Онлайн чтение книги Рождественский кинжал Evious Casca
Глава 9

На следующее утро видимых причин предполагать, что инспектор Хемингуэй с меньшим предубеждением стал относиться к порученному делу, не было. По дороге в Хемпшир он горько и пространно рассуждал о пьесе, которую помогал ставить в своем родном городе и которая была назначена на второй день Рождества. У него не осталось никакой надежды поприсутствовать на премьере. По общему направлению замечаний Хемингуэя Вер заключил, что без умелого руководства инспектора у пьесы не остается шансов на успех, если представление вообще состоится.

Драма была одним из любимых коньков инспектора, поэтому сержант забился в угол купе и смирился с неизбежным. Заинтересованное выражение на его лице, под которым скрывалось почти полное равнодушие, ни на минуту не обмануло инспектора.

– Знаю, ты меня не слушаешь, – сетовал он. – Слушай ты больше, ты был бы более толковым следователем, не говоря уж об уважении к вышестоящим. Вся беда таких молодых парней вроде тебя в том, что вы думаете, будто все знаете.

За всю свою безгрешную жизнь сержант никогда не терял уважения к вышестоящему начальству, его старательные усилия расширить диапазон своих знаний были общеизвестны, но он не пытался протестовать. Поэтому Вер просто усмехнулся и сказал, что никогда не был большим любителем театра.

– Этого ты мне лучше не говори! – с отвращением скривился Хемингуэй. – Могу поспорить, что все свое свободное время ты проводишь в третьеразрядных порнографических киношках!

– Нет, сэр. Меня очень строго воспитывали. Я обычно плотничаю...

– Какая мерзость, – огорчился Хемингуэй.

После вежливой паузы сержант отважился спросить о соображениях своего шефа по делу, которое им поручили.

– Большая ошибка – начинать с предвзятых предположений, – ответил Хемингуэй. – Именно поэтому я никогда их не делаю. У меня будет достаточно времени для того, чтобы подумать, после того как я увижу действующих лиц. Впрочем, спешу заметить, что я вовсе не стремлюсь их лицезреть. Если судить по тому, что сказал суперинтендант, трудно найти людей, которых мне хотелось бы видеть меньше!

– Звучит интересно! – осмелился вставить слово сержант. – Судя по всему, головоломное дельце, иначе местные не позвонили бы нам.

– Вот здесь ты, скорее всего, ошибаешься. – Инспектор не питал никаких иллюзий. – Всякий раз, когда вызывают на преступление, в котором замешаны важные персоны, могу поспорить, это потому, что начальник полиции играл в гольф с половиной из подозреваемых и не хочет сам вести дело.

Дальнейшие события показали, что Хемингуэй был до определенной степени прав.

– Не хочу притворяться, я рад передать вам это дело, инспектор, – разливался начальник местной полиции. – Все довольно нелепо и невероятно! Я знал убитого многие годы. И знаю его брата. И все это мне не нравится.

– Да, сэр, – сказал Хемингуэй.

– Более того, – продолжал начальник полиции, – это чертовски странное дело. Не понимаю, как убийство вообще могли совершить. И разумеется, следователя нет, болен. Пока что вел дело инспектор Бэкстоун.

– Рад познакомиться. – Хемингуэй мысленно отметил Бэкстоуна как человека старательного, но который, вероятно, не заметил всех главных улик в этом деле.

– Необъяснимо! – развел руками майор Болтон, правда, как оказалось, это не относилось к вежливому замечанию Хемингуэя. – Вам лучше разобраться в этом с самого начала. Возьмите стул!

Хемингуэй принял приглашение, кивнув сержанту, чтобы тот последовал его примеру, и пристально и вопросительно посмотрел на майора.

– Убитый, – продолжал майор Болтон, – был богатым холостяком. Он купил усадьбу Лексхэм несколько лет назад. Что-то вроде музея: дубовая обивка и все такое. Целое состояние. Я никогда не понимал, зачем ему это понадобилось. На первый взгляд этот человек совсем другого рода. Сколотил, большие деньги на торговле. Глава фирмы, занимающейся импортом, но вот уже несколько лет, как отошел от дел. Товары из Восточной Индии: пряности и тому подобное. Заметьте, я не говорю, что он выскочка! Очень уважаемая семья и все в этом духе. Ничего не знаю о его родителях; кажется, отец у него был сельским адвокатом. У него было трое детей: Натаниель – убитый, Мэтью и Джозеф. Мэтью здесь ни при чем. Он давно умер. Его вдова живет в Америке со своим третьим мужем. Сам я никогда не встречал эту даму, но знаю ее детей. Они оба по уши увязли в этом деле. Года два тому назад Джозеф – этот что-то вроде перекати-поля, вреда в нем никакого, просто неудачник – вернулся домой, по-моему, из Южной Америки – но это ни о чем не говорит, он объездил весь свет и обосновался в Лексхэме. Я никогда не любил Ната Хериарда, но надо отдать ему должное, к своей семье и родным он относился хорошо. Если хотите знать мое мнение – лучше, чем заслуживал любой из них. Я ничего не имею против Джозефа. Я бы назвал его доброжелательным ослом. Чем-то вроде Питера Пэна[7]Питер Пэн – герой одноименной сказки Дж. Барри о мальчике, который не хотел становиться взрослым., вы поняли, о чем я говорю. У него есть жена.

Сплетничают, что она была хористкой, когда он ее подцепил. Сам я ничего об этом не знаю. Бесцветная женщина. Когда-то была хорошенькой, но сейчас располнела. Никогда не мог ее раскусить. Либо хитра как черт, либо дура набитая. Вам, наверное, знаком этот тип женщин. Инспектор кивнул.

– Знаю, сэр, но лучше бы мне не знать. Майор Болтон фыркнул.

