Давеча, когда Готовцев вез меня из аэропорта на «Жигулях» гранатового цвета, он, рассказывая о своей работе на металлургическом комбинате и о причинах, заставивших его переехать в Желтые Кувшинки, удержал меня от вопросов, вытекавших из нашего молодого прошлого. Была у нас встреча, первая после моего возвращения из эвакуации. Я давно мучилась пытливым желанием узнать, как эта встреча запомнилась ему и понял ли он, чем было вызвано тогдашнее мое поведение.
Мои воспоминания и воспоминания Готовцева даются в третьем лице.
Ленинград. Инна не идет домой — летит. Она взглядывает на небосклон, где четко вырисовывается Петропавловская крепость. На крепости, на облаках вспышечно, как во время ночной грозы, — лицо Готовцева. Лицо юношеской поры — поры школы рабочей молодежи.
В первой комнате Савиных сидят за столом Антон и сестра Инны Беатриса.
Готовцев встал. Печально-искательный взгляд.
Инна строго смотрит на него, мысленно вздыхает с укором:
«Эх, Антошенька, Антошенька...»
Готовцев опускает глаза под ее взглядом.
— Володя появится не раньше десяти вечера, — пробно говорит Инна.
— Я подожду.
Вторая комната. Инна перебирает фотокарточки. В момент, когда в комнату входит Беатриса, Инна вытаскивает из пакета карточки Готовцева. На снимке он точно такой, каким ее воображение проецировало Антона на крепость и облака: подростком времени Отечественной войны.
Б е а т р и с а. Выйди к нему.
И н н а. Он к Володьке.
Б е а т р и с а. К вам обоим, скорей всего — к тебе.
И н н а. Отправляйся.
Беатриса уходит.
Инне видится склон холма, по которому бегут вверх она и Готовцев. Останавливаясь, они целуются и бегут дальше.
Готовцев сидит с Беатрисой за столом. Беатриса угощает его чаем. Входит Инна. Готовцев встает, нечаянно заворачивает низ клеенки. Опрокидывается чашечка с чаем.
Беатриса с ехидцей спрашивает сестру, узнает ли она Антона.
— Два года за одной партой сидели. (Готовцеву.) Подурнела? Поправилась?
— Совсем походишь на женщину, но стала прекрасней!
— Володя появится не раньше десяти вечера. Беат, возьмешь Жеку из ясель. Я устала — с ног падаю.
Беатриса и Готовцев печально сидят за столом.
— Беатриса, позовите Инну.
— Попытаюсь.
Беатриса входит в соседнюю комнату, быстро возвращается.
— Она устала.
Кафе на открытом воздухе. За столиком — Готовцев и Володька Бубнов. Поблизости чеканно прорисовывается в воздухе Петропавловская крепость.
— Измаялся я с ней.
— Тяжелый характер?
— Характер солнечный. Душевная жизнь на особицу — знаешь, что это такое?
— Догадываюсь.
— Замкнулась. Писать взялась. В институт чертежи надо сдавать, она пишет — я и за себя чертежи и за нее.
— О чем пишет?
— Прячет. Случайно прочитал ее статью в комсомольской газете о семейственности в преподавательской среде, а в альманахе психологические миниатюры. Интересно пишет.
— Помнишь, в десятом классе какие она сочинения писала? Лучше всех!
— Ты писал не хуже, Антон!
— Не скажи.
— Она страдала о Ленинграде. Этим брала.
— Правильно, страдание, небезразличие, яркие чувства потрясают. Тем и выделяются писатели среди людей.
— И ничем и никем она не занимается, кроме писательства.
— Встречается тип человека, не умеющего делить себя между творчеством и любовью.
— Она не любила меня и не любит. Ты думаешь — тем, что вышла за меня, любовь выразила? Она любила Касьянова или тебя.
— Меня навряд ли любила. Сегодня даже за столом со мной не посидела.
— Вот-вот.
— Что «вот-вот»?
— А, бог знает, что творилось и творится в ее душе.
— Художественная натура.
— Натура — до предела сконцентрированная в самой себе, странноватая, потаенная. Но что она важна для духовной жизни Ленинграда — бесспорно.
Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления