Онлайн чтение книги Собрание сочинений (Том 4)
3

Перед занавесом проходит н а ч а л ь н и к а э р о п о р т а, окруженный п а с с а ж и р а м и.

Н а ч а л ь н и к а э р о п о р т а (он притомился, но продолжает держаться молодцом). Я все, товарищи, понимаю. Но я же не бог, так? - чтоб по моему мановению переменилась погода.

П а с с а ж и р. Я летаю регулярно уже четверть века, сколько раз приходилось летать в метель, и ничего.

Н а ч а л ь н и к а э р о п о р т а. Летали в метель, совершенно верно, когда она не сопровождалась грозовыми явлениями. Речь идет о вашей жизни, товарищи. И мы уж вам натопили, кажется. И ресторан к вашим услугам, хотя смена и не пришла и работники, что называется, выдохлись. И кресла у нас покойные. И для товарищей преклонного возраста персонал уступил свои помещения. Покушайте, товарищи, я вам советую, и вздремните. Утро вечера мудреней.

Прошли.

Декорация первого действия. Б а к ч е н и н и Ш е м е т о в а на лестничной площадке у окна. Вечер, пассажиры угомонились. Закрыт книжный ларек. За окнами в метели бродит прожектор.

Ш е м е т о в а. Вот так-то.

Б а к ч е н и н. Не выдержал, продал? Гуманист, глубокая совесть... И ты ему написала "спасибо"?

Ш е м е т о в а. За то, что нанес последний удар?

Б а к ч е н и н. Я говорил!.. Воображает, что сделал благородное дело!

Ш е м е т о в а. Он хотел по-честному... Конечно, нелегко было, когда уехала. Так душно, так горько, - но и гордость была, что свое счастье отдаю обездоленной. И одинокой себя не чувствовала, и тебя не чувствовала чужим, - вокруг нашей жертвы свет был, я голос твой издалека слышала... Потом приходит это письмо от Арефьева. И оказывается: никакой моей жертвы нет, твоей тем более, жертвовать-то некому... Я принесена в жертву, одна я.

Б а к ч е н и н. Что я скажу?

Ш е м е т о в а. Теперь что говорить. Одну вы тогда допустили ошибочку. Испугались, что обузой вам буду. А я уж, поверьте, что-что, а обузой никогда никому не была, в высшей степени это умею - не быть обузой.

Б а к ч е н и н. Ты очень несчастлива?

Ш е м е т о в а. Это выкиньте из головы. С тех пор как заставила замолчать посторонние голоса, все у меня прекрасно. Люди рядом тактичные, внимательные. Живем на основах взаимного уважения. Дай бог другим женщинам жить, как я живу.

Б а к ч е н и н. Разреши сказать - ты тоже сгоряча вела себя не очень правильно. Если сколько-нибудь мной дорожила, должна была бороться. Вразумить дурака.

Ш е м е т о в а. Бороться? Против безрукой, беспомощной, вставшей из могилы?

За колонной, стараясь не шуметь, танцуют А л е н а и К о л о с ё н о к. Колосёнок держит ее одной рукой, в другой транзистор, звучащий чуть слышно.

А л е н а. Вы хорошо танцуете. Практика?

К о л о с ё н о к. Угу.

А л е н а. По дворцам культуры?

К о л о с ё н о к. Главным образом.

А л е н а. Мне нравится, что вы хорошо танцуете.

Колосёнок старается изо всех сил.

А какая у вас специальность? Не очень, как видно, пыльная, если вы главным образом по дворцам культуры.

К о л о с ё н о к. Вот именно пыльная. Я инженер-строитель.

А л е н а. Строите дома?

К о л о с ё н о к. Мосты.

А л е н а. Я строителей мостов не такими представляла.

К о л о с ё н о к. А какими?

А л е н а. Суровыми и могучими.

К о л о с ё н о к. Я по утрам упражняюсь с гантелями. А на работе я достаточно суровый.

А л е н а. Нет-нет, вам не надо суровости! Мне как раз нравится, что вы такой несуровый строитель мостов. Что это за музычка, я ее не знаю.

К о л о с ё н о к. Что-то такое из-за океана.

А л е н а. Говорят, на обоих полушариях метель. Вообразите метель над океаном. Громадные, громадные, бесконечные волны, и над ними снег несется, и эта музыка, и все кружится... и мы с вами кружимся, как снег...