– Заметьте, ее я не подозреваю. Лично я не могу ее представить вонзающей нож в своего деверя. И все же никто в округе никогда не мог понять, почему она согласилась жить в Лексхэме нахлебницей Ната. Впрочем, она женщина спокойная, и я думаю, что ей надоело скитаться по свету вместе с Джозефом. Утомительный человек этот Джозеф. Ничего не понимает в деньгах. И мне кажется – ни в чем ничего не понимает. Видели когда-нибудь пьесу «Дорогой Брут»?

– Барри, – радостно откликнулся инспектор. – Если вы его любите, это его лучшая вещь. Лично я...

– Ну, вот, Джозеф всегда напоминает мне один ее персонаж, – сказал начальник полиции, грубо прерывая инспектора, настроившегося, как предполагал сержант Вер, на короткую, но содержательную лекцию о развитии драмы. – Глупый старый болтун, пляшущий в лесу. Понимаете, кого я имею в виду?

– Коуд, – довольно улыбнулся Хемингуэй.

– Ну, сам я простой человек, – сказал Болтон, выражая этими словами свое презрение ко всяким причудам. – Однако, говорят, на земле нужны всякие. Теперь перейдем к Стивену и Пауле Хериард. Это племянник и племянница Ната, дети Мэтью. Всегда считали Лексхэм своим вторым домом. Я знаю обоих и обоих не люблю. Стивен – грубый молодой балбес без определенного занятия, Паула надумала податься на сцену. У обоих небольшие личные доходы, достаточные для того, чтобы быть независимыми, но недостаточные, чтобы шиковать. Всегда предполагалось, что Стивен будет наследником Ната. Судя по всему, так и случилось бы, да только несколько месяцев назад он обручился с одной девицей. Я никогда сам ее не видел, но Нат ее терпеть не мог. Сказал, что она охотится за деньгами. Наверное, он был прав. Тебе ведь она не понравилась, правда, Бэкстоун?

– Нет, сэр. Глупое создание. На мой взгляд, она не годится в жены джентльмену.

– Так что она тоже участвует в этом деле, – продолжал майор Болтон. – Не хочу сказать, что она совершила убийство. Из того, что мне рассказал Бэкстоун, не похоже, чтобы она могла сделать такое, но она тоже находилась в доме в это время. Стивен привез ее, похоже, специально чтобы позлить дядю. Слуги говорят, что ему это вполне удалось. Ускорило, так сказать, развязку.

– Ускорило развязку? – переспросил Хемингуэй.

– Не знаю, имеем ли мы право так говорить, – поправился майор. – Но, кажется, старый Хериард поссорился со Стивеном. Нат грозился не оставить племяннику ни пенни, если он женится на этой особе... ну и кто знает? По-моему, Стивен вполне способен на убийство. Он всегда казался мне бесчувственным малым. Да, теперь этот неврастеник Ройдон. Называет себя драматургом или каким-то столь же непотребным словом.

– Да? – заинтересовался Хемингуэй. – Очень любопытно, сэр. Как, вы говорите, его имя?

– Виллогби Ройдон. Не думаю, что вы о нем слышали, я лично не слышал. Насколько я понял, он еще ничего не поставил – все собирается.

Казалось, инспектор оценил разницу, он кивнул со знанием дела:

– Воскресные представления? Модернистское что-нибудь и заумное. Знаю. Какую же роль он играет в этом деле, сэр?

– Друг Паулы Хериард. Написал пьесу, не знаю о чем, и Паула хотела, чтобы дядя ее финансировал. Впрочем, мне совершенно все равно. Я не любитель таких вещей. Не выношу ученостей. Суть в том, что Нату пьеса не понравилась. Этот парень читал ее вслух вчера днем, Нат разозлился и устроил свару. Скажу по чести, в этом нет ничего удивительного. Я имею в виду, приехать к человеку в гости, а потом читать ему всякую дрянь! Никогда не слышал ни о чем подобном!

– Мистер Хериард поссорился с мистером Ройдоном? – полюбопытствовал Хемингуэй.

– Этого мы никак не можем выяснить, да, Бэкстоун? Ройдон говорит, что нет.

– Не только он, сэр, – сказал полицейский. – Никто из них не сказал, что мистер Хериард действительно ссорился с мистером Ройдоном. Ссорилась мисс Хериард. По свидетельству дворецкого, мистер Хериард угрожал вычеркнуть ее из своего завещания и сказал, что не хочет видеть в доме ни ее, ни мистера Стивена. Конечно, никто не отрицает, что он был вспыльчивым стариканом. Непонятно, что он имел в виду на самом деле. Но вот что я хочу сказать: если он говорил всерьез и мистер Стивен знал это, то в деле появляются неприятные осложнения.

– Конечно, конечно! – поспешно закивал майор, уводя Бэкстоуна от обсуждения. – Все так, но мы не должны исключать и другие возможности. Например, Мотисфонта. Считаю, его стоит проверить. Он многие годы был компаньоном Ната, инспектор. Со всей очевидностью можно сказать, что он задумал что-то такое, что Нату не понравилось. Слуги говорят, вчера он заперся с Натом и между ними произошла ссора. В отношении его нельзя до конца быть спокойным, правда, Бэкстоун?

– Его нельзя исключать, сэр. Для своего возраста очень нервный джентльмен. Он мне не сказал правды, во всяком случае всей правды, в этом я уверен.

– Они всегда так, – хмыкнул Хемингуэй. – Еще есть подозреваемые?

– Строго говоря, нет, – сказал Бэкстоун. – Еще мисс Клар, но у нее алиби. И потом, у нее нет никакого видимого мотива. Она что-то вроде кузины. Остаются только слуги. У большинства из них нет причин убивать своего хозяина. Честно говоря, ни у кого из них нет, если исключить то, что мистер Хериард был очень груб со своим камердинером, так сказал мне дворецкий. Бросался в него сапогами, когда выходил из себя. Человек старой закалки!

