Онлайн чтение книги Сын рыбака
Глава пятая БУРЯ

1

В конце июля довольно густо пошел лосось, и Оскар хорошо заработал благодаря новой ловушке. Он разделался с несколькими небольшими долгами, и Анита наконец получила новые пальто и платье. Если бы и август был таким удачным, осенью можно было бы приобрести новые сети. Эти злополучные сети все лето не выходили из головы Оскара.

В начале августа, в день традиционного праздника рыбаков, Анита отвела маленького Эдзита к Клявам, оставив его на попечение бабушки, так как и мадам Бангер собиралась пойти на праздник. Утром Оскар проверил мережу и отнес в погреб четыре лосося. Дул свежий северяк, но погода была ясная, даже в тени чувствовалась жара.

На праздник все отправились пешком. Оскар с Анитой примкнули к Бангерам, так же как и Сартапутн. Лидия захворала и осталась дома, поэтому не пошел и Эдгар. Оркестр уже играл без остановки один танец за другим, молодежь танцевала на недавно возведенной танцевальной площадке, старшие сидели у столиков и выпивали. Мадам Бангер, состоявшая членом дамского комитета, занялась продажей лотерейных билетов, лавочник встретил каких-то старых друзей, и компания расстроилась.

Оскар разыскал свободную беседку в дальнем углу сада, на пригорке, откуда было хорошо видно всю площадку.

— Вы ведь присоединитесь к нам? — спросил он инженера.

— С удовольствием, если никто не возражает, — улыбнулся Сартапутн, вопросительно взглянув на Аниту.

Теперь все трое сидели в сторонке от толпы. За напитками надо было ходить самим: обслуживающего персонала было мало, и он не успевал разносить заказанное. Оскар спросил инженера, пьет ли он водку.

— Раз уж пришлось жить с рыбаками, надо держаться наших обычаев, — пошутил он. — Я принесу очищенной.

— Пить так пить… — усмехнулся, в свою очередь, Сартапутн. Он все время улыбался, чтобы скрыть чувство неловкости, которое испытывал в присутствии Оскара.

Пока Оскар ходил за напитками, инженер спросил Аниту:

— Что он, здорово выпивает?

— Оскар? Нет, очень редко. Просто здесь так принято, чтобы каждый рыбак немного повеселился в свой праздник. Сам он никогда не думает об этом.

Оскар вскоре вернулся. На столе появилось пиво, бутылка очищенной, закуска и какой-то напиток для Аниты. Маленькая компания почувствовала себя непринужденнее. Заразительно действовал и доносившийся из сада веселый гомон.

Между Оскаром и инженером завязался оживленный разговор. Сартапутн рассказывал о результатах работы: еще какой-нибудь месяц, и можно будет праздновать открытие гавани. Затем он рассказал несколько анекдотов. Стаканчики без дела не стояли, и скоро потребовалась новая бутылка.

— Вам, наверно, скучно слушать нашу болтовню? — обернулся инженер к Аните.

— Ну что вы… И потом кругом так много интересного.

— А вы не танцуете? — спросил он Оскара.

— Сегодня что-то ноги отяжелели, нет охоты двигаться.

— Но, может быть, госпожа Клява настроена по-другому? Вы меня извините?

— Пожалуйста, только сначала выпьем по стаканчику.

Они чокнулись и выпили. После этого инженер с Анитой ушли танцевать. Оставшись один, Оскар поудобнее уселся в плетеном кресле и стал тихонько напевать и насвистывать, барабаня пальцами по столу. Ему было весело, слишком весело. Он старался не смотреть на площадку и не думать о тех, кто ушел танцевать. По временам на него нападал смех, но какой-то странный, беззвучный смех, от которого только содрогалась грудь.

— Все-таки жизнь хороша… Что ни делается — все к лучшему…

И снова на него напал этот странный смех, — Оскар и сам не знал, чему он смеялся. После этого пришлось выпить еще стаканчик, за ним другой. Он подливал себе то пива, то водки, чтобы скорее охмелеть. Что ему еще остается делать? Иных опьяняет музыка, близость другого человека, сладкие мечты, а ему, и без этого неплохо. За твое здоровье, Оскар! Сегодня твой праздник, смиренный властелин моря! Когда-нибудь ты будешь смеяться по-иному, только подожди немного, твое время еще не пришло. Сухопутных крыс нечего бояться. За твое здоровье!

Противоречивые чувства теснились в груди, все в нем было настороже от какой-то необъяснимой тревоги, словно он видел бесконечно прекрасный, но мрачный сон. Потом музыка внизу умолкла, говор танцующих рассеялся по саду. Анита и Сартапутн возвратились в беседку.

Подошел Бангер, немного побыл с ними, но скоро его увел какой-то гнилушанин. Сартапутн окинул взглядом сад.

— Завидую я этим людям, — сказал он. — Они такие простые, такие естественные. Как мало им надо, чтобы быть счастливыми.

Оскар засмеялся:

— Да, мы обходимся малым. Иногда мы довольствуемся тем, что остается от других. Выпьем, господин инженер!

Аниту поразили непривычные интонации в голосе Оскара. Беспокойно посмотрела Она на мужа, но он казался веселым. Конечно, она просто ослышалась.

Надвигалась ночь. В саду зажгли лампионы. Причудливо разлился в темной листве красный и зеленый свет. В этом полумраке люди чувствовали себя словно в сказочном царстве. Позабылись тяжелые, горькие будни, даже к пожилым на время возвратился дух молодости.

Уже несколько часов Оскар сидел не поднимаясь с места. Он больше не пил, не смеялся. Устало облокотясь на стог, курил папиросу за папиросой и рассеянно отвечал на вопросы. Вдруг, сам того не замечая, взял пустой, толстого стекла, пивной стакан и до тех пор сжимал его в руке, пока не раздавил. Опомнившись, он огляделся по сторонам, но Анита и Сартапутн снова танцевали. Оскар забросил осколки в кусты и вытер руку. Он не порезался, а ему хотелось, чтобы все пальцы были изранены, хотелось испытать сильную, жгучую боль.

Да что же это с ним такое? И ведь он еще все понимал, все сознавал, — видно, выпито было недостаточно.

Оскар снова огляделся, словно только что пробудившись от сна. Редкие звезды мерцали в высоте. Мимо луны быстро неслись клочья облаков. Видневшиеся из-за забора сосны нагибали лохматые макушки, как будто их трясла чья-то невидимая рука. Ветви берез клонило в одну сторону, вверху что-то шумело.

Оскар вышел из беседки. Мгновенно отрезвев, он пересек весь сад и очутился за воротами. Там сразу начиналось открытое место, голая песчаная полоса, идущая вдоль лесной опушки. Порывистый ветер шевелил волосы на голове Оскара, трепал полы пиджака. В лесу тяжело стонали деревья, песок с шипением несся по дороге. Настоящая августовская буря!

«Мережа, — подумал Оскар, — как она сейчас ведет себя? Выстоит ли на этот раз?»

Праздник был позабыт. Быстрыми шагами он направился к берегу. «А как же Анита… инженер?» — вспомнил он через некоторое время. Что они подумают о его внезапном исчезновении? Нет, так уйти нельзя. Оскар вернулся. Был как раз большой перерыв, народ прохаживался по площадке и дорожкам сада. В темных углах уже орали пьяные. Анита с инженером сидели в беседке, — они только что зашли и решили, что Оскар гуляет в саду.

— Мне придется извиниться, — сказал он, подходя к ним. — Я больше не могу оставаться. Море ходуном ходит, хочется посмотреть, что там с мережей.

— Не пора ли и нам? — спросил Аниту Сартапутн. Глаза у него блестели стеклянным блеском, он неуверенно стоял на ногах.

— Куда же вам спешить? — сказал Оскар. — Еще ведь рано. Я-то, правда, навряд ли вернусь.

Разговаривая, он смотрел куда-то в сторону.

— Я рассчитался, — добавил он, — платить ничего не надо.