У окна. Бакченин и Шеметова.

Б а к ч е н и н. Обе были чужие. Я когда женился, думал: что ж, сейчас чужая, потом своей станет. Не стала ни одна! Кто вкусил, говорят, сладкого, не захочет горького. Я знал такое, что не перешибить ничем. Заслужил, не заслужил, но подарили мне однажды такое. Вот в чем дело. И уже никто твое место занять не мог. Возмездие мое в этом, должно быть. Говорю себе - есть же другие области, где я и хорош, и нужен, не сошелся свет клином на сердечных делах, на семейных! А старость передо мной стоит и говорит: все равно ты пустоцвет, все равно подохнешь - никто не заплачет...

Ш е м е т о в а. Иной раз, если вдруг нарушится привычный ход вещей... вроде вот сегодняшней вынужденной посадки... Словно шел-шел, и вдруг стоп, и смотришь... и дико станет - что это мной так распорядились?.. Но это на минутку, не думай. Знаете, как бывает заснешь, увидишь страшное и велишь себе проснуться.

Б а к ч е н и н. Милая моя! До чего мне все близко, что ты говоришь. И про страшные сны. И про остановки, когда оглянешься и думаешь - зачем я, что мне разум затмило, да я ли то был? Чтоб я предал эти руки родные, эти глаза? Вся ты родная, все в тебе мое кровное, до ужаса кровное!

Ш е м е т о в а. Что ты сделал!

Алена и Колосёнок танцуют.

А л е н а. Сказать, что мне в вас не нравится?

К о л о с ё н о к. Скажите, если не очень обидное.

А л е н а. Что в смысле поэзии у вас ничего за душой. Не обиделись?

К о л о с ё н о к. На правильную критику чего ж обижаться. Но, может быть, - каждому свое? У вас стихи, можно сказать, тоннами, а у меня зато вот этот маленький транзистор - сознайтесь, он веселей ваших стихов.

А л е н а. Транзистор ерунда, у каждого может быть. Хотя мне понравилось, как вы его кстати достали из чемоданчика - как раз когда мне захотелось танцевать.

К о л о с ё н о к. Я многое делаю кстати.

А л е н а. А что-нибудь еще у вас в чемоданчике есть развлекательное?

К о л о с ё н о к. Теперь придется завести. Мы ведь не навсегда расстанемся? Я буду приезжать в Москву.

А л е н а. Как мы летаем в Новосибирск! Даже чаще! Каждую неделю!

К о л о с ё н о к. Каждую неделю - затруднительно.

А л е н а. Ну, каждый месяц.

К о л о с ё н о к. Месяц - тоже не выйдет.

А л е н а. Я буду вас встречать на аэродроме и махать цветами! Вы по цветам издали увидите, что я тут!

К о л о с ё н о к. Я тоже хочу вам что-то сказать. (Волнуется.) У меня первый раз в жизни такая встреча. Вы верите в любовь с первого взгляда?

А л е н а. Конечно.

К о л о с ё н о к. А вы считаете меня человеком, который может дать счастье?

А л е н а. А какое счастье вы можете предложить?

К о л о с ё н о к. Могу, например, выучить наизусть все стишки этого, как его, который умер восемьсот лет назад.

А л е н а. Прекратите эти шутки. Что за серость, в конце концов. Для меня нет ничего выше искусства, знайте. Самое мое большое горе - что мне не дано таланта. Когда пробую писать, дрянь получается. Но я его все равно обожаю и буду обожать всю жизнь. Знайте!

К о л о с ё н о к. Я согласен. Вы будете обожать его, а я вас. Я постараюсь не быть серым.

А л е н а. Серым - нехорошо.

К о л о с ё н о к. Уж куда хуже.

А л е н а. Я вам скажу, каким должно быть наше счастье. Я терпеть не могу быта.

К о л о с ё н о к. В каком смысле?

А л е н а. В самом прямом. Отягощающем душу. Меня вполне устраивает, как мы живем тут: едим что придется, танцуем где попало...

К о л о с ё н о к. Что ж, условие приемлемое. Будем танцевать где придется и есть что попало. А бриться по утрам можно?

А л е н а. Бриться - да.

Н ю ш а (проходит). Алена, мы идем в ресторан чокнуться за папу. (Колосёнку.) Я вас предупреждаю - из этого не получится ровным счетом ничего.