На Хемингуэя это не произвело впечатления.

– Он всегда мог уйти, если не выносил хозяина, – отмахнулся он. – Если только ему не полагается небольшой суммы по завещанию.

– Этого я не знаю, я не видел завещания, но думаю, вряд ли. Он служил у мистера Хериарда всего несколько месяцев, и заметьте, никогда не говорил, что мистер Хериард был тяжелым человеком!

Это сказал дворецкий. Форд очень хорошо отзывается о своем хозяине. И о мистере Стивене тоже...

– Что он из себя представляет? – заинтересовался Хемингуэй.

– Крепкий малый, невысокого роста, лет тридцати пяти или тридцати шести. Немного напуган, но высказывался честно и откровенно и не пытался бросить тень ни на кого, за исключением, может быть, Ройдона, но, в конце концов, он сказал мне только то, что был обязан сказать.

– А как насчет дворецкого?

– По-моему, с ним все в порядке. Держится очень чопорно, но не брезгует приложить ухо к двери. Он не любит мистера Стивена, но это ничего не значит. И он достаточно долго служит у мистера Хериарда.

– Может, ему что-нибудь полагается по завеша-щло – предположил начальник полиции. – Хотя из-за этого он навряд ли совершил бы убийство. Это не похоже на Старри. И потом... – Он замолчал, нахмурился и затем стрельнул в Хемингуэя взглядом из-под бровей: – Ни единой зацепки. Я уже говорил, что это проклятие, а не дело, инспектор. Суть не в подозреваемых, а в том, как, черт возьми, убийство было совершено.

– Что, не хотите же вы уверить меня, что это одно из тех убийств при закрытых дверях, о которых читаешь в книжках, сэр?! – недоверчиво воскликнул Хемингуэй.

– Именно. Вот послушайте! Вчера после чая Ройдон читал всем свою пьесу. Закончилось это общей ссорой, гости разошлись наверх – переодеваться к ужину. Остались мисс Клар в библиотеке и Джозеф Хериард – он пытался утихомирить своего брата в гостиной. Затем Нат пошел к себе, он все еще злился. Мисс Клар вышла из библиотеки как раз тогда, когда он поднимался, и слышала, как за ним захлопнулась дверь спальни. Потом они с Джозефом вместе поднялись каждый в свою комнату. Они были последними, конечно исключая убийцу, кто видел Ната живым. Это было между семью тридцатью и восемью, и в какой-то момент между этим временем и тем, когда все снова стали собираться в гостиной на коктейль, Нат был убит в своей комнате. Когда он не вышел к гостям, Джозеф поднялся, чтобы сказать ему, что все его ждут. Он нашел у двери Форда, обеспокоенного тем, что ему не отвечали на стук. Дверь была заперта, и, когда Форд и Стивен Хериард выломали замок, Нат лежал мертвый на полу, окна были надежно заперты, двери спальни и ванной, ведущие в верхний холл – тоже, открытым оставался только вентиляционный люк над окном в ванной.

– Что за люк? – не понял Хемингуэй.

– Обычный, открывается наружу, такой часто делают над окном. Там еще стоит вентилятор, правда, он не работает.

– И что, расстояние между лопастями достаточное, чтобы кто-нибудь мог пролезть?

Майор Болтон посмотрел на Бэкстоуна, который медленно сказал:

– С одной стороны, да, с другой – нет, вы улавливаете мою мысль? Для того чтобы это сделать, человек должен быть крайне худощавым и, более того, очень ловким. Видите ли, комната не на первом этаже. Нужно забраться наверх, потом просочиться внутрь, и все без малейшего шума. Лично я, должен признаться, не знаю, как это можно было сделать. Я не обнаружил никаких следов на подоконнике, но на это нельзя целиком полагаться, потому что вчера весь день шел снег, их могло занести.

– А отпечатки пальцев?

– Только на внутренней стороне окон, они принадлежат Форду, как и можно было предположить. Именно он закрывал окна после чая и опустил занавески.

– Как насчет ключей?

– В это-то все и дело, – вздохнул майор. – Мы их тщательно исследовали, но не обнаружили следов, которые можно увидеть, если ключ поворачивают в замке с другой стороны двери.

– Странно, – оживился Хемингуэй, его глаза стали похожи на птичьи, что, как уже было известно сержанту Веру, свидетельствовало о вспыхнувшем интересе. – Несмотря ни на что, случай первоклассный. В комнате есть следы борьбы, сэр?

– Нет, нигде.

– Судя по всему, он не ожидал неприятностей от своего гостя. Это фотографии, сэр? Спасибо. – Минуту или две Хемингуэй рассматривал их, потом сказал: – Он не переодевался к ужину.

– Да и не заметно, чтобы он начинал это делать. Форд приготовил ему ванну и выложил вечерний костюм.

– Этот Форд помогал ему переодеваться?

– Не всегда. Хериард звонил, если хотел, чтобы ему помогли.

– Вот как? А орудие убийства?

– Врачи согласились, что удар был нанесен тонким, острым предметом, возможно ножом. Вы увидите расположение раны. Внешнего кровотечения почти не было, но смерть, как мне сообщили, должна была последовать в течение нескольких минут.

– Понимаю, сэр. Орудие убийства не найдено?

– Пока нет. Но по-моему, его и не искали. – Начальник полиции бросил суровый взгляд в сторону инспектора Бэкстоуна.

Инспектор покраснел.

– Его искали в комнате покойного, сэр, но вы же знаете, дом очень большой и еще много гостей со своим багажом – ну, это долгая история, и мне не хотелось переворачивать все вверх дном.

Это объяснение явно не убедило майора, но Хемингуэй поддержал Бэкстоуна.

