Онлайн чтение книги Лирика Эдгара По в переводах русских поэтов
ВОРОН

Мрачной полночью бессонной, беспредельно утомленный,

В книги древние вникал я и, стремясь постичь их суть,

Над старинным странным томом задремал, и вдруг сквозь

дрему

Стук нежданный в двери дома мне почудился чуть-чуть.

«Это кто-то, — прошептал я, — хочет в гости заглянуть,

Просто в гости кто-нибудь!»

Так отчетливо я помню — был декабрь, глухой и темный,

И камин не смел в лицо мне алым отсветом сверкнуть,

Я с тревогой ждал рассвета: в книгах не было ответа,

Как на свете жить без света той, кого уж не вернуть,

Без Линор, чье имя мог бы только ангел мне шепнуть

В небесах когда-нибудь.

Шелковое колыханье, шторы пурпурной шуршанье

Страх внушало, сердце сжало, и, чтоб страх с души стряхнуть,

Стук в груди едва умеря, повторил я, сам не веря:

«Кто-то там стучится в двери, хочет в гости заглянуть,

Поздно так стучится в двери, видно, хочет заглянуть

Просто в гости кто-нибудь».

Молча вслушавшись в молчанье, я сказал без колебанья:

«Леди или сэр, простите, но случилось мне вздремнуть,

Не расслышал я вначале, так вы тихо постучали,

Так вы робко постучали…» И решился я взглянуть, —

Распахнул пошире двери, чтобы выйти и взглянуть, —

Тьма, — и хоть бы кто-нибудь!

Я стоял, во мрак вперяясь, грезам странным предаваясь,

Так мечтать наш смертный разум никогда не мог дерзнуть,

А немая ночь молчала, тишина не отвечала,

Только слово прозвучало — кто мне мог его шепнуть?

Я сказал: «Линор» — и эхо мне ответ могло шепнуть…

Эхо — или кто-нибудь?

Я в смятенье оглянулся, дверь закрыл и в дом вернулся,

Стук неясный повторился, но теперь ясней чуть-чуть.

И сказал себе тогда я: «А, теперь я понимаю:

Это ветер, налетая, хочет ставни распахнуть,

Ну конечно, это ветер хочет ставни распахнуть…

Ветер — или кто-нибудь?»

Но едва окно открыл я, — вдруг, расправив гордо крылья,

Перья черные взъероша и выпячивая грудь,

Шагом вышел из-за штор он, с видом лорда древний ворон,

И, наверно, счел за вздор он в знак приветствия кивнуть,

Он взлетел на бюст Паллады, сел и мне забыл кивнуть.

Сел — и хоть бы что-нибудь!

В перья черные разряжен, так он мрачен был и важен!

Я невольно улыбнулся, хоть тоска сжимала грудь:

«Право, ты невзрачен с виду, но не дашь себя в обиду,

Древний ворон из Аида, совершивший мрачный путь.

Ты скажи мне, как ты звался там, откуда держишь путь?»

Крикнул ворон: «Не вернуть!»

Я не мог не удивиться, что услышал вдруг от птицы

Человеческое слово, хоть не понял, в чем тут суть,

Но поверят все, пожалуй, что обычного тут мало:

Где, когда еще бывало, кто слыхал когда-нибудь, —

Чтобы в комнате над дверью ворон сел когда-нибудь,

Ворон с кличкой «Не вернуть»?

Словно душу в это слово всю вложив, он замер снова,

Чтоб опять молчать сурово и пером не шелохнуть.

«Где друзья? — пробормотал я. — И надежды растерял я,

Только он, кого не звал я, мне всю ночь терзает грудь…

Завтра он в Аид вернется, и покой вернется в грудь…»

Вдруг он каркнул: «Не вернуть!»

Вздрогнул я от звуков этих, — так удачно он ответил,

Я подумал: «Несомненно, он слыхал когда-нибудь

Слово это слишком часто, повторял его всечасно

За хозяином несчастным, что не мог и глаз сомкнуть,

Чьей последней, горькой песней, воплотившей жизни суть,

Стало слово «Не вернуть!»

И в упор на птицу глядя, кресло к двери и к Палладе

Я придвинул, улыбнувшись, хоть тоска сжимала грудь,

Сел, раздумывая снова, что же значит это слово

И на что он так сурово мне пытался намекнуть.

Древний, тощий, темный ворон мне пытался намекнуть,

Грозно каркнув: «Не вернуть!»

Так сидел я, размышляя, тишины не нарушая,

Чувствуя, как злобным взором ворон мне пронзает грудь,

И на бархат однотонный, слабым светом озаренный,

Головою утомленной я склонился, чтоб уснуть…

Но ее, что так любила здесь, на бархате, уснуть,

Никогда уж не вернуть!

Вдруг — как звон шагов по плитам на полу, ковром

покрытом!

Словно в славе фимиама серафимы держат путь!

«Бог, — вскричал я в исступленье, — шлет от страсти

избавленье!

Пей, о пей, Бальзам Забвенья — и покой вернется в грудь!

Пей, забудь Линор навеки — и покой вернется в грудь!»

Каркнул ворон: «Не вернуть!»

«О вещун! Молю — хоть слово! Птица ужаса ночного!

Буря ли тебя загнала, дьявол ли решил швырнуть

В скорбный мир моей пустыни, в дом, где ужас правит

ныне, —

В Галааде, близ Святыни, есть бальзам, чтобы заснуть?

Как вернуть покой, скажи мне, чтобы, все забыв, заснуть?»

Каркнул ворон: «Не вернуть!»

«О вещун! — вскричал я снова, — птица ужаса ночного!

Заклинаю небом, Богом! Крестный свой окончив путь,

Сброшу ли с души я бремя? Отвечай, придет ли время,

И любимую в Эдеме встречу ль я когда-нибудь?

Вновь вернуть ее в объятья суждено ль когда-нибудь?»

Каркнул ворон: «Не вернуть!»

«Слушай, адское созданье! Это слово — знак прощанья!

Вынь из сердца клюв проклятый! В бурю и во мрак — твой

путь!

Не роняй пера у двери, лжи твоей я не поверю!

Не хочу, чтоб здесь над дверью сел ты вновь когда-нибудь!

Одиночество былое дай вернуть когда-нибудь!»

Каркнул ворон: «Не вернуть!»

И не вздрогнет, не взлетит он, все сидит он, все сидит он,

Словно демон в дреме мрачной, взгляд навек вонзив мне

в грудь,

Свет от лампы вниз струится, тень от Ворона ложится,

И в тени зловещей птицы суждено душе тонуть…

Никогда из мрака душу, осужденную тонуть,

Не вернуть, о, не вернуть!