Онлайн чтение книги Прокаженные
13. Ахмед

В день похорон Колосова с больного двора исчез Ахмед Мамедъяров. Когда санитар, производивший проверку больных, доложил об этом событии доктору Туркееву, тот ничего не сказал. Он знал: побег Ахмеда снова завершится водворением его на прежнее место. Ахмеда опять привезут сюда, и снова он будет жаловаться, что его «арестовывают» незаконно и «неправильно» заставляют жить здесь. Потом он опять сбежит в город, и снова санитарная повозка здравотдела доставит его в лепрозорий.

Ахмедка — так звали в поселке Мамедъярова — имел в городе фруктовую лавку. Эта лавка являлась для него дорогой святыней, без которой немыслима была жизнь.

В первый раз Ахмеда доставили сюда два года назад. Через месяц он сбежал и снова открыл свое фруктовое заведение, продолжая, как прежде, торговать яблоками, апельсинами, лимонами. Было такое впечатление, будто ни проказа к нему, ни он к ней решительно никакого отношения не имеют. Во всяком случае, Ахмед чувствовал себя подлинным купцом и отнюдь не прокаженным.

Убедившись в бесполезности своих побегов, он на время успокоился и зачастил на здоровый двор, к доктору Туркееву. Он являлся сюда совсем по иным причинам, чем все больные. Ахмед не требовал лечения — нет, он хотел знать одно: за что его «арестовывают»? Почему не позволяют ему торговать в городе фруктами?

- Ты, батенька, больной, очень больной, — говорил доктор Туркеев, — твоя болезнь может перейти к другим людям. Ты очень больной, Ахмед. Тебе нельзя жить там, где живут здоровые люди.

- Мне нельзя жить? — недоуменно спрашивал он. — Почему мне нельзя жить?

Я человека убил? Я ограбил? Я воровал? Мне только немножко торговать надо, мне ничего больше не надо.

- Нельзя торговать, пока ты больной. Вот вылечим тебя, тогда милости просим — можешь торговать. А пока — нельзя, батенька, нельзя.

Его лечили. Посещал он амбулаторию весьма неохотно и к процедурам относился с таким равнодушием, будто нужны они были не ему, а кому-то другому, чье бремя, неизвестно почему, он должен нести. Он словно делал одолжение, когда принимал лекарства.

Болезнь беспокоила его, по-видимому, слабо. Никто и никогда не слышал от него ни единой жалобы на боль. Зато не было конца его упрекам, которыми осыпал он несправедливых "русских начальников", запрещающих человеку заниматься "честным трудом". Иногда, в минуты тоски и отчаяния, Ахмед расстилал на траве маленький коврик и молился. Эти приступы молитвенного настроения начинались заунывными песнями, смысла которых не знал никто, и кончались взрывом новых жалоб на несправедливость все тех же "начальников".

В поселке все знали: если Ахмед молится, — значит, завтра утром сбежит.

После такого состояния он исчезал из поселка. Через неделю-другую санитарная повозка здравотдела вновь возвращала Ахмеда при препроводительной бумаге, в которой предлагалось принять, наконец, решительные меры против побегов из лепрозория "указанного гражданина, больного лепрой", — Почему ты, Ахмед, не уедешь в какой-нибудь другой город, где тебя никто не знает, где никто не станет тебя арестовывать? — спрашивали его больные.

И он отвечал, что в другом городе ему труднее будет наладить торговлю, в другом городе "русский начальник" тоже может «арестовать» его, в другом городе он никого не знает… Порядок же везде один.

- Поезжай к себе в Персию, — советовали ему, — там тоже живут люди и тоже торгуют, и ты торговать будешь.

Но Персия прельщала его меньше всего. В Персии, по его словам, торговать трудно. Там и без него слишком много торговцев, которым нечего делать. Нет, в Персию Ахмед не уедет, он не уедет и в другой город. Он останется тут. Он будет писать прошение высшему начальству, он будет жаловаться… Он добьется, чтоб оставили его в покое и не мешали торговать.

Он — честный человек, Ахмед Мамедъяров. Он никого не убивал, никого не грабил. Начальство должно освободить его! Должно выдать Ахмеду такую бумагу, которая не позволяла бы милиции арестовывать его. Он хочет заниматься честной торговлей!..

Все свои мысли Ахмед высказывал вслух. Ему безразлично было — слушает его кто-нибудь или нет. Когда некому было излить душу, он изливал ее самому себе. Обычно же его слушательницей была Мавруша Тунтина, к которой Ахмедка часто являлся в гости. Он ходил к ней потому, что никто во всем лепрозории не слушал его так внимательно и не сочувствовал так искренне, как она. Никто не оказывал Ахмеду такого внимания, как Мавруша. Он жаловался ей на то, что русское начальство разоряет бедного персидского купца. Русский начальник его не уважает… Самый бедный человек, самый несчастный человек, которого никто пожалеть не хочет, это — он, Ахмед Мамедъяров.

Она жалела его, гладила по голове и ободряла.

- Ничего, ничего… Все пройдет, все хорошо будет. Снова ты торговать начнешь.

- Аи, торговать! Аи, торговать! — восклицал он и смотрел на нее такими тоскливыми глазами, будто от Мавруши зависела судьба его торговли.