– Нет, конечно, вы и так были там всю ночь и полдня сегодня.

– Да, так оно и есть, – благодарно отозвался Бэкстоун.

– Это меня не очень интересует, – продолжал Хемингуэй. – Из-за детективных романов нет никаких шансов, что убийца забудет стереть отпечатки пальцев с орудия преступления. Их авторам следует хорошенько подумать, прежде чем подавать идеи преступникам. А по-вашему, инспектор, как преступник проник в комнату?

Бэкстоун покачал головой.

– Я теряюсь. Если не было никаких трюков с ключом, а это уже работа для профессионала, не понимаю, как кто-нибудь мог войти.

– Есть один факт, который не следует забывать, – вмешался начальник полиций. – На полу у камина нашли портсигар Стивена Хериарда, он лежал за креслом.

– Не самое лучшее обстоятельство для Стивена Хериарда, – сказал Хемингуэй. – Он признал его?

– Да, но мисс Клар показала, что он передавал портсигар мисс Дин до того, как пошел к себе переодеваться.

– Что та сказала по этому поводу? – Хемингуэй повернулся к Бэкстоуну.

Инспектор вздохнул.

– У нее нашлось много чего сказать. Она из тех, кто ясно не говорит ни «да», ни «нет». Можно подумать, она ждет, что ее обвинят в убийстве, как только она признает, что взяла портсигар! В конце концов девчонка все-таки сказала, что брала его в руки, но поклялась, что не выносила из гостиной. По ее версии, мистер Стивен сам мог прихватить портсигар, я склонен думать, это вполне могло оказаться правдой.

– А что он сам говорит?

– Немного, – задумчиво ответил Бэкстоун. – Я бы сказал, что у него не было возможности особенно распространяться, потому что за него вступилась мисс Клар, а потом еще и мистер Джозеф пытался заставить меня поверить, что портсигар мог выпасть из кармана мистера Стивена, когда тот наклонился над телом. Они ему и слова вставить не давали...

– А это могло произойти? – перебил Хемингуэй.

– Ни в коем случае, если учесть, где нашли эту вещицу. Мистер Стивен тоже это понимает. Другое дело, если бы он сидел в кресле у камина, вытащил портсигар, чтобы достать сигарету, хотел опустить его в карман, но промахнулся – портсигар упал на кресло и, возможно, скатился, когда он встал, – это могло бы все объяснить.

– Сел поболтать со своим дядей и спокойно покурить, а потом, когда тот отвернулся, убил его? – не поверил Хемингуэй. – Для этого нужно быть просто какой-то лягушкой или ящерицей!

– А он и есть то и другое вместе взятое, – припечатал майор. – Любой подтвердит.

– Вы правы, – подхватил Бэкстоун. – Холодный, как мороженая рыба, вот какой. Судя по тому, что я видел, ему даже наплевать на свою невесту! Он и бровью не шевельнул, когда мисс Клар сказала, что его портсигар был у мисс Дин. Этого парня не поймаешь на попытке выгородить кого-нибудь!

– Ну, это, во всяком случае, утешает, – сказал Хемингуэй. – Мне ничто так не действует на нервы, как люди, у которых голова набита нелепыми благородными мыслями, не приносящими никому пользы. Это все, что у нас есть, инспектор?

– Не совсем. Одна из служанок видела, как мисс Хериард в пеньюаре отходила от двери своего дяди. Немного позже лакей слышал шаги в холле – сам он поднимался по боковой лестнице – и увидел, как закрывается дверь в комнату мистера Ройдона. Но мистер Ройдон дал этому вполне разумное объяснение. Что касается мисс Хериард, она без колебаний призналась, что хотела войти к дяде, чтобы помириться с ним. Она говорит, что дверь была закрыта и на ее стук никто не ответил.

– Ей это не показалось странным?

– Это никому не показалось странным. Они все согласились, что это в духе мистера Хериарда, если у него плохое настроение.

– Хорошенькая семейка, – заметил Хемингуэй. Инспектор позволил себе улыбнуться.

– Точно так. Вот увидите!

– Кажется, лучше туда попасть побыстрее, – сказал Хемингуэй. – Мне хотелось бы поговорить с полицейским врачом, если можно, сэр.

– Да, конечно. Думаю, вы еще захотите посмотреть отпечатки пальцев. – Майор Болтон передал оттиски инспектору Бэкстоуну.

– Половина этой шайки в особняке, – предупредил Бэкстоун, закрыв дверь в комнату начальника полиции, – забьется в истерике, когда поймет, что вы из Скотленд-ярда.

– Такие уж сумасшедшие? – усомнился Хемингуэй.

– Не поверите! Мисс Хериард любит разыгрывать сцены, а малышка Валерия – девица вздорная и истеричка к тому же.

– Блондинка? Мне давно хотелось познакомиться с белокурой бестией...

– Вы из нее ничего не вытащите, ничего, на что можно положиться, – изумленно вытаращился Бэкстоун.

– Вы не поняли! У меня просто слабость к блондинкам! – серьезно заявил Хемингуэй.

Инспектор Бэкстоун подозрительно посмотрел на него, он не мог заставить себя поверить, что человек из Скотленд-ярда может быть таким легкомысленным.

– Ну, может быть, вы правы, – сказал он. – Лично я ни на йоту не верю тому, что она говорит. Но, разумеется, я никогда не вторгался в вашу область. И никогда не хотел. Осмелюсь сказать, может быть, для вас это легко, но я бы свихнулся, если бы провел еще несколько таких вечеров, как вчера. Вы не знаете, с кем вам придется иметь дело, инспектор.

– Ну, ничего, – развеселился Хемингуэй. – Пока в мире существуют блондинки, я не жалуюсь.

