Онлайн чтение книги Падение Левиафана Leviathan Falls
Глава двадцать восьмая: Танака

Танака сразу после транзита понял, что след простыл, но для подтверждения этого потребовалось время.

База Гевиттер была крупнейшим военным объектом Лаконии в системе Бара Гаон. Состоящая из трех вращающихся колец, вращающихся вокруг центрального сухого дока с нулевой температурой, она вмещала около семи тысяч постоянных офицеров и персонала. Два эсминца класса "Шторм" постоянно находились в боевом патрулировании вокруг станции, контролируя весь трафик через кольцо Бара-Гаона и отслеживая коммерческий трафик, проходящий через систему.

Бара-Гаон был одним из важнейших промышленных центров Лаконской империи. Бара-Гаон-5 представлял собой шар из почвы и воды, расположенный в точном центре зоны золотого сечения, с таким малым наклоном оси, что сезонные изменения были не более чем легкими предположениями. Значительная вулканическая активность на ранних этапах формирования планеты означала, что кора была полна полезных металлов, а почва хорошо подходила для адаптации к земной органике. На орбите вокруг него плавал комплекс Бара Гаон - массивная конструкция из верфей и производственных мощностей с низкой гравитацией.

Системы слежения с Гевиттера, которые они соединили с "Дерехо", показывали, что, помимо двух эсминцев, в системе находились четыре телескопических спутника глубокого космоса, три десятка лаконских радиостанций и семьдесят три корабля на тяге.

Ни один из них не видел, как "Росинант" прошел через кольцо.

Хотя росинанты могли бежать в систему, а затем попытаться заставить подполье помочь им скрыться, невозможно было поверить, что они смогли бы проделать этот путь незамеченными.

Танака попросил людей из SigInt проверить губернатора системы, чтобы убедиться, что она не состоит на содержании у сопротивления, но это была обычная процедура. Танака не ожидала, что они что-то найдут. Она просто пошла по ложному следу.

Похоже, это был корабль снабжения из Фирдоуса под названием "Прощение", - сказал Боттон, стоя рядом с ней у барной стойки в элитном офицерском клубе Гевиттера. Он положил свой терминал на барную стойку и вывел на экран голографическую трехмерную модель. "Бывший колониальный корабль, принадлежащий коллективу ответственности и управляемый капитаном Экко Леви".

Декор был выполнен в стиле, который они называли марсианской классикой. Много искусственного дерева и зеркал из полированного металла вокруг столов из резного камня. Несколько человек сидели за столами, болтали, пили и ели посредственную еду из паба. Но освещение было хорошим, а музыка достаточно тихой, чтобы можно было спокойно поговорить. После нескольких недель, проведенных на "Деречо", когда каждый день смотришь на одни и те же обшитые тканью переборки, даже панели из искусственного дерева в клубе казались роскошью.

"Нет шансов, что это была намеренная приманка, чтобы сбить нас со следа?" спросил Танака, зная ответ еще до того, как Боттон ответил.

"Они не фигурируют ни в одной базе данных разведки. Если нас сбило с толку время, когда их корабль совершил транзит из кольцевого пространства, то более вероятно, что это было непреднамеренно с их стороны."

Если мы запутались. Боттон была дипломатична. Это была ее миссия. Она принимала решения.

"Мы пошли не по тому запаху", - сказала она.

"Похоже на то", - ответил Боттон. Танака бросила на него раздраженный взгляд. Она не искала его согласия. Выражение лица Боттона не изменилось. Он махнул бармену и заказал второе пиво, как будто ничего не заметил.

Пока Танака раздумывала над выбором, бармен принес Боттону его пиво и миску с сушеными и солеными хлопьями морской капусты. Он посмотрел на нее, словно пытаясь понять, не опаснее ли спросить, не хочет ли она еще выпить, чем просто проигнорировать ее. Он сделал правильный выбор и ушел, не сказав ни слова.

После того, как молчание затянулось достаточно долго, Танака сказал: "Я проверю другие версии. А пока вызовите сигнальную разведку. Оповестите все корабли и ретрансляторы в сети. Они будут работать без ретранслятора, но у нас есть сигнатура привода и профиль корпуса "Росинанта"".

"Принято", - сказал Боттон и начал уходить, большая часть его второго пива все еще оставалась на стойке.

"И еще? Вернитесь к данным сенсоров, которые мы получили, когда проходили через кольцевые врата. Проведите анализ еще раз, пропустив Бара Гаон. Может быть, там есть что-то, что мы упустили из виду".

