Онлайн чтение книги Звучи, эуфониум! Sound! Euphonium
1 - 3

С окончанием «Золотой недели» для основной массы учащихся Китауджи начались серьёзные учебные занятия. За неделю до промежуточных экзаменов все внеклассные мероприятия были отменены. Заставив свой обычно непокорный мозг работать на полную мощность, Кумико справилась с тестами. Её баллы оказались чуть выше среднего. Неплохо, но могло быть и лучше.

— Поздравляю с окончанием экзаменов.

Это был первый свободный от занятий день после окончания экзаменов. Все собравшиеся члены группы смиренно смотрели на лицо Таки. Выражения их лиц были, в общем-то, полны явного беспокойства.

— Теперь, когда промежуточные экзамены позади, единственным важным событием между этим моментом и летними каникулами будут ваши итоговые экзамены.

Кумико невольно поморщилась. Она хотела бы, чтобы он не считал экзамены «важным событием». Одна мысль о них омрачала её и без того мрачное настроение.

— У оркестра ничего не запланировано, пока мы не выступим на конкурсе, так что у вас будет достаточно времени для занятий.

У Кумико было плохое предчувствие. И как она и предполагала, Таки достал из кармана листок бумаги.

— На этой бумажке список обязательных произведений на этот год.

— Обязательных… произведений?

На соревнованиях Класса А и полного оркестрового состава (включая Национальные) участники должны были исполнить как обязательное, так и свободное произведение. Для обязательного участвующие оркестры выбирали из предложенного списка вариантов тот, который им больше нравится, и исполняли его на конкурсе. Кроме того, существовали ограничения по численности ансамбля: в школьных ансамблях не должно было быть более 55 человек. Время выступления также было ограничено - обязательное и свободное выступления вместе должны были длиться менее 12 минут. Превышение двенадцати минут влекло за собой немедленную дисквалификацию. Исключений из этого правила не было, и дисквалификация за его нарушение не была редкостью даже на Национальных соревнованиях. Это была удивительно строгая форма соревнований.

— Я не знаю, как вы выбирали свои произведения в прошлом, но в этом году мы с госпожой Мацумото будем принимать решение как для обязательных, так и для свободных выступлений. Прошу прощения у всех, кто ожидал иного. — Таки не выглядел особо извиняющимся.

— Итак, что мы будем играть в этом году? — глаза Аски заблестели.

Таки специально сделал вид, что на мгновение зажал рот, а затем внезапно выдохнул:

— В этом году обязательной будет «Танец полумесяца» Намиэ Хорикавы, а свободной — «Картины Восточного Побережья».

Всё это было хорошо, но Кумико понятия не имела, что это за произведения. Очевидно, она была не единственной, поскольку аплодисменты учеников, услышавших названия, были явно нерешительными и неуверенными.

— «Танец полумесяца»! Господин Таки, вы действительно знаете, что к чему, не так ли? — Аска вскочила на ноги, её щеки раскраснелись от волнения. Похоже, она была единственной ученицей в комнате, которая хоть немного разбиралась в музыке, о которой шла речь. — Намиэ Хорикава! Это молодой композитор, родившаяся в Киото и получившая степень магистра композиции в университете искусств Киото! Женщина, чьи работы, захватывающие дух, варьируются от оркестровых композиций до духовых ансамблей, и её привлекательность обусловлена сложными мелодиями и динамичной структурой! Её басовые гармонии тоже супер-крутые. Я просто знал, что мы должны это сыграть! И…

— Я рад, что ты довольна нашим выбором, Танака, — сказал Таки, безжалостно прервав Аску. Хотя её энтузиазм ничуть не угас, она сидела, сцепив руки от радости, и продолжала рассказывать всё Каори, сидевшей рядом.

— Итак, мне нужно обсудить кое-что важное, — продолжил Таки, обводя взглядом собравшуюся группу. — В этом году в группе восемьдесят один ученик. Десять из них - новички, но всё равно остаётся семьдесят один человек, которые могут выступать в Классе А. Однако конкурс Класса А ограничивает состав ансамблей пятьюдесятью пятью участниками. А у нас их слишком много.

Все затаили дыхание. Только пятьдесят пять учеников могли выступать в конкурсе Класса А. Очевидно, что некоторые, имеющие право на участие, останутся за бортом.

Таки улыбнулся и продолжил:

— Поэтому я решил провести прослушивание в течение двух дней, предшествующих последним экзаменам.

*Прослушивание*. Первыми отреагировали третьегодки. Не обращая внимания на возбужденный ропот новых учеников, они встали и тут же начали спорить с Таки.

— Господин Таки, мы всегда определяли состав конкурсной группы по годам обучения. Разве первогодки не должны выступать в Классе В?

Класс А был не единственной категорией в конкурсе оркестров. На местном и региональном уровнях существовали категории начальной школы и малого ансамбля, которые назывались классом Б. Также часто проводились соревнования объединённого класса — Класса С. Они не вели к национальным соревнованиям, но давали возможность коллективам с ограниченным составом или бюджетом участвовать в небольших конкурсах. Обычно школы с большими оркестрами участвуют и в А, и в Б — Китауджи всегда так делали.

— Но разве это не несправедливо? — улыбка Таки не изменилась. — Многие из первогодок работают так же усердно. Мне кажется неразумным игнорировать их старания и определять состав группы по годам обучения.

— Но мы всегда так делали.

— Да, но теперь я руководитель. Возможно, в прошлом вы поступали по-другому, но какое это имеет значение сейчас?

На этом опровержении ученики замолчали.

— И не надо считать это проблемой. Если ученики третьего года будут более способными, чем первогодки, то трудностей не будет, не так ли? Или я ошибаюсь?

Это показалось Кумико грязной игрой. Когда Таки так выразился, третьегодкам ничего не оставалось, как промолчать и смириться, поскольку дальнейшие споры означали бы молчаливое признание того, что новенькие лучше, чем они.

Каори нерешительно подняла руку:

— А как будет проходить прослушивание?

— Сегодня я раздам вам ноты, и я бы хотел, чтобы вы их порепетировали. Вас будут проверять как по обязательным, так и по свободным произведениям, — сказал Таки. — И я буду выбирать сольные партии на основе прослушивания, так что имейте это в виду

Теперь в классе царила настоящая суматоха. Сольные партии - это места в партитуре, где один музыкант исполняет мелодию или какую-то другую часть песни в одиночку, или даже создает новую мелодию. Существовало много способов определить, кто будет играть эти партии, но Китауджи всегда назначал соло по старшинству. Слова Таки изменили эту ситуацию. Если соло не будет определяться по годам обучения, то очевидно, что хотя бы часть из них достанется новеньким, а не старшим.

Каори посмотрела в сторону Рейны неуверенным взглядом. Заметила она это или нет, но взгляд Рейны был прикован исключительно к Таки.

— В группе Класса А будет не более пятидесяти пяти человек, и всех, кто, по моему мнению, не способен играть на таком уровне, я переведу в группу Класса Б. Это может означать, что в итоге в группе первого класса будет меньше пятидесяти пяти человек, поэтому я попрошу вас всех усердно тренироваться и делать всё, что в ваших силах. Кстати, вот ваше расписание до прослушивания, — сказал Таки, протягивая листок с заданиями.

Кумико невольно поморщилась, глядя на это расписание. От одного взгляда на него у неё закружилась голова.

— Это потрясающе... — пробормотала Аска. Большинство суббот и воскресений были заняты в группе, а дней без занятий было очень мало. Это, безусловно, было накладно для третьего года, которые к тому же должны были готовиться к вступительным экзаменам в колледж.

Осознав это, Кумико подняла голову, затаив дыхание, - она только что вспомнила об Аой. Как бы поступила Аой? И как раз в тот момент, когда эта мысль пришла в голову Кумико, Аой сама подняла руку.

— Могу я кое-что сказать? — спросила Аой.

— Что именно? — Таки наклонил голову.

Аой посмотрела на лист бумаги в своей руке, затем глубоко вздохнула. Тонкими пальцами она скомкала серую бумагу. 

— Я ухожу из группы.

Огасавара удивлённо пробормотал «Что?», глаза её расширились.

— У тебя есть причина? — спросил Таки, его голос был как всегда спокоен.

Губы Аои поджались под его серьёзным взглядом:

— Мне нужно приложить больше усилий для подготовки коступительным экзаменам. Если я продолжу заниматься в группе, то не смогу поступить в выбранный мною колледж. Я давно думала об этом, но если бы я ушла после прослушивания, то это могло бы плохо сказаться на группе, поэтому я решила сделать это сейчас.

— Аой, пожалуйста, не уходи! — раздался ропот её грустных младших учеников в секции саксофона. По реакции было понятно, насколько её любят.

— ...Понятно, — сказал Таки, опустив взгляд. Он поднёс большую руку к щеке и издал слишком глубокий, противоречивый вздох. Затем он выпрямился, как бы взяв свои эмоции под контроль. — Понятно. Мы оформим все необходимые документы позже, поэтому, если сможешь, зайди в учительскую в этот понедельник.

— Хорошо. Извините за беспокойство.

— Всё в порядке. Это твоё решение, так что, пожалуйста, доведи его до конца. И удачи на вступительных экзаменах.

— Большое спасибо, - ответила Аой, глубоко поклонившись.

После продолжительного молчания Аой снова поднялась. Выражение её лица было приятным, но в нём чувствовалась одинокая грусть. Она отцепила свою сумку от парты, и стала иди к выходу из класса. Некоторые из первогодок плакали.

Аой потянулась, чтобы открыть дверь, затем оглянулась через плечо. Взгляд её был устремлен на Аску, которая ровно и без малейших эмоций смотрела в ответ. В её взгляде не было ни малейшего намёка на сочувствие к уходящему члену группы. Напряжение на губах Аой внезапно исчезло, и когда она наконец вышла из комнаты, на её лице не было ни малейшего сожаления.

Кумико охватило внезапное желание — она должна была догнать Аой. Это было нетерпеливое чувство, к которому примешивалось и чувство долга. Раздался стук, ноги зацепились за край стула, и Кумико каким-то краешком сознания поняла, что источником звуков была она сама, потому что вскочила на ноги.

— Подожди, Аой!

Тело Кумико, казалось, двигалось само по себе. Она вышла из музыкального класса, как будто её прогоняли. Голос Хадзуки следовал за ней, пытаясь остановить, но Кумико сделала вид, что не слышит его.

⠀

— Аой! Подожди, пожалуйста! — Кто-то ещё дошёл до Аой раньше Кумико: Огасавара. Возможно, она вышла из музыкального класса первой. Она стояла перед ней, запыхавшись и не обращая внимания на задравшийся подол юбки. — Подожди!

— ... — Аой в замешательстве нахмурила брови. Кумико спряталась, чтобы её не заметили. Похоже, момент был неподходящим для вторжения.

— Ты действительно уходишь из группы?

— Да.

— Почему?

— Я же объяснила, мне нужно готовиться к экзаменам, — ответила Аой, бросив на неё косой взгляд.

Огасавара сложила руки и посмотрела на Аой:

— Если тренировки слишком тяжёлые, просто играй в Классе Б.

— Мне будет жаль ребят, которые действительно много занимаются.

— Тогда просто играй на обычном концерте! Мы всё равно скоро выпустимся, так что просто продержись до этого времени!

— Я не могу.

— Почему?

— Потому что я... — выражение лица Аой исказилось. Тени двух девушек резко падали на выкрашенный белой краской коридор. На улице было светло, но в помещении, которое они занимали, было как-то тускло. С улицы доносились крики бейсбольной команды, которая тренировалась на спортивной площадке. Казалось, что они доносятся из какого-то далекого мира, и было ощущение, что этот коридор каким-то образом отделён от всего остального мира. Две девушки тонули внутри этой невидимой мембраны.

Огасавара не отрывала взгляда от Аой, смотревшую в пол, как бы пытаясь скрыться от её взгляда.

— Мне просто не настолько всё это нравится, — слова, казалось, неохотно выходили из её горла. Она прикусила губу, словно пытаясь сдержать их. Её щёки покраснели. — Если честно, я давно хотела уйти. Ненавижу всё это, — она выпалила эти слова.

Огасавара вздрогнула. Она отступила на шаг назад, потом ещё на один.

Аой схватила её за запястье:

— Харука... Ты ведь помнишь, что случилось в прошлом году, не так ли?

— ...Я-

— Так что ты не можешь говорить мне: «О, ха-ха, мы будем стремиться к Национальным». Почему все вдруг смирились с этим? Я не понимаю. После того, как они набросились на тех девушек в прошлом году.

— Это было…

— Я уже не могу. Я не могу это принять. Они не имеют права говорить мне: «Я буду много работать!». И они не должны говорить это тебе, Харука.

Огасавара ничего не ответила. Её длинный хвост колыхался то в одну, то в другую сторону.

Аой хмыкнула, затем грубо отбросила запястье Огасавары. Харука не отреагировала, её взгляд был устремлён в пол.

— В любом случае, это удачное время. Что бы я ни думала, это правда, что мне нужно готовиться к вступительным экзаменам. Мне бы всё равно пришлось уйти из группы. Хватит, ладно? — резко сказала Сайто и стала уходить. Она не проявила ни колебаний, ни сожаления, что не давало президенту права пытаться её остановить.

Огасавара не двинулась с места. Она не собиралась следовать за Аой.

— Аой! — воскликнула Кумико. Сайто удивлённо обернулась и увидела фигуру, внезапно появившуюся из укрытия.

— Кумико...? Что ты здесь делаешь?

— Ты сказала, что уходишь, вот я и... — Кумико подумала, не подозревают ли они её в том, что она подслушивала. Она неловко осеклась на полуслове.

Аой вздохнула, на её лице мелькнула слабая улыбка:

— Ты беспокоились обо мне? Спасибо, — её голос был добрым, совсем не похожим на ту резкую тираду, которой она разразилась несколькими минутами ранее. Огасавара медленно подняла голову и посмотрела на Кумико.

— Омаэ, у группы сейчас собрание. Что ты здесь делаешь?

Глаза Сайто слегка сузились от удовольствия:

— Я могу спросить тебя о том же, Харука. Что здесь делает президент группы? Тебе пора возвращаться.

— Может быть, но...

— Ты тоже, Кумико, не создавай проблем другим. Ты должна вернуться в класс.

Слова были сказаны доброжелательно, но в них чувствовалось явное неприятие. Аой скрывала свои истинные чувства за множеством слоёв. «Ты действительно так думаешь, Аой?» — в любое другое время Кумико могла бы легко задать этот простой вопрос, но сейчас он застрял у неё в горле.

— Ну... пока, - сказала Сайто, наконец-то повернувшись и отойдя от двух других девушек. Стройная линия её тела чётко вырисовывалась сквозь тёмно-синюю ткань униформы. За колыханием юбки виднелись румяные бёдра. В её шагах не было колебаний. Кумико оставалось только смотреть ей вслед.

Когда Аой ушла, в коридоре воцарилась тишина. Кумико осталась наедине с президентом, который уже некоторое время не шевелился. Не зная, что делать, Кумико нерешительно посмотрела в сторону другой девушки.

Огасавара не поднимала глаз:

— ...Я так и знала, — наконец тихо прошептала она.

Омаэ прислушалась к тихому голосу.

— Я знала, что мне не следовало становиться президентом, — сказала Огасавара и опустилась на пол. От резкого движения её волосы спутались, но затем она снова стала неподвижной. Сквозь просветы в чёрных волосах, спадавших на плечи, Кумико видела бледную линию шеи. Там была красная припухлость, и Кумико подумала, не укусил ли её какой-нибудь жук.

— ...Президент? — спросила Кумико с сомнением в голосе. Огасавара не поднимала глаз. Омаэ увидела, что её руки вцепились в подол юбки и дрожат. — С вами... с вами всё в порядке?

Кумико положила робкую руку на плечо президента группы. Но она не поднимала глаз.

— Если бы Аска была президентом, Аой не ушла.

— Это неправда! — Кумико произнесла эти слова с неизбежной неуклюжестью, что сделало их бесполезными в качестве утешения.

Огасавара ещё больше сжалась, услышав эту пустую формальность:

— Как бы там ни было, я знаю, что это правда. Я совсем не похожа на Аску. Я ни на что не способна. С самого начала я знала, что не справлюсь с такой важной работой, как президент. Все думали: «Почему президентом стала не Аска, а не эта недотёпа?»

— Никто так не думал!

— Не трудись отрицать это. Даже я это замечаю, — голос Харуки становился всё более и более подавленным.

— У тебя есть много положительных сторон, которых нет у Аски! Все мы, новенькие, так думаем.

— Тогда назовите хоть одну! — отрезала Огасавара, как раз когда Кумико начала думать, что произвела на президента хоть какое-то впечатление.

Омаэ вздрогнула, подбирая слова:

— Ну, например, что вы всегда такая добрая и внимательная…

— Что-то кроме этого.

— Кроме этого... Я имею в виду, что ты всегда здороваешься со всеми, и ты очень милая...

— Что ещё?

— Эм... О! Например, это как мило с твоей стороны иногда приносить закуски и всё такое!

— Отлично, значит, я милая и всё! — Огасавара встала, сверкнув глазами.

Кумико отшатнулась от упрёка. И без того напряжённые глаза Огасавары стали припухшими и красными, отчего казались ещё более напряжёнными.

— «Милашкой» называют тех, в ком нет ничего достойного! Не думай, что я этого не знаю!

Кумико ошеломлённо молчала, глядя на то, как Огасавара яростно тычет в неё пальцем. Так вот кем она была на самом деле. Внезапно слова Рико мелькнули в её сознании: у Огасавары не совсем правильное мышление.

Харука ещё несколько секунд смотрела на Кумико, а затем опустила взгляд в пол. Опущенные ресницы дрожали, тень от чёлки мрачно падала на раскрасневшиеся щёки. Её всегда спокойное лицо было искажено эмоциями:

— Я просто... Я просто...!

Сзади Огасавары появилась пара рук. Десять пальцев вцепились в её плечи:

— Боже, ты опять стонешь из-за этого?

Харука вздрогнула от неожиданности. Глаза Кумико расширились от внезапного появления ещё одного человека.

— Аска?!

— Хм? Да? — Аска выглянула из-за плеча Харуки, как будто ничего необычного не происходило.

Огасавара оглянулась и издала едва слышный возглас удивления, увидев Аску в упор. 

— Когда ты...?

— Хм. Думаю, буквально секунду назад. Вы так долго возвращались, что я пришла за вами, — сказала Аска. Уголки её губ изогнулись в улыбке. — Так о чем вы двое говорите? Я думала, что вы просто пошли, чтобы попытаться остановить Аой, но...

— Ой, Аой..., то есть, она уже ушла, - сказала Кумико.

— Так что, Харука просто спорила с тобой все это время?

— Я не спорила! - возразила покрасневшая Огасавара.

Аска негромко и весело хихикнула и прижала палец к губам президента:

— Сейчас, сейчас. Харука, ты должна взять свои эмоции под контроль. Ты же президент клуба, в конце концов.

— Да замочли ты! — огрызнулась Огасавара, отворачиваясь.

— А мне нравится, когда ты этого не делаешь, — пробормотала ей на ухо ухмыляющаяся Аска.

Выражение лица Огасавары мгновенно вскипело:

— Не будь дурой!

— О, тебе это нравится.

— Нет!

Несмотря на то, что Харука упорно отрицала, было ясно, что сейчас она просто пытается скрыть своё смущение. Очевидно, президент оркестра чувствовала себя лучше. Кумико вздохнула с облегчением.

Аска подтолкнула Харуку рукой, что выглядело очень хорошо отработанным жестом:

— Давай, пошли обратно.

— Я знаю, идём!

Огасавара двинулась с места, как её и просили. «Аска действительно умела уговаривать» — неопределённо заметила Кумико, следуя за двумя девушками.

Аска что-то сказала. Огасавара возразила ей. Танака рассмеялась. Это была их обычная дружеская динамика; прежнего удивлённого уныния уже не было видно, а аффект Огасавары вернулся в норму. Аска рядом с ней радостно сузила глаза.

Затем эти ясные глаза на мгновение оглянулись. Они были шокирующе холодными. Кумико сглотнула и почувствовала, как сердце заколотилось в груди. Это был неожиданный момент, прервавший чистую сцену дружбы двух счастливых девушек.

— Что-то случилось, Кумико? — Аска оглянулась и заметила, что она остановилась на месте.

Кумико улыбнулась и покачала головой:

— О, эм, н-ничего!

— О? Ну, это хорошо, — сказала Аска, снова повернувшись и посмотрев вперёд. Кумико попыталась успокоить своё колотящееся сердце, идя позади.

⠀

— Сайто действительно уходит? — спросил Сюити, откинувшись на спинку сидения в поезде.

Собрание группы закончилось вскоре после того, как Кумико, Аска и Огасавара вернулись в класс. Омаэ стояла на перроне поезда наедине со своими тревожными мыслями, и именно Цукамото окликнул её и предложил поехать домой вместе. Теперь она была уверена, что впервые ехала с ним на поезде. Кумико пожала плечами, проведя пальцем по зеленой обивке сиденья.

— Думаю, да. Она настроена серьёзно.

— Значит, даже Танака и президент Огасавара не смогли её переубедить?

Поезд загрохотал по рельсам. Пейзаж за окном двигался справа налево. Сюити положил сумку на колени и зевнул.

Кумико молча смотрела вниз:

— Аска... не пыталась её убедить.

— Но она ушла после того, как вы с президентом отправились за Сайто. Я был уверен, что Танака тоже пошла её остановить.

— Нет, Аска, она...

Кумико не успела договорить, как прервалась, резко вдохнув. Что Аска хотела сказать? Она прижала руки ко лбу. Всё, что пришло ей на ум, — это глаза Аски в тот момент. Эти два ярких глаза были внешне добрыми, но в их глубине было что-то другое — что-то неразборчивое, но отчётливо холодное. Даже сейчас для Кумико они казались какими-то пугающими.

— Аска, она... что? — спросил Цукамото, с любопытством наклонив голову.

— Ничего, — ответила Омаэ, покачав головой.

Оба погрузились в молчание. Поезд дребезжал, раскачиваясь на повороте рельсов.

— Блин, я... — начал Сюити. Кумико подняла голову и посмотрела на него. Она мельком взглянула на его шею, выходившую из воротника форменного пиджака. Линия его шеи была едва заметной, но отчетливо выраженной, более мужественной, чем в средней школе. — Я действительно... не её поклонник.

— «Её»? Кого ты имеешь в виду?

— Танаку, — хмуро ответил Сюити.

Кумико потрясенно замолчала:

— Никогда не говори так в группе! Они разорвут тебя на части, если ты скажешь что-нибудь плохое об Аске!

— Ты думаешь, я не знаю, насколько она популярна?

— Хорошо, тогда почему ты вдруг говоришь мне об этом? И подожди, разве ты не уважал её поначалу?

— Да, но... как будто... она слишком идеальна.

— А? — Кумико охнула от неожиданного заявления.

— Как будто тебе нужны недостатки, или... наверное, ты не понимаешь.

— Не понимаю, — тут же ответила Кумико.

Сюити почесал голову, похоже, в растерянности:

— Ну, тогда попробуй немного постараться.

— Я понятия не имею, о чем ты говоришь.

Цукамото нахмурил брови:

— Я имею в виду, что меня просто бесит это её «я абсолютно идеальна!». Не кажется ли тебе, что люди в группе слишком сильно на это купились?