Он не знал, что в Лексхэме его ждали уже целых две блондинки. Миссис Дин прибыла в наемном автомобиле удручающе рано.

Никто из обитателей дома, судя по их внешнему виду, не наслаждался безмятежным сном этой ночью. Валерия заявила, что ни на минуту не сомкнула глаз; даже Стивен казался больше, чем обычно, угрюмым. Все встретились за завтраком. Джозеф, который пришел последним, приветствовал собравшихся робкой улыбкой и словами:

– Увы, не могу пожелать вам веселого Рождества! Однако будет грустно и не по-дружески, если этот день пройдет без единого упоминания о том, что он собой представляет.

Никто не откликнулся. В конце концов Валерия сказала:

– Я как-то не ощущаю праздника.

– Лично я, – откликнулся Ройдон, – не придерживаюсь устаревших обычаев.

– Если кто-нибудь собирается в церковь, – Мод и головы не повернула в сторону драматурга, – Ледбери подаст машину без двадцати одиннадцать.

– Боюсь, у всех нас не самое подходящее настроение для рождественской службы, – мягко сказал Джозеф. – Но тебе нужно ехать, если ты хочешь, дорогая.

– Я всегда хожу в церковь на Рождество, – ответила Мод. – И по воскресеньям.

– Кто бы мог подумать, что такие люди еще не вымерли! – изумился Ройдон привычкам аборигенов.

Все почувствовали дурной тон этого замечания, и Матильда немедленно предложила составить компанию Мод. Даже Стивен – хотя и не до такой степени – встал на защиту тетушки, посоветовав драматургу заткнуться, и продолжил поглощать яичницу.

– Тише, Стивен, – промурлыкал Джозеф, однако видно было, что он доволен.

– И ты тоже заткнись! – взвился Стивен. – Мы достаточно наслушались твоей тошнотворной болтовни, на две недели хватит. Если кого-нибудь интересует – поверенный дяди Ната приезжает поездом в одиннадцать пятнадцать с Ватерлоо. Если Ледбери будет забирать вас из церкви, тетя Мод, вам придется заехать за Блисом на станцию.

Мод покладисто согласилась, но Мотисфонт, который только притворялся, что ест, вхолостую имитируя движения челюстей, многозначительно заметил:

– Какая самоуверенность! Будем надеяться, что кто-то не разочаруется.

Стивен показал свои восхитительные зубы в крайне неприветливой улыбке.

– Это вы про меня? Мотисфонт пожал плечами. – Ну, если шапка горит!..

– Бога ради, Эдгар! – вмешался Джозеф. – Если кто и имеет право возражать против того, что Стивен взял ответственность на себя, так это я!

– Ну, если бы я был на вашем месте, я бы ни минуты не мирился с этим.

Джозеф сделал попытку улыбнуться Стивену.

– А, но я же не такой умный, деловой человек, как вы, Эдгар! Я всего лишь забывчивый, старый актер – я осмелюсь претендовать на этот титул, – и Стивен знает, как я ему благодарен за то, что он делает.

Паула, в сердитой рассеянности щипавшая булочку, предотвратила оскорбительный ответ, который, чувствовалось, вертелся на языке у Стивена, внезапно полюбопытствовав:

– Сколько будут утверждать завещание?

Все были потрясены этим вопросом, и, поскольку никто не собирался отвечать ей, Джозеф сказал:

– Дорогая моя, боюсь, никто пока не задумывался о подобных вещах.

Паула бросила на него один из своих насмешливых нетерпеливых взглядов.

– А я задумываюсь. Если дядя Нат оставил мне те деньги, о которых всегда говорил, я поставлю «Горечь полыни».

Ройдон вспыхнул и пробормотал что-то нечленораздельное. Валерия пообещала обязательно прийти на премьеру. Она добавила, что, по ее мнению, постановка должна быть превосходной. Матильда про себя надеялась, что эта похвала в некотором смысле компенсирует Ройдону заметный недостаток интереса со стороны всех остальных. Она поднялась из-за стола и направилась в библиотеку выкурить сигарету.

К ее досаде, к ней присоединился Мотисфонт, который, ни к кому не обращаясь, заметил, что ему гак недостает утренней газеты, и начал расхаживать среди шкафов с книгами, теребя шнуры от занавесок, спичечные коробки, шторы – все, что ни попадалось под его беспокойные руки.

Через несколько минут Матильда отложила книгу.

– Вы кажетесь взволнованным, мистер Мотисфонт.

– А кто нет? – Он подошел к камину. – Не понимаю, как вы можете жить как будто ничего не произошло! Вдобавок ко всему поведение Стивена...

– Не обращайте внимания, – сказала девушка. – Вы должны бы уже знать его!

– Невоспитанный молокосос! – пробормотал Мотисфонт. – Взять все в свои руки, даже не сказав «с вашего позволения». И зачем, спрашивается, тащить сюда поверенного Ната в Рождество? Один бог знает! Хочет прибрать к рукам завещание Ната. Неприлично!

– Поверенный должен приехать немедленно – ответила Матильда довольно резко. – В любом случае полиция должна будет просмотреть бумаги Ната.

Девушке показалось, что Мотисфонт слегка нахмурился.

– Скорее всего, они ничего не найдут.

– Кто знает, – пожала плечами Матильда.

– Все знают, что Нат был вспыльчивым старым... вспыльчивым человеком, который говорил много того, чего вовсе не имел в виду. Я, например, ссорился с ним сотни раз! И всегда все рассеивалось. Этого ведь полиции не объяснишь. Они будут привязываться к тому, что никак не связано с убийством, и попытаются состряпать дело против несчастных, которые не имеют к этому преступлению никакого отношения.

Матильда сильно подозревала, что несчастный, которого имел в виду Мотисфонт, это он сам.

