Онлайн чтение книги Тени былого
Глава 21. ПОРАЖЕНИЕ ГРАФА ДЕ СЕН-ВИРА

Хозяин и хозяйка «Черного быка» в селении Леденье никогда еще не принимали в своей скромной гостинице столь знатных гостей. Мадам приказала слуге бежать к соседке мадам Турнуаз, и вскоре эта дама влетела в дверь вместе с дочкой, чтобы помочь мадам в ее приготовлениях. Когда она услышала, что в гостиницу со свитой прибыл такой вельможа, как английский герцог, у нее глаза от удивления стали совсем круглыми, а когда по лестнице спустился его светлость в бледно-зеленом кафтане с серебряным шитьем, с аметистами в жабо и в перстнях, она уставилась на него разинув рот.

Его светлость прошел в маленькую гостиную и потребовал письменные принадлежности. Хозяин поспешил туда с чернильницей и осведомился, не угодно ли его светлости чего-нибудь. Герцог приказал подать бутылку канарского и три рюмки и сел за письмо к кузине. На его губах играла легкая улыбка.

Его светлость расписался с кудрявым росчерком, все еще улыбаясь. Открылась дверь, и вошла Леони в облаке белого муслина, опоясанная голубой лентой и с голубой лентой в волосах.

– Монсеньор, правда, леди Фанни очень добра, что прислала мне такое красивое платье? Я в нем выгляжу хорошенькой, ведь правда?

Герцог поставил рюмку.

– Дитя мое, ты выглядишь обворожительно. Вкус леди Фанни безупречен. – Он встал и взял со стола плоский бархатный футляр. – Прошу тебя принять этот пустячный знак моей привязанности, малютка.

Леони порхнула к нему.

– Еще один подарок, монсеньор? По-моему, вы ко мне очень-очень добры! А что это?

Его светлость открыл футляр, и губы Леони сложились в беззвучный кружок изумления.

– Монсеньор!

Герцог поднял жемчуга с их бархатного ложа и застегнул на ее шее.

– Ах, монсеньор, благодарю вас! —еле выговорила она и пропустила длинную нить между пальцами. – Какие красивые! Они мне так нравятся! Хотите, чтобы я сделала вам реверанс, или достаточно поцеловать вам руку?

Его светлость улыбнулся.

– Ни то, ни другое, малютка, необязательно.

– А я сделаю и то и другое! – возвестила Леони и, раздвинув юбки, склонилась перед ним в глубоком реверансе так, что из-под муслиновых оборок выглянул носок туфельки. Потом она поцеловала герцогу руку и выпрямилась. В заключение она оглядела наряд его светлости.

– По-моему, вы одеты очень красиво, – сказала она.

Эйвон поклонился.

– Мне нравится, – продолжала Леони. – Монсеньор, я теперь ничего не боюсь. А что вы сделаете со свиным отродьем, когда он явится сюда?

– Буду иметь честь представить тебя ему, дорогая моя, – ответил Эйвон. – А ты сделаешь ему самый свой надменный реверанс. Мы сыграем маленький спектакль.

– Да? Я не хочу приседать перед ним. Я хочу, чтобы он очень пожалел.

– Поверь мне, он еще очень пожалеет, но время для этого пока не настало. И не забывай, ma fille, что моего дражайшего друга ты увидишь впервые.

– А, ба! Не понимаю! – воскликнула она. – Я же его много раз видела, и он меня!

– Попробуй разбудить свое воображение, – вздохнул его светлость. – Дражайший граф похитил моего пажа Леона. А ты – моя воспитанница, мадемуазель де Боннар.

– А-а! – с сомнением произнесла Леони. – Так я должна быть любезной?

– Очень любезной, дитя. И помни, ты и я приехали сюда поправить здоровье. Мы ничего не знаем ни о каких похищениях, о скверном кофе или о… э… свиных отродьях. Ты сумеешь поиграть в притворство?

– Конечно, монсеньор! А он тоже будет притворяться? Как вы думаете?

– У меня есть причины полагать, дитя, что он последует моему примеру.

– Но почему, монсеньор?