А л е н а (танцуя). Нюшечка, душечка, не порти мне мой лучший вечер.

Н ю ш а (Колосёнку). Не обольщайтесь. Все только треп от упоения жизнью.

А л е н а. Нюшечка, все равно моя фамилия будет Колосёнок.

Н ю ш а (Колосёнку). Имейте в виду.

К о л о с ё н о к. Я очень благодарен, но простите, это, возможно, самонадеянно, даже неприлично, даже безумно с моей стороны, - но, может быть, вы ошибаетесь?

Н ю ш а. Идешь, Алена?

А л е н а. Да-да, сейчас.

Нюша уходит.

Толечка, вы понимаете, я не могу пригласить вас на наше узкосемейное торжество. Еще, пожалуй, рано.

К о л о с ё н о к. Я понимаю.

А л е н а. Я только чокнусь.

К о л о с ё н о к. Я буду у двери.

А л е н а. Только чокнусь, и сразу.

В ресторане за столиком собрались б а б у ш к а, д е д у ш к а, Н ю ш а, Л и н е в с к и й.

Н ю ш а (Люсе). Еще бокал.

Смотрят на дверь. А л е н а прибегает.

Л ю с я. Открывать?

Н ю ш а. Минутку.

Ш е м е т о в а входит и садится.

Теперь можно.

Люся откупоривает бутылку. Летит пробка.

Д е д у ш к а. Итак - за Митю.

А л е н а. За папу!

Пьют стоя.

С т а р у ш к а в о ч к а х (проходя, с приятностью). Поздравляю вас.

Ее благодарят поклонами.

А л е н а. Чудная штука шампанское. Ты опьянел - и радуйся, Хайям... Еще дадут?

Б а б у ш к а. Что-то он сейчас делает?

Д е д у ш к а. Выпивает и закусывает.

Н ю ш а. За наше здоровье.

А л е н а. Собрался весь городок, как в прошлом году, и пьют за нас, потому что нас нет, а без нас им гораздо хуже.

Б а б у ш к а. Ничего подобного. Он висит на телефоне и звонит на аэродром, а ему отвечают одно и то же: опаздывает...

А л е н а (Шеметовой). Ма!

Ш е м е т о в а. Ну?

А л е н а. Видишь, вон парень.

Ш е м е т о в а. Давно вижу.

А л е н а. Ма, он тебе нравится?

Ш е м е т о в а. То есть - тебе нравится.

А л е н а. Я думаю, я выйду за него замуж.

Ш е м е т о в а. Что ж, скатертью дорога, милости просим. Мы давно не чаем, как бы тебя пристроить.

А л е н а. Он строит мосты.

Ш е м е т о в а. Еще что?

А л е н а. Его зовут Колосёнок.

Ш е м е т о в а. Еще что?

А л е н а. Он, в общем, славный.

Ш е м е т о в а. Дурак ты мой маленький...

Б а б у ш к а. Ему говорят "опаздывает", и он не знает что думать.

Н ю ш а. Папа всегда знает, что ему думать.

Д е д у ш к а. Совершенно верно.

А л е н а. У шампанского есть одна особенность. Когда наливают кажется, что через край, а осядет пена - оказывается, всего ничего, на донышке...

Н ю ш а. Не спеши. Подождет.

Б а б у ш к а. Налейте. У меня еще тост.

Дедушка наполняет бокалы.

За всех наших прекрасных детей, украшающих нашу старость. (Хочет чокнуться с Линевским.)

Л и н е в с к и й (ставит свой бокал). Не обижайтесь, что я не пью. Искренне, искренне хотел присоединиться к вашей радости, но не в силах. Я считаю, мне надо идти. Что ж я тут...

Б а б у ш к а. Как, пешком?

Л и н е в с к и й. Не так, в сущности, далеко...

Л ю с я. Что вы! Не дойдете.

Л и н е в с к и й. А, дойду как-нибудь.

Б а б у ш к а. Вас заметет.

Л и н е в с к и й. А, не заметет. По крайней мере к утру попаду на работу. Вы правы (дедушке), когда отношения накалены, то как работать? Невозможно...

А л е н а. Бабушка, почему этот человек плачет?

Б а б у ш к а. Он опоздал на похороны матери.