– О, я не думаю, что все будет именно так! – возразила она без особой убежденности. – В конце концов, они уже должны были понять, что Нат ссорился со всеми.

– Да, но... – Мотисфонт остановился, покраснел и начал протирать очки. – Я невысокого мнения об инспекторе, который был здесь вчера ночью. Глупец, лишенный воображения. И очень напористый. Как вы относитесь к тому, что он опечатал комнату Ната? Как будто кто-нибудь из нас может помыслить о том, чтобы прикоснуться к вещам покойного! Абсолютно необоснованно! Чистый формализм!

Матильда уже поняла, что существует некий документ, который Мотисфонт хотел бы заполучить. Она пробормотала в ответ что-то неопределенное. Появление Ройдона освободило ее от необходимости поддерживать этот трудный диалог.

Эдгар Мотисфонт посмотрел на драматурга отчаянным взглядом, но Ройдон пришел в библиотеку в поисках Матильды и не обратил на зануду бизнесмена никакого внимания.

– А, вот вы где, мисс Клар! Вы действительно собираетесь в церковь?

– Да, – подтвердила Матильда.

– Могу я сказать вам несколько слов, перед тем как вы уйдете? Это не важно, я имею в виду, не в этих словах дело, но мне все же хотелось бы...

Матильда рассудила, что страх пагубно сказался на способности мистера Ройдона ясно выражаться.

– Хорошо, если только это не касается убийства, – предупредила она.

– Нет, нет, ничего подобного! – заверил Ройдон.

– Наверное, мне надо выйти? – обиделся Мотисфонт.

Ройдон не очень убедительно запротестовал, но Мотисфонт с коротким смешком ответил, что понимает намеки, и скрылся за дверью.

– Ну что там у вас? – поторопила Матильда.

– Ничего особенного, но вы так внимательно отнеслись к моей работе, что я хотел сказать вам: я подумал над вашими словами и пришел к выводу, что вы правы. Либо «Горечь полыни» достаточно хороша, чтобы сама могла постоять за себя, либо ее надо бросить в печку. Думаю, вы слышали, Паула сказала, что поставит ее. Ну вот, я не позволю ей. Сама идея добиться финансовой поддержки была неправильной.

– Понимаю, – холодно отвечала Матильда.

– Я почувствовал, что хочу сказать вам об этом.

– Да, понимаю.

– Конечно, Паулу трудно переубедить. Она так хочет сыграть эту роль. На самом деле даже мысль о том, чтобы обратиться за помощью к мистеру Хериарду, была не моя, а ее. Мне не нужно было позволять ей уговорить меня. Мне эта идея всегда не нравилась, а когда вы сказали то, что сказали, я решил, что не буду ни у кого одалживаться. Паула еще видит все не в том свете. Конечно, с ее стороны очень великодушно, но...

– Но в равной степени и смущает, – подсказала Матильда.

– О, не совсем так! Просто я подумал, может быть, вы в состоянии помочь ей понять мою точку зрения. Я хочу сказать, если она будет говорить с вами на эту тему.

– Я считаю, – Матильда вынула окурок сигареты из мундштука и бросила в огонь, – что она вполне в состоянии оценить вашу точку зрения без моей помощи.

Ройдон неприязненно посмотрел на Матильду. Она спокойно встретила его вызывающий взгляд, и он отвел глаза:

– Понимаете, она крайне болезненно относится к пьесе. Мне трудно ей что-нибудь доказать.

– Да, возможно, – согласилась Матильда.

Ройдон набычился:

– Я думал, вы поймете мои чувства.

– Я понимаю.

– Ну, тогда... – Казалось, он не знал, как продолжить, и начал снова: – И кроме того, мне кажется, не очень умно с ее стороны говорить так откровенно о том, что она собирается сделать со своим наследством. Я хочу сказать, у людей легко может возникнуть абсолютно неверное впечатление.

– О вас или о ней?

Краска залила лицо Виллогби.

– О нас обоих, я думаю.

– Да, – сказала Матильда, – вы мне нравитесь гораздо больше, мистер Ройдон, когда говорите честно.

– Мне казалось, я никогда не говорил иначе, – вспыхнул драматург.

Матильда пожалела, что разобидела гения, и не огорчилась, что Паула выбрала именно эту минуту, чтобы войти в комнату.

– Почему, – голос Паулы вибрировал и трепетал, – полиция оставила нас сегодня в покое?

– Не хочу думать об этом. Я просто тихо радуюсь, – ответила Матильда.

– И напрасно. Думаю, это значит – Скотленд-ярд...

Ройдон посмотрел на Паулу с выражением завороженного кролика.

– Разве обязательно так?

– Дорогой Виллогби, неужели ты не понимаешь? С самого начала было ясно, что вызовут Скотленд-ярд. Подумай! Дядя Нат был убит в запертой комнате! Ты воображаешь, будто с этим сможет справиться местная полиция? Если бы я не была так замешана в этом деле, думаю, мне бы это показалось захватывающе интересным, – подумав, добавила она хладнокровно.

– Добро пожаловать на мое место в ряду – с готовностью предложила Матильда. – очень надеюсь, что ты не права насчет Скотленд-ярда.

– Ты ведь знаешь, что я права.

– Ну если ты права, то думаю, тебе надо был более осмотрительной в своих словах, Паула! – отважился Ройдон.

Ее сверкающий взгляд обратился на Виллогби.

– Почему? В каком смысле?

– Например, по поводу моей пьесы. Когда ты вошла, я как раз говорил мисс Клар, что, сообщая всем и каждому, что собираешься финансировать пьесу, ты легко можешь создать у людей неверное впечатление. Кроме того, хотя я страшно благодарен тебе, я изменил свое решение. Вчера мисс Клар заставила меня понять, что было бы ошибкой полагаться на финансовую помощь.