– Потому что, дитя, у него есть тайна, и он подозревает, что она мне известна. Но тайна эта весьма неблаговидная, и он не захочет показать мне, что знает об этом. Видишь ли, мы фехтуем, но только я все вижу ясно, а он держится в потемках.

– Понимаю! – воскликнула она. – И удивится, увидев вас тут, n'est-ce pas?

– Полагаю, что так, – согласился его светлость, подошел к столу и налил вина в две рюмки. – Моя дорогая, пью за твое благополучное избавление от опасности!

– Благодарю вас, монсеньор. Но за что выпить мне? – Она наклонила голову набок. – Voyons, я просто выпью за моего дорогого монсеньора.

– Очень мило, – сказал герцог. – Гастон? А 1а bonne heure![110]Здесь: отлично (фр.). Ты тотчас отправишься назад в Эйвон-Корт, Гастон.

Лицо Гастона вытянулось.

– Слушаю, монсеньор.

– И отвезешь это письмо моей кузине. Она отправится с тобой во Францию. Гастон заметно повеселел.

– Далее, ты заедешь к милорду Меривейлу и заберешь у него одежду милорда Руперта. Ты понял?

– Весь гардероб милорда Руперта? – спросил Гастон с ужасом.

– Да, весь. А если он там, привези и камердинера милорда. О, чуть не забыл – и камеристку мадемуазель Леони. Прикажи ей упаковать остальные платья мадемуазель и привези ее – а также их – ко мне сюда.

Гастон заморгал.

– Слушаю, монсеньор, – с усилием выговорил он.

– Отправишься ты, разумеется, на «Серебряной королеве», а все, что тебе поручено, доставишь в Портсмут в карете. – Его светлость бросил камердинеру пухлый кошелек. – Да, и в Портсмуте, по дороге в Эйвон-Корт, ты отыщешь гнедую лошадь.

– Bon Dieu! – прошептал Гастон. – Гнедую лошадь, да, монсеньор.

– Гнедую лошадь, которая принадлежит некоему мистеру Мэнверсу из Кросби-Холла и была продана милордом Рупертом в понедельник. Ты ее выкупишь. – Вслед за первым полетел второй кошелек. – Цена не важна. Распорядишься, чтобы ее отвели в Кросби-Холл с поклоном от милорда Руперта и… э… благодарностью. Это ты тоже понял?

– Да, монсеньор, – ответил Гастон уныло.

– Bien. Сегодня, если не ошибаюсь, среда. Вернешься сюда не позднее понедельника. А теперь пошли ко мне Мийкина. Можешь идти.

Незамедлительно явился грум.

– Ваша светлость изволили звать?

– Да. Поедешь в Париж, друг мои, не позже чем через час.

– Слушаюсь, ваша светлость.

– И предупредишь превосходнейшего Уокера о моем приезде. Вернешься с дормезом, малой дорожной каретой и коляской для багажа милорда Руперта. В Руане, Тине и Понтуазе оставишь сменных лошадей. В Руане я переночую в «Золотом петухе».

– Слушаюсь, ваша светлость. Какой день назвать хозяину?

– Не имею ни малейшего представления, – ответил герцог. – Но когда приеду, мне потребуются четыре спальни, гостиная и комнаты для моих слуг. Надеюсь, я говорю ясно?

– Да, ваша светлость.

– Это все, – сказал Эйвон.

Мийкин поклонился и вышел.

– Voyons, – заметила Леони из своего кресла у камина. – Мне очень нравится слушать, как вы говорите, сделай это, сделай то! Мне нравится слышать, как они отвечают только: «Слушаю, монсеньор» – и сразу бегут исполнять ваше распоряжение.

Эйвон улыбнулся,

– Только раз в жизни у меня был слуга, который осмеливался возражать, когда я приказывал.

– О? – Леони посмотрела на него самым невинным взглядом. – И кто же это был, монсеньор?

– Паж, моя дорогая, по имени… э… Леон.

Глаза у нее заискрились, но она чинно сложила

руки на коленях.

– Tiens! He понимаю, как он посмел, монсеньор.

– Мне кажется, он посмел бы сделать все, что ему вздумалось бы, – сказал герцог.