"Есть, есть, полковник".

"И убедитесь, что они понимают, - сказал Танака, - что поиск этого корабля является приоритетом безопасности. Отказ доложить будет рассматриваться как акт подстрекательства и наказываться отправкой в тюрьму".

"Я думал, что майор Окойе приказал демонтировать Пен?"

"Я построю новый".

"Понял", - сказал Боттон и вышел из бара в слишком непринужденной спешке.

Она подняла очередь личных сообщений и начала долгий процесс требования отчетов. Допрос друзей и близких Дуарте не выявил никаких других посещений, но допросы связей второй степени продолжались. Для нее это выглядело тупиком, но в Лаконии был кто-то, чья работа заключалась в том, чтобы сказать ей об этом, и они, черт возьми, могли это сделать. Очида не предоставил ей обновленное исследование по делу о яйце-корабле. Она послала запрос на это. Он встал в очередь. Сеть ретрансляторов была перегружена из-за помех, идущих от кольцевых ворот. Ее ждали три уведомления с информацией о Сан-Эстебане и количестве погибших там, не то чтобы она имела четкое представление, что ей с этим делать. Жаль, что она не нашла Дуарте вовремя... что? Чтобы он помешал этому? Все в этой ситуации раздражало.

Бармен рискнул вернуться. "Что-нибудь еще для вас, полковник?" - спросил он, одарив барную стойку перед ней своей самой дружелюбной улыбкой.

"Клубную содовую", - сказала она, затем, угадав, спросила "Шеф?".

"Джей-джи", - сказал он, рискнув поднять взгляд от барной стойки и на секунду заглянуть ей в глаза, а затем снова опустив взгляд. "Коменданту не нравится, когда здесь работают рядовые. Говорит, что это плохо для морали".

"Чей? Их или наших?" спросил Танака, отхлебнув газированной воды, которую налил бармен, пока он говорил. В ней был лишь намек на искусственный ароматизатор лайма, по вкусу напоминающий модное мыло.

"Комендант не поделился со мной своими мыслями по этому поводу", - сказал бармен и начал отходить.

"Все равно", - сказал Танака. Это замедлило его. Потянуло его назад. "Наливать напитки - это дерьмовая работа для лейтенанта. Даже младшего класса. Вероятно, это не то, что ты себе представлял, когда убивался, чтобы поступить в академию".

Теперь бармен смотрел на нее. Он неплохо выглядел. Темные волосы и глаза. Намек на ямочку на подбородке. Он должен был знать, кто она такая. Что означают ее ранг и статус. Но он уставился на нее на мгновение, изо всех сил стараясь не показать страха, прежде чем заговорить. "Нет, полковник, это не так. Но я офицер лаконского флота. Я служу по воле верховного консула". Ему удалось привнести в свой тон некоторую игривость, пусть и несколько принужденную.

Танака почувствовала знакомое тепло и тягучую боль в животе. Она не доверяла этому. Она была зла, она была расстроена, и то, что творилось в пространстве ринга, выбило ее из колеи гораздо больше, чем она хотела признать. Она потратила свою карьеру на то, чтобы научить себя культивировать и защищать свои тайные жизни. Рисковать, когда она не полностью владеет собой, не входило в список хороших идей.

И все же.

"Ты слышал о Сан-Эстебане?" - спросила она, прежде чем он успел отойти. "Чертовщина какая-то. Целая система стерта с лица земли, вот так просто".

"Да", - сказал он.

"Это связано с моей работой. Мое задание. Никаких подробностей, конечно. Но ... Я не знаю. Мы здесь, а потом уходим. Без предупреждения. Никаких вторых шансов. Это может случиться здесь, и ты, и я, и все на этой станции будут..." Она пожала плечами.

"Ты думаешь, это случится?"

"Я не знаю", - сказала она. "Но на твоем месте я бы не стала вкладывать свои деньги в долгосрочные облигации. Знаете, на всякий случай".

Он улыбнулся, и в его улыбке был страх. Страх другого рода. Молодым мужчинам не нравилось чувствовать себя смертными. Им хотелось доказать, что они живы.

"У вас есть имя, лейтенант?"

"Рэндалл", - ответил он. "Лейтенант Ким Рэндалл. Сэр."

Он был младше ее на сорок лет. И разница в их званиях представляла собой зияющую пропасть, которую ему посчастливилось бы преодолеть за всю жизнь. Роман с человеком более низкого ранга все еще являлся нарушением Лаконского Военного Кодекса, а теперь, когда она имела статус Омеги, буквально все военные, кроме адмирала флота Трехо, были ниже ее по званию. Но ее статус также ставил ее фактически вне закона. Это лишало ее некоторых преимуществ.