Презрительное выражение, появившееся лице Паулы, сделало ее внезапно похожей на Стивена.

– Ты трус, – пригвоздила она. – Хочешь ты этого или нет, но я собираюсь поставить твою пьесу.

– Это исключительно великодушно стороны, но...

– Ничего подобного. Я сделаю это не из личных побуждений, а потому, что я верю в пьесу. Не знаю, как ты смог написать ее, но ты это и это все, что меня волнует.

Ройдон не знал, как воспринимать ее слова растерянно повторил:

– Да, но чистая глупость говорить всем, что ты собираешься делать.

– Ты ошибаешься! Глуп именно ты! Все знают, что я просто без ума от « Горечи полыни». Я не делала из этого тайны! Ты слышал, что я говорила дяде Нату! Я была бы идиоткой, если бы запела на другой лад теперь, когда дядя Нат мертв. Идиоткой вроде тебя, Виллогби!

– Меня обижают такие намеки!

– Иди ты к черту! – бросила Паула через плечо.

Драматург вышел из библиотеки с оскорбленным видом, что предвещало дурное настроение на целый день.

– Тебе не надо было говорить этого, – сказала Матильда Пауле. – Люди из других слоев общества часто бывают ранимыми.

Но Паула так же мало думала о чувствах других людей, как и Стивен. Она презрительно отмахнулась:

– Трусливый болван. Странно, как он умен на бумаге и как глуп в разговоре.

– Виллогби здесь чужой. Он не может справиться с собой. И еще напуган.

– Страшно напуган. Мне надо бы догадаться, что у него сдадут нервы. Не выношу мужиков, которые теряются в трудной ситуации! – Паула увидела быстрый, изумленный взгляд, который Матильда бросила на нее, и добавила: – Не бойся! Я не хотела сказать, что Виллогби – мой сообщник!

– Тогда, пожалуйста, будь более осмотрительна в своих словах! – сердито посоветовала Матильда.

Паула рассмеялась.

– Тебя уже начинает забирать, правда? Я знала, что так и будет. Ты стала подозрительной, ты ищешь – совершенно бессознательно! – скрытый смысл во всем, что мы говорим. Тебе интересно, кто из нас это сделал? Все твои мысли нацелены на это, сколько ты ни стараешься отвлечься?

– Да, – призналась Матильда.

Паула бросилась на диван и села нога на ногу.

– Знаю! Но это интересно, правда? Согласись!

– Нет, это омерзительно.

– О... омерзительно! – Паула вздрогнула.

– Если хочешь! Но с точки зрения психологии разве это не завораживает? Наблюдать за нашим поведением, вслушиваться в испуганные ноты... повышенные голоса, ты замечала? Люди так глупы, что выдают себя, теряют выдержку, говорят слишком много!

– Твоя беда, девочка, что у тебя извращенный склад ума, – сказала Матильда. – Что это?

Ее восклицание было вызвано лязгом цепей, обмотанных вокруг колес автомобиля. Паула встала и двшгулась к окну. Снег перестал идти несколько часов назад, но только одна пара следов от колес нарушила гладкую белизну подъездной аллеи и лужайки за ней. Огромный лимузин подъехал к парадной двери, и из машины появилась фигура в шубе персидского каракуля и кокетливой шляпке, надетой на тщательно завитые золотые волосы.

– Думаю, – торжественно возвестила Паула, – это миссис Дин.

– О боже, уже? – воскликнула Матильда, вставая. – Как она выглядит?

– Именно так, как ты могла ожидать. А вот и Джо выкатился.

– Ну разумеется!

Но чтобы встретить новую гостью, вышел не один Джозеф. Прежде чем он смог пробормотать приветственную речь, Валерия бросилась на вызывающую благоговение грудь своей родительницы и запричитала:

– Мама, какое счастье, что ты приехала! Я не могу передать тебе, как все это ужасно!

– Конечно, мама приехала, детка! – сказала миссис Дин голосом не менее волнующим, чем голос Паулы. – В такое время мама должна находиться рядом со своей маленькой девочкой. – Она протянула руку в тугой перчатке Джозефу и лукаво улыбнулась: – Мне не нужно просить мою девочку представлять вас. Я знаю, вы Джозеф, дядя Стивена! Вал рассказала мне по телефону о вас и о том, как вы были добры к ней. Позвольте матери поблагодарить вас, мистер Хериард!

Джозеф порозовел от удовольствия и церемонно откликнулся, что по-доброму относиться к Валерии – привилегия, которая не требует благодарности.

– Я не позволю столь опытным ловеласам кружить голову моей девочке! – привычно кокетничала миссис Дин. – Она еще такой глупый ребенок.

– Ах, мама, это было просто ужасно! – всхлипнула Валерия. – Я всю ночь не могла сомкнуть глаз, и этот отвратительный полицейский меня ужасно расстроил!

– Боюсь, у нас не очень крепкие нервы, – призналась миссис Дин Джозефу. – Мы всегда были очень хрупкими, совершенно невероятно чувствительными.

– А! – Джозеф оказался в своей стихии. – Я бы сказал, если позволите, что сейчас так редко встретишь цветок невинности!

Произнося эту речь, он увлек миссис Дин в дом, и Матильде с Паулой, которые вышли из библиотеки в холл, выпала честь услышать ее. Они сразу же поняли, что Джозеф встретил родственную душу, – миссис Дин ответно замурлыкала:

– Я всегда пыталась сохранить этот цветок в обеих моих дочках. И горько видеть, как эта росистая свежесть постепенно утрачивается! Вы должны простить глупое материнское сердце, если я скажу вам: как бы мне хотелось, чтобы роса невинности не высыхала никогда!

– Знаю и понимаю, – закатил глаза Джозеф.

– Если бы только моей Вал не было в этом доме! – Очевидно, это было единственное, что не устраивало миссис Дин в убийстве.