Алена притихает.

Д е д у ш к а. Когда я вам это говорил, еще ходили автобусы.

Л и н е в с к и й. А, не так страшен черт... Если только он меня не уволил. Скорей всего уволил. Скорей всего. Не в его характере не уволить. В его характере именно уволить. Так или иначе, я больше не могу сидеть и не знать. Это жизненно важно, вы понимаете?

Д е д у ш к а. С одной стороны - безусловно...

Л и н е в с к и й. И жена там изнервничалась... Да. Спасибо за участие, я пошел. От души вам желаю всего хорошего. Долететь благополучно. Вот так вдруг нечаянно встретишь людей... А тут вместе учились, с институтских лет на "ты"... (Застегивает пальто, опускает наушники, натягивает перчатки, поднимает воротник.) Еще раз. Всем. От души. (Уходит.)

Л ю с я. Сумасшедший! Нельзя пускать.

Ш е м е т о в а. Как же вы не пустите? Свяжете?

Л ю с я. Не пускать, и все. Когда псих.

Б а б у ш к а. Совершенно разумный человек. Мы воззвали к его рассудку. Он предпочел идти. Его воля.

Л ю с я. А если он чего-нибудь себе отморозит?

Б а б у ш к а. А если наши настояния будут иметь для него еще более роковые последствия? В серьезных случаях человек собой распоряжается сам.

А л е н а. Браво, бабусь!

Л ю с я (сообразила и успокоилась). Да он, правда, только нос высунет. Увидит, каково там, и вернется.

Но Линевский спускается по лестнице, идет к выходу, не останавливаясь и не раздумывая. Лишь на миг заколебался - перед дверью; но тотчас открывает ее решительным рывком, вихрь сверкающего снега врывается навстречу, словно предупреждая о том, что ему предстоит, - и Линевский исчезает в вихре.

...Метель кружит - теперь мы вынесены в нее непосредственно, здание аэровокзала, наполненное светом, как громадный фонарь, отдаляется и гаснет в несущейся белой мгле, и через эту мглу, кружась с нею, защищаясь от ее ударов поднятым воротником и руками в толстых перчатках, упорно бредет Линевский, и ему навстречу, так же кружась и защищаясь, бредет другой человек, тоже с поднятым воротником и опущенными наушниками, такой же задыхающийся и упорный - начальник Линевского. И вот они встречаются.

Н а ч а л ь н и к Л и н е в с к о г о. Линевский! Это ты! Линевский!

Л и н е в с к и й. Я не хочу тебя видеть, я не хочу с тобой говорить!

Н а ч а л ь н и к. Ты домой? (Берет его за локоть.)

Л и н е в с к и й. Нет, я на бал! Пусти, слышишь? Не хочу, не желаю!

Н а ч а л ь н и к. Ну вот видишь, ну как с тобой разговаривать, как? Ты же не можешь по-человечески! Я пробираюсь к тебе в такую погоду черт знает куда... а ты даже сейчас не можешь не дать почувствовать!

Л и н е в с к и й. Что почувствовать, что?

Н а ч а л ь н и к. Что ты со мной не считаешься ни на копейку.

Л и н е в с к и й. А ты, а ты?

Н а ч а л ь н и к. Ты мне даешь это чувствовать с первого дня, с первого дня, на каждом шагу. Это стало основным содержанием твоей жизни.

Л и н е в с к и й. А содержание твоей? Оно в чем заключается?

Н а ч а л ь н и к. Линевский...

Л и н е в с к и й. Ежеминутно напоминать мне, что я тебе подчинен!

Н а ч а л ь н и к. Линевский...

Л и н е в с к и й. Чтоб я как-нибудь вдруг о себе не возмечтал, вот содержание твоей жизни!

Н а ч а л ь н и к. Линевский, а что мне остается делать при твоем отношении?

Л и н е в с к и й. Подумать только, что с этим человеком мы когда-то вместе готовились к экзаменам!

Н а ч а л ь н и к. Линевский, а ведь могло быть так, что я был бы на твоем месте, а ты на моем? Сколько угодно! Ты - моим начальником? Вполне! Ты бы примирился с таким отношением? Ты бы мне прощал эти улыбки? Кому приятно?! Эти шуточки, укольчики при всем честном народе? Эти постоянные нарушения распорядка, направленные на что? - на подрыв моего авторитета!