Когда Оскар ушел, Сартапутн подсел ближе к Аните, нашел в темноте ее руку и слегка сжал. Она не отстранила его руки, но ничего не ответила.

— Итак? — спросил он и, улыбаясь, посмотрел в глаза женщине; ему пришлось наклониться к ее лицу, потому что в беседке было темно.

— Итак… — ответно улыбнулась она.

— Правду я говорил, что он ничего не подозревает?..

— Неизвестно… — задумчиво ответила Анита. — Но если он догадывается, мне непонятно, почему он так странно себя ведет.

— Тебе его жаль?

— Ты не знаешь, какой он хороший…

2

Оскар зашагал к берегу кратчайшей дорогой. Навстречу несся могучий и грозный голос моря. Скрежетал поднятый ветром песок, в воздухе стоял несмолкаемый посвист, точно по нему стегала тысяча кнутов, от встречного ветра захватывало дыхание. В лунном свете темные волны, клокоча, неслись к берегу и шипели, как гигантские змеи, рассыпаясь по песку пляжа. Сотни раз Оскар видел море таким, как в эту ночь, — во всей неукротимой мощи; застигнутый непогодой, он носился по гребням волн в малом неводнике; поздней осенью направлял к берегу обледенелый, полный сетей, неповоротливый карбас, но страх не брал его даже в самые грозные минуты — то была борьба, труд, открытое единоборство с силами природы; его руки не должны были дрожать, когда они держали руль или переставляли парус. Но в эту ночь… Что-то томило его — не то какое-то зловещее предчувствие, не то еще что, но никогда еще Оскар ничего подобного не испытывал. Может быть, на нем сказалось пережитое? Ведь последние дни он места себе не находил.

Чтобы увидеть мережу, надо было пройти около двух километров. Какой-то плот разбило в открытом море — громадные, тяжелые бревна перекатывались с волны на волну. Толстый, весь в ссадинах, ствол осины, выброшенный на берег, лежал поперек дороги. Дойдя до поселка, Оскар остановился и посмотрел на море. Трудно было разглядеть что-нибудь в бледном свете луны — тучи поминутно закрывали ее. Все же в один из светлых промежутков он заметил за третьей банкой распорные шесты мережи. То была ловушка старого Дуниса. Она еще стояла. Оскар почувствовал некоторое облегчение. Значит, выдержит и его мережа. Свежий ветер и быстрая ходьба окончательно развеяли хмель, мозг снова работал спокойно и четко. «Напрасно я тревожился. Почему это мне каждый раз оказываться несчастливцем!..»

Все надежды Оскара зиждились на прочности мережи: выдержит она — все будет хорошо, можно будет приобрести сети для осенней путины и подледного лова, будет чем заткнуть и остальные дыры. А вдруг… Он боялся думать об этом. Вот и лиман и знакомые очертания дюн выступили из темноты. Лодка Оскара лежала на берегу. Он остановился около нее и стал всматриваться в бушующие волны. Показавшаяся было луна мгновенно исчезла, и он не успел заметить распорные шесты ловушки. Наконец глаза нашли знакомое место, в темноте он видел, как там клокотала пена. Палевым цветом отливали на банке гребни волн, одна за другой шумной вереницей неслись они к берегу. Снова выплыла луна и осветила море, но и на этот раз Оскару не удалось увидеть распорные шесты. Лишь что-то похожее на гигантское ожерелье извивалось в приглубине, темные пятна одно за другим длинной цепью двигались вдоль кромки берега, шагах в двадцати от нее. Оскар почувствовал, что ему становится жарко; вконец обессиленный, он присел на борт лодки. Крыло мережи было оторвано, подборы с поплавками качались на волнах.

С приближением рассвета яснее становилась и картина разрушений. Ловушка была вдребезги разбита и разодрана. Точно так же, как и в прошлый раз. Снова его ловушка!..

— Что за несуразная судьба! — с горечью подумал Оскар. — На лучшем участке, после стольких трудов, — и вот опять!

