

Г о л о с С и д о р к и н а. Ну-ну-ну. Без скандалов давай.

Г о л о с С и д о р к и н о й. Не смей, слышишь?!

Г о л о с С и д о р к и н а. Ну-ну-ну. Уйми свой боевой дух. Он мне товарищ!

Шум борьбы.

С и д о р к и н а. По вытрезвиловке он тебе товарищ!

С и д о р к и н. Он культурный человек!

С и д о р к и н а. Оба культурные, больше нельзя! Так же тебя отсюда вытряхну, как Галина его вытряхнула!

С и д о р к и н (гудит). Кто кого вытряхнет!

С и д о р к и н а. Не смей толкать женщину! Хам!

С и д о р к и н (отворяет). Костя, заходи.

С и д о р к и н а (вырывается вперед). У него хватит совести зайти, когда его не хотят, когда не знают, куда от него деваться, и до каких пор коллектив обязан вас терпеть, вы позорное явление, вы клеймо на обществе, вы нашу действительность поганите, еще отец семейства называется, волос седой!

М а л е н ь к и й м а л ь ч и к, подъехавший на самокате, с любопытством и страхом наблюдает эту сцену.

Мы как два голубя жили, он и вкуса ее не понимал, пока вы его не взяли в обучение! На что вы похожи, посмотрелись бы в зеркало, в зеркало!

Из пятой двери смех. Высовывается чья-то голова. Олесов поворачивается и спешит уйти.

А с х а б (в своей двери). Ну не надо. Ну довольно. Ну пожалуйста, довольно. Он же несчастный человек.

С и д о р к и н а. Дорогая моя, мы работаем, мы устаем, мы приходим домой, - имеем мы право посидеть в покое?! Смотрите, как улепетывает! Не любит критику! Смотрите, смотрите! Что за фигура!

Олесов бежит. И все громче - кажется ему - смех вдогонку, и целый хор - кажется ему - гремит: "Что за фигура, смотрите, что за фигура!"

3

Еще одна дверь перед О л е с о в ы м.

Он не сразу решается ее открыть, дважды поднимает и опускает руку, прежде чем решиться.

Комната почти пустая. В пустоте бросается в глаза новая занавеска на одном из окон. Второе окно голо, приготовленная для него дешевая тюлевая ткань лежит на подоконнике.

А с я готовит уроки. На столе учебники и чернильница-невыливайка.

А с я. Папа! (Пристально смотрит на него.) Здравствуй, папа!

О л е с о в. Здравствуй. Я тебе вот что принес.

А с я (берет персик). Какой красивый. Откуда?

О л е с о в. Татарочка эта угостила, Асхаб. Съешь.

А с я (кладет персик на стол). Мы потом с мамой и Толей съедим по кусочку.

О л е с о в. Как вы тут?

А с я. Ничего... Мама и Толя на работе, я одна.

О л е с о в. Толя на работе?

А с я. Его в гараж взяли. Машины мыть.

О л е с о в. Машины мыть?

А с я. Сперва помоет, потом водить научится. Обещали взять на шоферские курсы, когда возраст позволит.

О л е с о в (присел к столу). А школа?

А с я. В школе буду учиться я. Так мы решили. Потому что я более способная. От его ученья много ждать не приходилось.

О л е с о в. Новые занавески купили.

А с я. Не купили. Подарил кто-то.

О л е с о в. Кто же это?

А с я. Ты, наверно, есть хочешь.

О л е с о в. Нет.

А с я. У меня суп сварен.

О л е с о в (с отвращением). Нет!.. Я, Ася, уезжаю.

А с я (немного затуманившись). Да? Ну что ж, правильно. Куда?

О л е с о в. Предлагают на выбор - Салехард или Мадьюган.

А с я. Это где-то далеко.

О л е с о в. Салехард - на Оби где-то. Река Обь. Богатейшая! А Мадьюган - тоже, кажется, в Сибири. Перспективные, говорят, места, и условия ничего.

А с я. Что ж ты выбрал?

О л е с о в. Еще не решил окончательно. К завтрашнему утру просили решить. Завтра получу расчет - и на новые места! Придешь проводить?

А с я. А как ты думаешь!.. Ну что ж. Может, повезет тебе на новом месте.

О л е с о в. Да. Как-то я здесь увяз. Увяз - и не подняться никак. А на новом месте... Кто его знает, может - даже смогу вернуться к инструменту.

А с я. Думаешь?

О л е с о в. В принципе - почему нет? Сколько угодно таких случаев, пожалуйста. Лишь бы ясность в голове.

А с я. Я не знаю. Мне кажется - это не очень просто. Ты столько лет не подходил к инструменту.

О л е с о в (с горячностью). Ну и что? А я уверен - мне только сесть, и я возьму с листа... А моторную память ты ни во что не ставишь?! Ничего нет невозможного! Немножко доброй воли... Знаешь, я уже пятые сутки - ни в одном глазу.

А с я. Папка, ох, папка... Я как увидела, что ты входишь такой хороший... Если б ты мог совсем бросить! Чтоб никогда этого не было! Даже представить трудно, что бывает так хорошо у людей!

О л е с о в. Вот увидишь! На новом месте брошу!

А с я. Брось, папка! Посмотри, какой ты красивый становишься, когда не пьешь хоть несколько дней: совсем другой человек! Еще бы тебе одеться как следует, прямо все бы внимание обращали, так бы на тебя и оглядывались на улице, такой ты красивый! Знаешь, если б я была красивая, я бы этим страшно дорожила. Никогда бы себе не позволяла быть некрасивой, неприятной, правда! Вот подожди, кончу школу, кончу институт, и первым, первым долгом, как только начну прилично зарабатывать, я тебя одену! Костюм купим в универмаге, ботинки, шляпу... Ты еще не совсем старый будешь. Еще мы с тобой поживем, как все люди.

О л е с о в (тронут, но сопротивляется). Не всегда, Ася, хорошо жить, как все люди. В человеческих привычках много стадности.

А с я. Чего?

О л е с о в. Стадности. Один что-нибудь похвалит, и другие хвалят. Один повесит занавески или там абажур, и другой вешает, чтобы не отстать. Один идет в кино, и все бегут.

А с я. Это стадность?

О л е с о в. Это стадность.

А с я (сдержав гнев). А чем плохо - сходить в кино? Не понимаю. Чем плохо, когда висит абажур? В абажуре - стадность? Человек идет домой, у него, например, голубой абажур, он издали видит - вон его голубое окно... А в голубой комнате собралась семья, все спокойные, довольные... Если это стадность - я за стадность!

О л е с о в. Просто у тебя ничего этого нет, бедная моя девочка, вот тебе и хочется...

А с я. А у тебя было?

О л е с о в. Ты же знаешь, что было. Немного, но было.

А с я. Голубой абажур?

О л е с о в. Да, голубой абажур, говоря фигурально. И ты будешь думать, что я с отчаянья говорю, что ли, - потому что растерял, расшвырял мои голубые абажуры, - но когда-нибудь ты мои слова вспомнишь: все-таки не в голубом абажуре счастье.

А с я. Ну, настолько-то я и сейчас взрослая, папка, чтоб это понимать. Но нельзя обзывать людей стадом - за что? - за то, что они хотят немножко, совсем немножко каких-то жизненных удобств... и уверенности.

О л е с о в. Слушай. А с я. (Прошелся по комнате.) У тебя есть деньги? (Остановился перед ней.) Есть у тебя деньги?

А с я. Уже?

О л е с о в. Есть у тебя деньги?

А с я. Четырнадцать копеек. Мама на хлеб оставила.

О л е с о в. Дай.

А с я. Не дам!

О л е с о в. Дай!

А с я. На что тебе четырнадцать копеек? Что ты можешь на четырнадцать копеек?

О л е с о в. Дай!!

А с я. Один глоток?

О л е с о в. Глоток!

А с я. Ты же только что... был человеком!

О л е с о в. Дай!!!

Ася дает ему деньги.

Ты четырнадцать, еще кто-нибудь четырнадцать... Уж четырнадцать копеек каждый даст, стыдно не дать, что такое четырнадцать копеек, даже тетя Шура даст четырнадцать копеек. Четырнадцать да четырнадцать - это, чтоб ты знала, пятьдесят грамм.

Ася молчит.

Завтра принесу. Выручила, дочка. Завтра со мной полный расчет произведут, не беспокойся. Там и отпускных за сколько-то дней... В общем, набежит... К утру просили принять решение...

Ася молчит. Он топчется между ней и дверью, словно пляшет нелепый танец, не в силах уйти, не в силах подойти к дочери, держа деньги в вытянутой руке.

Смотри же, проводить придешь, обещала... (Вдруг швыряет медяки на стол и бросается к двери.)

Входят О л е с о в а и Т о л я.

О л е с о в а (с порога). Ну конечно, так я и знала. Как услышала, что уволили, так уж и знала, что он тут как тут. Нет, и не надейся. Чтоб ребенок на тебя работал, этого нет, не будет. Через мой труп.

Т о л я (матери). Ты, главное, не порти себе печенку. Спокойно.

О л е с о в а. Ты что ж думаешь, ты детей кругом обобрал, а они тебя теперь содержать должны? И так все вынес из дома, что мыслимо. Ни лечь, ни сесть не на что. Корыто, и то у людей брать приходится...

Т о л я. Ладно, закрутила свою пластинку! Погоди немного, отдохнешь и ты! Будет тебе новое корыто!

О л е с о в а. Тебя небось не так растили. Пылинки с тебя сдували. А ты, а ты что своим детям дал? Дети, вы имели возможность расти в прекрасной обстановке, высокоинтеллигентной. Этот жалкий человек имел талант, имел образование, все имел, чтоб сделать свою семью счастливой. Когда я его увидела впервые, он был в ореоле известности, все концертные бюро нарасхват его рвали...

Т о л я. Да ну, слышали уже!

О л е с о в а. Толик, ты не представляешь! Он сидел высоко на эстраде, сияли люстры, звуки так и лились, волшебные звуки! У меня была своя дорога, прямо сказать - неплохая, в нашей областной самодеятельности я была очень заметна! Меня звали в профессиональный театр, звали сниматься в кино, но ради него я все бросила, всем пожертвовала - своим успехом, искусством, пошла за ним очертя голову на край света... и вот награда!

Т о л я (видит монеты на столе). Что за деньги? Ну ясно, Аська уже снабдила.

О л е с о в а. Ясно, Аська снабдила. А он рад отобрать последнее.

А с я. Он не взял!

Т о л я. А ты бы рада стараться.

О л е с о в а. Она бы рада стараться. Несчастные материнские копейки... Не взял, спасибо ему. Великая благодарность. Будьте уверены, если б не копейки, а рубли, - взял бы.

Т о л я. Будьте уверены!

А с я (Толе). Ты уж молчи, пожалуйста. Никто, имей в виду, на тебя не обращает внимания. Что бы ты тут ни говорил.

Т о л я. Ладно! Посмотрю я, как вы на меня не обратите внимания!

О л е с о в а. Жизнью детей заклинаю. Забудь к нам дорогу. За глаза хватает одного имени твоего. Не будь я Олесова, меня бы в дом для приезжающих заведующей поставили. Иванов сказал. Вы, говорит, интеллигентный человек, могли бы все устроить со вкусом. Так ведь к вам, говорит, муж будет приходить не в своем виде, вечные неприятности, заявления...

О л е с о в. Галя, я уезжаю.

О л е с о в а. И даже в буфетчицы не ставят! Сиди билетершей в кино! А я, может, заслуженной уже была бы... даже, может быть, народной... если бы не ты! Ты, ты, ты, все ты! И за что - за то, что все тебе отдала, от всего отказалась, работала на тебя и на них как проклятая...

А с я. Мама, он попрощаться пришел.

О л е с о в а. А спроси у них, у детей спроси, каково им слушать, что об отце говорят? Спроси вот у ребенка, как тебя рисуют, какими красками... как ему это выносить...

Т о л я. Ну, я-то вынесу. Это-то как раз... Наплевать мне с высокой колокольни. Я сам по себе. И сколько можно говорить? (Олесову.) Ясная же картина - ни тебе от нас, ни нам от тебя...