Тем не менее, она была голодна. Не секса, хотя именно так она собиралась это исправить. По контролю. Чувства, что она не уязвима. Что она способна подчинить своей воле враждебную вселенную в виде тела этого мальчика.

"Итак, лейтенант Рэндалл", - сказала она. "Хотя мой корабль пристыкован, они дали мне комнату здесь, на станции".

"Правда?" Ким отошел, вытирая по пути столешницу бара.

"Да, дали", - сказал Танака. "Хотите посмотреть?"

Ким замер, затем обернулся, чтобы посмотреть на нее. Он осмотрел ее с ног до головы, как будто видел ее впервые. Убеждаясь, что он понял ее предложение, и оценивая его интерес. И тут взгляд Кима на мгновение остановился на ее разрушенной щеке, и он едва заметно вздрогнул. Это было похоже на пощечину. Она даже почувствовала, что ее поврежденная щека стала теплой.

На нее нахлынули эмоции и реакции, такие же незнакомые, как в автобусе, заполненном случайными незнакомцами. Неуверенность, стыд, печаль, смущение. Она могла назвать каждое из них по имени, и все эти имена были теми, от которых она страдала раньше. Но эти были другими. Чувство неловкости было таким, словно она ощущала его впервые. Горе было таким, какого она никогда раньше не испытывала. Стыд был другим оттенком стыда. Она знала эти чувства, род и вид, но они принадлежали кому-то другому. Какой-то толпе других людей, которые погрузили невидимые провода в ее сердце.

Ким, видя растерянность на ее лице, начал показывать трещины в своем бесстрашном фасаде. "Я не уверен, что это хорошая идея, полковник, - сказал он, подчеркивая ее звание. Его отказ был связан с этим. О том, что он хороший, соблюдающий правила лаконианец, а не о том, что ее лицо было в лохмотьях.

Танака почувствовала, что ее щеки стали еще горячее, а уголки глаз начали чесаться. Черт, я что, готова расплакаться из-за того, что какой-то гребаный бармен из Джей-Джи не считает меня достаточно красивой, чтобы трахнуть? Что со мной происходит?

"Конечно", - сказала она, ужаснувшись тому, как толсто звучат эти слова.

Она встала, осторожно, чтобы не опрокинуть барный стул, и отвернулась, прежде чем симпатичный лейтенант Рэндалл с его бесстрашной ухмылкой и ямочкой на подбородке увидел воду в ее глазах. "Полковник", - сказал Ким, в его голосе слышались нотки удивления или беспокойства. Хорошо. Пусть волнуется. Танака ушел, не ответив.

Выходя за дверь, она мельком взглянула на себя в зеркало, висевшее на стене. Сердито-красная топографическая карта ее щеки. Как кожа тянется к глазу, слегка опуская нижнее веко. Белая линия, по которой школьный врач сшил ее лицо после того, как Джеймс Холден разнес его на части.

Я уродлива? сказал голос в ее голове.

Это была не она. Это был маленький голос. Детский. Танака могла почти представить себе лицо, которое это говорило: вьющиеся рыжие волосы, зеленые глаза и нос, усыпанный веснушками. Это лицо смотрело на нее, на грани слез, и от того, что эти слова вырвались из ее уст, у Танаки разрывалось сердце. Воспоминание было таким же ясным, как если бы она пережила его, услышала боль в голосе дочери и захотела стереть эту мысль и убить маленького мальчика, который ее произнес. Она знала, что не может сделать ни того, ни другого. Любовь, боль и бессилие.

У Танаки никогда не было дочери, и она не знала этого гребаного ребенка.

Она сжала челюсти, пока не услышала, как в ушах зашумела собственная кровь, и воспоминания исчезли. Она постучала по наладоннику, намотанному на руку, и сказала: "Запишите меня на прием в медицинский отдел".

"Что я могу вам предложить, сэр?" - спросила девушка. Ей, вероятно, было чуть меньше тридцати. Темноволосая, круглолицая, с оливковым оттенком кожи и профессионально приятной манерой поведения.

У меня что-то не в порядке с головой, подумал Танака. Корабль стал уходить в Голландию, а потом вернулся, и то, что спасло его, сломало меня. Что-то не так в моей голове.