— О, так ты просто ревнуешь.

— Тогда простите меня за ревность! — огрызнулся Сюити, отворачиваясь.

Кумико ухмыльнулась и потрепала его по плечу:

— Хотя, в общем-то, я понимаю тебя.

— А? — глаза Сюити расширились от неожиданного ответа.

— Что?

— Нет, я просто подумал, что ты искренне веришь в Танаку.

— Я имею в виду, что я определенно уважаю её. Она действительно впечатляет как старший член группы. Но... — Кумико сделала паузу. Она тщательно подбирала слова, не желая сказать ничего лишнего. — Я не думаю, что она такая, какой её все считают. Она не просто милая и весёлая. Скорее, она мыслит на другом уровне.

— Как будто она зациклена на чём-то другом?

— Да, что-то в этом роде.

Наверняка именно поэтому Кумико находила её глаза такими пугающими. Мир, который видела она, и мир, который видела Аска, были глубоко разными местами.

— Может быть, так оно и есть, — пробормотал Сюити. Солнечный свет, проникающий через окно, высветил его профиль. Под носом остался след от волос. Он нервно перебирал костлявыми пальцами верхнюю часть школьного портфеля. На это было неловко смотреть и Кумико невольно отвернулась.

Клак, клак. Клак, клак, — послышался звук поезда на рельсах.

⠀

— Привет, Кумико. Цукамото, ну тот, что на тромбоне... ты с ним встречаешься?

Бодрый вопрос прозвучал в ухо Кумико, и в этот момент кусочек яичного омлета, который она собиралась съесть, беспомощно вывалился из палочек. Он упал на поверхность стола, жёлто-белый и трагический.

— ...Что? — Кумико наконец-то смогла ответить, её мозг лихорадочно вращался. Кто, чёрт возьми, такой Цукамото? И тут она поняла, что это фамилия Сюити.

— Как я уже сказала, ты встречаешься с Цукамото? — глаза Хадзуки и Мидори ярко блестели в ожидании ответа Кумико.

В классе было шумно от разговоров учеников. Для Кумико, Хадзуки и Мидори стало обычным делом придвигать парты к окну и обедать вместе. Мидори ела причудливый бутерброд, купленный в пекарне, Хадзуки - рисовые шарики из магазина, а Кумико ела бенто, который собрала для неё мама. До сих пор их разговор был приятным, как и всегда, но это было до того, как в его середину взорвалась вышеупомянутая бомба.

— Ээ, нет.

— Ой, как невесело, — надулась Мидори, а Хадзуки рядом с ней вздохнула с облегчением.

— Почему ты спрашиваешь? — спросила Кумико.

— Да просто мы с Хадзуки ехали в поезде и увидели вас вместе.

— Ты имеешь в виду тот день, когда у нас было собрание?

— Да! — Мидори невинно кивнула. Она посмотрела на Хадзуки с беззаботной улыбкой. — Хорошие новости, да?

— Что в этом хорошего?! — возразила Хадзуки, её лицо покраснело.

Кумико проигнорировала это и обратилась к Мидори:

— Хорошие новости?

Мидори хихикнула:

— Я кое-что придумала! — сказала она, гордо выпрямившись. Рядом с ней Хадзуки вздрогнула и схватила её за руку.

— Мидори, подожди...

— Хадзуки нравится Цукамото!

У Кумико перехватило дыхание. В голове у неё помутилось, и она не могла придумать, что сказать в ответ.

— Боже, зачем ты это сказала?!

— Ой, да ладно! — сказала Мидори. Они совершенно не замечали состояния Омаэ, переговариваясь между собой. — Но если честно, я просто рада, что вы с Кумико не оказались в любовном треугольнике.

— В любом случае, не то, чтобы он мне очень нравился! Я просто... как бы интересуюсь, вот и всё.

— Это значит, что он тебе нравится! Ха, я всё поняла. — Мидори была в восторге. Она была необычайно восприимчива к обсуждению романтических отношений, возможно, потому, что и в начальной, и в средней школе училась только с девочками. — Но как бы то ни было, Кумико, почему вы шли домой вместе? Вы с Цукамото друзья или что-то в этом роде?

— А, да. Моя мама и мама Сюити давно знают друг друга, и наши семьи проводили много времени вместе с тех пор, как я переехала сюда в третьем классе, так что можно сказать, что мы друзья детства.

— О! Повезло тебе, что у тебя есть друг детства. Я хочу такого же.

— Почему бы тебе не завести его?

— Ты не можешь просто так «завести» друга детства! — надулась Мидори. Надутые щёки Мидори только сильнее надулись. Сидевшая рядом Хадзуки рассеянно смотрела на Кумико.

— Хадзуки? — эти слова, казалось, вернули её в себя, и она напряглась. — Что случилось?

— Да так, ничего особенного. — Хадзуки покачала головой с выражением, которое явно указывало на то, что это не «ничего». Мидори, похоже, тоже это заметила, и на её лице появилась злая ухмылка.

— У Хадзуки проблема, как пригласить Цукамото на фестиваль Агаты.

— Мидори, боже! Ну почему ты всё время разеваешь рот!

Мидори хихикнула:

— Ой, не надо так.

Фестиваль Агаты, о котором говорила Мидори, был праздником храма Агаты, который проводился каждый год пятого июня и продолжался до рассвета шестого. Поздно вечером на улицах гасили фонари, и в темноте проплывал огромный корабль с Брахмой, из-за чего это событие получило прозвище «таинственный фестиваль тёмной ночи».

— Так с кем же ты идёшь?! — спросила покрасневшая Хадзуки.

Мидори улыбнулась:

— Я иду с мамой. Мы каждый год ходим вместе!

— Ты идёшь с мамой?

— Конечно. У меня с ней отличные отношения — весело ответила Мидори.

Кумико была совершенно разбита. Пойти на фестиваль с родителями - в её-то возрасте! - было просто немыслимо.

Хадзуки, похоже, чувствовала то же самое, и её прежняя ярость полностью испарилась, когда она пренебрежительно махнула рукой из стороны в сторону, как бы говоря: «а, забудьте».

— А что насчет тебя, Кумико? — спросила Мидори.

— Хм, не знаю. Может быть вообще не пойду.

Глаза Мидори расширились от удивления при таком ответе. Она несколько раз стукнула рукой по столу, выражая своё недовольство:

— Это же будет целый фестиваль! Как же не пойти!

— Т-ты так думаешь?

— Да, зря ты так. Ты должна обязательно, обязательно пойти.

Впоследствии Мидори с энтузиазмом посоветовала Кумико пойти туда вместе с ней и её матерью, от чего она вежливо отказалась.

⠀

Произведение, которое Таки выбрал для свободного выступления группы, «Картины Восточного Побережья», было написано для духового ансамбля Найджелом Хессом. Основано оно на впечатлениях, полученных Хессом во время посещения Восточного побережья США, и представляло собой композицию из трёх частей на тему Нью-Йорка и его окрестностей. Действие первой части происходит на острове Шелтер, второй - в горах Катскилл, а третьей - в самом Нью-Йорке. Исполнение всех трёх частей легко превысило бы лимит времени, отведённый на конкурс, поэтому Таки решил исполнить первую часть полностью и отрывки из второй и третьей частей. Изюминкой второй части, безусловно, стало соло корнета.

Корнет - это инструмент, на котором иногда играют трубачи вместо своего обычного инструмента. Он был устроен совсем иначе, чем труба, с коническим, а не цилиндрическим отверстием, но поскольку техника игры и диапазон очень похожи на трубные, в современную эпоху его часто рассматривали как члена семейства труб. Кумико предположила, что соло на корнете будет играть кто-то из трубачей. Эта часть была написана для того, чтобы передать спокойное, но в то же время величественное величие горного массива Катскилл.

Третья часть должна была передать энергию и шум нью-йоркского Манхэттена, и ее центральным элементом должны были стать вопли сирен, напоминающие о городских машинах скорой помощи и пожарных, которые раздаются в финальном крещендо произведения. Это было похоже на музыкальную постановку в форме виньетки, полную повествования и великолепия.

— Это так здорово...! — задыхаясь, пробормотала Аска, глядя на ноты во время секционной тренировки.

Позади неё Такуя мрачно смотрел на другой лист нот, старательно выписывая на нем какие-то цифры. Присмотревшись внимательнее, Кумико увидела, что это ноты песни «Копакабана».

— Что ты делаешь? — спросила Кумико у Такуи.

Он медленно поднял голову:

— ...Записываю аппликатуру для Като.

— Хадзуки будет это играть?

— Похоже на то. Думаю, для класса Б они исполнят «Копакабану» под руководством мисс Мичи. У нас сейчас много людей в секции ударных инструментов, так что большинство из них окажутся в классе Б. Это хорошая мелодия, учитывая состав инструментов, которые у них будут.

Нацуки выглянула из-за плеча Кумико и посмотрела на ноты «Копакабаны», на которые так пристально смотрел Такуя. Поскольку и эуфониум и туба были басовыми инструментами, то и музыка для них писалась в басовом регистре. Каждый день Хадзуки играла музыку по нотами, которые раньше ей практически не встречались. Когда она привыкнет, то сможет читать их так же быстро, как смотрит на них, но сейчас для неё это очень сложно, поэтому Такуя записывал для неё позиции гаммы и аппликатуры.

— Кумикоооо, как ты вообще можешь играть по этим нотам? — воскликнула поражённая Хадзуки, только что получившая несколько советов от Рико. Позади неё Мидори была поглощена фундаментальными упражнениями.

— Ну, эуфо и туба — разные инструменты. И, строго говоря, я никогда не играла эту музыку.

— Да какая разница! Это же тоже бас.

— Ага, а контрабас — это тоже бас! Так что иди и побеспокой Мидори!

Рико приятно улыбнулась, глядя на деловито сверлящую Мидори:

— Она действительно удивительная, не так ли?

— Спасибо! - обрадовалась Мидори и вернулась к своим занятиям. Её крошечные пальчики перетянули струну, и по комнате разнеслась звенящая басовая нота.

Закончив с основной практикой, Кумико переключила внимание на «Танец полумесяца» — те ноты, которые она получила. Самыми примечательными в этом произведении были начальная мелодия трубы и басовая мелодия второй половины. Эуфониум, туба, контрабас — обычно все эти инструменты оставались на заднем плане, но здесь они неожиданно оказались в центре внимания. Басовая секция была активна на протяжении всей композиции, а партия эуфониума была особенно мощной. Здесь не было длинных пауз, и, не считая вступительных фанфар для трубы, они играли почти на протяжении всего произведения. Оркестрам разрешалось выбрать обязательное выступление из пяти вариантов, но этот оказался в подавляющем большинстве случаев самым сложным. И оно было длинным.

В общем-то, уровень группы не соответствовал уровню песни.

«...Сможем ли мы справиться с этим?» — Кумико неосознанно нахмурилась. В голове пронеслись слова Таки: «Мы выбрали это обязательное произведение, потому что вам будет трудно. Я жду от вас самых искренних усилий именно из-за этой сложности. У вас может возникнуть соблазн не справиться с более легким произведением. Но если вы сможете отлично исполнить и обязательное, и свободное произведение, то Национальные соревнования не останутся для вас лишь мечтой».

Национальный конкурс оркестров.

Кумико прошептала эти слова про себя и вздохнула. Неподалеку сидела Аска и играла сложный отрывок, как будто в этом не было ничего страшного. Должно быть, Аска впервые видела эту нотную запись, но в её игре не было никаких колебаний. Кумико предположила, что дело в разнице способностей. Аска могла смотреть на ноты и сразу же воспроизводить их звучание - настолько глубоко она понимала эуфониум.

Проиграв простую на вид часть, Кумико изучила группы нот сложной мелодии в другом месте. Она знала, что сразу сыграть их в заданном темпе просто невозможно. Кумико достала метроном и установила темп значительно ниже. Она внимательно прислушалась к регулярному звуку «тик, тик», а затем сыграла ряд нот примерно в треть от положенного темпа. Сначала она должна была понять движения своих пальцев, затем рта. Когда она освоит их, то сможет постепенно увеличивать скорость, чтобы приблизить ее к исходному темпу.

Повторять и ещё раз повторять. Она играла эту фразу снова и снова. И по мере того как она это делала, сложная музыка начинала проникать в её пальцы. Кумико ощутила, что ей очень нравится то, что невозможное становится возможным.

— У тебя неплохо получается.

Кумико перестала играть и оглянулась, чтобы посмотреть, кто к ней обратился. Это была Нацуки, которая смотрела на неё ровным взглядом.

Кумико не привыкла к откровенным похвалам:

— Спасибо.

Она почувствовала, как к лицу приливает жар, и слегка поклонилась, чтобы скрыть его. Она увидела, как лицо Нацуки отразилось в поблескивающем золотом покрытии её инструмента.

— Так когда ты начала играть на эуфо?

— В четвёртом классе. Я тогда записалась в духовой оркестр.

— Так это что, твой седьмой год? Да, это меняет дело, — сказала Нацуки с самодовольной улыбкой. Что она имела в виду под «меняет дело»? В голове Кумико замелькали вопросительные знаки, но Нацуки лишь весело усмехнулась. — Не, не беспокойся об этом.

Лишь много позже Кумико поняла, что имела в виду Нацуки.

⠀

Мидори отправилась на подготовительные занятия, а Хадзуки ушла домой с подругой, поэтому Кумико в одиночестве направилась к школьным воротам. Школа зашумела, когда прозвучал звонок, возвестивший об окончании дневных внеклассных занятий. Мундштуки мыли, инструменты возвращали в футляры. А когда волна уходящих учеников схлынула, на территории школы опустилась тишина. Приближение лета означало, что до захода солнца ещё есть время, но тем не менее приближающаяся темень вокруг была далеко не радостной.

Когда Кумико доставала свои мокасины из шкафчика для обуви, её окликнул чей-то голос:

— Ого, ты тоже только сейчас собралась домой?

Обернувшись, она увидела, как Сюити машет ей рукой. Очевидно, что он, держа футляр с тромбоном за ручку, уже собирался уходить.

— А, я просто думал немного позаниматься дома, — сказал он, похоже смущённый тем, что Кумико обратила внимание на его инструмент.

— Как дела с обязательной частью?

— Так себе. Сейчас у меня проблемы с тоном, когда я вступаю после труб. А как насчёт эуфониумов?

— Нуу, мелодия во второй половине ужасает.

— Да, это безумие, — со смехом сказал Сюити, запихивая школьные тапочки в свой шкафчик. Его туфли были гораздо больше, чем у Кумико. В этом не было ничего удивительного, но эта деталь, как ни странно, застала её врасплох. Внезапно почувствовав стеснение в груди, она отвернулась.

— Как думаешь, ты пройдёшь прослушивание? — спросила она.

— Без понятия. Там много тромбонов, так что я могу попасть и в класс Б.

— А сколько всего тромбонов в секции?

— Семь, но один ещё новичок, так что на прослушивании будет шестеро.

— Это плохо.

Басовая секция и так была небольшой, так что вполне возможно, что они все пройдут. В обязательном произведении нужен был бас, так что даже если группа станет больше, Кумико не могла представить, что басовая секция уменьшится.

Они прошли через парадные ворота школы и продолжили путь по пологой дороге к станции. Через равные промежутки времени, пока они шли по асфальтированной дороге, виднелись чайные поля. Впрочем, вид на зеленеющие поля был не слишком примечателен для жителей Уджи.

— Я даже рад, что попал в эту школу, — сказал Сюити.

— С чего бы вдруг?

— Нет, я имею в виду, что понял это только во время отборочных. — Он улыбнулся. — Сначала я думал, что группа просто отвратная, но в последнее время все стали относиться к тренировкам очень серьёзно.

— Ты думаешь это из-за влияния господина Таки?

— Отчасти это так, но дело не только в этом. — Тёплый ветерок пронесся мимо пары, и Сюити неловко улыбнулся. Он опустил взгляд на кейс, который висел у него в правой руке. — Мы получили столько комплиментов на фестивале Солнца. «Ух ты, Китауджи похорошел» и все такое. Мне было очень приятно. Это заставило меня подумать, что, возможно, мы действительно становимся лучше. — Он застенчиво хихикнул.

Кумико кивнула в знак согласия:

— Я тоже начинаю понимать, что мы действительно можем это сделать.

— Да, и это самое классное. Типа: «Вау, если мы действительно приложим усилия...».

Солнце садилось, последние остатки его света оставляли неохотные следы на небе по мере того, как оно опускалось. Потускневший красный цвет сливался с глубоким синим. В воздухе стало ощущаться приближение вечера. Уличные фонари мерцали, словно бросая вызов темноте, а фигура Сюити отбрасывала бледную тень.

— Интересно, успеем ли мы к Национальным, - задумался он. Кумико наблюдала за ним. Он, казалось, заметил это и смущенно отвел взгляд:

— Что?

— Нет, эм... Да. Я бы тоже хотела поехать на Национальные.

— Вместо того чтобы повторять то, что было в средней школе.

«Ненавижу. Ненавижу так сильно, что готова умереть».

В тот момент Рейна расплакалась. Кумико не плакала, потому что искренне считала, что золотой приз - это достаточно хорошо. Но не Рейна. Рейна искренне считала, что они могли поехать на Национальные соревнования. И она очень этого хотела.

— Я хочу стать лучше, — сказала Кумико. Она хотела сказать это тихо, но на вечерней улице её слова прозвучали с удивительной громкостью.

Сюити на мгновение опешил, но затем с удовольствием улыбнулся, сверкнув белыми зубами:

— Давай как-нибудь потренируемся вместе. На речной дорожке или где-нибудь ещё. Так мы оба сможем дойти до класса А.

— Ох, тащить эуфониум домой — огромная проблема.

— Какой испорченный момент! Пробуй хоть немного улавливать настроение, а?

— Я серьёзно, — сказала Кумико и в ответ шлёпнула его по спине с сухим звуком пощечины. —Но, думаю, мы можем побыть вместе хотя бы на тренировках, — продолжила она.

От этих слов она вдруг почувствовала себя неловко и ускорила шаг, словно желая убежать. Станция была уже близко, и, когда Кумико поспешила вперёд, Сюити перешёл на торопливую рысь, чтобы догнать её.

⠀

По мере приближения даты прослушивания настроение в группе становилось все напряжённее и напряжённее. Но становилось и тише: все были слишком заняты нотной грамотой, чтобы болтать без умолку. Если бы вы зашли в учительскую, то могли рассчитывать на то, что вокруг его стола соберется толпа учеников с вопросами к Таки. А он только и мог, что неловко улыбаться на сухие замечания преподавателей о том, как мотивирован оркестр в этом году.

Каждое занятие ансамбля увеличивало количество заметок, начёрканных на нотных листах. Кумико посмотрела на поля, которые всё больше заполнялись карандашными пометками, затем на инструмент в своих руках. Покрытие эуфониума-ветерана местами отслаивалось. Она поставила его на пол, затем достала носовой платок и встала.

— С тобой всё будет хорошо! — воскликнул знакомый голос, когда Кумико вошла в женский туалет. Это были Юко и Каори, стоявшие перед раковинами снаружи и что-то обсуждавшие. На Кумико они не обратили никакого внимания.

— Не знаю, мне кажется, что Рейна просто лучше меня.

— Это неправда! Ты точно лучше её, Каори! — Даже находясь в кабинке, Кумико могла отчётливо слышать разговор.

— Интересно, достанется ли Рейне соло.

— Ни в коем случае! Это будет глупо, если играть соло будет не третьеклассница!

— Ты так говоришь, но...

— Ты определённо должна получить соло, Каори. — Раздался глухой стук — очевидно, Юко топнула ногой.

— Ну, в любом случае, я сделаю всё, что смогу, - сказала Каори, её голос был явно мрачным.

— Да! И я буду рядом, чтобы поддержать тебя! — Кумико услышала ответ Юко, когда голоса стали отдаляться. Когда она открыла дверь кабинки, там никого не было.

⠀

Когда занятия в группе закончились, Кумико вымыла мундштук в большой раковине в коридоре. Металлическая деталь серебристого цвета блестела под струей воды. В памяти всплыло приятное воспоминание из начальной школы: она наполняла свою чашку горячим зеленым чаем, который лился прямо из специального крана. Она с удивлением узнала, что такая установка была уникальной для Уджи, который славился своим чаем.

— Эй, - раздался голос сзади Кумико. Обернувшись, она увидела Сюити, который держал в руках свой мундштук. Должно быть, занятия на тромбоне только что закончились.

— Промываешь мундштук?

— Да, - ответил он без всяких уточнений. Кумико задумалась, что не так. Она повернула голову и посмотрела на него. Стоя рядом с ней у раковины, он глубоко вздохнул.

— Эй, ты свободна пятого? - спросил Сюити. Выглядел он действительно ужасно — на ум приходили слова «смертельно бледный».

— А? Это же будний день, верно? У нас будет репетиция.

— Нет, я имею в виду после этого!

— После занятий? — Кумико вдруг поняла, к чему он клонит. — О, это из-за фестиваля Агаты?

Лицо Сюити заметно покраснело. Она догадалась, о чём идёт речь. Лицо заполнилось жаром, как будто она заразилась чем-то, что бы это ни было. В обычной ситуации она бы даже не заметила расстояния между ними, но по какой-то причине оно казалось ей очень близким. Она сдержала внезапное желание убежать и заставила себя вести себя нормально.

Сюити тихо ответил:

— ...Я подумал, не хочешь ли ты пойти со мной.

— А, эм...

Кумико уже собиралась согласиться, но тут из комнаты с инструментами появилась Хадзуки и попала в поле её зрения. Почувствованный ею румянец мгновенно сменился холодным потом.

«Хадзуки неравнодушна к Цукамото!» — в голове Кумико промелькнули слова Мидори. «Чёрт, это плохо!» — подумала она, и её тело отреагировало само собой. Она рефлекторно схватила за руку ученика, который случайно проходил мимо:

— Прости! Я не могу, я собираюсь пойти с ней!

— ...Что? — раздался раздражённый голос. Кумико подняла голову и увидела, что рука, за которую она схватилась, принадлежит не кому иному, как Рейне. И без того широкие глаза Кумико распахнулись ещё шире.

От всего тела Рейны исходила аура недовольства, словно говоря:

— О чём ты вообще говоришь?

— О. Значит, ты идешь с Косакой...

— Д-да.

Это была немыслимая комбинация: Кумико и Рейна, — но Сюити, казалось, ничуть не сомневался в этом утверждении. Наверное, он слишком нервничал, чтобы его мозг мог нормально работать.

— А, ладно. Жаль, - сказал он с пустой усмешкой.

Раздражённая Рейна посмотрела на каждого по очереди, но ничего не сказала. Возможно, она поняла ситуацию.

— Эй, Цукамото! — сказала Хадзуки, подбежав к нему сзади. Кумико заметила слабый румянец на её щеках, и сердце её застонало от тяжести в груди. Она крепче вцепилась в руку Рейны, чтобы перетерпеть. Рейна нахмурилась, но промолчала.

— Като? — Сюити озадаченно наклонил голову.

Хадзуки схватила его за руку, чтобы занять свои сводобдные руки. Его левая рука естественным образом оказалась в её солнечно-смуглых ладонях. — Я хочу поговорить. Идём.

— Ну, я как раз разговаривал с Кумико.

Сюити посмотрел на неё, и Кумико улыбнулась, крепче сжав руку Рейны. — О, всё хорошо! Иди!