Джозеф не увидел в этом замечании ничего нелепого и лишь сочувственно покачал головой:

– Как я хорошо понимаю, что вы должны чувствовать!

– У вас свои дети, я думаю. – распахнула пальто и показала устрашающий бюст, плотно обтянутый кружевной блузкой, на которой держалась огромная брошь со стразом.

– Нет, увы! Своих нет! Но я считаю Стивена и Паулу своими детьми. Они мне очень дороги, – Джозеф прижал руки к округлому брюшку.

– Как только я увидела вас, я поняла, что моя девочка не преувеличивала доброту «дяди Джо», миссис Дин великолепно подыгрывала старому лицедею. – Вы меня не обманете! Вы – добрый гений этого дома!

– О, нет, нет! – слабо запротестовал Джозеф. Боюсь, я просто нелепый чувствительный старик, который любит находиться среди счастливых людей. А, вот и Паула! Паула, дорогая, подойди, поздоровайся с миссис Дин!

– Дорогая моя! – Миссис Дин круто повернулась к Пауле и протянула к ней руки. – это любимая сестра Стивена! Дайте мне посмотреть на вас, детка! Да, в вас есть что-то от Стивена. Бедное дитя, какое тяжелое время для вас, и ваша мать так далеко, далеко отсюда! По праву будущей тещи Стивена я должна взять под свое крыло и его сестренку!

Мысль о том, что Стивен забьется под крыло миссис Дин, мгновенно парализовала Паулу. Когда она восстановила дыхание в степени, достаточной для того, чтобы оспорить это утверждение и не захохотать, Джозеф уже выволок из угла Матильду и представил ее. Потом он снова заплясал вокруг роскошной гостьи и попросил ее присесть у камина, пока он не приведет жену.

– Не делайте для меня никаких исключений, мистер Хериард, я приехала помочь, а не мешать! Я не хочу причинять никому ни малейшего беспокойства! Думаю, миссис Хериард слишком расстроена и потрясена, чтобы тревожить ее. Вы не должны обращать на меня никакого внимания.

– Вам необходимо выпить чашечку кофе с бутербродом, – щебетал Джозеф. – Позвольте мне уговорить вас!

– Ну хорошо, если вы настаиваете. Но вы меня балуете!

Паула, которая не видела другого способа спастись, сказала, что пойдет отдать необходимые распоряжения, и исчезла, вероломно оставив Матильду наблюдать этот водевиль. Джозеф побежал наверх в поисках Мод, миссис Дин разместилась в кресле возле камина и принялась со скрипом снимать перчатки.

– Мама, я просто не выдержу, если этот ужасный полицейский будет снова изводить меня! – пожаловалась Валерия.

– Никто не будет изводить тебя, пока здесь твоя мама! Она защитит тебя, моя крошка, – ответила родительница. – Но, детка, дорогая моя, ты должна немедленно переодеться!

– Это еще почему, черт возьми?

– Тише, дорогая! Ты знаешь, мама не любит, когда ее девочки говорят таким языком! Сегодня ты не должна была надевать желтое: это неприлично!

– Я знаю, но у меня нет ничего черного, и потом, других это не волнует.

– Нет, дорогая, мама знает, что у тебя нет ничего черного, но у тебя есть морской костюм. Не спорь, беги переоденься!

Валерия капризно пискнула, что это глупо и что в морском костюме она похожа на чучело, но Матильда с интересом наблюдала, как она послушалась команды миссис Дин. Матильда стала подозревать, что улыбка этой дамы и ее сладкая любезность скрывают стальную волю, и с опаской посмотрела на нее.

Миссис Дин расправила перчатки и извлекла себя из шубы, обнаружив фигуру с огромным бюстом, но так стянутую корсетом в талии и бедрах, что она выглядела несколько гротескной. И словно для того, чтобы усилить поразительный эффект этого метода борьбы с излишками фигуры, она носила не по возрасту короткую юбку в обтяжку. Над краем спрятанного атласа и китового уса ее бюст выступал подобно тектонической платформе. Короткая шея поддерживала голову, увенчанную замысловатой башней из тщательно завитых локонов. Огромные жемчужные серьги и крошечная шляпка, сдвинутая под смелым углом на один глаз, довершали туалет. Миссис Дин была накрашена почти так же ярко, как и ее дочь, но никогда, подумала Матильда, она не была такой хорошенькой, как Валерия.

Миссис Дин, которая тоже незаметно приглядывалась к Матильде, сама завязала разговор:

– Такая ужасная погода. Хотя, наверное, не стоит жаловаться.

– Да, – согласилась Матильда, предлагая ей сигарету. – Из всего, с чем нам пришлось столкнуться, погода – единственное, что соответствует времени года. Вы курите?

– Я не покажусь вам слишком невежливой, если закурю свою? Я предпочитаю свой сорт. Привыкаешь, правда?

– Да, действительно, – улыбнулась Матильда, наблюдая за тем, как дама вынимает из сумки покрытый эмалью портсигар и достает толстую египетскую сигарету с золотым ободком.

– Думаю, – миссис Дин затянулась, – все мы совершенно разбиты, и неудивительно! И еще в Рождество! Расскажите мне все! Знаете, Вал смогла сообщить мне одни только факты.

Матильда почувствовала большое облегчение оттого, что в этот момент в холл спустился Джозеф, избавив ее тем самым от необходимости просвещать любопытную гостью. Он сказал, что Мод переодевается к Рождественской службе и будет через несколько минут. Матильде удалось сбежать под тем предлогом, что ей тоже надо переодеться. Когда же она подходила к лестнице, то услышала, как миссис Дин взяла в оборот бесхребетного Джозефа:

– А теперь, дорогой мистер Хериард, расскажите мне, что случилось!