Л и н е в с к и й. Ты можешь сейчас говорить мне о распорядке? У тебя поворачивается язык?

Н а ч а л ь н и к. Потому что ты доводишь. Ты думаешь, я бы тебя не отпустил в Одессу? Ты бы еще договорить не успел - я бы отпустил. Если б ты не состроил гримасу. В чем был смысл гримасы? В том, что вот она, насмешка судьбы, - ты, Линевский, такой, как ты есть, у такого, как я, должен просить разрешения на самые естественные, самые даже священные в глазах человечества поступки!

Л и н е в с к и й. Я...

Н а ч а л ь н и к. Линевский, по всей совести, положа руку на сердце - была гримаса?

Л и н е в с к и й. Если и была - непроизвольная.

Н а ч а л ь н и к. Тем хуже, тем обидней, неужели ты не понимаешь, а еще интеллигентный человек. Значит, неуважение ко мне вошло тебе в плоть и кровь.

Стоят под метелью.

Л и н е в с к и й. Ее опустили в могилу без меня.

Н а ч а л ь н и к. Знаю.

Л и н е в с к и й. По твоей милости.

Н а ч а л ь н и к (отчаянно). Знаю!

Л и н е в с к и й. Ты считаешь, ты этой историей укрепил свой авторитет и повысил мое уважение к тебе?

Н а ч а л ь н и к. Ты в своем ожесточении... не то говоришь... неподходящее к моменту. Я когда узнал, что ты не улетел, сидишь на аэродроме... Ну что, вот он я перед тобой, полные бурки снега! Сел ужинать - не могу! Лег спать - не могу!.. (Вытирает глаза.) Как будто у меня тоже не было матери...

Где-то далеко плач ребенка.

Л и н е в с к и й. Ты меня уволил?

Н а ч а л ь н и к. Какое это имеет значение. Приказ можно отменить в два счета.

Л и н е в с к и й. Ага, значит, все-таки есть приказ!

Н а ч а л ь н и к (сморкается). Тем более что местком уже опротестовал. Меня не эта формальная сторона интересует.

Л и н е в с к и й. Ах, тебя она не интересует! Ха-ха-ха-ха, она тебя не интересует!

Н а ч а л ь н и к. Я хочу договориться. Из-за тебя на меня смотрят, как на крокодила. Из-за тебя я действительно становлюсь крокодилом, ты меня вынуждаешь.

Л и н е в с к и й. Ха-ха-ха-ха, вы слышите? Я его вынуждаю быть крокодилом!

Н а ч а л ь н и к. Линевский, я тебя прошу как человек человека обращайся со мной иначе. Хотя бы при людях. А, Линевский? Неужели ты не можешь пойти на уступки?

Л и н е в с к и й. Я не понимаю, чего ты от меня требуешь. (Идет прочь.)

Н а ч а л ь н и к (идет за ним). Наедине, так и быть, давай своим нервам отдушину. Но только наедине, тет-а-тет, а, Линевский?.. Ладно, пусть при людях тоже. Критикуй меня на собраниях, черт с тобой. Но с улыбками покончим раз навсегда. Неужели трудно? С гримасами этими... а, Линевский?

Скрываются в метели.

...В опустевшем ресторане аэровокзала сидят за бутылкой шампанского Нюша, Люся и Тамара.

Т а м а р а. Главное - будь человеком. Ну позвони, скажи хоть два слова. Голос подай. Хоть знать, что не одна переживаешь...

Л ю с я. А вдруг звонил: телефон-то испорчен.

Т а м а р а. Настоящий человек раньше сообразил бы позвонить. Не ждал бы, пока испортится... Так, может, и неглубокое чувство твое. Может, просто тебе с кем-то в театр надо сходить. Но при всем при том - можно же проявить чуткость?

Л ю с я. Я когда выходила за Славика, все говорили: уж выбрала, Люська, при ее, говорят, знакомствах, когда двоюродный брат летчик-испытатель, могла, говорят, поперспективней мужа найти. А я посмотрела-посмотрела - какие у них намерения, у перспективных? Что ни познакомишься, у него намерения абсолютно несолидные или же вообще женатый. А у Славика с самого начала были серьезные намерения.

Т а м а р а. На укладку и маникюр целый вечер просидела...