Видно, нельзя было ни на минуту оставаться спокойным. Одна беда за другой валились ему на голову, но до сих пор он держался стойко, не поддаваясь малодушию. А теперь он устал. Отчаяние, как изголодавшийся зверь, подкарауливало его.

В ту ночь Оскар остался на берегу до самого утра.

Прислушиваясь к реву бури, он думал о своей жизни, о себе и Аните, о прежних битвах и победах. Он первый начал здесь новые дела: ловушки-мережи, которых сейчас развелось видимо-невидимо по всему побережью, рыбокоптильня, кооператив — все это плоды его труда, он прорубал и раскорчевывал путь другим. А теперь на рыбокоптильном заводе хозяйничали подозрительные люди, из кооператива его почти вытеснили. Даже Анита как бы отдалялась от него, становилась иной, чем раньше. За что ему выпала такая судьба? Он боролся только за общее благо и никогда не пытался строить свое счастье и благополучие на чужой беде. Подчас его можно было упрекнуть в гордости, в упрямстве, но мстительным он не был никогда. Когда он видел неправду, несправедливость, то вмешивался не раздумывая, с полной готовностью проучить негодяя, когда потерпевший не хотел или не был в состоянии сделать это сам. Он обличил родного брата, когда тот оказался виновником смерти обольщенной им девушки; лицемерного проповедника — брата Теодора, который втерся в семью его зятя, заставил убраться подальше от взморья; он говорил правду в глаза эксплуататорам, не боясь их злобы и мести. Но там, где надо было защищать самого себя, он не мог и пальцем шевельнуть. Его вовсе не прельщал мученический венец, скорее это объяснялось мягкостью характера. Но Оскар знал, что, если чаша переполнится, он не остановится ни перед чем…

К утру, когда ветер немного спал, Оскар столкнул в море лодку и подошел к останкам мережи. Все было кончено. Ему удалось подхватить кошкой хвостовой трос. В самом конце, там, где к нему прикреплялись блоки, он был перерезан. Да, это было сделано ножом, потому что при разрыве никогда не бывает таких ровных концов, всегда одни пряди длиннее, другие короче. Какой-то негодяй приложил руку к его ловушке! Сделано это было накануне, еще до бури, когда Оскар ушел на рыбацкий праздник.

Теперь он вспомнил еще два случая. Один произошел весной, другой — еще в прошлом году. Тогда, в самый разгар хода лосося, кто-то открыл куток его мережи, и весь улов ушел обратно в море. В тот раз Оскар подумал, что это произошло по его же вине, — наверно, забыл завязать куток. В другой раз были развязаны узлы крыла и поднято несколько якорей, так что мережа сжалась гармошкой и ни одна рыбина не могла в нее попасть. Тогда он тоже винил самого себя. Но теперь ему стало ясно, что в поселке завелся какой-то негодяй, который втихомолку преследует его. Откуда такое недоброжелательство, как бороться против неизвестного врага?

Оскар весь дрожал от ярости.

— Добраться бы мне до тебя, мерзавец! — простонал он.

На минуту в нем снова пробудился былой пыл. Каждый нерв дрожал от жажды борьбы, и он снова почувствовал себя прежним Оскаром. Его собственное несчастье и разорение всей округи ясно предстали перед глазами во всех грозных размерах. Выйти на берег и снова обрубить топором корни зла! Опять кого-то прогнать… Снова окунуться в общественную жизнь, собрать вокруг себя всех честных людей и смести с дороги этих торгашей, показать, что честный труд побеждает.

Но разве заставишь развалины снова подняться ввысь и стать прежним зданием? Анита — его душа — оставила его… Анита утрачена окончательно — ему не на что больше надеяться… И снова он погрузился в безразличие, ушел в себя, как улитка в раковину.

Хозяйство Оскара было окончательно разорено. Теперь и ему надо будет унижаться и влезать в долги. Он обратился к правлению кооператива за ссудой. Бангер и Осис поддержали его, но для выдачи ссуды нужно было получить согласие заместителя председателя правления Гарозы. Без его подписи ни один денежный документ не имел силы, этого требовал устав, принятый еще при основании кооператива.