"Я была ранена", - сказала она и резко показала на свою пораненную щеку. "В поле. С тех пор я не была в настоящем медицинском центре. Я хотела... чтобы кто-нибудь проверил, как идет регенерация".

"Я сообщу капитану Ганьону, что вы его следующий пациент", - сказала темноволосая девушка. Она еще не родилась, когда Лакония стала собственной нацией. Она никогда не знала вселенной без врат. Она была словно представительница другого вида. "Вы можете подождать в комнате отдыха офицеров, если хотите".

"Спасибо", - сказала Танака.

Двадцать минут спустя ее лицо осторожно сжимали и разжимали. Доктор Ганьон был невысоким, худым человеком с копной ярко-белых волос, которые почти прямо стояли у него на голове. Он напоминал Танаке персонажа из детской передачи. Но его голос был глубоким и мрачным, как у священника или распорядителя похорон. Каждый раз, когда он говорил, ей казалось, что ее ругает марионетка.

На настенном экране высветилась серия изображений. Несколько фотографий ее щеки, снаружи и изнутри. Снимок челюсти и зубов. Еще один снимок кровеносных сосудов ее лица. На снимках она видела неровный след, где заканчивалась старая кожа и начинался новый рост, более отчетливо, чем в зеркале. Ощущение того, что в ней растет что-то новое, заменяя ее плоть чем-то другим, вызывало у нее дискомфорт.

"Да", - сказал Ганьон своим басовитым гулом, звучавшим разочарованно. Возможно, в ней. "Повреждения были значительными, но это можно восстановить". Он махнул рукой на изображение ее челюсти. Выбитые зубы и зажившие переломы выделялись в виде неровных линий на фоне гладкой белой поверхности.

"И щека", - сказал Танака, не задавая вопроса.

Ганьон отмахнулся от него одним нетерпеливым взмахом своей маленькой руки. "Полевая работа была неплохой. Я бы так не сказал. Но нет ни текстурирования, ни подбора тонов. Если мы этого не сделаем, ты будешь ходить с половиной лица, похожей на задницу новорожденного. Но медик на "Воробьином ястребе" хорошо поработал с сосудистой системой. Меня беспокоило возможное повреждение челюсти. Если бы кость была под угрозой смерти, мы бы хотели заменить ее целиком. Но..."

Он жестом показал на ее изображения, на ее внутреннюю плоть, как будто она сама могла судить о своем здоровье.

Танака попыталась представить себе свое лицо, удаленную челюстную кость и ожидание, пока ей вырастят замену, ее рот висит свободно и бесформенно. Ее кожа головы сжалась от этого образа. По крайней мере, это было одно из тех унижений, которых она избежала.

"Как долго?"

Кустистые белые брови Ганьона поднялись, как пара испуганных гусениц. "Это будет проблемой?"

"Возможно".

Он сложил руки на коленях, как скульптура Мадонны.

"Тогда, наверное, лучше подождать, пока ваша нынешняя миссия не будет завершена, прежде чем начинать", - сказал Ганьон, его голос звучал глубоко обеспокоенно по поводу ее жизненного выбора.

В памяти всплыло воспоминание о маленькой рыжеволосой девочке, которую спросили, не уродлива ли она. Грубость, уязвимость и непреодолимая боль от ее любви к ребенку. Унижение в ней звенело, как винный бокал.

"Господи, черт возьми", - прошептала она, качая головой.

"Простите?"

"Я сказала "нет". Начинай сейчас".

"Во что ты ввязалась?" - спросил голос очень издалека. Танака попыталась открыть глаза, но мир был в двадцатиграммовом ожоге, а веки весили тысячу фунтов.

"Мммбуххх", - сказала она.

"О, черт, извини", - сказал голос не так далеко. Мужской. Гравийный. Слева от нее. "Не видел, что ты спишь. Просто услышал, как они тебя везли".

"Угу", - согласилась Танака, и тут кто-то ослабил ускорение, и ее глаза открылись. Яркий белый свет врезался в них, обжигая ее зрительный нерв. Она захлопнула веки. Она попыталась найти руками свое тело, и что-то хромое и вялое, как умирающая рыба, проскочило по ее груди.

"Да, подождите минутку", - сказал мужчина. "Вы, должно быть, после операции. Когда вас опускают под воду, то опускают на всю глубину. Чтобы вылезти обратно, нужна минута".

Танака попыталась кивнуть в знак согласия, но ее голова упала набок. Мир продолжал замедлять свое ускорение, и она смогла выпрямить голову и рискнуть снова открыть глаза. Комната все еще была слишком яркой, но это уже не был лазер, стреляющий в ее мозг. Она совершила ошибку, но не могла вспомнить, какую именно.