Л ю с я. Оставляй на него дом спокойно, все будет в ажуре. Потому, что любит жизнь основательную. Обсади его красавицами со всех сторон, пусть там будут какие хочешь мировые звезды экрана, - он и не посмотрит. Ему без надобности. Ему абы его Люська с ним была.

Н ю ш а. Божественно счастливая женщина. Выпейте капельку.

Л ю с я. Ой, дорогая, мне никак нельзя.

Н ю ш а (Тамаре). Выпьем за ее счастье.

Т а м а р а (чокается неохотно). Чего за него пить, она и так им с утра до вечера хвастается.

Л ю с я. Тамаронька, я не хвастаюсь, честное слово, просто оно само выпирает, я стесняюсь даже.

Н ю ш а. За вас и вашего мужа.

Л ю с я. Ой! За это как не выпить, грешно прямо. (Чокается.) Я вас благодарю от нас обоих. (Отпивает из бокала.) Как-то они там, мальчики мои золотые. Мы тут кутим, а Виталик мой, бедняга...

Т а м а р а. Хватит уже. Никак не примирится с мыслью. Утром в яслях дадут ему лопать. Трагедия!

Л ю с я (плачет). Я примирилась.

Т а м а р а. Так нечего опять истерики устраивать.

Л ю с я. Но может душа болеть?

Т а м а р а. Нечего твоей душе болеть!

Н ю ш а. Хорошо, когда по такой причине болит душа. Иметь ребенка, быть с ним скованной неразрывно, всем для него жертвовать, дрожать за него - хорошо!

Л ю с я. У вас нет?

Н ю ш а. Нет.

Т а м а р а. Не замужем?

Н ю ш а. Разошлась.

Т а м а р а. Подонок оказался?

Н ю ш а. Не прижился к нашей семье. И я к нему не прижилась.

Л ю с я. Мне ваша семья очень понравилась. Такие все приличные, вежливые.

Н ю ш а. Чужому среди нас трудно. С одной стороны - все ему как будто разрешается. С другой - сделай он что-нибудь, скажи что-нибудь не так, не в нашем духе, - начинает чувствовать себя... на другом берегу. Не объяснишь даже почему. Никто ему не делает замечаний, никто не дуется. Сам чувствует... Чтоб с нами ужиться, надо быть очень нашего поля ягодой... либо уж вовсе толстокожим.

Л ю с я. А на мой характер, лучше откровенно высказать, если что не так. Это даже для здоровья вредно - в себе держать. Уж лучше поругаться. Поругаешься, потом помиришься... (Прерывает себя.) Тихо! (Слушает.)

Т а м а р а. Чего ты?

Л ю с я. Да нет. Померещилось.

Т а м а р а (Нюше). Дайте сигарету... Я согласна: побывать замужем и развестись. Но мне не везет исключительно...

Л ю с я. Тихо!

Теперь уже все слышат далекий плач ребенка.

Это Виталик!! (Встает дрожа.)

Т а м а р а. Спятила. Откуда Виталик? Мало крикунов помимо Виталика...

Внизу открылась дверь, входит С л а в и к, с огромным свертком в руках. И Славик, и сверток занесены снегом. Из глубины свертка несется крик. Спящие на скамьях подняли головы. Славик отряхает снег сперва со свертка, потом с себя, и обнаруживается одеяло, в которое поверх всего закутан ребенок, и милицейская форма Славика.

С л а в и к (к пассажирам). Не скажете, где тут гражданка Сёмина? Сёмина. Она тут работает.

П а с с а ж и р ы:

- Кого он ищет?

- Какую-то Сёмину.

С л а в и к. В ресторане работает.

П а с с а ж и р ы. Мы, товарищ, пассажиры. Обратитесь к кому-нибудь из служащих.

С л а в и к. Официанткой.

Ребенок, притихший было, кричит снова. Выходит сонный И в а н Г а в р и л о в и ч.

Вы, гражданин, здесь работаете?

И в а н Г а в р и л о в и ч (всматривается). Ну.

С л а в и к. Личный состав знаете?

И в а н Г а в р и л о в и ч. Ну-ну.

С л а в и к. Не скажете, где находится гражданка Сёмина?

И в а н Г а в р и л о в и ч. Люся, зовут!

С л а в и к. Она не ушла домой?