— Поезжай в Ригу, — сказал Бангер, — добейся подписи Гарозы, тогда мы тебе выдадим деньги.

Ехать к Гарозе, злейшему врагу? Вот до какого унижения он докатился! Но Оскару больше ничего не оставалось делать: если не приобрести сетей, придется всю зиму просидеть на берегу, глядеть, как ловят другие.

Он ушел домой, переоделся и тотчас же отправился в Ригу.

3

Оскар поехал автобусом. Идти на моторке не имело смысла, раз он и сам не знал, сколько времени пробудет в городе. В Ригу он приехал уже во второй половине дня и сразу отправился на поиски Гарозы. На рыбном рынке он его не застал. Справившись у торговцев, где всего легче найти его, Оскар обошел несколько питейных на набережной, но и здесь ему не повезло; тогда он пошел к нему на квартиру, которая находилась в Старом городе, во втором этаже старинного дома. Дома была лишь прислуга. От нее Оскар узнал, что вечером вряд ли удастся увидеть Гарозу: он скорее всего уехал на взморье принимать дневной улов лосося. В таких случаях он возвращается поздно, иной раз после полуночи, и всегда навеселе, деловых разговоров тогда лучше с ним не заводить.

— Придите завтра пораньше, до того как барин уйдет на рынок, — сказала прислуга. — Как звать-то вас? Я бы доложила ему.

— Ничего не надо. Скажите, что из поселка Чешуи.

Оскару пришлось переночевать в городе. Два рабочих дня пропадали без толку, но делать было нечего — деньги нужны были до зарезу. Он пошел к брату. Раньше Роберт снимал небольшую меблированную комнату на улице Тербатас, а потом переехал на новую квартиру, в районе биржи, поближе к месту службы.

Брата Оскар застал дома. У него в это время сидел какой-то человек, в модном, бросающемся в глаза костюме, с высоко поднятыми, подбитыми ватой плечами. С приходом Оскара он поспешил распрощаться и уйти.

— Наконец-то в город заявился, — сказал Роберт, когда они остались вдвоем. — Наверно, по делам?

— Да, есть кое-какие дела, — уклончиво ответил Оскар. Он не хотел открывать Роберту причину приезда. Еще подумает, что от него ждут помощи, а Оскар ни за что не принял бы ее от брата. — Надо присмотреть, нет ли подходящего полотна для невода, пробки тоже нужны… А ты хорошо устроился, Роберт, — сказал он, осмотрев квартиру. Она состояла из двух комнат. В одной была кровать и новая тахта, вторая служила чем-то вроде кабинета — здесь стоял книжный шкаф, большой письменный стол, телефон. Вся обстановка была совершенно новая, красивая — видимо, недавно купленная.

— Ты один здесь живешь?

— Да. Получил повышение по службе, немного прибавили и жалованья. Пора обзаводиться хозяйством, до каких же пор мыкаться по чужим квартирам? А одному гораздо удобнее.

— Ясно.

— Без телефона тоже не обойтись, всегда найдется какое-нибудь срочное дело. И потом, разве успеешь обежать весь город? А так — стоит только позвонить, и все устроишь в два счета.

Роберт, видимо, хорошо зарабатывал и больше не трясся над каждым сантимом. В его способностях Оскар никогда не сомневался, и все же такой быстрый расцвет несколько удивил его: еще летом, когда Роберт гостил на взморье, это был несколько помятый, пришибленный нуждой молодой человек, а теперь все свидетельствовало о широком образе жизни.

Зазвонил телефон. Роберт подошел к аппарату. Оскар взял со стола какую-то книгу и стал ее перелистывать.

— Говорит Клява… Ах, это вы! Привет! Что вы сказали? Новый груз когда прибудет? Ну, это мы ждем к четвергу. Пароход вышел сегодня из Данцига. Наш представитель выезжает в Вентспилс сегодня вечером. Что? Да, да… В четверг можно будет выслать машину. А как с авансом? В среду? Хорошо, я зайду за ним. Позвоните мне завтра в полпятого, тогда будут более точные данные. Нет, пока ничего особенного не заметил, все в порядке. Пока!

Положив трубку, Роберт бросил на брата испытующий взгляд — не понял ли он что-нибудь из разговора?

— Дела, дела, — вздохнул он. — Фирма ждет пароход из Данцига… С апельсинами и виноградом. Справляются, когда надо выкупать таможенные документы и посылать в порт машину.

— Разве ваша фирма торгует фруктами?

— По преимуществу. Легко это сейчас не делается, Контингенты… валютная комиссия… на каждом шагу всякие формальности. Если берешься что-нибудь импортировать, возни хватает.

— Ведь ты как будто работал в какой-то угольной конторе. Разве это одна и та же фирма?

— Нет, там я только практиковался.

Оскар больше ни о чем не стал его расспрашивать.

Вечером Роберта опять вызвали на какое-то деловое свидание. Перед уходом он убрал все бумаги в ящики стола и запер их на ключ. Оскар лег спать рано и не слышал, когда вернулся Роберт. На следующее утро, уходя к Гарозе, он оставил брата спящим.

Было без четверти шесть, когда Оскар позвонил у двери Гарозы. Прислуга вышла ему навстречу с корзиной в руке.

— Входите смелее. Барин еще не встал, но он ждет вас.

Она впустила Оскара в переднюю, открыла дверь в комнату и сказала кому-то:

— Вчерашний пришел.

Тяжелый сонный вздох раздался за стеной:

— Пусть войдет.

— Идите, — кивнула служанка. Она подождала, пока Оскар вошел в комнату, а сама поспешила за покупками.

Оскар осторожно переступил порог. Прямо против двери он увидел большую кровать, и тут же в нос ему ударил острый запах пота. На ночном столике стояла пустая бутылка из-под водки и поднос с объедками копченой бельдюги. Кресло было завалено известными и неизвестными принадлежностями мужского одеяния; Оскар даже не мог догадаться, для чего служат некоторые предметы. Отекшее бледно-желтое лицо, глубоко утонувшее в подушках, повернулось к двери. Крошечные, еле видные из-за складок жира глазки сонно взглянули на Оскара, затем заморгали, и вдруг в них блеснуло веселое удивление. Послышался хриплый вздох:

— Вот так гость! Чего это ты так рано пожаловал? Ну, присаживайся, присаживайся, рассказывай, с чем пришел!

Скупщик попытался приподняться на локоть, но безуспешно. С протяжным стоном он повалился обратно на подушки. Чем дольше Оскар наблюдал лежавшего, тем больше удивлялся. Он довольно хорошо знал Гарозу, привык видеть его объемистую тушу, но то, что он увидел сейчас, было настолько чудовищно, что он мог поверить глазам. Казалось, не человек, а взбитая копна сена покоилась на кровати. Равномерно закругляющейся, почти изящной линией обрисовывался громадный, словно купол, живот, увенчивающий расплывчатую, освобожденную от преград живую массу, которая заполняла до самых краев всю широкую кровать, напоминая останки какого-то доисторического животного. Но при всех своих размерах это существо было беспомощнее ребенка: оно не могло ни самостоятельно сесть, ни сойти с кровати. Более смешного и вместе с тем отвратительного зрелища Оскар никогда еще не видел. И как этот человек мог напяливать на себя неизмеримо узкую, по сравнению с его объемами, одежду, которая лежала в кресле?

— Ну, говори, что у тебя за дело, — прервал Гароза наблюдения Оскара. — Что тебе нужно?

Присев на стул, Оскар рассказал о своей беде и решении правления выдать ссуду.

— Надеюсь, вы не откажетесь подписать расходный ордер? — закончил он.

Гароза снова начал стонать и вздыхать. Пот лился с его лба и висков.