Она посмотрела на себя. Она была одета в больничный халат, который спускался только до колен. Ее икры, тонкие, как у марафонского бегуна, покрытые узлами и шрамами, торчали из халата. Ее руки лежали на груди. В левой из вены на спине выходила трубка.

Она почувствовала краткий миг паники, затем голос сказал: "Я в больнице. Мне только что сделали операцию по восстановлению лица. Я в порядке. Голос, который был одновременно ее собственным и чужим, успокаивал ее.

"Ты в порядке?" спросил Гравийный Человек. "Мне кого-нибудь позвать?"

"Нет", - справился Танака. "Я в порядке. Мне только что сделали операцию по восстановлению лица". Она остановила себя, прежде чем сказать ему, что они находятся в больнице. Он, вероятно, знал.

Теперь, когда гравитация в комнате снова ощущалась лишь как одна треть g вращения станции Гевиттер, Танака рискнула повернуть голову в сторону, чтобы взглянуть на него.

Оказалось, что его почти не было видно, он был погребен под массой медицинского оборудования, окружавшего его кровать. Неудивительно, что он не смог увидеть ее, когда ее кровать вкатили в палату. Но Танака мог видеть его макушку, седеющие светлые волосы с высокой и жесткой военной стрижкой. Внизу кровати, за аппаратами, которые почти закрывали его, торчала одна мозолистая нога.

"Это, наверное, отстой, да", - сказал Гравийный человек.

"Меня подстрелили, - сказал Танака, даже не успев подумать об этом. Я все еще немного не в себе, сказал ей голос. Будь осторожна в своих словах. Храни свои секреты в тайне.

"В лицо?" сказал Гравийный Человек, затем хрипло рассмеялся. "Большинство людей получают пулю в лицо, и операция не нужна, понимаешь? А вот подлатать - это, по-моему, уже победа. Поздравляю с еще одним днем вне утилизатора".

"Больно, однако."

"О, не сомневаюсь. Еще бы, блядь". Гравийный человек прохрипел еще один смешок.

"Ты?" сказал Танака.

"Лицо - единственная часть меня, которая не испорчена. Мой патрульный ялик преследовал контрабандистов. Преследовал их до того, что мы решили, что это их место высадки. Маленький дерьмовый астероид, не намного больше нашего корабля. Подобрались поближе, чтобы осмотреть его..."

Он замялся. Танака подождал, гадая, заснул ли он, или воспоминания были слишком болезненными, чтобы о них говорить.

"А потом БУМ, ублюдок!" прохрипел Гравийный Человек. "Вся скала разлетелась. Это был не контрабандист. Это был какой-то подпольный говнюк, который хотел набрать лаконцев". Ялик сложился, как будто был сделан из фольги. Рикки и Джелло даже не заметили, как это произошло. Но корабль сложился вокруг меня так, будто был создан, чтобы отрезать все, что мне не нужно для жизни, и в то же время не дать мне истечь кровью".

За грубоватым добрым юмором - мои друзья погибли, а я получил травмы, от которых, возможно, никогда не излечусь, разве это не смех? - скрывалась симфония скорби и печали, но она слышала ее. Это было не ново. Она могла чувствовать это вместе с ним, и это была часть.

"Я сожалею о вашей потере", - сказал Танака. Она почувствовала, как по рукам и ногам пробежали иголки. Она пробовала сжимать кулаки. Она чувствовала себя слабой, как младенец, но пальцы двигались, когда она им говорила. Это было хорошее начало.

"Да, - сказал Гравийный человек.

Я сожалею о твоей потере, - это была та ерунда, которую говорят только что встретившемуся человеку, когда он рассказывает тебе свою печальную историю". Гравийный Человек знал это. Танака тоже это знала.

"Я потеряла брата", - сказала она, ее голос был густым от всепоглощающего горя. У нее не было брата.

"Бомба?"

"Несчастный случай при восхождении", - сказала она. Она увидела его лицо, его образ, скрюченный у подножия скалы. Веревка обвилась вокруг него, как змея. Огромная печаль, пришедшая вместе с этим образом, грозила смыть ее.

Что со мной происходит? спросила она голос в своей голове. Перестань лгать этому парню. Но она не лгала. Единственным ответом были рыдания, сотрясавшие ее грудь.

"Эй, - сказал Гравийный Человек, - все в порядке. Они собирают меня обратно, все в порядке. В смысле, да, хреново, что Рик и Елена не справились, но такова работа, верно?"