О л е с о в а. И не воображай, что я буду сидеть как какая-нибудь Пенелопа, пока ты там будешь допиваться до конца! Ты меня гнул, гнул, ты меня убивал, злодей, но ты меня не убил, не убил! Еще есть люди, знай, для которых я страстно любимая женщина, для которых, которые...

А с я. Он пришел попрощаться. Он уезжает. Завтра получит расчет и уезжает. Пускай поест с нами. Я схожу за хлебом...

О л е с о в а. Как же, уедет он. Расчет. В два дня пропьет, что получит, не знаю я?

О л е с о в. Галя, я уеду.

О л е с о в а. Не знаю я?

А с я. Толька, сбегай за хлебом!

О л е с о в. Я уеду.

О л е с о в а. Пропьешь все, еще и сюда явишься просить опохмелиться! Но будь уверен, больше тебя не допустят пить мою кровь, и ребенок не допустит, и другие найдутся люди...

Толя выступает на середину комнаты и закуривает папиросу.

И у меня еще будет счастье, слышишь, у меня будет счастье, будет счастье!

Олесов уходит. И эта дверь закрылась за ним.

4

Ночью О л е с о в и С и д о р к и н сидят на улице. В черных окнах слепо отсвечивает фонарь. Сидоркин сидит на сложенных строительных блоках, Олесов на чемодане. Из обоих медленно и тяжело выходит хмельное возбуждение. Обоим хочется разговаривать.

С и д о р к и н. Они все считают, что пожертвовали для нас всем на свете. Все как одна в жертву себя принесли. Почему они думают, что мужчина ничем не жертвует, когда женится? Твоя хоть, говоришь, самодеятельность бросила, - ну, это еще так. А моей что было бросать? Ровным счетом нечего. Так чем попрекает: я, говорит, тебе свою чистоту отдала. Самое, говорит, мое святое.

О л е с о в. Вид я им порчу, вот в чем дело. Уезжай, говорят, в Салехард, ты нам здесь вид портишь.

С и д о р к и н. У каждого, конечно, свое понятие о святости.

О л е с о в (смотрит на фонарь). Луна какая.

С и д о р к и н. Это, Костя, не луна.

О л е с о в. А что?

С и д о р к и н. Это фонарь. Зажгли фонарь, потому что темно. Когда темно, зажигают фонари, Костя. Чтоб видно было на улице. В старину такой был Диоген, так он и днем с фонарем ходил. Его спрашивают - ты чего днем с огнем ходишь? А он отвечает: ищу человека! Человека искал. С большой буквы. А она мне говорит: я тебе все мое святое...

О л е с о в. Он в бочке сидел!

С и д о р к и н. Точно. Сидел в бочке. Приятно с тобой говорить, все знаешь.

О л е с о в. И каждый дает совет. Каждый говорит - "я бы на вашем месте". Рожкову - и тому известно, что бы он делал на моем месте.

С и д о р к и н. Уедешь - плохо мне будет без тебя. Мало, Костя, душевности во взаимоотношениях людей.

О л е с о в. У самого семь бед, ларек у него отобрали, под следствием ходит, что еще с ним решат, - а он чьими хочешь занят делами, только не своими... А вот возьму и не поеду! Ни в Салехард, ни в Мадьюган! Что вы мне сделаете?

С и д о р к и н. Костя, ты мне веришь? Будь я холостой, свободный как ветер - сейчас бы взял тебя за руку и повел к себе! Свою бы кровать тебе отдал, сам бы на полу лег, ты мне веришь? Будь я свободный как ветер. Но она же нам, Костя, такой фестиваль устроит на все общежитие!

О л е с о в (запел). То было раннею весной, трава едва всходила, текли ручьи, не парил зной...

Идет Г о р е н к о.

Г о р е н к о (остановился). Виноват. Я не ошибаюсь?

С и д о р к и н. Чего вам, гражданин?

О л е с о в. И зелень рощ сквозила! Труба пастушья поутру...

Г о р е н к о. Костя! Я не обознался?

О л е с о в. Обознались.

Г о р е н к о. Да не может быть. Обманулся сходством. Очень большое сходство. У меня был товарищ военных лет, Олесов Костя.

О л е с о в. Нет здесь никакого Олесова Кости.

Г о р е н к о. Конечно, двадцать лет прошло... А моя фамилия Горенко, Владимир Горенко, ничего вам не говорит?

О л е с о в. Ничего не говорит.

Г о р е н к о. Я извиняюсь. Бывают ошибки.

С и д о р к и н. Бывают...

Горенко уходит.

О л е с о в. Вот скажи ты мне: допустим, человек кругом всем должен.

С и д о р к и н. Ну.

О л е с о в. Не в денежном смысле. Я в высшем говорю смысле.

С и д о р к и н. Ну.

О л е с о в. И никакой надежды расплатиться... В этом случае, скажи мне, - смерть должника есть ли достаточная расплата?

С и д о р к и н. Смерть?

О л е с о в. Самосмерть, скажем так. В смысле - признаю свою вину и казню себя сам. Достаточно? Квит?

С и д о р к и н. Костя, ты мне веришь? Вот слово друга, Костя, - я б этого не сделал ни за что и никогда!

С гитарой и негромкой песней проходит г р у п п а м о л о д е ж и.

О л е с о в. Что, ребята, выпили?

П р о х о д я щ и е. Сам ты, дядя, выпил.

О л е с о в. Зря приучаетесь. Приучитесь - пропадете. Ничего от нее не бывает, кроме несчастья.

П р о х о д я щ и е.

- Это мне нравится.

- Ты смотри, он дает указания.

- Даже трогательно.

- О тебе вон, дядя, плакаты понавешаны.

- Тебя не проводить куда надо?

С и д о р к и н. По-вашему, если кто совершил в своей жизни ошибку, то уже и указать не имеет права?

П р о х о д я щ и е. Может, и имеет, по Конституции, да кто слушать будет? (Прошли.)

С и д о р к и н. Щенки. Вот именно, у кого личный опыт, тот и других может учить. А если нет опыта, почем же ты знаешь, что хорошо, что плохо? Слушай, а если домой тебе. К Галине.

О л е с о в. У Галины занавески новые. Нельзя к Галине.

С и д о р к и н. Причем занавески? Муж вернулся домой. Муж! Отец! Вот именно святые слова. Вы ж не разведены.

О л е с о в. Галина счастья хочет. Ваня, больно мне за них. С ними больно и за них больно.

С и д о р к и н. Ясно, больно. Как же не больно. Я тебя провожу. Я сам ей скажу. Не на улице же тебе ночевать. Опять патруль заметет...

Входит Р о ж к о в.

Р о ж к о в. Вот он, фу ты! Нашел-таки. Так я и знал. Так и чувствовал, что сидишь ты где-то между небом и землей. Забегаю в общежитие - выписался, говорят, еще до обеда, и вот уже другой на его койке. Забежал к твоим - дочка твоя говорит - к поезду ходила тебя провожать, поезд ушел, а ты не пришел, - само собой, говорю, иначе и быть не могло, не мог он уехать, получив расчет, хотел, всей душой хотел, но не мог... А сейчас встречаю Пономарева, - как же, говорит, сидел, говорит, в ресторане до закрытия, пока лампочки не потушили...

О л е с о в. Отвяжись, Рожков, от меня...

Р о ж к о в. Неужели всё в ресторане оставил? Неужели всё?

О л е с о в. ...ради бога.

Р о ж к о в (Сидоркину). Всё небось до копейки, всё до копейки?

С и д о р к и н. А тебе что? Ты ему дашь ту копейку?

Р о ж к о в. Как же он теперь уедет? Как он уедет?

С и д о р к и н. Уедет, если ему понадобится.

Р о ж к о в. Неладно сделали. Умные люди у руководства, а не додумали. Надо было деньги семье отдать. Или присмотреть: когда шел за расчетом - под ручку хап и уж не выпускать до той минуты, когда поезд тронется. Неладно сделали! Константин, а у Галины-то новости?

О л е с о в. Иди, я же прошу!

Р о ж к о в. Ты разве знаешь? (Сидоркину.) Ну, баба! Я поразился. Ведь уж не первой молодости, и нельзя сказать, чтоб так уж наружностью, надеть-то нечего! И можете себе представить, кто у нее? Брюнет из "Гастронома", ну как его!

С и д о р к и н. Да ну!

Р о ж к о в. Я поразился! Если б какая-нибудь образина пожилых лет, а то красавец этот, с усиками, из колбасного отдела, да ну как его, да вы знаете! Если б я не видал его там собственными глазами...

О л е с о в. Да ты человек или кто!

Р о ж к о в. Чудак, опять обижаешься! Почем я знал, что ты уже знаешь? (Сидоркину.) А если б он не знал, разве я не обязан ему сказать? Неужели более морально - скрыть такую вещь?

С и д о р к и н. Знаешь что. Иди ты, действительно. Морально, возможно, обязан, но человеку неприятно. Ты лучше иди.

Р о ж к о в. Да, я пошел. Надо сообщить его семье.

С и д о р к и н. Что сообщить?

Р о ж к о в. Вообще всё.

С и д о р к и н. Зачем?

Р о ж к о в. Ну как же? Как же? Странно: как можно скрывать? Пропил всё до копейки, переночевать негде, уехать не на что, - как же не сообщить семье? (Уходит.)

О л е с о в (встает). Пошли! (Поднял чемодан и уронил.) Скорей пошли!

С и д о р к и н. А куда?

О л е с о в. Он приведет Асю. Может, и Галину. А может, и...

С и д о р к и н. Из "Гастронома" который? Не придет, ему чего тут...

О л е с о в. Да нет. Толю. Сына.

Идут по поселку. Олесов ослабел, еле передвигает ноги. Сидоркин несет чемодан.

Из своей квартиры выходит К а л е р и я. Кряхтя и охая, запирает снаружи дверь.

К а л е р и я. Вы уезжаете, товарищ Сидоркин, или вы кого-нибудь ограбили?

С и д о р к и н. Нет, Калерия Ивановна, просто так, гуляем с товарищем.

К а л е р и я. Вы любите гулять с чемоданом или вы не можете расстаться с пустыми бутылками? Товарищ тоже известная личность, оказывается. Что давно вас не видно, когда опять к нам собираетесь лечь полечиться?

С и д о р к и н. А вы чего, Калерия Ивановна, стонете, зубы болят?

К а л е р и я. "Зубы". Зубами я вас обои* перекушу и съем. Радикулит проклятый. Старость не радость.

С и д о р к и н. Куда ж вы на ночь глядя, вам бы горячий утюг на поясницу.

К а л е р и я. А у нас, как у вас, - что день, что ночь. Срочная операция, заворот кишок.

С и д о р к и н. Какие ужасные бывают болезни!

К а л е р и я. Да уж.

С и д о р к и н. Калерия Ивановна, а что такое цирроз печени?

К а л е р и я. Тоже хорошая вещь. Ну пока.

С и д о р к и н. Калерия Ивановна, один момент! Вы, наверно, до утра уходите?

К а л е р и я. А что?

С и д о р к и н. И ваша квартира пуста? Пустехонька?

К а л е р и я. Сидоркин, вы меня пугаете.

С и д о р к и н. Один момент! Вы знаете, что с ним произошло?

К а л е р и я. Догадываюсь.

С и д о р к и н. Его уволили окончательно и бесповоротно, и он завербовался в Салехард.

К а л е р и я. Господи, только его и ждут в Салехарде.

С и д о р к и н. Но в данный момент он не может, Калерия Ивановна, ехать в Салехард, потому что он не при деньгах.

К а л е р и я. Ясно.

С и д о р к и н. И он не может, Калерия Ивановна, переночевать нигде, вы отдаете отчет - нигде нет крыши для его бедной головы, куда б ей притулиться! Кроме разве заметут дружинники, а как раз это очень сейчас нежелательно в смысле психики. Вы меня поняли? Речь шла уже о самосмерти, вы меня поняли?

К а л е р и я. Поняла все. А вы отдаете себе отчет, что он наделает в моем жилье, если его впустить? Во всех смыслах.