— Значит, ты надеешься, — сказал он. — Думаешь, это так просто? Ты, видно, полагаешь, что кооператив — это банк, где любому, кто туда заявится, готовы отвалить денежки? Нет, приятель, этот номер не пройдет! Если мы начнем так действовать, нашу лавочку просто-напросто надо прикрыть. Только не подумай, что мне жаль тебе подписать. Для меня все вы одинаковы, я всегда вам помогал по мере сил. Но чтобы позволять людям швыряться общественными деньгами, опустошать кооперативную кассу — нет, таким делам я не потатчик! Никак не могу.

— Я еще ни у кого ничего не просил, у меня долгов нет, — сказал Оскар. — В поселке каждый мне доверяет.

— Ну, это еще как сказать. Почему тебя выгнали из правления?

— Меня не выгнали, я сам ушел.

— Думаешь, я не знаю, почему ты ушел? Ты был уверен, что кооператив обанкротится, что с ним не стоит больше нянчиться, и решил удрать с тонущего корабля.

— Я не мог согласиться с новыми способами хозяйничания.

— Ну конечно! Когда давали деньги Менгелису, ты ворчал, а сейчас сам просишь. Как же это прикажешь понимать, Клява?

Оскар молчал.

— Нет, об этом ты лучше позабудь. Средствами кооператива разбрасываться я не позволю. Вот если бы ты попросил у меня самого… Тогда, может быть… Мне ничего не жалко для дельного парня. Правда, ты иной раз готов человеку глаза выцарапать, но не подумай, что я за это сердился на тебя. Человек молодой, горячий… Можно и простить.

Гароза наблюдал за гостем. Оскар молча вертел в руках шапку.

— Значит, не дадите подписи? — спросил он наконец.

— И разговора быть не может. Зато я сам могу тебе ссудить. Тут я один рискую… И где только пропадает эта корова, черт бы ее драл! — вдруг рассердился Он. — Мне скоро надо на рынок, а я все еще не могу встать. Сколько тебе надо?

— Тысячу латов…

— Я могу одолжить их под вексель. Процентов мне не надо, только… Ну, мы потом сговоримся. Согласен?

Что было делать Оскару? Он понимал, что означало это «потом»: больше он не посмеет давать отпор ненасытному живоглоту, больше ему не позволят продавать рыбу другим… Теперь и он, последний независимый рыбак в Чешуях, будет подчинен этому дельцу, аппетит которого не имел границ. Но какой смысл в его гордости, чего он достигает бездеятельной независимостью? Остается одно: стиснуть зубы…

— Ладно, придется обратиться к вам…

— Там на столе вексельные бланки и чернила. Ты знаешь, как надо заполнять? Срок погашения истекает следующей весной.

Пока Оскар заполнял вексель, вернулась прислуга, и ему поневоле пришлось стать свидетелем отвратительной сцены. Гароза встретил безответную женщину самой отборной бранью, после чего она помогла ему выкарабкаться из постели, сняла с него ночную сорочку и начала одевать. Сначала она туго забинтовала ему все туловище, руки и ноги обмотками. Гароза стал гораздо тоньше и уже смог с помощью прислуги надеть брюки и жилет. Женщина обула его, застегнула пуговицы, умыла, как малого ребенка. Теперь Гароза мог уже ходить.

Начался завтрак, в котором должен был принять участие и Оскар. Он только удивлялся, глядя, как жрет Гароза. Вот он перерезал пополам свиную отбивную котлету, и она в два счета исчезла у него во рту. Блюдо заливного было уничтожено в четыре приема. С молниеносной быстротой очистив тарелки, Гароза хлопнул ладонью по могучему брюху.

— Теперь можно и поработать! Держись, Большой рынок!

Отсчитав Оскару деньги, Гароза взял у него вексель.

— Вон сколько их у меня.