И в а н Г а в р и л о в и ч. Не должна бы уйти. Наверх беги, в ресторан. По этой лестнице. Ну-ну! Гора не пришла к Магомету, так Магомет притопал к горе. Молодец!

Стуча сапогами, Славик идет к лестнице. Ему навстречу в смятении чувств сбегает Люся.

Л ю с я. Я сейчас упаду в обморок!

С л а в и к. Получай. Доставил.

Л ю с я (берет ребенка). Маленький мой, маленький, жизнь моя, сейчас, моя звездочка, сейчас, мой цветочек, сейчас, сейчас... (Ребенок кряхтит и алчно вскрикивает в глубине свертка.) Пошли, Славик, пошли, я тебя в тепле посажу... Только бы он, не дай бог, не простудился, только бы не простудился...

С л а в и к (идя за нею наверх). Не простудится. Я на него все намотал, что было.

Л ю с я (входит в ресторан). Знакомься, Славик. Шинель вон там на вешалку повесь. Это мой муж Славик. Садись, Славик. Дайте ему выпить с холоду. А мы сейчас с Виталиком. Только бы не простудился!

С л а в и к. Ты скорей. Он голодный.

Л ю с я. Сейчас, сейчас... (Уносит ребенка.)

Нюша и Тамара смотрят ей вслед. Ребенок замолчал.

Н ю ш а. Выпейте.

С л а в и к. Спасибо.

Н ю ш а. Замерзли?

С л а в и к. Мы привычные. И мороз не так чтоб большой.

Н ю ш а. Я думала, только матери способны на безумства ради детей.

С л а в и к. Какое ж безумство. Иной раз еще и не в такую погоду стоишь на посту.

Н ю ш а. Ну все-таки. Пятнадцать километров.

С л а в и к. Так мы же не все пешком. Значительную часть расстояния в машине проделали. В скорой помощи. Там ребята в гараже знакомые. Говорю так и так. Ладно, говорят, выручим. По городу машины проходят кой-как. Мы километров шесть пехом перли, не больше. (Он держит бокал в большой красной руке и отхлебывает маленькими глотками.) Орет и орет, что будешь делать. Мы с соседом и так и сяк. И пели ему, и качали, - знать ничего не хочет, требует мать. Закон природы. На улице замолчал сперва, потом опять в крик. Теперь уснет.

Молчание. В молчании мелодия колыбельной.

...Успокаивается метель.

...Ночь идет к концу, спят все: кто откинувшись на спинки кресел, кто подперев голову руками. Алена и Колосёнок - друг против друга в амбразуре окна. Продолжается только разговор Бакченина с Шеметовой.

Б а к ч е н и н. И нельзя забыть?

Ш е м е т о в а. Почему. Можно. Нужно.

Б а к ч е н и н. Простить?

Ш е м е т о в а. Нет.

Б а к ч е н и н. А если бы...

Ш е м е т о в а. Нет.

Б а к ч е н и н. Поверь, Оля. До конца дней...

Громкий голос радио будит всех.

Р а д и о. Внимание! Объявляется посадка в самолет ИЛ-18, следующий рейсом шестьдесят два до Ташкента. Пассажиры приглашаются к выходу на перрон.

Радостное оживление в зале. Одни устремляются к выходу, другие к окнам.

Ж е н щ и н а. Наконец-то!

С т а р у ш к а в о ч к а х. Става тебе, господи!

Алена проснулась и улыбается Колосёнку.

А л е н а. С добрым утром.

К о л о с ё н о к. С добрым утром.

А л е н а. Какие-то светлые перемены?

К о л о с ё н о к. Похоже - полетим.

А л е н а. Что-то я во сне видела симпатичное...

Бакченин и Шеметова.

Б а к ч е н и н. Можно иногда писать тебе? Оля! Писать - можно?

Идет Нюша.

Ш е м е т о в а. Вот что я бы хотела сделать на прощанье познакомить вас с моими дочками. Нюша!.. (Представляет.) Это старшая моя, Анна Дмитриевна Шеметова. Сергей Георгиевич Бакченин.

Б а к ч е н и н. Та самая Нюша? Которая была маленькая?

Ш е м е т о в а. Та самая, которая была маленькая. (Нюше.) Пошли сюда Алену на минутку.

Р а д и о. Внимание! Объявляется посадка в самолет ИЛ-18, следующий рейсом восемьдесят четыре до Одессы. Пассажиры приглашаются к выходу на перрон.