С и д о р к и н. Калерия Ивановна, иголка у вас не пропадет, я вам ручаюсь. Только, конечно, если что-нибудь есть спирто-водочное, заприте в шкаф. Калерия Ивановна, на одну ночь!

К а л е р и я. Ну вас к черту, слушайте. У меня не ночлежка для пьяниц. (Удаляется, держась за поясницу.)

Показался п а т р у л ь - два мерно шагающих молодых человека в нарукавных повязках.

(Вернулась.) Ничего, говорите, не тронет?

С и д о р к и н. Только водочку заприте.

К а л е р и я. Водки у меня нет. У меня есть очень хорошая вязаная кофта. (Отпирает дверь, ожесточенно гремя ключами.) Вечная дура, вечная! Пусть идет.

С и д о р к и н. Иди, Костя. Переночуешь у Калерии Ивановны. Скажи спасибо, К о с т я.

К а л е р и я. Отберите у него спички. (Заходит в дом, чтобы зажечь электричество.)

С и д о р к и н (обыскивает карманы Олесова). Дай, Костя, спички. А дальше обмозгуем, как и что. Утро вечера мудреней. Чемодан держи... Гора с плеч. Нельзя человеку, Калерия Ивановна, без крыши над головой.

К а л е р и я (запирает дверь). А вы что, под окном будете околачиваться? У вас-то пока еще есть крыша над головой?

С и д о р к и н (почтительно). Спокойной ночи, Калерия Ивановна.

Г о л о с А с и (зовет). Папа! Папа!

К а л е р и я. Спокойной ночи.

Расходятся.

Г о л о с А с и. Папа!

Шагают д р у ж и н н и к и.

Здесь снова проходит молодежь с гитарой и песней. Гитара звучит мягко. Поют вполголоса о своем, молодом, занимающем их в эту теплую июньскую ночь.

5

На следующий день.

К а л е р и я вернулась из больницы и входит в свою квартиру. Огляделась, потушила электричество. Удостоверилась, что вязаная кофта на месте.

Квартира Калерии - четвертая часть стандартного коттеджа; состоит из комнаты, кухоньки и сеней.

Калерия устала, и радикулит продолжает ее мучить. О л е с о в спит, лежа на тахте, рука свесилась.

К а л е р и я (ворчливо). Эй, гражданин хороший! Вставать не пора ли? Давай-давай, подымайся, выспался. Олесов! А Олесов! (Подняла его руку, послушала пульс.) Вставай, голубчик, вставай, надо и честь знать, хозяйка пришла. Хозяйка, конечно, идиотка, каких поискать, но и ей отдохнуть не мешает. (Достает из сумки покупки, в том числе четвертинку водки, ставит чайник на керогаз, заглянула в кастрюли.) И ничего не поел, бедняга. Придется тебя покормить. Бедняга ты, бедняга, глупый ты, глупый человек! Что это ты с собой делаешь? Смотреть на тебя тошно. (Долго смотрит на Олесова. Закурила папиросу.) Очень миленько: вы будете нежиться, а мне куда деваться? Олесов! Олесов! (Повысив голос.) Товарищ Олесов, вставайте, водка на столе!

О л е с о в (просыпается). Где я?

К а л е р и я. Образец четкого рефлекса.

О л е с о в (видит ее). Это больница?

К а л е р и я. Это моя квартира. Вы тут ночевали. Вы тут ночевали целую ночь и почти целый день. Достаточно, как на ваш взгляд?

О л е с о в. А где Сидоркин?

К а л е р и я. Вот уж чего не знаю. Приходите в себя поскорей, будьте любезны, и давайте попьем чаю и расстанемся, потому что я тоже человек, и плюс к тому с дежурства, и плюс к тому мне нездоровится.

О л е с о в (встает с трудом). Ничего не пойму. Вы Калерия Ивановна?

К а л е р и я. Я Калерия Ивановна.

О л е с о в. Как же я очутился... Совершенно не помню. (Со стыдом.) Простите меня!

К а л е р и я. Умыться бы вам, а?

О л е с о в. Я, вероятно...

К а л е р и я. Хорошенько - лицо, руки. Зубы вычистите. У вас зубная щетка в чемодане?

О л е с о в. Зубная щетка?..

К а л е р и я. Или хоть так прополощите рот, я вам дам теплой воды, сразу мир покажется светлее. Постойте! Прежде всего примите это. (Наливает ему водки.)

О л е с о в (выпив, благодарно). Вы знаете, что нужно прежде всего. Насмотрелись, наверно, на нашего брата.

К а л е р и я. Насмотрелась наша сестра на вашего брата. Теперь идите мойтесь. Туда.

Олесов уходит в кухню. Калерия готовит чай.

Готовы? Садитесь. Хотите картошки с огурчиком? Котлету хотите?

О л е с о в. Спасибо...

Он отвык от нормальной обстановки, стесняется своего несоответствия этой домашности и чистоте, но горячий чай, еда и спокойствие Калерии бодрят его и успокаивают, и к нему возвращается естественный тон.

К а л е р и я. Знаете, что я вам скажу? Вы не безнадежны. Это я говорю точно, можете не сомневаться. Кто безнадежный, тому край рюмки дай лизнуть, да что лизнуть - только понюхать дай, и он уже готов. А вы выпили рюмку и взбодрились, и больше ничего. Вам много надо, чтобы напиться.

О л е с о в. Не очень много, но порядочно, вы правы.

К а л е р и я. Ну вот. И значит - еще не вечер, как говорится. Вы это учтите.

О л е с о в. Что учесть?

К а л е р и я. Что вы не безнадежны. Вдруг вам когда-нибудь захочется вернуть, что было.

О л е с о в. Что вернуть?

К а л е р и я. То, от чего вы отказались. Чего вы сами себя нелепо и безумно лишили. Я ведь вашу историю знаю, наслышана. Так вот не забывайте - еще не вечер.

О л е с о в. Наслышаны - о чем?

К а л е р и я. Был у вас большой талант, большая будущность...

О л е с о в. А, это. Ерунда, Калерия Ивановна, не было большого таланта, да и маленький был ли.

К а л е р и я. Зачем скромничать? Ваша жена говорила...

О л е с о в. Жена говорила. Она для чего это говорит? Мечтой себя тешит, себя и детей. Как бы могло быть прекрасно, если бы не... Какой человек был бы, если бы не... Она эти волшебные картины рисует себе, и детям, и всем, кто согласен слушать, и ей приятно, и детям приятно, какой у них папа блестящий... хотя бы в далеком прошлом. Во всяком случае дочери приятно, я знаю. Согласитесь, лучше папа в ореоле, хотя бы померкшем, чем папа без ореола. Легче жить. Так я всегда понимал ее ложь. Да и не ложь это, а так, фантазия женская.

К а л е р и я. Вы не были пианистом? Кем же вы были?

О л е с о в. Я был пианистом. Но не первоклассным, как ей рисуется, ни даже второклассным. В общем, величина небольшая. И, поверьте, всегда знал свой шесток. Никогда не претендовал на гениальность.

К а л е р и я. Оттого и запивать стали?

О л е с о в. Отчего?

К а л е р и я. Я такие случаи встречала. Обидится человек, что он не гениальный, - вроде чего-то ему недодано, - и пойдет себя крушить, неизвестно кому назло.

О л е с о в. Нет, я не обижался. На кого?.. Я музыку любил... очень. Инструмент любил... очень. Когда пришлось продать рояль, - будто умер кто-то. Будто мать и отец вторично умерли...

К а л е р и я. Все люди с этой привычкой говорят, что стали пить от обиды или от горя.

О л е с о в. А вы не очень слушайте. С радости не пьют, что ли? Счастливчики не пьют? Какой-нибудь, - вдруг у него, например, талант признали, радуются на него, ему бы жить да жить, - а он, нате вам, завьется всем на удивление, и талант, глядишь, пропил, - с горя, что ли?

К а л е р и я. Отчего же пьют?

О л е с о в. Да ну вот так. От хорошего настроения. От плохого. От игры воображения. От любопытства.

К а л е р и я. Любопытства!

О л е с о в. Не сочтите за пьяный бред. Я начал из любопытства. Захотелось изведать иное состояние души.

К а л е р и я. Какое?

О л е с о в. Иное. Жил я, жил с моей душой много лет, и в общем, при всем многоразличии чувств и оттенков, дух мой пребывал на одном и том же уровне, совершенно мной изученном, до мелочей мне известном, вам моя мысль ясна?

К а л е р и я. Говорите.

О л е с о в. И я захотел сбить себя с привычного уровня, чтоб все иначе, чтоб стало непривычно, необыкновенно, я понятно говорю?

К а л е р и я. И попробовали. И понравилось.

О л е с о в. Не понравилось. Но опять попробовал - думаю, на первый раз не раскусил это новое состояние, дай-ка еще. А в конце концов понравилось. Так я это понимаю, когда пытаюсь разобраться. Вы видели, как дом горит?

К а л е р и я. Конечно. Сколько раз. В войну.

О л е с о в. Заманчиво?

К а л е р и я. Горько!

О л е с о в. Согласен, горько, но ведь глаз не оторвешь, да? Как пламя его пожирает, да? Как искры столбом. Как рушится балка за балкой...

К а л е р и я. Отвратительно! Люди его строили, старались, отделывали... музыке учили! А он - искры столбом. А ты смотри.

Они кончили есть и закурили.

Все это, вот именно, игра воображения. Красивые слова. Попытка подвести интересную базу под скотскую привычку. А на деле что? Бесхарактерность раз. Отсутствие больших чувств - два. Оттенков было много, а размеры чувств, видно, не ахти какие. Иначе, голубчик, вы бы не рушились балка за балкой. Соблюдали бы себя.

О л е с о в. Не знаю. Не было чувств титанических, возможно. Мне вообще не свойственно титаническое, как вы могли догадаться. Но - любил же я. И люблю.

К а л е р и я. Жену любите?

О л е с о в. У меня очень хорошая дочь, Калерия Ивановна.

К а л е р и я. У вас она не одна, кажется?

О л е с о в. Да, еще сын.

К а л е р и я. Бывает же везенье. И дочь, и сын. А у меня так сложилось, что - никого.

Сидят, курят.

Куда это вы собрались ехать, Сидоркин говорил?

О л е с о в. В Салехард.

К а л е р и я. Поедете?

О л е с о в. Да надо...

К а л е р и я. А хочется?

О л е с о в. Нет.

К а л е р и я. Почему?

О л е с о в. А что я Салехарду? Здесь хоть кто-то есть. Хоть кто-нибудь переночевать пустит. Вот вы пустили. А в Салехард приеду - кому я там нужен такой?

К а л е р и я. Так какого же черта вы поедете, что за человек! Да вы о своей жизни хоть немного думаете? Что она одна-единственная, что есть у вас и разум, и облик человеческий, - такое вот самое простое думаете иногда?

Сидят, курят.

В какие переплеты попадают люди - и вырываются, а вас несет как щепку, вы даже не барахтаетесь. Вам хочется сказать "нет", а вы говорите "да"...

О л е с о в. С другой стороны, есть обстоятельства, в силу которых мне действительно следовало бы уехать. Еще бы лучше - исчезнуть совсем. С лица земли, так сказать. Но для этого, видимо, нужно что-то иметь, чего у меня нет.

К а л е р и я. Опять слова. "С лица земли". Барахтаться надо, дорогой товарищ, барахтаться и думать головой, а с лица земли исчезнуть успеем, и вы, и я, никуда это от нас не денется, будьте спокойны...

6

К а л е р и я неузнаваема. Она причесана в парикмахерской, на ней яркая кофточка и модные туфли, она держится прямо и бегает легко на высоких каблуках.

С риском сломать их, она пробирается между навалами блоков и сталкивается с И в а н о в ы м, идущим навстречу.

К а л е р и я. Фу ты господи. Вот он где. Ищу его по всей стройке.

И в а н о в. Меня искала? Серьезное что?

К а л е р и я. Стану я, голубчик, бегать из-за чепухи.

И в а н о в. Срочное? У меня, понимаешь, через двадцать минут бюро.