Кумико заметила явное мерцание его глаз. У неё перехватило дыхание. Он хотел что-то ответить, но вырвался лишь воздух. Невысказанные чувства выскользнули из его больших рук. Кумико прекрасно знала, как их спасти, но она не двигалась. Она не могла пошевелиться.

— Серьёзно? — сказал Сюити, в его голосе прозвучали гневные нотки.

— Да, конечно, иди. — Она отвернулась. Сквозь щель в окне просачивался закатный воздух раннего вечера. Коридор был залит светом тающего солнца. В освещённом красным светом пространстве, он отвернулся, словно желая убежать.

— ...Ну и ладно, — показывая Кумико лишь свою спину ответил он.

Голоса Хадзуки и Сюити становились всё слабее, когда они уходили. Кумико услышала: «О чем ты хотел поговорить?», а затем: «Да так, ничего, просто я не могу здесь сказать». С противоположной стороны лестницы доносились отголоски смеха парня и девушки.

Кумико стояла, не шелохнувшись. Мундштук в её руке уже основательно нагрелся от тепла её тела.

— ...Я могу идти? — тихо спросила Рейна.

От этих слов Кумико резко вернулась в настоящее и отпустила другую девушку: 

— Прости, что втянула тебя в это.

— Всё в порядке, — ответила она с настороженным выражением лица. Её роскошные черные волосы спадали на грудь, закрывая большую часть ленты униформы. В её руках невинно поблескивала труба цвета ночной звезды. — Итак. Во сколько ты хочешь встретиться?

— Для чего?

— Для фестиваля. Я тоже свободна, так что почему бы и нет.

— Что...? Ты правда пойдёшь?

— О чём ты? Разумеется я пойду, ты ведь и пригласила меня.

— Ну, да, но...

— Тогда решено! — с улыбкой ответила Рейна. Кумико ещё ни разу не видела у неё такого выражения лица. Оно завораживало её. Улыбка в глазах Рейны стала ещё ярче. Кумико смотрела, как трепещут её длинные ресницы. Она задумалась о её великолепии, как будто только сейчас заметила это.

⠀

После стольких упорных тренировок день фестиваля Агаты придал группе бодрости. То тут, то там пролетали обрывки весёлых разговоров: «Когда вы хотите встретиться?», «А ты будешь смотреть, как несут паланкин [2]?», «Надо бы найти место, где можно посмотреть фейерверк!» — и Кумико тоже почувствовала большую, чем обычно, потребность в развлечениях, чтобы выплеснуть накопившуюся нервную энергию.

________________ [2] Паланкин — крытые носилки как средство передвижения кого-либо или чего-либо  ________________

— С кем ты идёшь? — спросила Кумико у Аски, которая до этого момента увлеченно водила пальцем по нотам.

— Я иду с Каори. Она моя пара, — весело ответила Аска.

— О, как мило. — улыбнулась стоящая рядом с ней Рико.

— А ты, Рико? - спросила Кумико.

— Я? Я...

— ...иду с Гото, очевидно же, — перебила Нацуки.

Рико покраснела:

— Почему ты так себя ведёшь?

— Это ведь правда, не так ли? В прошлом году вы тоже ходили вместе.

Кумико посмотрела на Такую. Он, как обычно, отрабатывал обязательные упражнения, но только что сбился на несколько нот подряд. Очевидно, его обычное спокойствие было нарушено.

— Ооо, у Рико и Гото во всю любовь-морковь? — сказала Мидори, её глаза сияли. Рико ещё сильнее покраснела после слов «любовь-морковь», но Нацуки не обратила на это внимания, решительно кивнув.

— Ещё бы. Они - пара.

— Оооооо! — пискнула Мидори. — Рико! Как ты могла не рассказать нам о столь важном?!

Кумико всегда считала, что Такуя интересуется Аской, поэтому внутренне сочувствовала страстям Мидори.

— Я... эм... я имею в виду, что не стоило так сразу объявлять...

— И ты, Гото! Ты тоже должен был что-то рассказать!

Аска с досадой улыбнулась, успокаивая свою восторженную младшую:

— Ну-ну, Мидори, ты же не можешь злиться на них только за то, что они стесняются.

— Если ты так говоришь... — надулась Мидори, неохотно кивнув.

— А ты, Нацуки? Идёшь с кем-нибудь? — спросила Аска.

Нацуки ответила, нарочито пожав плечами:

— У меня сегодня подготовительные.

— Эй, я на третьем году, но я пойду, так почему ты паришься с учёбой, когда ты ещё только второгодка?

— Родители меня достали. Ничего не поделаешь, — сказала расстроенная Нацуки и посмотрела на Кумико. — Так что ты делаешь?

— О, я иду с Рейной. С трубачкой.

— Подожди, Кумико, ты же вроде сказала, что не пойдёшь на фестиваль? — сказала Мидори, наклонив голову. Позади неё Аска задумчиво поглаживала подбородок.

— Рейна... Ты же не имеешь в виду ту девушку Косаку?

— Не знаю, почему ты называешь её «той девушкой», но да, её фамилия Косака.

— Значит, Кумико, ты дружишь с Косакой... — задумчиво пробормотала Рико. Что-то в её тоне дало Кумико понять, что Рико как-то жалеет её.

— ...Так что насчёт этого чуда? — спросила Нацуки, указав на Хадзуки сардоническим взглядом. Хадзуки сидела с тубой на коленях, как пустая скорлупа, уставившись в пространство, её мысли явно были где-то в другом месте.

— Хадзуки весь день такая, — ответила Мидори, сплетнично понизив голос. — Сегодня она идёт на фестиваль со своим возлюбленным. Видимо, она собирается рассказать ему о своих чувствах!

— Ого, да это же настоящая сладкая летняя романтика! Меня тошнит от одной мысли об этом, — сказала Нацуки, не пытаясь скрыть своего отвращения. Её голос был достаточно громким, но Хадзуки никак не отреагировала. Очевидно, она никого не слушала.

Под «её возлюбленным» подразумевался Сюити. Кумико выдохнула, отвлекаясь от разговора. Она чувствовала себя плохо. В животе урчало. Она схватилась за эуфониум, пытаясь успокоить неприятное бурление в желудке. Мне это не нравится. Не нравится. У неё не было точной причины так думать, но эмоции всё равно присутствовали.

— Пока это не мешает занятиям в группе, ты можешь не стесняться заводить романы, — сказала Аска, улыбнувшись ещё шире.

— А у тебя есть парень? — с любопытством спросила Мидори.

— О чем ты говоришь? Мой эуфо — моя единственная любовь! — недвусмысленно ответила Аска.

— Ой, не увиливай от вопроса, — надулась Мидори, но Аска только посмеялась над выходкой своей младшей.

Кумико не могла отделаться от мысли, что Аска вовсе не шутит насчёт своей единственной любви.

⠀

Кумико договорилась встретиться с Рейной перед храмом Уджи в семь вечера. Фестиваль Агаты не был таким масштабным, как, например, фестиваль Гион, но всё же это было достаточно большое мероприятие, в котором участвовало более шестисот уличных киосков и 120 000 человек.

Она поняла, что это будет первый раз, когда она будет веселиться вместе с Рейной. С тех пор как они стали членами одного клуба в средней школе, они, естественно, были знакомы, но никогда не были настолько дружны, чтобы гулять вместе. Когда они виделись в школе, то немного болтали, и на этом всё заканчивалось. Кумико показалось, что Рейна всегда держала некоторую дистанцию между собой и окружающими её людьми. Она не была одиночкой как таковой, но, похоже, не желала проводить время с кем-то конкретным. Так было и в старшей школе, и Кумико никогда не видела Рейну с подругами.

— Извини, что заставила ждать.

Кумико обернулась на голос, обращенный к ней. Перед ней стояла Рейна, одетая в по-юношески женственное белое платье. Если бы Кумико была мальчиком, это было бы то самое платье, которое она хотела бы видеть на своей девушке.

— О, нет, я не ждала, — ответила Кумико, глядя на неё с опаской. Она вдруг почувствовала себя неполноценной рядом с этой красавицей и пожалела, что не надела ничего получше. Она опустила взгляд на простую футболку и шорты и вздохнула.

— Вздыхаешь из-за меня? — Рейна нахмурилась. Хмурый взгляд был ей к лицу. — Ты так беспокоишься о Цукамото?

— Н-нет... В смысле, это не то, что ты думаешь.

— Не то, да? — сказала Рейна с многозначительным взглядом.

Кумико поспешила сменить тему:

— Пошли. Может, ты хочешь съесть что-нибудь особенное?

— Мне неинтересно ходить по лавкам. Я не люблю толпы.

— А?

— Давай поднимемся на гору Дайкити! — предложила Рейна, указывая в сторону святилища. Кумико стало интересно, к чем она об этом заговорила.

Схватив за руку ничего не понимающую Кумико, Рейна стала торопливо подниматься по ступенькам. Свет фонаря освещал её тонкие бледные пальцы с аккуратно подстриженными розовыми ногтями. Не обращая внимания на хмурый взгляд Кумико, Рейна достала из сумочки телефон.

— Почему мы идём в гору? Я думала, мы идём на фестиваль.

— Хм? Не знаю, просто показалось забавным.

Рейна хмыкнула. После того как они миновали храм Уджи, каменная тропа продолжила путь к храму Уджигами. В 1994 году этот храм, как и храм Бёдо-ин, был включён в список Всемирного наследия, но туристов в нём было гораздо меньше, чем в последнем. Три внутренние святыни в его главном зале были самыми древними в мире и невероятно ценными. Для глаз Кумико, привыкшей к вычурности современной архитектуры, они казались довольно простыми.

— Мне нравится это место, — сказала Рейна, заглядывая в щель в двери.

— Больше, чем храм Уджи? Он намного больше, — сказала Кумико. Рейна хмыкнула в ответ.

— Ты просто не понимаешь.

— Н-Не понимаю...?

— Можно назвать это «зрелым очарованием», я полагаю.

— Ты хочешь сказать, что Уджигами более зрелый?

— Ты ведь понимаешь, о чем я, не так ли? Ты же тоже чувствуешь это в воздухе.

— Наверное...

Кумико не могла отрицать, что чувствует в этом месте что-то очаровательное. Она окинула взглядом тихую, меланхоличную территорию святилища. На другой стороне моста люди стекались на фестиваль, но здесь было тревожно тихо. Рейна и Кумико были единственными, кто находился в густой, удушливой тишине. Необъяснимое беспокойство мало-помалу разъедало её сознание. Что она здесь делает? Все остальные собирались на фестиваль.

Пока Кумико смотрела в пустоту, Рейна взяла её за руку и снова пустилась в путь. Её небесно-голубой бант собирал распущеные волосы в один хвост.

— Мне не нравится, что он такой яркий.

— Яркий?

— Фестиваль. Это ведь просто большое скопление ярких огней. Мне это не нравится.

— Правда?

— Да. Ненавижу. Это угнетает.

Чем дальше они шли по тропинке, тем глубже становилась темнота. Уличных фонарей становилось всё меньше и меньше, пока не стало так темно, что они вообще не могли ничего разглядеть. На самой горе Дайкити фонарей не было. Кумико нахмурилась, но Рейна проигнорировала её и достала из сумки телефон.

— Я подумала, что здесь может быть темно, — сказала она и включила телефон, чтобы использовать его как фонарик. Его чистый белый свет осветил путь впереди. — Я скачала приложение, — улыбнулась Рейна, на что Кумико ответила неопределённо.

Местные жители называли гору Дайкити, но на самом деле она была известна как гора Буттоку, а её высота составляла 131 метр. Тропинка, ведущая к смотровой площадке на вершине, начиналась в квартале с достопримечательностями из главы «Повести о Гэндзи» «Агэмаки», а её ширина и ровный уклон делали её естественной пешеходной дорожкой, популярной благодаря красивым пейзажам. По утрам здесь часто прогуливались люди с собаками, а в дошкольном возрасте Кумико часто брали сюда на различные прогулки.

— Часто ли ты занимаешься подобными вещами? — Кумико спросила Рейну, пока они шли.

Рейна с любопытством наклонила голову:

— Подобными вещами?

— Например, внезапное решение взобраться на гору и всё такое.

— За кого ты меня держишь? Конечно, нет.

— К-конечно, конечно.

Ремешки сандалий Рейны впились в ступни. Путь на гору Дайкити был не слишком крутым, но достаточно крутым, чтобы сандалии на каблуках были не самым лучшим выбором.

— Но иногда мне хочется делать такие глупости, — сказала Рейна, смущённо потирая голову, как ребёнок, у которого выведали секрет. — Я надеваю форму, иду в школу, иду на репетиции. Потом иду домой и занимаюсь сама. А через некоторое время... мне хочется всё это бросить. Просто купить один из этих проездных на поезд Seishun 18 [3] во время каникул и уехать куда-нибудь, просто так, без всякой причины.

______ [3] Seishun 18 —  специальный льготный билет в Японии, который позволяет владельцам в течение одного дня неограниченно ездить на местных поездах  ______

— Я... немного понимаю.

Кумико жаждала путешествовать, найти себя. Она часто отождествляла себя с рюкзачниками, которых иногда видела в телевизионных программах о путешествиях. Бывали дни, когда ей хотелось прыгнуть в мир, где никто ничего о ней не знает. Однако это всегда были фантазии, и ни один из подобных планов не воплощался в жизнь.

— Наверное, это просто замена настоящему путешествию.

— Правда, довольно урезанная

— Что есть, то есть. Ведь завтра нам в школу, — сказала Рейна. Выражение её лица, с которым она объясняла очевидное, было забавным, и Кумико хихикнула. Рейна посмотрела на неё, потом отвернулась.

— Честно говоря, я давно хотела.

— Чего хотела?

— Провести время с тобой.

— Правда?

— Правда.

Рейна смотрела вперёд. Обычно её ухо было спрятано за волосами, но сегодня оно было обнажено и хорошо видно. Кожа была нежной и тонкой. Кумико задумалась о таких нелепостях, как то, насколько мягким оно может быть, если его укусить.

— У тебя довольно скверный характер, Кумико.

— Что... — это был шок. Спросите любого, кто имел с ней дело, и он скажет вам, что Кумико была хорошим человеком. Милой девочкой.

«Милая девочка». Она запомнила эту фразу ещё в раннем детстве. Когда же она начала пытаться приблизить себя к этому идеалу?

Рейна одарила молчаливую Кумико чарующей улыбкой:

— Я давно хотела снять с тебя это представление хорошей девушки.

— .........Это оскорбление?

— Вовсе нет. Я говорю, что именно это мне в тебе и нравится. Можешь называть это признанием в любви.

— Это точно не признание в любви.

— Может, ты просто не понимаешь моей любви?

— Нет, не понимаю. — всё, что Кумико понимала, — это восторг на лице Рейны, когда она её дразнила. Рейна, которую она видела в школе, и Рейна, на которую она смотрела сейчас, были одним и тем же человеком, но казались совершенно разными.

— Интересно, а ты вообще помнишь, Кумико?

— Что помню?

Разговор продолжался, пока они шли.

— То, о чём мы говорили в средней школе после конкурса оркестров.

— Конечно, я помню. Когда ты плакала, да?

— Почему ты вообще помнишь, как плакал какой-то другой человек? Ты действительно ужасна.

— Не может быть, это совершенно нормально! — возразила Кумико.

Рейна улыбнулась:

— Я просто шучу. Но когда я плакала о том, как мне всё не нравится, ты подошла и спросила, действительно ли я думаю, что мы могли бы попасть на Национальные.

— Я так и сказала?

— Сказала. Тогда я впервые подумала: «Вау, она такая противная».

— Я... то есть, наверное, мне было просто... искренне интересно, что ты думаешь. У меня не было скрытых мотивов!

Рейна усмехнулась, глядя на бешено отступающую Кумико:

— Я знаю. Именно это мне в тебе и нравилось. Если ты могла честно спросить о чём-то подобном, значит, ты была серьёзной.

— Правда?

— Ужасная правда.

— Да ладно, это определённо оскорбление.

— Я уже сказал тебе, что это не так. Я говорю, что именно это мне в тебе и нравится!

— Лгунья.

— Это правда! — сказала Рейна, её голос был высоким и забавным.

Скоро должна была появиться смотровая площадка. Пара уверенно продолжила свой путь. Кумико опустила глаза и увидела, что сандалии Рейны теперь гораздо грязнее, чем раньше. На бледной коже виднелись следы от ремешков.

— Ноги не болят?

— Болят, — серьёзно ответила Рейна. — Но я не против боли.

— Звучит сексуально.

— ...Не будь дурой.

Кумико поморщилась от грубого ответа. За пустой болтовнёй они наконец добрались до смотровой площадки. Она находилась примерно на полпути в гору, и с неё открывался вид на большую часть города Уджи.

— ...Это великолепно, — пробормотала Рейна, держась за поручни.

Искусственная галактика — огни домов, квартир, уличных фонарей, автомобильных фар рассыпалась по тёмно-окрашенному миру внизу. Город переполнялся светом; сверху он был похож на огромную карту, раскинувшуюся перед ними. Здесь был Бёдоу-ин, там - река Уджи. Кумико выдохнула, глядя, как её глаза прослеживают линии города, отыскивая знакомые места.

— Это то, что ты хотела увидеть?

Рейна слегка покачала головой:

— Не то чтобы я хотела увидеть именно это.

— Что ты имеешь в виду?

Рейна дразняще улыбнулась в ответ на вопросительный взгляд Кумико. Её ярко-красный язык высунулся между губ:

— Я не хотела делать то, что делают все остальные.

Она оглянулась на толпы людей, покидающих территорию фестиваля. Они представляли собой единую массу, все были обращены в одну сторону. Они ели одинаковые засахаренные яблоки и шли к вокзалу, довольные собой. А неподалёку — шумная толпа школьников, волосы которых были обесцвечены в один и тот же оттенок блонда, и каждый из них демонстрировал свою неконформность точно таким же образом.

...Но нет, конечно же, нет. С такого расстояния невозможно было разглядеть ничего из этого. С такой высоты отдельные люди растворялись в темноте. Единственное, что было видно, — бесстрастно сияющие огни.

— Никто другой не стал бы заниматься такой глупостью, как подъём на гору в день праздника, верно?

— Думаю, нет, — тихо пробормотала Кумико.

— Я просто думала, что ты поймёшь.

— Понять что?

— Это странное чувство.

Рейна отвела взгляд.

— Я понимаю, — сказала Кумико. Ей стало интересно, находятся ли Хадзуки и Сюити где-то в этом море света.

Перед Кумико пролетела бабочка. В детстве она никогда не боялась прикасаться к бабочкам, и ей было интересно, когда именно они стали казаться ей жуткими. Она подавила желание отмахнуться от бабочки и улыбнулась. 

— Я знаю, что ты чувствуешь, Рейна, — произнесла она.

Рейна протянула руку и провела пальцем по щеке Кумико:

— Я хочу быть особенной, — ответила она.

— Особенной?

— Да. Я хочу, чтобы меня ценили другие. Я не хочу, чтобы люди думали, что я такая же, как все. — её рука безвольно упала на бок. Её белое платье развевалось на ветру. — Вот почему я играю на трубе.

— Ты можешь быть особенной, если будешь играть на трубе?

— Могу, — без обиняков ответила Рейна. — Вот почему я в группе. Чтобы быть особенной. А почему ты остаёшься в группе?

У Кумико всё ещё не было ответа на этот вопрос. Рейна вздохнула и присела на скамейку. Она скрестила свои длинные ноги и сложила руки на коленях.

Кумико отпустила поручни смотровой площадки и села рядом с Рейной. Сладкий аромат щекотал ей нос.

— Кумико, что заставило тебя начать заниматься в оркестре?

— Что это было, интересно... — воспоминания о том, что было так давно, были смутными, мгновения словно растворялись, стоило ей ухватиться за что-то чёткое. День, когда она впервые взяла в руки инструмент. День, когда она узнала, что такое эуфониум. Что побудило её вступить в духовой оркестр?

— Я думаю... это была моя старшая сестра.

— Твоя сестра? У тебя есть старшая сестра?

— Да. Но мы совсем не похожи.

Старшая сестра Кумико вступила в духовой оркестр. Она носила блестящую форму и играла на тромбоне. Именно поэтому Кумико так приглянулся тромбон. Это был замечательный инструмент, на котором играла её сестра. То, как его ползунок увеличивался и уменьшался, было так здорово. Она захотела играть на таком же, поэтому тоже записалась в духовой оркестр. Чтобы быть похожей на свою старшую сестру. Но в итоге ей достался эуфониум.

— Думаю, я пошла в оркестр, потому что очень равнялась на сестру.

— Ого, а она всё ещё играет?

— Нет, она бросила в шестом классе. Она сказала, что хочет пойти в частную среднюю школу, так что она была занята школьными занятиями и прочим.

Сестра Кумико не вступала в клубы ни в средней, ни в старшей школе. Она просто делала круги от дома до школы и от школы до подготовительных курсов, ходила в одни и те же места и обратно, снова и снова.

— Экзамены, — фыркнула Рейна с отвращением.

— Это тоже будет нашей проблемой, — сказала Кумико.

— Да, — сказала Рейна и замолчала.

Кумико стало интересно, о чём она думает. Она тоже закрыла рот. За барабанными перепонками царила тишина, перед ней расстилалась рукотворная галактика. Кумико залюбовалась этим зрелищем и тихонько закрыла глаза. Было приятно находиться рядом с Рейной. Она впервые ощутила тишину как нечто иное, чем удушье. Она откинулась на спинку скамьи и вытянула ноги. Руки их соединились, кожа к коже. Прикосновения Рейны были прохладными и приятными, лишь слегка влажными.

⠀

По мере приближения дней прослушивания в графике накапливались красные штампы об окончании занятий. Кумико села в последний вагон поезда и заняла место в углу. В плеере, который она достала из сумки, были как обязательное, так и свободное произведения.

Её пальцы постукивали по сумке - пальцы, нажимающие на поршни клапанов, стали мышечной памятью. Подняв голову, она увидела Сюити, который стоял неподалёку и слушал свою собственную музыку. Он поднял лицо и посмотрел на неё. Их глаза на мгновение встретились, но он быстро отвел взгляд. Так продолжалось с того самого дня.

Сюити избегал Кумико.

⠀

— Что с ней?

Это была секционная тренировка. Тон Нацуки был явно раздражённым, когда она задала этот вопрос и указала на ошеломлённую Хадзуки, которая тем временем смотрела в окно, положив щеку на ладонь. Время от времени она испускала тяжкие вздохи, что, похоже, раздражало Нацуки настолько, что она перебралась на место рядом с Кумико. Кумико закрыла папку с нотами для свободного исполнения и повернулась к Нацуки лицом.

— У тебя есть какие-нибудь идеи?

— Не-а. А вот Мидори, думаю, имеет.

Нацуки посмотрела в сторону Мидори, когда Кумико высказала своё предположение. Мидори была поглощена состязанием с нотами, но когда заметила, что на неё смотрят, отложила струнный бас и рысью подошла.

— Что-то случилось, Нацуки? — Мидори с любопытством наклонила голову.

— Что происходит с Хадзуки? Она такая с самого фестиваля Агаты.

Мидори попятилась, услышав вопрос Нацуки. Девушки переглянулись, заметив явное уныние в позе Мидори.

Она ёрзала, явно не желая говорить о том, в чём была проблема, но в конце концов собралась с силами и заговорила:

— Наверное... ей отказали.

— Ой, — пробормотала Нацуки, закатив глаза. Рядом с ней Кумико тихонько выдохнула. Казалось, сила вернулась к её дрожащим кончикам пальцев. Значит, ей отказали, да? При этой мысли в ней сразу же расцвело сочувствие к Хадзуки. «Бедная девочка», - пробормотала она про себя, но голос в голове был ужасающе весёлым.

— Сейчас самое неподходящее время для подобных осложнений. Выступать будет намного сложнее.

— Я пыталась её подбодрить, но ничего не вышло, — мрачно сказала Мидори, когда появились Рико и Такуя со своими тубами.

— Что вы там делаете?

— ...Разве мы сегодня не репетируем?

Нацуки нахмурилась ещё сильнее, когда пара подошла к ним.

— Почему пары так же раздражают, когда они занимаются, как и когда не занимаются?

— Нацуки, не будь злюкой. По-моему, Гото и Рико идеально смотрятся вместе. — Щёки Мидори покраснели, а глаза заблестели от сосредоточенной искренности.

Рико смущённо потерла голову:

— Спасибо.

— Только не забудь пригласить меня на свадьбу!

Такуя стал свекольно-красным от диких фантазий Мидори. Рико же просто неуверенно улыбнулась, заняв своё обычное место. Такуя сел на место рядом с ней и открыл ноты для обязательного исполнения.

— Эй, ну-ка! Что это вы так сидите! Давайте, начинайте заниматься! — сказала Аска, шумно ворвавшись в комнату. Собрания третьегодок, очевидно, закончились.

Надев свои фирменные очки в красной оправе, Аска осмотрела комнату и наконец остановила взгляд на Хадзуки. 

— Что случилось? — спросила лидер секции, но Хадзуки лишь продолжала смотреть в окно.

— Она чем-то расстроена, и мы как раз обсуждали, что это может быть, — с досадой ответила Нацуки.

Очевидно, Мидори была единственной, кто по-настоящему сочувствовала ей. 

— Хадзуки уже давно в таком состоянии, и я начинаю за неё волноваться! Аска, ты можешь ей чем-нибудь помочь?

На лице Аски расплылась улыбка:

— Хм. Если честно, мне всё равно!

— Это слишком честно, — нераздумывая ответила Кумико.

Аска сложила руки, на её лице мелькнула хмурая улыбка.

— Но это правда. Мне, честно говоря, всё равно, играет Хадзуки или нет. Всё, что я могу сделать, это попросить её скорее прийти в себя.

— Не будь так холодна! В конце концов, она тоже член бас-секции! — сказала Мидори.

Аска ответила слабой улыбкой:

— Но ведь она попадет в класс Б, верно? Что мне будет с того, если я попытаюсь ей помочь?

Кумико вздрогнула от холода, прозвучавшего в голосе Аски. Глаза Мидори расширились.

Выражение лица Нацуки оставалось строгим, но она держала себя в руках. 

— Что тебе за это будет...?

— Разве ты не согласна? Может быть, я бы что-то и сделала, если бы это было проблемой для окрестра, но почему я должна помогать тем, кто из-за личных проблем не может заниматься?

— Но всё же... — начала возражать Мидори, но Нацуки зажала ей рот рукой.

— Да, именно так! Я говорю, что личные проблемы должны решаться лично! — вкрадчивая улыбка, которую Нацуки навязала своему лицу, ей совсем не шла. Мидори пробормотала что-то невразумительное.

— Лишь бы вы понимали. А теперь, все трое, скоро прослушивание, так что прекращайте валять дурака и приступайте к тренировкам!

— Д-да!

— Ну ладно. Пойду возьму свой эуфо, — сказала Аска и, как обычно, направилась в комнату с инструментами.

Убедившись, что руководитель секции ушёл, Нацуки выдохнула с облегчением. Рядом с ней Мидори начала брыкаться, пытаясь отдышаться после того, как ей закрыли рот рукой.

— Боже, это было страшно, — сказала Нацуки.

— Нацуки, мне кажется, Мидори сейчас задохнется.

Нацуки ахнула, вспомнив, где находится её рука, и поспешно убрала с того места, где она закрывала рот Мидори. Освободившись, она сделала несколько глубоких вдохов, прежде чем прийти в себя.

Она ловко выпрямилась и уставилась на Нацуки. 

— Зачем ты это сделала?

— Мне нужно было что-то сделать. Ты, очевидно, не заметила, как Аска была в ярости.

— Она была в ярости? — спросила Кумико.

— Ну, не совсем в ярости, — ответила Нацуки, взглянув на Рико, которая деловито смотрела на ноты и делала вид, что не подслушивает их разговор. — Аска, она... она ненавидит всё, что мешает ей заниматься. Ты не должна тратить её время попусту.

— Но разве она не была холодной? Это было очень грубо.

— Она всегда была такой, — сказала Нацуки с грустной улыбкой. Рико и Такуя вдруг переглянулись. Нервное чувство пронеслось по классу, оставив после себя смутную неприятность, которая, казалось, задерживалась на языке.

Нацуки произнесла:

— Аска... особенная.

Её голос был единственным звуком в тишине класса.

⠀

Скучающие ученики в униформе Китауджи ждали поезда на пустом вокзале. Кумико сидела на скамейке и листала тетрадь со словарём. На тёплое время года школа перешла на форму с короткими рукавами. Кумико ущипнула себя за плечо в том месте, где оно выходило из манжеты короткого рукава, и вздохнула. У нее было ощущение, что она набрала вес.

— ...Кумико.

Подняв голову от неожиданного звука своего имени, она увидела перед собой Хадзуки с мрачным лицом.

Школьная сумка Хадзуки висела у неё на плече. Она покрепче ухватилась за лямку.

— Мы можем пойти домой вместе?

— О, да. Конечно.

— Хорошо, — сказала Хадзуки и села на скамейку рядом с Кумико. Последняя бесцельно перевернула страницу своего словарного блокнота. «Apologize»: сказать, что сожалеешь. «Force»: заставить кого-то сделать что-то. Список английских слов всплывал в её воображении, но никак не мог проникнуть в её сознание.

— Я рассказала ему о своих чувствах, — сказала Хадзуки.

Кумико подняла глаза от блокнота и посмотрела на подругу. Клак, клак. Поезд, которого они ждали, подошёл к платформе, но Хадзуки не сдвинулась с места, как и Кумико. Стандартные фразы, возвещающие о прибытии поезда, эхом прокатились по платформе. Двери закрылись, и поезд тронулся, оставив их вдвоём.

— Я знаю, — сказала Кумико.

Хадзуки отвела взгляд. 

— Ох... — уголки её рта слегка нахмурились. — Похоже, есть ещё кто-то, кто нравится Цукамото.

— ...Понятно. — Кумико нахмурилась. Она не знала, что ответить на это. Что можно было сказать в такие моменты?

Хадзуки опустила глаза:

— Прости.

— За что?

— За то, что ты пыталась помочь, — ответила Хадзуки.

«Можешь не говорить мне. Я и так знаю», — подумала Кумико, но ничего не сказала. Она перелистывала страницы своего словаря. На странице с откинутым уголком был отмечен раздел, который будет на экзамене. Apologize. Apologize. Это было единственное слово, которое она никак не могла запомнить, и на полях этой страницы были пометки.

— Тебе не за что извиняться.

— Но Кумико, тебе ведь нравится Цукамото?

— ...А? — у Кумико открылся рот. О чём она?

Хадзуки не обратила внимания на застывшую Кумико с широко раскрытыми глазами, так как та неуверенно начала рассказывать, словно признаваясь в каком-то преступлении.

— То есть я вроде как поняла, но... но я подумала, что если я сначала скажу о своих чувствах, ты, возможно, отступишь. Ты не очень общительный человек, и я... воспользовалась этим. Прости меня, правда. Я... действительно ужасный друг, ведь так?

Кумико поспешила остановить подругу, чтобы та не зашла ещё дальше:

— Подожди, нет, погоди... Разве то, что мне нравится Сюити, - это установленный факт?

— Разве нет? — Хадзуки в замешательстве наклонила голову. — Когда я забрала Цукамото с собой, ты, кажется, очень расстроилась из-за этого.

— Нет, но у нас с ним всё совсем не так. Мы просто... друзья? Или что-то в этом роде? Думаю, я просто расстроилась из-за того, что моего друга утащили... верно?

— Ага. Поняла.

— Правда? Ох, хорошо.

— Да, понимаю. Ты совершенно не разбираешься. Как всегда.

— Ну почему ты такая? — плечи Кумико поникли.

Хадзуки разразилась восхищённым смехом. Кумико впервые за несколько дней увидела её улыбку.

— Ты безнадёжна! Ну что ж, великая Хадзуки тебе поможет.

— Подожди, с чем? У меня только плохое предчувствие.

— О, ты прекрасно знаешь, о чём я.

— Нет, честно говоря, не знаю.

На этом Хадзуки встала. Затем объявили о прибытии следующего поезда. Она подняла сумку и улыбнулась - измученной, одинокой улыбкой.

— Господи, да ты и вправду глупенькая.

Двери поезда открылись. Кумико поспешно поднялась на ноги, запихивая словарный справочник обратно в сумку. Хадзуки схватила Кумико за руку и втащила её в вагон. Рука Хадзуки была тёплой, но немного сухой.

⠀

Возможно, из-за усталости от занятий в оркестре, как только Кумико вернулась домой, она пошла в свою комнату и рухнула на кровать.

— Кумико, пожалуйста! Сначала убери свой бенто! — позвала её мама с кухни, но у Кумико не было сил на ответ. Она потянулась к кровати и нажала на кнопку включения ноутбука.

На компьютере была записана музыка, которую назначил Таки. Она подняла голову и с усилием нажала на треугольную кнопку PLAY. Из колонок компьютера зазвучало обязательное произведение. Прослушивание должно было состояться совсем скоро.

С момента прихода Таки группа изменилась. Все учителя, знавшие оркестр раньше, говорили об этом. Поначалу многие ученики жаловались на его методы, но со временем это прекратилось. Причина была проста: они чувствовали, что становятся лучше. Их разрознённые, беспорядочные выступления неуклонно собирались воедино и становились единым музыкальным исполнением. Конечно, участвовать в выступлении, вызывающем гордость, было веселее, но музыка, созданная в результате их усилий, была чем-то большим, чем «веселье», - она наполняла их сердца более глубокими и проникновенными эмоциями. Исполнение в ансамбле было приятным, но и напряжённым. Чтобы не сбиться с узкой тропы, по которой они шли, ученикам пришлось обострить свои чувства с новым усердием. Именно так это и ощущалось.

Работа дирижёра выходила далеко за рамки размахивания палочкой во время выступления. Это была лишь малая часть его обязанностей. Движения палочки были сигналами для игроков, указывающими им, когда начинать и прекращать игру. Дирижёр должен был слушать звук в целом и поддерживать баланс, которого требовала музыка.

Помимо работы во время самого выступления, дирижёр должен был полностью понять композицию и мысли композитора, а также донести до исполнителей течение и фразировку музыки. Стиль и эмоции исполнения могли варьироваться в широких пределах в зависимости от его выбора. Этот выбор становился синонимом дирижёра и определял репутацию ансамбля. Роль дирижёра была гораздо важнее, чем может показаться слушателям.

Десятью годами ранее, когда средняя школа Китауджи была одним из лучших оркестров, её дирижер должен был быть талантливым. Но он покинул школу, и в его отсутствие оркестр пришёл в упадок. Простая смена дирижёра вызвала волнения, от которых ученики попятились. Какими бы высокими ни были их амбиции, без талантливого руководителя им никогда не победить на конкурсе.

Из более чем пятнадцати сотен школ, чьи оркестры отправились на Национальный конкурс, менее тридцати достигли своей цели. Только три школы из тридцати шести смогли выступить в качестве представителей Киото на Региональных соревнованиях в Кансае. Условия для тренировок в каждой школе были далеко не одинаковыми: и государственные, и частные школы делали все возможное, чтобы выступить и победить. Для средней школы Китауджи попасть на национальные соревнования было мечтой внутри другой мечты.

И всё же, подумала Кумико. И всё же Таки всерьёз пытается нас туда привести. Напряжённый график занятий, бескомпромиссные репетиции — всё это было ради цели провести Китауджи на Национальные. Всё, что они могли сделать, это приложить максимум усилий.

— ...Я хочу стать лучше, — пробормотала Кумико.

Ответить было некому.

⠀

Прослушивания будут проходить в течение двух дней. В первый день - духовые, во второй - деревянные духовые и ударные. Один за другим учеников вызывали в музыкальный зал, чтобы они выступили в небольшом помещении, отгороженном для этого случая. В коридоре перед музыкальным залом было расставлено несколько стульев для учеников, ожидающих своей очереди. Класс не был звукоизолирован, поэтому все ожидающие могли слышать игру учеников впереди себя. От одного только мягкого звука эуфониума Аски у Кумико заколотилось сердце.

Нацуки хлопнула бледнолицую Кумико по плечу:

— Ну, я пошла, — сказала она и скрылась в музыкальной комнате.

Зажав в руках эуфониум, Кумико просто смотрела на ноты - на те места, на которые ей нужно было обратить внимание во время выступлений, на те, на которые обратил её внимание Таки. Она перебирала ноты столько раз, что уголки прозрачного рукава, в котором они хранились, основательно пообтрепались. Всё будет хорошо. У тебя получится. Кумико выпустила воздух через инструмент и стала ждать своей очереди.

— Твоя очередь, Кумико, — сказала Нацуки, выходя из музыкальной комнаты, когда её собственное прослушивание закончилось.

Кумико попыталась что-то сказать в знак благодарности, но она слишком нервничала, чтобы голос мог работать как следует.

Нацуки сочувственно улыбнулась, когда Кумико беззвучно кивнула:

— Тебе, как никому другому, не стоит так нервничать, — сказала она.

Воодушевленная словами старшей, Кумико с трепетом шагнула в музыкальную комнату.

— Пожалуйста, присаживайся, — раздался голос Таки с другой стороны перегородки. Кумико подумала, не для того ли он не показывается лицом к лицу, чтобы помочь ученикам меньше нервничать, но от того, что она не могла видеть его лица, она ещё больше расстроилась.

В центре перегороженной зоны было свободное место. Она положила свою прозрачную папку на подставку перед ним и глубоко вздохнула. Её пальцы дрожали.

— Пожалуйста, назови своё имя и инструмент.

— А, первогодка, Кумико Омаэ. Басовая секция, эуфониум.

— Понятно, — раздался отрывистый голос помощника Таки, Мичи. Значит, тест проводили и руководитель, и его помощница. Кумико глубоко вздохнула, чтобы успокоить колотящееся сердце, и разжала затёкшие пальцы, чтобы освободить их.

— Ты уже настроилась?

— Да, уже сделала.

— Хорошо... Итак, госпожа Омаэ, у вас уже есть опыт, не так ли? Сколько лет вы играете на эуфониуме?

— С четвертого класса, так что это уже седьмой год.

— Семь лет? Это уже кое-что, — сказал Таки низким, впечатлённым голосом. Чёрт, я только что подняла планку для себя, мгновенно подумала Кумико. Она потрясла головой из стороны в сторону, чтобы прогнать вихрь негатива. Деревянный стул был холодным, когда она села на него, и её влажные от пота бедра прилипли к его поверхности.

— Ну что же, тогда начнем с обязательного.

— Хорошо.

— Я полагаю, что эуфониумы вступают здесь, со второстепенной мелодией в сорок первом такте. Вместе с баритон-саксофонами.

Кумико поспешно посмотрела на свои ноты. Вот оно, то место, которое она репетировала снова и снова.

— Я запущу метроном. Пожалуйста, играй, пока я не остановлю. Можешь начать когда захочешь.

— Поняла.

Тик, тик, тик. Кумико сделала глубокий вдох, внимательно прислушиваясь к темпу. Она наполнила лёгкие и интенсивно дунула в мундштук. Её пальцы двигались. Низкие ноты, затем высокие. Пассаж, который она играла снова и снова во время тренировок. Ноты лежали прямо перед ней, но у неё не было времени взглянуть на них. Её мозг задрожал от восторга. Её дыхание участилось, а сердце колотилось так, будто вот-вот разорвется. Она ни о чём не думала, её представление полностью завладело её сознанием. Что, если я совершу ошибку? Это была страшная мысль, но в ней была и радость от игры. От её ног исходил жар, сжимавший органы в груди.

Кумико отчаянно играла, пока Таки не заговорил.

— Спасибо, достаточно, — сказал он, и звук эуфониума внезапно прервался. Кумико слышала, как что-то записывают. Неужели её игру оценивают в этот самый момент? Звуки её игры всё ещё звучали, отдаваясь эхом в ушах.

— Этого хватит. Пожалуйста, позови тубы.

— Хорошо. — Кумико встала, чувствуя головокружение. Её руки ещё дрожали от нервной энергии. Она собрала ноты и выбежала из музыкального класса.

⠀

— Ой!

Её инструмент с громким звоном ударился о стол. Кумико судорожно проверила его, но, к счастью, удар, похоже, не оставил заметных повреждений. Очевидно, прослушивание, состоявшееся минуту назад, всё ещё отвлекало её.

— Ты в порядке? — спросила Мидори, глядя в её сторону.

— А?

— Ты сказала «ой», и я подумала, что ты поранилась.

— Нет, я просто ударилась инструментом.

Несмотря на то что сама Кумико не получила никаких травм, она непроизвольно говорила «Ой», когда что-то ударялось об её эуфониум. Когда она объяснила это Мидори, та весело улыбнулась. 

— Это потому, что твоя душа перешла в Джека!

— А? Джек?

— Это имя твоего эуфониума! А это, кстати, Джордж, — сказала Мидори, жестом указывая на свой контрабас. Кумико смутно припоминала, что Мидори говорила что-то подобное, когда они только выбирали инструменты.

— И всё-таки господин Таки такой злой! Заставляет контрабас быть единственным из нас, кто должен прослушиваться вместе с деревянными духовыми.

— Ага.

— А я ведь тоже в басовой секции? — Мидори надулась. На её пальцах было несколько пластырей. Возможно, причудливые розовые узоры на них были в стиле Мидори.

Кумико прищурилась и показала на них:

— Ты в порядке?

— А, это? — Мидори улыбнулась. — Такое случается, когда ты играешь на струнном басу. Так как ты дергаешь струны пальцами, они обычно трескаются .

— А это не больно?

— Больно, но не так, как в средней школе! — сказала она, неловко смеясь. — В средней школе у нас была куча концертов в один день, и мои пальцы были полностью разодраны после утренних выступлений. Пластыри постоянно отклеивались, а потом начинали кровоточить, и когда я перелистывала нотные листы, они были в крови. К концу последнего дневного выступления я едва могла читать ноты из-за крови!

Кумико только и смогла, что слабо улыбнуться в ответ на хихиканье Мидори. Такова жизнь в школе оркестрантов. Даже маленькие анекдоты были чудными.

— Почему ты продолжала заниматься, если было так трудно?

— Что продолжать?

— Заниматься. Разве ты не начала бы ненавидеть всё это?

Кумико спросила из чистого любопытства, но Мидори решительно покачала головой. Контрабас, который она держала в вертикальном положении кончиками пальцев, был значительно выше её.

— Нет, этого никогда не случится. Я люблю оркестр!

Её голос был настолько прост и понятен, что Кумико позавидовала девушке, стоящей перед ней. Она хотела бы жить так же.

⠀

Им сказали, что результаты прослушивания будут объявлены после выпускных экзаменов. Для Кумико этот круг испытаний стал вторым в её школьной жизни. Она уже немного оступилась на математике и сомневалась, сможет ли она с такими темпами сдать вступительные экзамены в колледж. Каждый раз, садясь за стол дома, чтобы позаниматься, Кумико начинала беспокоиться о своём будущем.

В течение недели перед выпускными экзаменами, как и перед промежуточными, были отменены внеклассные мероприятия. Кумико использовала это время для смены обстановки - посещения книжного магазина. Учебников было более чем достаточно для подготовки к предстоящим тестам, но ей хотелось приобрести новые справочники. Когда она просматривала такие названия, как «Сдай наверняка!» и «Реши на 90 процентов!», ей казалось, что она станет умнее, просто купив один из них, хотя любой такой справочник после покупки сразу же становился не более чем украшением полки, а не способствовал улучшению её оценок.

Придя в справочный отдел, она увидела целую секцию полок, заставленных книгами в красных корешках. На них большими жирными буквами были напечатаны названия колледжей. Удивляясь тому, что столько учебных заведений может существовать на самом деле, Кумико без особой причины направилась дальше по проходу.

— ...Эй!

Кумико быстро обернулась на голос позади нее. 

— Аой?

— К-кумико! — На лице Аой мелькнуло смущённое выражение, но она быстро прикрыла его улыбкой, чтобы отвлечься от справочников, которые она несла в руках. Неторопливость, с которой она шла к Кумико, свидетельствовала о том, как мало она хотела этого общения. — Ну, как дела в группе?

— Неплохо. Я стараюсь изо всех сил. Но у нас скоро экзамены.

— Думаешь, попадёшь на национальные?

— Это единственное, что мы не узнаем, пока это не случится.

— И то верно. — Аой сузила глаза. — ...А что с Харукой? У неё всё хорошо?

— Харука... А, ты имеешь в виду президента Огасавару?

— Да. Я ведь, в конце концов, сказала что-то плохое. Сейчас между нами всё как-то странно.

Видимо, «что-то плохое» было связано с уходом Аой из группы в день встречи.

— Думаю, с ней всё более-менее в порядке. Её поддерживает Аска, так что...

— Опять Аска, да? — Аой попятилась при упоминании этого имени. — Клянусь, эта девушка может всё. Она хорошо учится и при этом отличный музыкант...

— Она такая умная?

— Она безумно умна, - сказала Аой, а затем горько улыбнулась. Её взгляд упал на справочники в руках. — Что мой фаворит — для неё лишь запасной вариант.

Кумико не знала, как на это реагировать.

Аой пусто хихикнула:

— Если бы я была такой же умной, как она, я бы осталась в группе. — в её голосе послышались нотки раздражения. Её тон был лёгким, но в ушах Кумико он звенел ужасной грустью.

— Ну, до встречи, — сказала Аой, собираясь уходить, но Кумико не удержалась и окликнула её.

— Аой.

— Что? — она оглянулась.

— Ты не жалеешь, что ушла из группы?

— Нет. Вовсе нет, — ответила она. Её пальцы сжались и оставили красные следы на бледной коже, настолько ужасным было её несчастье.

— Хорошо, — с улыбкой сказала Кумико и сделала вид, что поверила ей.

⠀

_________Комментарий переводчика_________

Приветствую всех и с наступающим новым годом! Простите, что почти 2 месяца не было глав, времени не было продолжать перевод, но вот я возвращаюсь с небольшим новогодним подарочком для вас, а ещё, 4 главу и эпилог постараюсь закончить до конца недели (но не обещаю). Однако, вчера, 25 декабря, появилась новость об официальном переводе «Звучи! Эуфониум» в России. Я искренне рад, что за эту франшизу в нашей стране взялись основательно, но в то же время немного грустно, что по итогу этот перевод окажется забытым, если вообще не забаненным. Так или иначе, я закончу первый том, а что будет дальше — покажет лишь время. Спасибо каждому, кто читает или прочитает этот тайтл тут, я по-настоящему рад.