Гароза держал векселя под тяжелым чугунным прессом, так что они были стиснуты в компактную пачку, и все равно толщина ее достигала полуфунта. Долговые обязательства были сложены в известном порядке, по поселкам всего побережья. Могущественная сила скрывалась в кучке бумажек: она служила как бы пультом управления, откуда можно было распоряжаться по своему усмотрению большим, сложным механизмом. Если где-нибудь не все было в порядке — какой-нибудь поселок начинал бунтовать или какому-нибудь рыбаку вздумалось бы идти своей дорогой, — Гарозе стоило только раскрыть в соответствующем месте пачку — и в действие вступала сила векселей. По мановению хозяйской руки послушная машина начинала работать, и снова всюду воцарялось спокойствие.

Сейчас и свобода Оскара лежала под тяжелым чугунным прессом. Кулак Гарозы властно нажимал на него.

— Сам видишь, что я вовсе не такое уж чудовище, каким меня выставляют.

4

Сильная августовская буря, которая растерзала мережу Оскара, причинила большой урон и другим рыбакам. Только между Чешуями и Гнилушами было выброшено на берег семь морских ловушек. Многие рыбаки потеряли все свои сыртьевые и лососевые сети. У одной неводной артели опрокинулся карбас, и весь невод засосало в пески.

На побережье прибыл Питерис, чтобы убедиться в размерах бедствия. Теперь «другу рыбаков» выдался случай показать себя на деле. По его предложению, делегация рыбаков направилась в Ригу просить помощи у правительства. Питерис ходил с ними за оратора. Министр обещал передать этот вопрос на обсуждение кабинета. И действительно, кабинет министров вынес постановление о выдаче пособия потерпевшим рыбакам на приобретение новых снастей. На побережье прибыла комиссия для определения размеров требующейся помощи. Приехал и Питерис, приглашенный в качестве члена этой комиссии. Когда кабинет утвердил соответствующую сумму, комиссия составила списки, и наконец в один прекрасный день в волостном правлении объявили о выдаче пособия.

Вполне понятно, что в списки потерпевших попал кое-кто из тех, которые не понесли урона. Но разве когда-нибудь без этого обходится?

В числе рыбаков, получивших пособие, оказался и Оскар. Выходя из волостного правления, он столкнулся с Гарозой — скупщик тоже пришел за деньгами. Оказалось, что он пострадал чуть ли не больше всех рыбаков. Ведь почти в каждую ловушку были вложены его средства, и раз оказывали помощь другим, ему и подавно полагалось получить свою долю. В конце концов вышло так, что Гарозе выдали почти половину всей отпущенной на вспомоществование суммы.

— Смотри не убегай! — крикнул он Оскару. — После зайдем в трактир, — тебе платить не придется.

Оскар сослался на дела и поспешил уйти. Вскоре после этого рыбаки, и чешуяне и гнилушане, с Гарозой во главе поехали в местечко. У всех были в карманах деньги, у всех было весело на душе. В такой радостный день никак нельзя было обойтись без выпивки. Возле трактира собралась такая толпа, что пришлось стать в очередь. Каждый взял по нескольку бутылок водки, чтобы не бегать потом за ней по два, по три раза.

Старый Дунис громогласно бранился со своей «домашней полицией».

— Ну чего ты столбом стоишь? Поезжай наконец домой!

— Отдай сначала деньги, тогда поеду.

— Что я, малый ребенок? Деньги не сумею сберечь?

— Знаю я, как ты их сбережешь! — сердилась старуха. — Разве на то их тебе дали, чтобы пропивать? Не стоило помогать такому — все равно одному трактирщику польза!

— Чего ты кудахчешь!

Но Дуниене не успокоилась до тех пор, пока муж не отдал ей деньги, оставив при себе лишь малую толику. Такие же перепалки происходили и между остальными супружескими парами. Ох, эти женщины! Разве они что понимают в таких делах!

Да, повеселились в этот раз на славу! Гароза не поскупился на угощение: получив большие деньги, он почувствовал себя заправским рыбаком. До поздней ночи раздавались громкие голоса в просторном помещении трактира. Самый главный из пострадавших сидел на почетном месте; разоренный и снова поставленный на ноги ловец бодро готовился к приобретению снастей.

Питериса теперь превозносили до небес: вот это голова, за него можно голосовать хоть с закрытыми глазами!