– Правда? А он вам нравился, монсеньор?

– Ты кокетка, дорогая моя.

Она засмеялась, покраснела и кивнула.

– Это не комплимент, – заметил герцог, подошел к камину и сел. – Как ты слышала, я послал

за твоей дуэньей.

– Да. – Она состроила гримаску. – Но ведь до понедельника она не приедет, правда? А зачем мы едем в Париж?

– Почему бы и нет? – ответил Эйвон. – Твое воспитание почти завершено. И ты сделаешь реверанс высшему свету.

– Неужели, монсеньор? Vraiment? Наверное, это будет fort amusant[111]Очень забавно (фр.).. И я буду ездить к Вассо?

Брови герцога сошлись на переносице.

– Нет, ma fille, не будешь. Это одно из тех мест, которые ты постараешься забыть.

Леони поглядела на него из-под ресниц.

– И… и Мэзон-Шурваль?

– Я возил тебя туда? – Его светлость все еще хмурился.

– Но да, монсеньор. Только вы приказали мне ждать вас в вестибюле.

– Значит, настолько порядочности во мне еще осталось. Да, Мэзон-Шурваль ты должна забыть непременно. Интересно бы узнать, каким он тебе показался?

– Да никаким, монсеньор. По-моему, это не слишком хорошее место.

– Да, малютка, ты права. Это не очень хорошее место, и я не был… хорошим, когда повез тебя туда. Ты вступишь в совсем другой мир.

– Расскажите! – умоляюще сказала Леони. – Я буду ездить на балы?

– Непременно, ma belle[112]Моя красавица (фр.)..

– И вы будете танцевать со мной?

– Дорогая моя, оспаривать эту честь найдется много кавалеров. Я тебе не понадоблюсь.

– Если вы не будете танцевать со мной, я совсем не стану танцевать, – объявила Леони. – Но вы же будете, правда?

– Может быть, – сказал он.

– Я не люблю «может быть», – сказала она. – Обещайте!

– Нет, ты на самом деле чрезвычайно exigeante[113]Требовательна (фр.)., – пожаловался он. – Для меня время танцев уже миновало.

– Eh, bien! – Леони вздернула подбородок. – Ну а для меня оно еще не пришло, я слишком молода, чтобы танцевать. Nous voila![114]Здесь: вот так (фр.).

– Ты, моя малютка, – сказал герцог сурово, – очень своевольный и непослушный ребенок. Не понимаю, как я еще тебя терплю!

– Да, монсеньор. А вы будете танцевать со мной?

– Неисправима! – засмеялся он. – Да, малютка. По улице процокали лошадиные копыта, их перестук замер у дверей.

– Монсеньор… вы думаете… это… это он? – с тревогой спросила Леони.

– Вполне вероятно, моя дорогая. Спектакль начинается.

– Монсеньор, я… я не чувствую себя… такой уж смелой.

Он встал и произнес негромко:

– Ты не уронишь своего достоинства, малютка. Или моего. Бояться нечего.

– Д-да, монсеньор.

Вошел хозяин гостиницы.

– Монсеньор, к милорду приехал мосье доктор.

– Какое разочарование! – вздохнул герцог. – Сейчас поднимусь. Оставайся здесь, дитя мое, и если мой дражайший друг приедет, помни, что ты моя воспитанница, и веди себя с подобающей вежливостью.

– Хорошо, монсеньор, – произнесла она запинаясь. – Но вы скоро вернетесь, правда?

– Без сомнения. – Его светлость вышел, шурша полами кафтана.

Леони снова села и уставилась на носки своих туфель. Наверху в комнате Руперта раздавались шаги и приглушенные звуки голосов. Это напоминание, что герцог близко, ее немного успокоило, но когда по булыжнику снаружи зацокали копыта, легкий румянец покинул ее щеки.

«На этот раз сейчас войдет свиное отродье, – подумала Леони. – А монсеньора все нет! Наверное, он хочет, чтобы сначала спектакль сыграла я одна. Eh, bien, Leonie, courage![115]Что ж, Леони, мужайся! (фр.)»

До нее донесся гневный голос Сен-Вира у входной двери, послышались быстрые шаги, дверь распахнулась, и на пороге вырос граф. Сапоги у него были облеплены грязью, плащ забрызган. В руке он сжимал перчатки и хлыст, его жабо и волосы были в беспорядке. Леони бросила на него высокомерный взгляд, безупречно скопировав леди Фанни. На мгновение граф словно бы растерялся, но тут же шагнул вперед с лицом чернее тучи.

– Думали провести меня, мадемуазель паж, э? Взять надо мной верх не так-то просто. Не знаю, где вы раздобыли этот изящный наряд, но он вам не поможет.

Леони поднялась с кресла и смерила его взглядом с головы до ног.

– Мосье ошибся, – сказала она. – Это не общая зала.

– Отлично сыграно, —процедил он, – но я не глупец, и эти ужимки меня не тронут. Пошли! Где твой плащ? Я не хочу терять время попусту.

Она не шелохнулась.

– Я не понимаю вас, мосье. Это непростительное вторжение! – Последнее слово она произнесла, гордясь им и раскатив «р».

Граф схватил ее за плечо и легонько встряхнул.

– Плащ! И поторопись, не то тебе же будет хуже!

Ледяная вежливость Леони куда-то исчезла, и она сказала в ярости:

– Ба! Уберите руку! Несмейте прикасаться ко мне!

Он обхватил ее за талию и потащил к двери.

– Довольно! Игра кончилась, дорогая моя, Лучше веди себя послушно. Я не причиню тебе вреда, если ты будешь делать то, что я говорю.

От двери донеслось шуршание шелка, и спокойный надменный голос произнес:

– Вы ошиблись, монсеньор. Будьте столь любезны, отпустите мою воспитанницу.

Граф подскочил, будто подстреленный, и обернулся с рукой на эфесе шпаги. Эйвон стоял у двери, поднеся к глазам лорнет.

– Sacrй mille diables[116]Проклятие, тысяча дьяволов! (фр.)! – выругался Сен-Вир. – Ты!

Медленная и на редкость неприятная улыбка изогнула губы герцога.

– Возможно ли? – промурлыкал он. – Мой дражайший друг Сен-Вир!

Сен-Вир подергал себя за воротник, словно задыхаясь.

– Ты! – повторил он снова, почти шепотом. – Ты на самом деле твой тезка! Даже… здесь… я сталкиваюсь с тобой!

Эйвон вошел в комнату. От его костюма веяло легким ароматом тонких духов. Одна рука сжимала носовой платок.

– Сколь нежданная rencontre[117]Встреча (фр.)., не правда ли, граф? – сказал он. – Мне следует представить вам мою воспитанницу мадемуазель де Боннар. Полагаю, она примет ваши извинения.

Граф багрово покраснел, но поклонился Леони, ответившей ему величавым реверансом, и пробормотал несколько невнятных слов.

– Без сомнения, вы приняли ее за кого-то другого? – учтиво заметил герцог. – Мне кажется, вы увидели ее сегодня впервые.

– Да. Мосье прав… я ошибся… mille pardons, Mademoiselle…[118]Тысяча извинений, мадемуазель… (фр.)

Его светлость взял понюшку табака.

– Поразительно, какие случаются ошибки, – сказал он. – Сходство – столь необъяснимая вещь, не правда ли, граф?

Сен-Вир вздрогнул.

– Сходство?..

– Вы его не находите? – Его светлость извлек из кармана бледно-зеленый веер на серебряных палочках и томно им обмахнулся. – Невольно удивляешься тому, что привело графа де Сен-Вира в столь непритязательное место?

– Я приехал по делам, господин герцог. Невольно удивляешься и тому, что привело сюда герцога Эйвона.

– Дела, дорогой граф, дела! – кротко ответил Эйвон.

– Я приехал вернуть… свою собственность… которую потерял… в Гавре! – растерянно пробормотал граф.

– Как странно! – заметил Эйвон. – За этим же приехал и я. Наши пути словно обречены… э… пересекаться, любезный граф.

Сен-Вир скрипнул зубами.

– Да, мосье? Вы говорите… за этим же? – Он вымученно засмеялся. – Да, поистине странно!