К а л е р и я. Мне двадцать минут - за глаза.

И в а н о в. Что-то ты хворала, говорили?

К а л е р и я. Чем я хворала? Ничем я не хворала.

И в а н о в. Какая-то ты такая.

К а л е р и я. Какая?

И в а н о в. День рождения или что?

К а л е р и я. Просто вспомнила, что я еще молодая. Что еще не вечер.

И в а н о в. Чего ж, мы с тобой еще не старые, конечно. Скажи пожалуйста, волосы завила.

К а л е р и я. Это теперь называется не завила, а уложила.

И в а н о в. Ей-богу, никогда тебя такой не видал.

К а л е р и я. Ты всегда меня видел в трудные мои времена.

И в а н о в. Значит, сейчас тебе легко? Я рад.

К а л е р и я. Да нет. Сейчас тоже трудно. Очень, дорогой, трудно.

И в а н о в. Что такое? Чего стряслось? (Подождал ответа.) Ну ладно. От меня что требуется?

К а л е р и я. От тебя что требуется. Ты ведь знаешь такого Олесова, Константина Николаича.

И в а н о в. Что значит знаю - я о нем больше слышать не могу.

К а л е р и я. А послушай еще разок. Он должен был уехать и не уехал.

И в а н о в. Ох, да знаю, это же - ну я не нахожу слов, как этого Олесова квалифицировать.

К а л е р и я. В общем - устроить человека надо.

И в а н о в. Куда? Кто его возьмет? Ехать ему не с чем? Ну давайте купим ему харчей на дорогу, папирос, и с богом.

К а л е р и я. Я нашла ему место. У нас в больнице вечный недобор санитаров - мужчин. Его возьмут, я говорила. Только ты скажи, чтоб разрешили ему не уезжать.

И в а н о в. Какой из него санитар? Это носилки таскать? У него и силенки не хватит. Не говоря о прочем.

К а л е р и я. Ничего. Поменьше выпивать будет - найдется силенка.

И в а н о в. Уж тогда на стройку, что ли, в подсобные рабочие. Что-нибудь если поискать не чересчур пыльное.

К а л е р и я. Нет. Он должен быть недалеко от меня. Под моим присмотром.

И в а н о в. Калерия, да ты знаешь все его обстоятельства? У него с женой разрыв, она там вроде замуж вышла, а в общежитие ему, как хочешь, возврата нет. Нам о ценных работниках нужно думать, люди едут...

К а л е р и я. У меня будет жить.

И в а н о в. Ты в уме?

К а л е р и я. Он живет у меня. И будет жить, сколько захочет. Только ты скажи, чтоб его прописали на моей площади.

И в а н о в. Калерия...

К а л е р и я. Не всё еще. Попроси завклубом, пожалуйста, чтоб разрешили ему в клубе играть на рояле. Когда он у них свободен, рояль.

И в а н о в. Кому играть на рояле?

К а л е р и я. Олесову.

И в а н о в. Калерия, Калерия... Я тебя всегда знал такой прекрасной женщиной. До сих пор тебя вижу, понимаешь, перед собой, такую молоденькую, боевую.

К а л е р и я. При чем тут это?

И в а н о в. Как ты себя держала на фронте. Как ты людей спасала, как ты им помогала. Как замечательно перенесла личное свое несчастье, когда Федю твоего убили...

К а л е р и я. А теперь что, не надо людям помогать? К чему ты говоришь, я не пойму.

И в а н о в. Для меня ты была - идеал. Одно время даже думал серьезно, - что жить без тебя не смогу.

К а л е р и я. А я всегда знала, что великолепно сможешь.

И в а н о в. Да, ты моему чувству поблажки не дала.

К а л е р и я. Хоть бы поблагодарил за это, ну право. Зато друзьями остались, и семья цела.

И в а н о в. Просто не было у тебя ко мне чувства. Если б было - не очень бы ты на мою семью посмотрела. Так я думаю... И чтоб такому, как Олесов!..

К а л е р и я. Душа моя. Ты что думаешь - он мне любовник? Угловой жилец он у меня. Будет зарплату получать - за койку возьму, по таксе.

И в а н о в. Спасать затеяла? Пропащее дело. Ничего там спасти нельзя. Пробовано-перепробовано.

К а л е р и я. Да как пробовали-то? В таких вопросах к каждому человеку приходится ключик подбирать особо.

И в а н о в. Где ж, понимаешь, набрать столько ключей.

К а л е р и я. Ясно - не просто. Месячником не отделаешься.

И в а н о в. Вот уж это, Калерия, политическое недомыслие - попрекать нас месячником. Мероприятия наши громадные, территория громадная, народонаселение громадное. На энтузиастах-одиночках выехать не можем ни в одном вопросе.

К а л е р и я. Но когда к тебе приходит энтузиаст-одиночка, не прогоняй его.

И в а н о в. Разве я могу тебя прогнать? Но мне жутко и мне противно, что ты ради подонка завила, или уложила, свои волосы. От души бы желал, чтоб ты это делала для кого-нибудь другого.

К а л е р и я. Я для себя делаю.

И в а н о в. Рассказывай. А глаза чего блестят?

К а л е р и я. Еще не вечер, понимаешь?

И в а н о в. Угловой жилец - чего ж глазам блестеть?

К а л е р и я. И он не подонок. Он умный и хороший человек. Ему надо вернуть достоинство.

И в а н о в. Какое у него может быть достоинство! Разве так поступает, кто имеет понятие о достоинстве!

К а л е р и я. Он обо всем имеет понятие не хуже нас с тобой. Перестаньте его цукать, как собачонку!

И в а н о в. Кто цукает?

К а л е р и я. Все! Нет никого, кто б не цукал! Мужики, бабы, собственные дети!

И в а н о в. Позволь. Никто к нему, насколько я знаю, не набивается. Ни мужики, ни бабы. Он сам к ним идет, плачется - помогите.

К а л е р и я. Вот ведь вошло в плоть и кровь! Не можем просто помочь, если нас просят. Обязательно должны еще повертеть человеком по своему усмотрению. Чтоб самим себе доказать свое превосходство!

И в а н о в. Бог знает что ты говоришь.

К а л е р и я. Так получается!

И в а н о в (помолчав). Хорошо, Калерия. Пусть он будет хороший и умный, не возражаю. Пусть мы все самодовольные бездушные чурбаны, кто не за страх, а за совесть старался его вытянуть...

К а л е р и я. Я, может, перехватила сгоряча, не сердись.

И в а н о в. ...но ты же должна сознавать - он же тебя несчастной сделает, он тебе в душу наплюет!

К а л е р и я. Я, дорогой, не девочка.

И в а н о в. Потому и подобает строже относиться к себе самой. Ну, мне время. Пока.

К а л е р и я. Постой! Ты же там скажешь, что я просила?

И в а н о в. Подумай.

К а л е р и я. Думала.

И в а н о в. Не похоже. Ну, Калерия, ей-богу. Ну, дружески: возьми свои просьбы обратно!

К а л е р и я. Не возьму. Четверть века меня знаешь.

И в а н о в (уходя). На твою ответственность. Чтоб потом не говорила, что я помогал твою жизнь изуродовать.

К а л е р и я. Не скажу, голубчик, не скажу, никогда не скажу, спасибо тебе!

7

Резко просигналив, в больничный двор въехала санитарная машина. Захлопали дверцы. Два санитара пронесли носилки в здание больницы. Один из санитаров - О л е с о в. Почти тотчас же он снова выходит во двор покурить. Сидящий на лавочке Т о л я встает и идет к нему.

Т о л я. Не сразу тебя и узнал.

О л е с о в. Здравствуй.

Т о л я. Здравствуй. Правда, не узнать в этом халате. (Усмехнулся.) Работяга.

О л е с о в. Что дома делается?

Т о л я. У тебя какие сигареты? А, тэнк ю вери мач. Папирос не курю. Перешел на сигареты. Что может делаться? Я живу своей жизнью, Аська своей, мать - своей. Ничего, сыты. Жратвы хватает в "Гастрономе".

О л е с о в. Ты где, в гараже?

Т о л я. В гараже пока.

О л е с о в. В школу не надумал вернуться?

Т о л я. А смысл? Хороший шофер зарабатывает лучше среднего инженера. Уж на что я - на мойке, - и то перепадает сверх зарплаты. Я, впрочем, не держусь за гараж. Продавец в колбасном отделе имеет значительно больше. В общем, есть ряд вариантов. Я по делу, собственно. Мать на старости совершенно спятила. Оба вы хороши, но у тебя хоть оправдание есть: куда-то тебе, в самом деле, причалить надо было.

О л е с о в. Ты что хочешь сказать?

Т о л я. А, давай не углубляться. Суду и так все ясно. В общем, тебе простительно. Но мать: прыгала-прыгала вокруг меня, "ребенок", "ребенок", смешно даже, и нате, отколола номер!

О л е с о в. Анатолий! О матери! Как можно!..

Т о л я. А почему нельзя? Где написано, что нельзя? Невзирая на лица!..

О л е с о в. Ты ее жизнь видел. Я не сделал ее счастливой.

Т о л я. Это ваши личные дела. Мне осточертело копаться в ваших ранах. Воспоминания, переживания... Нечего было этого типа приводить в дом! Крутила бы свой вальс на стороне! Договорились, кажется: выкарабкаемся! Аське учиться, мне работать, матери работать. Хорошо! И является этот... А у меня вы спросили? Вы меня машины мыть поставили, а мнение мое - до лампочки?! А если мне взбредет привести в дом? Аське взбредет? Как будет называться дом?.. Не смотри так, смешно! Мне через полтора года восемнадцать! Захочу - и приведу, и тоже ни у кого не спрошусь, с какой стати?! И колбасой меня не купите! Уж на колбасу я себе заработаю!

О л е с о в. Мальчик мой. Не надо так озлобляться. Оба мы виноваты перед вами, главным образом я, конечно... Но все-таки подумай о ней.

Т о л я. Пускай она обо мне думает!

О л е с о в. Попробуй понять ее одиночество.

Т о л я. У нее есть я! И Аська. Какое она имеет право с этим не считаться!

О л е с о в. Она тебя любит без памяти.

Т о л я. Она все без памяти делает! Немножко б сюда чего-нибудь! (Ударяет себя в лоб.)

О л е с о в. Не могу, когда ты так о матери...

Т о л я. Пустила жить, так обязана считаться!

О л е с о в. А с ней считаться надо, или так уж ее со всякого счета списать?

Т о л я. Какой ты исключительно гуманный, когда тебя не касается. Даже, может быть, очень рад так просто отделаться... Ты-то очень считался!.. Я когда вижу - идет какой-нибудь отец с мальчиком... Когда у меня будут дети... Чтоб я их когда-нибудь, чем-нибудь... Можешь смеяться! Мне через полтора года восемнадцать! Я об этом думал, если хочешь знать, когда мне четырнадцать было! Смейся! Пожалуйста! Плиз, сэр!

О л е с о в. Господи, разве я смеюсь!

Проходит с а н и т а р к а. На несколько мгновений разговор прекратился.

Т о л я. Я зачем пришел. Она на развод подает. Прижгло ей регистрироваться с колбасником в загсе. Так чтоб ты развода ни в коем случае не давал.

О л е с о в. Извини, это уж ты с ума сошел. Как я могу, при этих отношениях, не дать развода? Да суд бы и не принял во внимание. Десятки людей станут на ее сторону.

Т о л я. Так ведь он не пойдет в загс. Ну что с ней делать? Он не пойдет в загс! И я его убью!

О л е с о в (беспомощно). А может, пойдет. Откуда ты знаешь? Может, и пойдет.

Т о л я. Он моложе. И вообще не пойдет. (Думает.) А если б - а если б ты вернулся? Колбасника к чертям, а ты бы вернулся. Пап! А?

О л е с о в. Родной мальчик, ты не понимаешь, что говоришь.

Т о л я. Вернись, пап. А колбасника выгоним.

О л е с о в. Каким неуважением к матери это было бы. И к себе...

Т о л я. Не хочешь?

О л е с о в. Не могу.