Алена идет к Шеметовой.

Ш е м е т о в а. А это Елена Дмитриевна Шеметова. Аленка, это мой фронтовой товарищ. Вот, посмотрите на нее. Если бы не стремление вечно играть какую-то дурацкую роль, совсем была бы ничего девушка.

Алена здоровается с Бакчениным за руку.

Пожелайте ей набраться ума, Сергей Георгиевич. Пожелайте, пожелайте ей добра, счастья, всего... Пожелайте. Может быть, другого случая не представится.

Б а к ч е н и н. Можно поцеловать тебя, Леночка?

А л е н а (слегка удивлена). Пожалуйста...

Бакченин ее целует.

Ма?

Ш е м е т о в а. Иди.

А л е н а (вернулась к Колосёнку). Эти прелестные старики. Не знаешь, как реагировать на их выходки. Ну чего ради ему меня целовать? Какой-то мамин знакомый, первый раз друг друга видим...

К о л о с ё н о к (ревнует). По человечеству его можно понять.

А л е н а. Девятнадцатый век. Леночкой меня назвал... Наши дед и баба гораздо современней, несмотря на почтенный возраст...

Р а д и о. Внимание! Объявляется посадка в самолет ТУ-104, следующий рейсом четыреста семьдесят пятым по маршруту Москва - Новосибирск. Пассажиры приглашаются к выходу на перрон.

Ш е м е т о в а. Наш.

Б а к ч е н и н. Постой, Оля!

Ш е м е т о в а. Прощайте, Сергей Георгиевич.

Б а к ч е н и н. Вот сейчас... Сейчас объявят мой самолет... И полетим с тобой...

Ш е м е т о в а. Не с чем нам лететь с вами.

Б а к ч е н и н. А она?

Ш е м е т о в а. Она - Елена Дмитриевна Шеметова. Прощайте. Всего вам хорошего. (Уходит.)

А л е н а (Колосёнку). Ну вот. И обратно за облака. В голубое солнце.

Н ю ш а (подходит). Алена - всё. Живо.

К о л о с ё н о к. Я провожу!

А л е н а. Толечка, вы слышали - она сказала: всё. Сейчас она возьмет под руку бабушку, а я возьму дедушку, и мы двинемся чинной семьей. А вы мне отсюда в окошечко помашете. Итак... (Протягивает руку.)

К о л о с ё н о к. А адрес! Куда писать!

А л е н а. Да, адрес! Записывайте: Москва... Знаете что? Не надо.

К о л о с ё н о к. Как не надо?

А л е н а. Ну что мы можем друг другу написать? Лучше когда-нибудь где-нибудь встретимся нечаянно - лет через десять, двадцать, обрадуемся, скажем - "сколько лет, сколько зим", - гораздо ведь интересней.

Н ю ш а (Колосёнку, дружелюбно). Не говорите, что вас не предупреждали, чем этот роман кончится.

А л е н а. Зато как мы будем наш роман вспоминать! Как мы друг другу читали стихи... и басни, и как нам из метели улыбалось что-то... Ах, это с вашей стороны неталантливо - сердиться! Вы заставляете меня улетать с тяжелым чувством. Улыбнитесь, очень вас прошу, чтоб я улетела с легким чувством.

Колосёнок улыбается.

И дайте вашу руку.

Колосёнок дает руку.

До свиданья!

Н ю ш а. Алена, опоздаем.

Б а б у ш к а. Девочки, вы скоро?

А л е н а. Бабушка - уже!

К о л о с ё н о к (Нюше). До свиданья.

Н ю ш а. Счастливого пути. (Уходит, пропустив Алену вперед.)

А л е н а (возвращается, таинственно.) Смотри же, в здешнем караван-сарае своей любви случайной не забудь! (Уходит.)

Мы видим, как все члены семьи Шеметовых один за другим спускаются по лестнице и исчезают за дверью, ведущей на перрон.

Колосёнок машет в окно. К другому окну подходит Бакченин, смотрит. Сквозь пепельное утро на востоке проклевывается заря. Силуэт ТУ-104 взмывает в воздух. Грохот его моторов заглушает все звуки... Бакченин закуривает, набрасывает пальто, берет портфель и медленно уходит из зала.

1966