– О, поразительно, не так ли? Но, в отличие от вашей, мою собственность у меня украли. Я… э… временно храню ее.

– Неужели, мосье? – Рот графа неприятно пересох, и было заметно, что он не находит слов.

– Уповаю, милейший граф, вы обрели, что искали? – Голос Эйвона стал шелковым.

– Пока нет, – медленно ответил Сен-Вир. Его светлость налил третью рюмку вина и предложил ее графу. Тот машинально взял.

– Будем надеяться, что мне удастся вернуть вам вашу потерю, – сказал его светлость и задумчиво отхлебнул вино.

Сен-Вир поперхнулся.

– Мосье?

– Я не пожалею никаких трудов, – продолжал его светлость. – Да и деревня невелика, разумеется. Полагаю, вы уверены, что она тут?

– Да… нет… не знаю. Она не стоит того, чтобы вы утруждались, мосье.

– Мой дорогой граф! – возразил его светлость. – Если она стоит стольких усилий… – Его глаза скользнули по грязным сапогам. – Стольких ваших усилий, разумеется, она достойна моего внимания.

Граф ответил, тщательно выбирая слова:

– У меня есть причины полагать, что это один из тех драгоценных камней, в которых имеются… изъяны.

– О, уповаю, что нет, – ответил Эйвон. – Так это драгоценный камень? То, что украли у меня, является оружием.

– Надеюсь, вам улыбнулась удача и вы его нашли, – сказал Сен-Вир с еле скрытым бешенством, едва держа себя в руках.

– Да, мой милый граф, да. Случай почти всегда на моей стороне. Странно! Позвольте заверить, что я приложу все усилия, чтобы вернуть вашу… драгоценность, вы сказали? Чтобы вернуть вам ваш драгоценный камень.

– Полагаю… вы навряд ли его отыщете, – процедил Сен-Вир сквозь зубы.

– Вы забыли про случай, любезный граф. Я глубоко верю в мою удачу.

– Моя собственность вряд ли может вас интересовать, господин герцог.

– Напротив, – ласково прожурчал герцог, – для меня будет истинным наслаждением помочь вам в этом деле. – Он взглянул на Леони, которая стояла у стола и с недоумением слушала этот быстрый обмен фразами. – Я обладаю счастливой… сказать ли – способностью?.. находить потерянное.

Сен-Вир позеленел. Рука, поднесшая рюмку к губам, дрожала. Эйвон посмотрел на него с преувеличенной озабоченностью.

– Дорогой граф, но вы же нездоровы! – И вновь его взгляд скользнул по сапогам Сен-Вира. – Вы как будто очень много времени провели в седле, милый граф, – сказал он сочувственно. – Без сомнения, вы очень утомлены.

Граф поперхнулся и со стуком поставил рюмку на стол.

– Вы… вы правы, я не совсем здоров. Еще не оправился от легкого недуга, из-за которого вынужден был провести последние три дня взаперти у себя дома.

– Поистине поразительно! – удивленно произнес герцог. – Мой брат… мне кажется, вы знакомы? О да, разумеется! Так он сейчас лежит в комнате наверху, также перенеся легкий недуг. Боюсь, в здешнем воздухе таятся какие-то миазмы. Быть может, вы находите, что здесь слишком жарко?

– Нисколько, мосье, – буркнул Сен-Вир.

– О? Впрочем, эти докучливые недуги, если не ошибаюсь, поражают человека независимо от климата.

– Как убедился милорд Руперт, – резко сказал Сен-Вир. – Надеюсь, его… нездоровье не внушило ему неприязнь к моей стране.

– Напротив, – любезно заметил его светлость. – Он сгорает от нетерпения скорее отправиться в Париж. Он и я, любезный граф, свято веруем в старинное лечебное средство: шерсть укусившей тебя собаки.

На лбу Сен-Вира вздулись жилы.

– Ах, вот как? Будем надеяться, что милорд не станет действовать опрометчиво.

– О, пусть он не заботит вас, милый граф. Я, так сказать, стою у него за спиной, а у меня голова отнюдь не горячая. Просто на удивление, как мне говорили. Но вы… ах, это иное дело! Вам следует поберечь себя, граф. Умоляю вас, оставьте свои… поиски, пока совсем не оправитесь.