Я не плачу по тебе, хотела сказать ему Танака, но часть ее плакала. Часть ее вспоминала брата, упавшего с обрыва, вспоминала, как его конечности обвились вокруг камней внизу, его пустые пустые глаза. И эта часть рыдала по Джелло и Рикки и людям, которых они оставили позади, когда бомба вырвала их из мира. Но большей частью ей было просто страшно. Что со мной происходит?

"Эй, я шеф Берд", - сказал Гравийный Человек. "Лиас Берд. А ты?"

Я не знаю.

Прежде чем Танака успел ответить, дверь открылась, и вошел Ганьон, яростно постукивая по терминалу в своей руке. Когда он увидел, что она проснулась, он шлепнул терминал о свою руку, и она обвилась вокруг него.

"Рад видеть вас бодрой, полковник", - сказал Ганьон.

"Черт, простите, что наговорил вам лишнего, полковник", - сказал Берд. Танака услышала в его голосе то, как откровение о ее звании мгновенно изменило характер их отношений. Она почувствовала незнакомый привкус сожаления.

Ганьон полностью проигнорировал Берда и начал проверять жизненные показатели Танаки на настенном экране над ее кроватью.

"Привет, шеф", - сказал Танака.

"Есть, полковник?"

"Держись, моряк. Мы оба выйдем из этого места. Я просто пойду первым".

"Принято, сэр".

Ганьон на мгновение опустил взгляд на терминал, обернутый вокруг его запястья, затем похлопал Танаку по руке. "Все выглядит хорошо. Сейчас вы отдохнете, а завтра мы вас выпишем. Мы хотим запланировать некоторые последующие действия в ближайшие..."

"А что насчет шефа Берда?" сказал Танака.

"Кто?" Ганьон выглядел озадаченным.

"Шеф Берд. Он на соседней койке. Как он?"

Ганьон бросил взгляд на кровать Берда, едва зарегистрировав его. "О, я вижу. Боюсь, он не мой пациент". Он вернулся к постукиванию по своему наручному терминалу.

Когда это происходило, это происходило без сознательных мыслей. Словно запуск запрограммированной последовательности в ее силовой броне. Внезапно ее конечности просто пришли в движение, и она просто ехала рядом. В один момент она смотрела на Ганьона, постукивающего по своему запястью.

Мгновение.

Она была сверху на Ганьоне на кровати, ее колени на его плечах, его окровавленное и испуганное лицо смотрело на нее, когда она снова ударила по нему кулаком.

"Разве я спрашивала, был ли он твоим гребаным пациентом!" - услышала она свой крик, когда она вогнала левый кулак ему в глаз, вырвав трубку капельницы, и кровь полетела с нее, когда она замахнулась. "Разве я спрашивала, был ли он твоим пациентом!"

Кровь пела в ее жилах. Она чувствовала себя широкой, высокой и живой, как это часто бывает от насилия. А потом, как будто ей в лицо плеснули холодной водой, она проснулась и очень испугалась. Она слезла с кровати и отступила назад. Ганьон сполз с нее и упал на пол, издавая тихие, болезненные животные звуки.

"Полковник?"

Она перевела взгляд на Берда. Теперь, когда она стояла, она могла видеть его лицо. Его бледно-голубые глаза были широко раскрыты. Она указала на него.

"Я позабочусь о том, чтобы они позаботились о вас", - сказала она. Но в глубине ее сознания та маленькая, неподвижная часть ее, которая наблюдала за всем остальным, думала: Я в жопе.

"Спасибо", - сказал Берд. "Со мной все будет в порядке, полковник. Я в порядке".

"Я собираюсь убедиться", - сказала она.

Она повернулась и вышла за двери. Два вооруженных охранника подошли к ней, затем отступили. Больничный халат соскользнул с ее плеч, и она схватила его, прежде чем показать всем в коридоре свои сиськи. Возможно, она уже показывала свою задницу половине медицинского персонала станции Гевиттер. Все это казалось очень далеким.

Прошло несколько часов или секунд, прежде чем она нашла приемный покой. За ним сидела та же темноволосая девушка. Ее нежные молодые глаза расширились, когда Танака подошла к ней.

"Вы знаете, кто я?"

"Да, полковник".

"Хорошо." Танака сделала глубокий вдох, выпрямила позвоночник и заговорила с такой точностью произношения, на какую только была способна, учитывая ее повязки и раны. "Я бы хотела назначить психиатрическую экспертизу".