Т о л я. Да? Может, ты и прав. Не разберусь я в ваших делах. Вы меня запутали. Только я смотрю на это ее счастье, которым она перед всеми хвастается, - я смотрю, и я хочу его убить.

О л е с о в. Бред!.. Допустим - разойдутся. Что ж такого? Она пожила с иллюзией, что... Мне трудно говорить, потому что... (С бледной улыбкой.) Если уж кого-нибудь убивать, то меня.

Т о л я. Я не шутки шучу. Я меньше всего шучу шутки.

О л е с о в. Ты как-то сказал, что тебе наплевать на нас с высокой колокольни.

Т о л я. Да?

О л е с о в. Я рад, что тебе не наплевать.

Т о л я. Не знаю, из чего ты вывел. И чему тут радоваться. Вы эгоисты, вот что. Вы бы должны сказать - не обращайте на нас внимания, забудьте нас совсем, как будто нас и не было, вот вы что должны сказать. Еще радуются... (Идет прочь, у него дрожат губы.)

О л е с о в. Толя!.. До свиданья, Толя!

Толя уходит, не оглянувшись. Идет К а л е р и я.

К а л е р и я. Константин Николаич, вы не забыли?

О л е с о в. О чем?

К а л е р и я. Сегодня вечером.

О л е с о в. А, да. Да, я помню. Напрасно вы.

К а л е р и я (приостановившись). Может быть, сделаем так? Может быть, вам не отказываться от ваших вечерних занятий? Как думаете?

О л е с о в. Хорошо.

К а л е р и я. Вы считаете - не стоит пропускать?

О л е с о в. Да.

К а л е р и я. Но потом сразу придете?

О л е с о в. Столько хлопот вам - зачем?

К а л е р и я. Если вам неприятно, можно отменить.

О л е с о в. Отменять - еще большие, должно быть, хлопоты.

К а л е р и я. Это неважно.

О л е с о в. Я приду вовремя. Спасибо вам.

К а л е р и я. Ну вот! (Ушла.)

Олесов один. Присел на крыльцо, ведущее в застекленную галерею. Осенний день теплый, солнечный, настежь открыты широкие окна галереи, где в очереди на прием сидят т е т я Ш у р а и С и д о р к и н а.

Т е т я Ш у р а. Варенье варить - это старина. При варке убиваются витамины. И большой расход сахара. Я теперь все консервирую в свежем виде. Землянику консервирую, смороду консервирую, бруснику - все консервирую. Сахара идет пустяк, и витамины все при мне.

По галерее проходит Калерия.

С и д о р к и н а. Похудела Калерия Ивановна.

Т е т я Ш у р а. Ей идет.

С и д о р к и н а. Похудеешь от такой обузы.

Т е т я Ш у р а. Женщине без обузы не живется. Женщина обузу ищет.

С и д о р к и н а. Могла бы найти получше. Убила бобра.

Т е т я Ш у р а. Конечно, по ее заслугам ей бы не пьяницу. Вот сколько я хожу лечиться, а внимательней Калерии никого здесь не вижу.

С и д о р к и н а. Это верно. И сколько, посмотрите, врачей уже сменилось, а она как приехала, так и работает.

Т е т я Ш у р а. Что ей врачи. Она сама может за врача. Только что диплома не имеет. На фронт ушла - институт не кончила. Я ее уважаю.

С и д о р к и н а. Потому и жаль. Сколько она может получать?

Т е т я Ш у р а. Она получает прилично.

С и д о р к и н а. Вчера в магазине ее встретила: водку покупает. А прокормить его?

Т е т я Ш у р а. Да, мужчина кушает будь здоров.

С и д о р к и н а. Ну скажите, зачем так устроено, что полезный член общества достается такому типу? Она ему отдает все свое святое, а он ее попирает ногами!

Гудок санитарной машины.

Т е т я Ш у р а. Затем, что какой она ни член общества, а женщине нужен спутник жизни. Возьмите Первое мая. Выйти ли погулять, или на вечер - везде требуется спутник. Плохо без спутника, особенно если уже не молоденькая. Мы с Семеном на все вечера ходим вдвоем. Я могу ее понять.

С и д о р к и н а. Он-то, воображаю, на седьмом небе. После того как побирался по квартирам...

Гудки санитарной машины.

Т е т я Ш у р а. Что мужику надо? Содержат его, обстирывают, ублажают, - от добра кто откажется? Им только подавай таких одиночек отзывчивых.

С и д о р к и н а. Пристроился.

С а н и т а р (зовет Олесова). Эй! Ты где? Не слышишь, что ли? Поехали!

Олесов встает и уходит.

Т е т я Ш у р а. С другой стороны. Не сам небось свою кандидатуру выдвинул. Пороху не нашлось бы. Калерия его ухватила: бедовая. Не побоялась, значит, что ей с ним мучиться. А мучиться безусловно, тут сомнений быть не может. Бедняга К а л е р и я.

С и д о р к и н а. Бедненькая Калерия Ивановна!

8

К а л е р и я у себя дома. Раздвинутый стол убран празднично. Напевая, Калерия утюжит на доске мужские брюки. Пиджак уже выглажен и повешен на плечики.

Некоторые немногочисленные, но существенные предметы, появившиеся в квартире, показывают, что здесь теперь живут двое. В кухне стоит сложенная раскладушка. Около нее - чемодан Олесова и новые мужские домашние туфли. На полочке бритвенный прибор.

Стучат в дверь. Калерия отворяет. На пороге А с я. Они пристально смотрят друг на друга.

А с я. Константин Николаич здесь живет?

К а л е р и я. Здесь. Заходите.

Ася входит.

Вы его дочка?

А с я. Да, я его дочка. Он дома?

К а л е р и я. Вы сядьте. Он скоро придет.

А с я. Он на работе?

К а л е р и я. Сейчас на занятиях. Сегодня у него занятия.

А с я. Играет?

К а л е р и я. Нет. Учится на курсах Красного Креста у нас при больнице.

А с я. Зачем?

К а л е р и я. Зачем учится? Захотелось ему, вот и учится.

А с я. Странно.

К а л е р и я. Ты сядь. Он скоро.

А с я (села). То счетоводству учился, то теперь Красный Крест. В общем - все дальше и дальше от своего призвания.

К а л е р и я. Ну что ж, девочка, так он пожелал, он собой распоряжаться волен, правда?

А с я. Не всякий человек волен собой распоряжаться. Некоторым людям полезно сказать - поступай не так, а вот так.

К а л е р и я. Но если говорить слишком часто - может быть, перестает действовать? Как с лекарствами: если одно и то же давать без передышки организм привыкает.

А с я. Мне сказали - он ходит в клуб играть на рояле. Я думала...

К а л е р и я. Да, иногда он заходит в клуб, и ему разрешают играть, но ты же знаешь, какой он нервный, как его все ранит. Что пальцы не те, что звук не тот... Ему кажется, что над ним подсмеиваются, а как-то несколько ребятишек обступили его и попросили сыграть какую-то песню, он стал им играть, и у него не вышло, так он, можешь себе представить, захлопнул крышку и убежал!

А с я. Я так и знала, что будет трудно вернуться... после всего. Но, по-моему, одаренный человек обязан идти на трудности грудью. Бороться за свой талант! За возможность служить своим талантом народу! Раз не вышло, два не вышло, сто раз не вышло - на сто первый должно выйти. Тут, по-моему, уж и нервы по боку, и что посмеется какой-то дурак... Ну, что ж делать. Не может, значит.

К а л е р и я. Или не хочет. Его право.

А с я. Я, собственно, зашла на минуту. Вспомнила, что сегодня день его рождения.

К а л е р и я. Очень хорошо сделала, что зашла. Сейчас он придет, и гости к нему придут, и ты с ним чокнешься, он будет рад.

А с я. Гости?

К а л е р и я. Да, один его приятель и одна милая молодая пара. Он так рад будет, что ты вспомнила. Он просил испечь пирог, я хотела сделать со свечами, знаешь, зажигают свечи по числу лет, - да нет в магазинах. Не завозят к нам свечи. (Кончила гладить, убрала доску и поставила на стол еще один прибор.)

А с я (смотрит на стол). А мне сказали, будто он не пьет.

К а л е р и я. Перед едой выпивает рюмочку. Многие мужчины это любят, уж такой они народ. Знаешь, если немножко, то для здоровья даже полезно. Зря ты брата не привела. Отец бы вошел и увидел вас обоих.

А с я (сдержанно). Брат занят. Я его сегодня даже не видела.

Стук в дверь. Калерия отворяет. Входит С и д о р к и н.

С и д о р к и н. Мое почтение, Калерия Ивановна! (Ставит на стол пол-литра.) А где ж именинник?

К а л е р и я. Вот-вот придет. А вот это, Сидоркин, я вам запретила, забыли?

С и д о р к и н. Так ведь как же в день рождения - с пустыми руками!

К а л е р и я. Я это прячу. Здесь на столе более чем достаточно.

С и д о р к и н. Ваша воля, Калерия Ивановна, ваша власть. А, и Ася пришла, молодец А с я. Ну, как дела?.. Учишься?

А с я. Учусь.

С и д о р к и н (ободряюще). Ничего в общем?

А с я. Да. Спасибо.

С и д о р к и н. Ну-ну. Ты мне вот что скажи - сколько ж это отцу сегодня стукнуло?

А с я. Сорок пять, по-моему.

К а л е р и я. Константину Николаичу исполнилось сорок четыре года.

Стук. Это пришли А с х а б и С у л е й м а н. Они принесли большой кулек из газетной бумаги.

А с х а б. Здравствуйте. (Церемонно здороваются.) Где же тот, в честь кого мы пришли?

К а л е р и я. Что-то задержался. Но он будет с минуты на минуту...

А с х а б. Нам из дому прислали такие хорошие яблоки. Разрешите? (Выкладывает из кулька.) Вот как теперь живет Константин Николаич. Ты посмотри, С у л е й м а н.

Стук.

С и д о р к и н. Ну вот и Костя!

К а л е р и я. Нет, не он. Не его стук. (Идет отворять.)

А с х а б. Посмотри, Сулейман: раскладушка. Он спит на раскладушке. Посмотри, Сулейман: ночные туфли!

Придерживая дверь, Калерия ведет переговоры с Р о ж к о в ы м.

К а л е р и я. Не понимаю, Рожков, что вам здесь нужно. Какую еще воду вы явились мутить.

Р о ж к о в. Почему, почему мутить воду? Мне Сидоркин сказал - день рождения. Поскольку я тоже старый приятель...

К а л е р и я. Знаю, какой вы приятель.

Р о ж к о в. Неоднократно, вот спросите у Сидоркина, оказывал моральную помощь...

К а л е р и я. Только сплетни разносить!

Р о ж к о в. И поскольку завтра суд, так что я, может быть, последний день хожу свободным человеком... Суд завтра, Калерия Ивановна, дома траур, жена плачет, теща ругается, дети из угла смотрят...

К а л е р и я. Входите. Но не смейте говорить ваши гадости. У вас что ни слово, то жаба изо рта.

Р о ж к о в. Какая жаба, Калерия Ивановна, бог с вами, какая жаба? (Входит.) Добрый вечер!

А с х а б, С у л е й м а н, С и д о р к и н. Добрый вечер!

Калерия ставит на стол еще один прибор.

Р о ж к о в. Кого я вижу, Ася! Ну, как жизнь, Ася?

А с я. Спасибо.

Р о ж к о в (подсаживается к ней). Как там мама поживает, здорова?

А с я. Спасибо.

Р о ж к о в. Что ты все спасибо да спасибо. Ты мне расскажи, поделись. А этот, отчим-то? Не обижает вас с Толей? А? Не обижает? Чудачка, почему не хочешь сказать? Обижает, наверно. Или нет?

С и д о р к и н. Слушай, ну что ты к девочке пристал? Не хочет она на эту тему.

Р о ж к о в. Но почему, почему не хочет? Почему ей не хотеть? Это, Ася, нехорошо - скрытничать. Это антиобщественно. А вы его папой зовете, или как?

К а л е р и я. Что же он запаздывает? Пора бы ему...

А с х а б (осторожно). Может быть, Константин Николаич куда-нибудь зашел?

Р о ж к о в (Асе). Человек живет в коллективе, в контакте с другими мыслящими существами. У него должна быть потребность с ними контактировать. Если он не контактирует, это ненормально. Что-то у него, значит, неладно с психикой. А особенно если молодое существо.

К а л е р и я. Знаете что? Сядем пока без него. А он подойдет. А то пирог стынет, и что ж так сидеть... Милости прошу к столу. Иди сюда, А с я. (Сажает ее рядом с собой. Все рассаживаются.) Налейте кто-нибудь.

С и д о р к и н (наполняет рюмки). Предлагаю выпить за хозяйку.

К а л е р и я. Нет. Сегодня полагается за Константина Николаича.

А с х а б. Да, да, прежде всего за Константина Николаича!

С и д о р к и н. Ну, так за его здоровье и благополучие!

А с х а б. Что за слово - благополучие? За его счастье! Пусть он будет счастлив!

Чокаются.

Р о ж к о в. Да, благополучие, счастье. А у меня завтра суд. Всё откладывали, откладывали, больше не хотят. В десять ноль-ноль. Сейчас с вами закусываю, как полноправный гражданин, а завтра скажут - нате вам меру пресечения, и готово дело. И о чем разговор, спрашивается? О паре накладных! Бумажки! Из-за бумажек судьба человеческая рушится.

К а л е р и я. На что жалуетесь? Сами разрушили. Бережливей бы обходились со своей судьбой, ничего бы не было.

Р о ж к о в. Каждый, Калерия Ивановна, каждый сам рушит, мало кому, Калерия Ивановна, бережливость дается. (Асе.) Так ты согласна контактировать или ты будешь дальше гнуть свою антиобщественную линию? С хозяйством у вас как, например: деньги общие, или же он только свою долю вносит?

А с х а б (нежно). Вы не будете возражать, если я включу музыку? Приятнее, не правда ли, с музыкой?

Она включает радио. Женский голос поет романс Чайковского "То было раннею весной..."

...Тот же романс - из радиорупора на улице, по которой бесцельно шагает О л е с о в, засунув руки в карманы.

Он проходит мимо чьих-то освещенных окон. И оттуда приглушенно доносится тот же романс.

Навстречу идет Г о р е н к о. Останавливается.

Г о р е н к о. Второй раз вас встречаю, и второй раз мне кажется, что я не ошибся.

О л е с о в. Ошиблись.

Г о р е н к о. Допустим, глаза ошибаются. Сходство голоса случайность, тоже допускаю. Тем более, ваш голос глуше... Но этот мотив! Как вспомню вас, сейчас же, бывало, в ушах эта песня.

О л е с о в. Романс.

Г о р е н к о. Вот-вот, и эта поправка, так ее и слышу от Кости Олесова! Именно этим тоном! Хотя голос, конечно, гораздо глуше, и что касается нашей наружности - тоже, конечно, приходится делать поправку на двадцать лет.

Ликующим "О лес, о жизнь, о солнца свет, о свежий дух березы!" заканчивает невидимая певица.

Многие за двадцать лет так меняются, что прежнее лицо из нынешнего еле проступает.

О л е с о в. Хорошо, если проступает.

Г о р е н к о. Приходилось наблюдать жестокие перемены в этом смысле. Я бы сказал - ты еще не очень изменился. Я на тебя смотрю и вижу того Костю, с которым мы в соседних окопчиках лежали. А помнишь, как мы в Австрии заночевали в том имении и ты нам играл на рояле? Мы слушали и спать не хотели, так ты прекрасно играл. Где ты, что ты теперь, Костя?

О л е с о в. Кости Олесова нет.

Г о р е н к о. Ну не надо. Ну брось ты это. Расскажи о себе. Если что-нибудь, - я как брату...

О л е с о в. А вы, а ты что и где?

Г о р е н к о. Да ну, что я. В совнархозе кручусь, все своим чередом - и неприятности, и достижения бывают, ну, об этих делах в газетах пишут. Вот с тобой что происходит, почему от себя отрекаешься?

О л е с о в. В лесу имение было?

Г о р е н к о. В лесу.

О л е с о в. Рояль коричневый?

Г о р е н к о. Кажется.

О л е с о в. А я считал - мне приснилось. Имение в лесу, коричневый рояль, ночь, я играю, солдаты слушают.

Г о р е н к о. И я, считаешь, тебе приснился?

О л е с о в. Может быть, даже ты. Не терзай меня, Володя, прошу, дай мне сначала коснуться земли ногами.

Г о р е н к о. Как это?

О л е с о в. Меня болтает в воздухе, как шар на нитке, вот что со мной происходит...

Они медленно идут по улице. А в квартире Калерии уже все съедено и выпито, и гости поют что-то хором, даже Ася подпевает, подперев кулачками щеки, и только Калерия сидит напряженная, прислушивающаяся, не разжимая губ.

О л е с о в. Все как будто снится. Дома, лица - сон. Болтаюсь на нитке и хочу проснуться, стукнуться подошвами о землю, собрать, склеить что возможно...

Г о р е н к о. Чем можно помочь, слушай? Что я могу? Я всё...

О л е с о в. Нет. Она права. Кроме меня самого, никто тут не поможет.

Уходят по улице. Электрические часы на темном здании показывают поздний час. Калерия провожает гостей.

А с х а б. До свиданья, спасибо. Очень было приятно, только жалко, что не повидали Константина Николаича. Передайте привет от Сулеймана и от меня.

К а л е р и я. Спасибо, с удовольствием передам.

С и д о р к и н. Где-то Костя загулял крепко.

К а л е р и я. Вот большое дело, подумаешь, - в день своего рождения загулял человек. На здоровье, пусть погуляет.

А с х а б. Конечно. И мы тут погуляли в его честь. Всё хорошо.

Все. До свиданья! До свиданья!

Р о ж к о в. Вот оно и наступило, завтра-то. Всего ничего осталось до десяти ноль-ноль. Прощайте, Калерия Ивановна.

К а л е р и я. Бодритесь, Рожков. Умей ответ держать, как говорится.

Р о ж к о в. Очень это портит жизнь, что за все приходится отвечать. (Ушел.)

А с я. А вдруг с ним случилось что-нибудь?

К а л е р и я. Ничего не случилось, глупости. Погуляет и придет. Товарищи, кто ее проводит?

А с х а б. Нам всем по дороге.

К а л е р и я (Асе). Ну, спокойной ночи. Не думай ничего плохого.

В с е. Спокойной ночи!

Калерия одна. Постояла на крыльце, вернулась в комнату. Не от кого больше скрывать беспокойство и муку ожидания. Ни за одно дело не может взяться, руки опускаются. Что-то ей померещилось в тишине, - вздрогнула, высунулась в окно, - никого нет. Не выдержав, набрасывает пальто и косынку, чтобы идти на поиски, но в это время входит Олесов, открыв дверь своим ключом.

О л е с о в. Ушли уже?

К а л е р и я. Давно. Жалели очень, что вас не было.

О л е с о в. Зря, говорил я, устроили вы себе хлопоты. Вместо благодарности - бродяга одичалый даже не смог себя заставить явиться на этот пир.

К а л е р и я. Ничего страшного. Правильно сделали, что не насиловали себя. Не захотелось - и не пришли. Мы тут славно посидели, выпили за вас. Ася была.

О л е с о в. Ася? У них ничего не случилось?

К а л е р и я. Просто поздравить хотела.

О л е с о в. Я не мог заставить себя прийти. Хамство, конечно. Но вы не знаете... или знаете, но вам, с вашим характером, все равно?.. Вы на дежурство?

К а л е р и я. К соседке ходила. Относила противень. (Снимает пальто.) Чего я не знаю, Константин Николаич?

О л е с о в. Посоветуйте - кто бы мне сдал угол?

К а л е р и я. Сдал вам угол?

О л е с о в. Койку.

К а л е р и я. Что это значит?

О л е с о в. Я не должен у вас жить.

К а л е р и я. Вам здесь плохо?

О л е с о в. Вы знаете, что хорошо. Но я не могу допустить!..

К а л е р и я. Чего? Пересудов? Да наплюйте вы.

О л е с о в. Значит, знаете?

К а л е р и я. Трогательный вы человек. Конечно! Да как может быть иначе?.. Бабенок хлебом не корми, а подай им такую ситуацию. Уж они нафантазируют! И из-за этой ерунды вы бродили невесть где до поздней ночи?

О л е с о в. И вас не оскорбляет, что ваше имя связывают с моим? С таким уж непочтенным, неуважаемым именем. Уж лучше жить где-нибудь, где опять не будет места притулиться, опять со мной будут обращаться как с собакой, но это нельзя - чтоб ваше имя трепали по моей милости!

К а л е р и я. Ох, до чего интеллигентно. А если проще? Сами говорите - хорошо вам: зачем же рыпаться... (Отвернулась и улыбнулась, чтобы скрыть слезы.)

О л е с о в. Родная моя, удивительная женщина, знаете, что вы для меня? Я не настолько все-таки опустился, чтобы... Не обижайтесь, я ведь вижу всю вашу воспитательную тактику, все эти педагогические кружева, которые вы плетете с таким терпением, - но почему-то мне не унизительно, даже радостно ходить по вашей подсказке... И ваша бережность, ваша забота, - о ком, обо мне! - ваш голос, всегда добрый, эта затея с днем рождения, который бог знает сколько лет никем не празднуется, мной в том числе, - все это меня сегодня ужаснуло. Да, я ужаснулся, услышав эти разговоры! Как я смею, что я такое, о чем я думал, когда принимал... И в довершение, в награду - чтоб вам мазали дегтем ворота!

К а л е р и я. За меня ужаснулись, за мою дамскую честь, или за свою мужскую щепетильность?

О л е с о в. Это не ваш вопрос. Мы слишком друг другу доверяем, чтобы задавать такие вопросы.

К а л е р и я. Почему не имеете права? Вот приучили вас к самочувствию, что вы такой-сякой. Вы не такой и не сякой, имеете право на все, что делает людей людьми.

О л е с о в. Ко мне заходил сынишка. У них плохо. Что-то я должен с ними решать.

К а л е р и я. Они издерганы. Хорошо бы их извлечь из этой обстановки.

О л е с о в. Как я извлеку? Легко сказать.

К а л е р и я. Они ведь не маленькие, им носы вытирать не надо. Общими усилиями, держась друг за друга...

О л е с о в. Они уже один раз составили такой план: общими усилиями, держась друг за друга, - выкарабкаться. Теперь их союз развалился... из-за Галиного второго брака. Видимо, это должно быть запрещено - имея детей такого возраста, бросать их ради...

К а л е р и я. Но она же не бросила.

О л е с о в. Фактически - только живут под одной крышей, а внимание переключено... Видите, Калерия Ивановна, с кем вы имеете дело. Хочу вас облегчить, а вместо того новые и новые свои тяготы вам подкидываю.

К а л е р и я. Подкидывайте. Я не боюсь.

О л е с о в. На другую квартиру перейду, и все равно буду к вам являться со своей канителью, привык.

К а л е р и я. Не надо переходить на другую квартиру.

О л е с о в. Нельзя! Бесконечно вам обязан, но вы меня уже кое-чему научили. Я больше не хочу быть таким-сяким. Именно поэтому, вы должны понять, я ухожу от вашей доброты.

К а л е р и я. Не уходите.

О л е с о в. Нельзя!

К а л е р и я. Скоро зима. Морозы. Вьюги. Подождите хоть до весны.

О л е с о в. Нельзя!

К а л е р и я. Раз вы так хотите... ваша воля.

О л е с о в. Вы мне поможете, правда, найти угол?

К а л е р и я. Помогу вам найти угол.

О л е с о в. И разрешите... заходить к вам?

К а л е р и я. И разрешу заходить.

О л е с о в. Вы сразу почувствуете, какую козу вывели из дома. Я у вас отнимаю покой и отдых - а много ли его?

К а л е р и я. Отдых... Вы сейчас все у меня отняли - и не заметили... Запрещено, значит? Все та же проклятая привычка к самоуничижению... Ненавижу эту привычку! Почему вы на себя смотрите как на утиль? С какой стати на меня смотрите как на утиль!

О л е с о в. На вас - как на утиль?!

К а л е р и я. Все время! Какого черта вы вообразили, что я забочусь о вас, думаю о вас, в глаза вам смотрю - по доброте! До такого слюнявого идиотизма доброта не доходит. Я в глаза вам смотрела, потому что любила! Я с моей любовью вставала утром, шла на работу, домой возвращалась! На крыльцо всходила, к двери подходила - золотая стала эта дверь, и за ней радость... И чтобы это мне было запрещено? И чтоб я слушала - кто там, что там о моей любви?.. Вот так-то, Константин Николаич. А вы думали: благотворительная натура, самоотверженно направляет заблудшую душу на путь истинный. Ну, так напоследок правду узнайте: я для себя все делала. Моим счастьем это было. Вы мне ничем не обязаны, я вам обязана. И давайте сейчас распрощаемся, когда такое дело. (Надевает пальто.)

О л е с о в. Куда вы?

К а л е р и я. Найду куда, не беспокойтесь.

О л е с о в. Это невозможно. Уйду я.

К а л е р и я. Не трудитесь, все равно не останусь, хоть вы и уйдете. Не хочу сейчас видеть это жилье.

О л е с о в. Калерия Ивановна!

К а л е р и я. А угол вам подыщем. Пока. (Уходит, кивнув.)

9

Летит снег, за метелью еле виден строящийся город. К а л е р и я, жмурясь, идет против ветра и останавливается от радостного возгласа И в а н о в а.

И в а н о в. Калерия, ты! Давно тебя не видел, покажись. Цветешь, как роза. Ну что, как жизнь? Я, впрочем, все знаю. Слухом земля полнится.

К а л е р и я. Все знаешь?

И в а н о в. Все.

К а л е р и я. Я не так удачлива. Не все знаю.

И в а н о в. Молодчина: одолела вражью силу, вернула человека в человеческое существование. Хвала и честь, как говорится. Я не думал, скажу откровенно, что это получится. Могло и не получиться.

К а л е р и я. У меня была надежда... вера... что, если снять с человека нравственный гнет, если он не будет ходить вечно заушаемый, - он сам потянется к человеческому существованию.

И в а н о в. Возможно, ты права. Но ведь это индивидуально. А другой не потянется, верно?

К а л е р и я. Все на свете индивидуально.

И в а н о в. Возьмет и не потянется, и пропали твои старания... И что значит - вечно заушаемый? Какое ты в это слово вкладываешь содержание? Оно не противоречит понятию критики?

К а л е р и я. Нет, дорогой, не противоречит, только дополняет.

И в а н о в. Я сам, как тебе известно, иногда слишком даже мягок, но без критики как же?

Он заботливо заслонил ее собой от ветра. Она хочет закурить, не может зажечь спичку, - он берет коробок у нее из рук и подносит ей горящую спичку в ладонях.

Плохо, что летает он у тебя с работы на работу. Хотя в стройконторе как-то более место мужчины, чем в санитарах.

К а л е р и я. Он уже и в стройконторе томится. Возмездие!

И в а н о в. Что говоришь?

К а л е р и я. Возмездие, говорю, - за то, что отбился от профессии, зарыл в землю талант.

И в а н о в. А был талант?

К а л е р и я. Был.

И в а н о в. А он говорит - не было.

К а л е р и я. Потому что ему подумать страшно, что он с собой сделал, вот и говорит - не было... Мне его фронтовой товарищ сказал, в молодости его знавший, что очень он был талантливый. Они его все за талант любили... берегли... Ну, а если не талант, а просто человек, просто заблудившийся человек, - то что?

И в а н о в. Да ничего. Взвилась! Ты мне главное скажи...

К а л е р и я. По музыке тоскует, вот и мыкается. Может, и найдет еще себя.

И в а н о в. Еще не вечер?

К а л е р и я. Именно.

И в а н о в. Главное скажи: ты счастлива? Ценит он тебя? Сознает, что ты для него?

К а л е р и я. О да, очень ценит, чересчур ценит...

И в а н о в. Чересчур тут не может быть.

К а л е р и я. В том-то и дело, - не знаю я: благодарность его держит возле меня, преданность от благодарности? От робкого сердца, от боязни причинить боль?.. Не знаю ничего.

И в а н о в. По крайней мере, он к тебе внимателен, он может тебе в трудный час послужить опорой?

К а л е р и я. Что мне опора? Сама, чуть не с детства, всегда чьей-нибудь опорой была.

И в а н о в. Гордячка, надо же. До чего вы гордые, бабы наши хорошие. Сама для всех опора, смотри ты. А самим, значит, ничего не надо? Врешь, надо! И опору тебе надо, и счастья надо, и вот так мне это, понимаешь, что счастья нет у тебя!

К а л е р и я. Да кто тебе сказал, что нет? Сам же видишь - цвету, как роза. Значит, хорошо мне. А то бы не цвела. Ох, заболталась, опаздываю!

И в а н о в. Постой. Калерия. Если что понадобится...

К а л е р и я. Ну ясно, к тебе приду, к кому же? И ты мою беду руками разведешь. Будь здоров, дорогой.

Расходятся в метели.

10

К крыльцу Калерии в снегу проложена дорожка. Из окна видно, как люди идут по этой дорожке.

К а л е р и я пришла домой и хозяйничает.

Стук в дверь: С и д о р к и н.

С и д о р к и н. А Кости нет еще?

К а л е р и я. Не приходил.

С и д о р к и н. Можно обождать?

К а л е р и я. Обождите.

С и д о р к и н. Вы не сердитесь, что я повадился? Около вас тихо, я тишину люблю. Удивительно, что на работе вы боевая, а дома вы тихая.

К а л е р и я. Дома должно быть тихо, на то дом. Дома человек отдыхает.

С и д о р к и н. Не все это осознают. Некоторые, наоборот, на работе выдержанные, а домой идут специально заводиться и других заводить. Я у вас дышу тишиной.

К а л е р и я. Ну посидите, подышите тишиной.

С и д о р к и н. Вы, Калерия Ивановна, уважаете человека. Человеку это дорого. (Разворачивает газету.) Да. Дела в мире... Я счастлив за Костю, вы мне верите? - что вы ему, бесприютному, создали очаг. Чего, вам как будто нездоровится?

К а л е р и я. Устала. Дежурство трудное было.

С и д о р к и н. Великое дело очаг, может быть - самое главное как для самочувствия, так и для поднятия производительности труда. Вот сейчас многие получают квартиры в новых домах, с отоплением и с ванной, но если в новой квартире они не сумеют создать очаг, то не поможет и ванна. Всё равно будут чувствовать себя как на базаре, хоть две ванны поставь им. Кто-то к вам идет, Калерия Ивановна.

К а л е р и я. Откройте, пожалуйста.

Проходит мимо окна и входит в дом Б р ю н е т и з "Г а с т р о н о м а".

Б р ю н е т. Олесов мне нужен.

С и д о р к и н. Нету его.

Б р ю н е т. А она дома?

С и д о р к и н. Ну, дома...

Б р ю н е т. Разрешите. (Бойко вытирает ноги о половик.)

С и д о р к и н (в комнату, мрачно). Калерия Ивановна, вот это кто.

Б р ю н е т (входит в комнату). Мое почтение, Калерия Ивановна, очень рад. Мы с вами, можно сказать, давно знакомы, много раз виделись, даже беседовали, ха-ха, мы, работники торговли, со всеми беседуем в процессе работы - "получите ваши сто", "получите ваши двести", "ваш чек" и тому подобное. И нас все знают в лицо, и вообще в этом поселке все друг друга знают, всё друг о друге знают, с ума сойти можно, задохнуться можно, лично я уже задохнулся, искренно говорю! Почему это в больших городах совершенно другая атмосфера, почему там дышится легко, Калерия Ивановна, как ваше мнение? Потому что когда вы там идете по улице, то кругом незнакомые, вас никто не знает и вы никого не знаете, им на вас плевать и вам на них плевать! Разрешите, я сяду. (Садится.) Это, между нами, удача, это мне повезло, что Константина Николаича нет дома, с ним я, искренно говорю, чувствовал бы себя не очень, - хотя, казалось бы, почему бы, ведь они уже де-факто были врозь, когда, и так далее, - это уж моя щекотливость, исключительно моя щекотливость, но мне несравненно легче говорить об этих тяжелых вещах не с Константином Николаичем, а с другим лицом, тем более с таким лицом... Калерия Ивановна, - неприятное происшествие. Вчера вечером этот негодяй Толька смылся в неизвестном направлении. Вы понимаете, до чего доходит это своеволие, эта разнузданность?! Мальчишка смеет диктовать матери! Калерия Ивановна, вы не поверите, он ей ультиматумы ставил: или я, или он! Можете себе представить?! Я был вне себя! Искренно говорю! А с ней что делалось!.. И если б я его когда-нибудь хоть пальцем... Хоть прикрикнул бы как следует... Так нет же! Никогда! Исключительно доброе они от меня видели, исключительно подарки и заигрыванья, то на билет в кино, то безразмерные носки, я же их застал в такой заброшенности, что...

К а л е р и я. Вчера вечером?

Б р ю н е т. Вернее сказать, уже ночью. Мы думали - он в кино, спохватились утром.

К а л е р и я. Почему - смылся? У товарища мог заночевать.

Б р ю н е т. Записка - уезжаю, не ищите. Сел чаю стакан выпить, смотрю - записка под сахарницей.

К а л е р и я. Не доказательство. Может, пугает просто. Выяснить надо.

Б р ю н е т. Я выяснял, Калерия Ивановна, как же, сразу кинулся в гараж - он в гараже работал, вы знаете или нет... Никто не в курсе. Не вышел на работу, и все. Вы бы видели несчастную мать. Буквально сходит с ума. Я ей говорю - наплюй, пусть как хочет, тебе же легче, он же тебя в грош не ставил! Еще хуже психует. А я? Мне надо это все, как ваше мнение?

К а л е р и я. А сестра не знает?

Б р ю н е т. И сестра не знает. У него и с ней было врозь. Малосимпатичные дети, искренно говорю.

К а л е р и я. И никакого намека, указания?

Б р ю н е т. Из этой дыры один-единственный ходит поезд до станции Кучкино, - поехал на Южный берег Крыма или на Северный Полюс, все равно этим кучкинским поездом, которым, к слову сказать, и я уезжаю сегодня вечером. И надо мне всю эту мороку, когда самому уезжать и от хлопот голова опухла?

С и д о р к и н. В командировку?

Б р ю н е т. Не совсем. Направление получил - учиться. В наше время нельзя быть полезным, не повышая уровень. Хоть будь твой уровень не ниже какого-нибудь инженера или профессора, а ты его еще повышай. Как вы полагаете, Калерия Ивановна, сколько мне лет?

К а л е р и я. Не имею никакого понятия.

Б р ю н е т. Не совсем уже мальчик, ха-ха, но еще в том возрасте, когда самоуспокаиваться нельзя, преступно, перед собой и перед обществом преступно! Я чувствую, Калерия Ивановна, что я уже созрел для ответственной деятельности, а мне говорят - а багаж твой? Ну что ж, годы позволяют, в мозгах, ха-ха, недостачи нет, чуть-чуть поучиться в большом городе, в столице одной из наших республик, и я - директор магазина, а здесь я что? Мое это дело - отпускать колбасу?

К а л е р и я. Галина Михайловна едет с вами?

Б р ю н е т (Сидоркину). Что значит женщина. Ставит вопрос на попа и глазом не моргнет. Неважно ей, какие у человека обстоятельства, что ему, например, в общежитии придется жить, как студенту...

К а л е р и я. Поняла. Не едет. Вы об этом тоже хотели говорить с Константином Николаичем?