Пальцы Сен-Вира сжались в кулак.

– Вы слишком любезны, мосье. Мое здоровье вас не касается.

– Вы ошибаетесь, милый граф. Я живо интересуюсь вашим… здоровьем.

– Полагаю, я скоро окончательно выздоровею, мосье. Мой недуг не был таким уж серьезным, рад сказать.

– Тем не менее, любезный граф, всегда следует соблюдать осторожность, не так ли? Никогда ведь заранее не известно, не обернется ли вдруг такое пустячное недомогание чем-то весьма серьезным. Мне известны случаи, когда простая простуда перекидывалась на легкие и сводила человека под гробовые своды в самом цветущем возрасте. – Он ласково улыбнулся графу, который внезапно вскочил, опрокинув свой стул.

– Черт вас возьми! У вас нет доказательств! – крикнул он.

Брови его светлости поднялись, глаза насмешливо заблестели.

– Уверяю вас, мой дорогой граф, мне известен подобный случай.

Сен-Вир с усилием взял себя в руки.

– Со мной, я думаю, этого не случится, – сказал он хрипло.

– О, будем надеяться, что нет, – согласился герцог. – Я верю, что никто не бывает сражен ранее предназначенного ему часа.

Граф, не глядя, взял хлыст и стоял, пропуская его между пальцами.

– С вашего разрешения, мосье, я вас покину, Я и так потратил много времени напрасно. Мадемуазель, ваш слуга! – зло бросил он, схватил перчатки и направился к двери, как слепой.

– Так скоро? – прожурчал его светлость. – Надеюсь иметь счастье увидеть вас в Париже. Я должен представить мою воспитанницу вашей очаровательной жене.

Сен-Вир свирепо повернул ручку и распахнул дверь. Он обернулся со злобной усмешкой.

– У вас столько планов, монсеньор. Будем надеяться, что ни один из них не завершится фиаско.

– О, разумеется! – ответил герцог с поклоном. – На это нет причин.

– Ну, иногда обнаруживаются… изъяны, – язвительно бросил граф.

– Вы ввергаете меня в недоумение, – сказал его сиятельство. – Мы говорим о вашей потерянной драгоценности или о моих планах… или и о ней, и о них? Должен предупредить вас, я кое-что понимаю в драгоценных камнях, любезный граф.

–Да, мосье? – По лицу Сен-Вира вновь разлилась багровая краска. – Возможно, что вы впали в заблуждение, господин герцог. Игра еще не доиграна.

– О, отнюдь, – ответил герцог. – И кстати, я забыл, что упустил осведомиться о вашем очаровательном сыне. Так как же он поживает?

Граф оскалил зубы.

– О, он прекрасно себя чувствует. Он меня ничуть не тревожит. Ваш слуга!

Дверь захлопнулась с громким стуком.

– Дражайший граф! – прожурчал Эйвон.

– Монсеньор, вы ничего ему не сделали! – вскричала Леони. – Я думала, вы его накажете!

– Mа fille, придет день, когда я его накажу! – ответил Эйвон и бросил веер на стол. Его голос изменился, стал жестким. – И пощады от меня он не получит.

Леони посмотрела на него с робостью, но и с восхищением.

– Вы как будто очень рассердились, монсеньор! Его взгляд остановился на ее лице. Он подошел к ней, взял ее за подбородок и пристально посмотрел ей в глаза. Она ответила ему доверчивой улыбкой. Внезапно он опустил руку.

– У меня есть на то причина, дитя мое. Сегодня ты видела черного негодяя.

– Ну да, свиное отродье. Вы не позволите ему снова меня похитить, монсеньор?

– Нет, малютка. Больше ты не попадешь в его когти. Клянусь!

Она посмотрела на него, сдвинув брови.

– Вы стали каким-то другим, монсеньор. Вы же сердитесь не на меня?

Мрачные складки у его рта разгладились, и он улыбнулся.

– Такого просто не может случиться, моя дорогая. А теперь поднимемся к Руперту и скрасим его скуку.