Б р ю н е т. Калерия Ивановна, а с кем еще? С ним и с вами, с вами и с ним! Вы же ей единственные близкие люди, кто ее поддержит, если не вы? Можете себе представить, она отравиться обещает, ну что такое! Конечно, как правило, это просто так говорится, несерьезно, - а вдруг?! Чем черт не шутит, пылкая женщина, читает художественную литературу, - я сам, впрочем, любитель, - вдруг возьмет да преподнесет... Вы бы ее видели сегодня утром, когда я нашел записку этого мерзавца!

К а л е р и я. Не трогайте мальчика, хватит. Вообще хватит. Все ясно на сто процентов. Прощайте.

Б р ю н е т. Нет, Калерия Ивановна, вам не все ясно. Еще пара слов, тогда уже прощайте. Вы напрасно на меня смотрите, как будто я плевок какой-нибудь под вашими ногами, и из квартиры выставляете. Давайте-ка разберемся по справедливости, вот тогда будет ясно, кто плевок, а кто, наоборот, хороший человек. Я к ним пришел, когда они были кинуты на произвол судьбы, и я ее одел, я их кормил деликатесами, я на них большую часть моей зарплаты тратил, душу им отдавал - искренно говорю! - потому что, Калерия Ивановна, я обожал эту женщину! Некоторые мои товарищи считали, что она не стоит такого обожания, - их дело! Я - обожал! А стоила она или не стоила, я не думал! Ни о чем не думал, дал свободу чувству, живем один раз, пока чувствуется - надо чувствовать, уверен, что и вы такого же мнения, как человек передовых взглядов! Теперь, конечно, вижу, что о многом следовало подумать, детей узнать, характер ее узнать, прислушаться к самому себе - прочно ли? надолго ли? - каюсь, надо было! Надо! Каюсь - увлекся!.. Но с другой стороны: ведь мы, люди передовых взглядов, за свободное чувство, Калерия Ивановна, - когда сердце говорит "да", и я говорю "да". А если сердце вдруг само, по своему усмотрению, без всякого моего нажима, вдруг оно скажет "нет", тогда что мне прикажете говорить? "Да" - когда оно говорит "нет"? А кому польза? Мне? Ей? Это как же, без всякой, значит, поэзии, в порядке, пардон, принудиловки? Лгать женщине, которую я обожал? Искренно говорю: допускаю, что много воли давал моему сердцу, - но что это значит? Что мне еще не встретилась на жизненном пути та, которая... Может, это и не бывает в молодости? Может, я еще не созрел для постоянства? Созрею в более солидных годах?..

С и д о р к и н. Вот что. Мне уходить - пошли вместе. Пошли, пошли!

Б р ю н е т. Да вот, собственно, и всё. Вот теперь прощайте, Калерия Ивановна. Вы же, так я понял, за ней присмотрите, побеспокоитесь, не бросите одну? Так я вас понял. Искренно благодарен. И вам, и Константину Николаичу. Уезжаю с меньшей тяжестью на душе. Жаль ее, бедную. Еще раз мое почтение, наилучшие пожелания! (Выходит с Сидоркиным в сени.) Учтите, товарищ Сидоркин, вы свидетель.

С и д о р к и н. Чего свидетель?

Б р ю н е т. Я их предупредил. Насчет Галины. Насчет ее угроз.

С и д о р к и н. Перестраховался, гад? (Толчком выбрасывает Брюнета за порог и возвращается к Калерии.) Опять за поясницу держитесь, заболела?

К а л е р и я. А, черт его возьми, радикулит проклятый, я уж думала, он от меня отвязался... Вот, Сидоркин, век живи - век учись. Мыслишь и чувствуешь вроде широко, благородно, а придет сукин сын и повторит твои слова, и не знаешь, куда деваться от отвращения. Он же, в общем, насчет сердца правильно говорил, почему же отвращение?

С и д о р к и н. Наверно, не только в том дело, какие слова, а и в том, кто их скажет. Другому хорошие слова, Калерия Ивановна, и не к рылу. До чего ж немилосердна к Косте жизнь, ай-ай-ай. Крутит его и крутит, что ты скажешь.

На улице плачет О л е с о в а.

О л е с о в а. Так они со мной поступили. Это черствые эгоисты. Друг друга выживали. Не столько и счастья того было, как друг друга выживали. Обо мне ни один не думал, что у меня нервы вконец измотаны.

О л е с о в. Мы его, Галя, найдем. Человек не иголка, не может пропасть.

О л е с о в а. Нет! Ничего уже не будет!

О л е с о в. Может, не сразу, но найдем, увидишь. Да и он не каменный же. Не выдержит, заскучает по тебе, пришлет весточку, а то и сам прилетит. Он тебя любит, как ты не поняла?

О л е с о в а. О ком ты говоришь?

О л е с о в. О Толе.

О л е с о в а. Не вынесу, не вынесу! Я тебя тут ждала, чтобы сказать: не вынесу, слышишь? Ребенок уехал... Ты живешь с этой фельдшерицей... Убийцы вы все!

О л е с о в. Не делай меня виноватым больше, чем я есть.

О л е с о в а. Костя, ты вернешься, правда? Забудем, что было. Я одна, Костя!.. Ты вернешься, слышишь? Ты обязан! Ты не смеешь! Ты муж, не имеешь права жену бросать на позор! Я твоя жена, а не она!

О л е с о в. Что ты говоришь, зачем я тебе, ты же на развод подала!

О л е с о в а. Ну так что, что подала. Подала и обратно возьму, а ты не имеешь права...

О л е с о в. Галя, не играй мной.

О л е с о в а. Это вы играете! Смотрите - доиграетесь! Смотрите!.. Когда, значит, ты пьяный, ты, значит, с семьей... А трезвый - с фельдшерицей...

Олесов идет прочь.

А до семьи дела нет. Что ребенок сбежал - ему все равно. Что жена руки на себя наложит...

Олесов пришел домой. Его ждут К а л е р и я и А с я - она отчужденно стоит у окна, в пальто и шапочке, всячески подчеркивая, что пришла по делу. В кухне курит С и д о р к и н. Все молчат.

А с я (звонко и холодно). Вот и папа. Здравствуй, папа.

О л е с о в. А с я...

А с я. Я с известиями. Нехорошими.

О л е с о в. Я уже знаю. Мы найдем его, А с я. Я и маме сказал. Встретил ее сейчас на улице. Обязательно найдем, не военное время, как это не разыскать.

А с я. Я тоже считаю, что найдем. Но сейчас не в нем дело. Ему без нас не хуже, а лучше. Он парень грубый и псих немножко, но он неплохой. Не пропадет... Папа, маме очень плохо. (Молчание.) Ты не думай, она меня не посылала, я по своей инициативе пришла. (Молчание.) Ты вторую новость, не про Толю, тоже знаешь?

О л е с о в. Знаю все новости.

А с я. И что же дальше?

О л е с о в. А ты чего от меня ждешь? Что я, по-твоему, должен делать дальше?

А с я. Удивляюсь. Надо подсказывать? Ну, конечно, ты должен быть около нее. Единственное, что может поднять ее дух.

О л е с о в. Что поднять?

А с я. Ее достоинство.

О л е с о в. Ее достоинство - в том, чтобы я был около нее?

А с я. Так она говорит.

О л е с о в. В бреду говорит. В бреду, понимаешь? Она больна!

А с я. Тем более. Значит, нужно ее лечить. В такое время нельзя, извини меня, ограничиваться алиментами и утешениями издалека. Да и тебе, папка, тоже будет с нами отчасти лучше.

О л е с о в. Ты считаешь?

А с я. А помнишь, как ты планы строил - как ты вернешься к инструменту, про моторную память еще говорил, помнишь? И что же? Даже не пытаешься вернуться. Попробовал и бросил, эх ты. Чем угодно занимаешься, только не тем, чем надо.

О л е с о в. Я зарабатываю на кусок хлеба и на то, что ты называешь алиментами.

А с я. Я не виновата, что это так называется. Не понимаю, что обидного в этом названии. Я хочу сказать, у тебя такой характер - тебе полезно, чтобы напоминали о главном. Но сейчас даже это не главное! Даже твоя музыка! Главное - мама! Это преступление - оставить ее сейчас одну! Я говорю при Калерии Ивановне, потому что не хочу говорить исподтишка, у нее за спиной. Я говорю то, что могу сказать всему свету! Если вы настоящий человек, Калерия Ивановна, вы ему то же самое скажете. Прошлый раз вы мне показались настоящим человеком. Я к вам почувствовала такое уважение. Так в вас поверила. Не может быть, чтобы вы ему сказали - не иди к ней, пусть она одна...

О л е с о в. Сделай одолжение, обращайся ко мне, а не к Калерии Ивановне.

С и д о р к и н (вдруг выходит из кухни). Да ты что? Ты что делаешь, ты понимаешь, на что ты замахнулась? Замахнулась, разрушить хочет! Не разобравшись, не поняв ничего своим умишком школьным! Ух, мастера замахиваться! (Уходит, хлопнув дверью.)

А с я (нервно). Вот уж при чем тут Сидоркин, совершенно не понимаю.

О л е с о в. Сидоркин ни при чем. Что еще, Асенька?

А с я. Ты ее видел: ты видел, сколько у нее седых волос? (Молчание.) Ты всегда говорил, что виноват перед ней.

О л е с о в. Человек не может жить в ярме своей вины. Виноватому тоже нужно и покоя, и радости, хоть иногда. Иначе он перестает быть человеком.

А с я. Да?.. Тогда что ж... (Застегивает пальто.) Понимаешь, папа, сейчас не тот момент, чтобы сводить счеты. Если ты на нее сердишься...

О л е с о в. Господи, я свожу счеты!

А с я. До свиданья.

О л е с о в. Я буду приходить. Часто буду приходить.

А с я. Насколько я понимаю, эти визиты будут ее только раздражать.

О л е с о в. Я привычный - выдержу.

А с я. Очень великодушно с твоей стороны. Желаю тебе покоя и радости... безоблачной, без всякого ярма! (Убегает.)

О л е с о в (после молчания). Она всегда за того, кому плохо. За меня точно так же сражалась.

К а л е р и я. В конце концов - она там осталась одна за всех.

О л е с о в. Я каждый день у них буду бывать. Она окончит школу, уедет учиться, большая жизнь начнется, не на нас, старых грешниках, для нее свет сошелся клином.

К а л е р и я. Но вот сейчас она придет домой, и какой там мрак. Когда люди друг друга мучают, не надо добавлять им мучений.

О л е с о в. Себе добавлять?

К а л е р и я. Мы с тобой - сильнее.

О л е с о в. Гонишь меня во мрак?

К а л е р и я. Девочка права.

О л е с о в. Нет!

К а л е р и я. Когда жизнь немилосердна - мы должны быть милосердными.

О л е с о в. Какие-то не твои слова. Странно слушать.

К а л е р и я. Разве я говорю - расстаться совсем? Я же не говорю, что совсем. (Невольно вскрикнула и сжалась от боли, но тут же выпрямилась.) А ко мне будешь приходить. Когда захочешь. Каждый день.

О л е с о в. В гости.

К а л е р и я. Какая разница, по какому адресу числиться. Захочется и придешь, и мне всегда будет праздник.

О л е с о в. А ты будешь загадывать, приду я или нет, и посматривать в окошечко.

К а л е р и я (дрожащими губами). И посматривать в окошечко.

О л е с о в. Отдохни, моя родная. Не принуждай себя. Я же вижу больно, да? Ляг, поохай, легче будет. Ты что думаешь - не так дорога мне станешь, если поохаешь? Всегда дорогая. Навсегда. Ни к кому я не уйду. Распорядилась без хозяина. Ты же не хочешь, чтоб я - во мрак. Зачем же так, через силу? Не надо ничего через силу.

Сели рядом.

Ведь наше "навсегда" не такое бесконечное, как в юности. Не так уж много нам осталось этого "навсегда". Тем дороже...

К а л е р и я. Тем дороже...

О л е с о в. Ну вот. А ты говоришь. Давай условимся. Что бы еще ни случилось...

К а л е р и я. Хорошо.

О л е с о в. Как бы ни было муторно. Как бы эти сложности нас ни путали и ни пугали... да? Вместе, да? Жена моя. Любовь моя.

1964