- Бедный Ахмед!

Ни у одной женщины из всех женщин мира не кроется в характере столько интернационального, как в характере русской женщины. Для нее важен прежде всего человек. И эта вот человечность приковала внимание Мавруши к Ахмеду.

Ей было тридцать четыре года. Но болезнь пощадила Маврушу. Она казалась моложе своих лет. В лепрозории жила она четыре года, оставив где-то в селе мужа, женившегося тотчас же, как только ее отвезли в лепрозорий.

Все же ей показалось странным, когда Ахмед в первый раз произнес слово «жена». Как может неразведенная жена выйти замуж? Но после трехдневного рассуждения она повела Ахмеда к доктору и сказала ему: отныне они муж и жена и просят отвести им отдельную комнату, где они могли бы жить "своей семьей".

- Муж и жена? — удивился Туркеев. Ахмед утвердительно кивнул головой.

- Так… Когда ж это вы, батенька мой, успели?

- Успели уж, доктор, разве для этого большой срок нужен? — улыбнулась Мавруша.

Туркеев осмотрел их и одобрил.

- Это — хорошо. Теперь ты, Ахмед, хоть лечиться правильно начнешь, в город перестанешь бегать. Как, батенька, перестанешь?

И похлопал его по плечу. Ахмед ответил:

- Зачем теперь Ахмеду бегать? Ахмед теперь жену имеет. Ахмед теперь — семейный человек.

- Ну, хорошо, поселяйтесь вместе.

Тогда Ахмед попросил Туркеева, чтобы тот выдал им бумагу, которая должна подтвердить их брачный союз.

- Бумагу? — удивился Туркеев. — Но ведь я не загс и не поп, — какую я вам бумагу выдам? Вот поживите, полечитесь, может быть, выздоровеете, тогда поедете в город, там обвенчаетесь официально, бумагу получите. Только бегать не надо, — добавил он добродушно.

Ахмед утвердительно кивнул головой. Через четыре дня он снова разостлал коврик, долго и жалобно молился аллаху, а наутро исчез. Тогда Туркеев позвал к себе Маврушу и сказал ей:

- Это, батенька, не годится… Что ж это такое? А? Надо внести ясность: сбежал он от тебя или просто так. Опять торговать?

- Придет, — сказала Мавруша спокойно, — поторгует, а недельки через две явится.

Действительно, через три недели Ахмед явился. По-видимому, он заработал хорошо, так как привез «Маврушке» много разных подарков. Через месяц он снова исчез и опять явился — сам, добровольно. Отлучки его вошли в систему, и доктор Туркеев совершенно не знал, что ему делать с этим человеком. После «женитьбы» у Ахмеда совершенно исчезла тоска, он не жаловался ни на "русских начальников", ни на свою горькую судьбу. Он был счастлив и никак не умел таить своего счастья, так же как не умел таить горя. Мавруша, наоборот, была сдержанна и делала вид, что в жизни ее, в сущности, не произошло никаких перемен.

Но счастье их продолжалось недолго. Однажды в лепрозории произошел случай, не имевший себе примера за всю историю больного и здорового дворов.

Он поставил в тупик всю администрацию лепрозория и надолго оставил о себе самое тяжелое воспоминание у всех прокаженных…

Из сбивчивого и не совсем ясного показания Ахмеда, сделанного им впоследствии, можно было установить, как произошло это событие.

В одну из прогулок Ахмеда и Мавруши с ними повстречался в степи Капитон Терентьев… Ахмед заметил только, как при этой встрече Мавруша изменилась в лице. Внезапное ее беспокойство удивило Ахмеда. Он не питал никаких плохих чувств к Терентьеву. Тот как будто бы тоже не был его врагом.

Почему она испугалась Капитона?

Он помнит, как Мавруша сказала:

- Пойдем скорее домой.

Ахмед ничего не понял из этих слов, но ему передалось беспокойство жены. Тогда он скорее почувствовал, чем понял: человек этот несет какую-то беду.

Капитон Терентьев был субъект мрачный. Его грубый и жесткий характер знали не только на больном, но и на здоровом дворе. Из-за мелочи он способен был искалечить человека. Для него ничего не стоило обругать, оскорбить каждого, подвернувшегося ему под руку. Капитона не любили. Его боялись. С ним старались поменьше говорить, пореже встречаться. Его не трогали и рассматривали как человека опасного, злобного, мстительного. Протасов называл его апашем в "лепрозорном масштабе".

И вот, когда при встрече с ним Мавруша проявила беспокойство, Ахмед, не придав этому беспокойству значения, все же решил уйти от Терентьева подальше. Теснее прижав к себе Маврушу, он повернул в другую сторону. Но Капитон пошел за ними. Тогда Мавруша высвободила руку из руки Ахмеда и остановилась. Терентьев подошел близко и мрачно усмехнулся. Глаза его горели злобно и недружелюбно.

- Ты что ж стала? — сказал он грубо и вызывающе.

- Что тебе от меня надо? — спросила Мавруша.

- Что мне надо? Если хочешь, я тебе скажу и не побоюсь твоего азиата.

Брось его.

Тогда Мавруша, смотря в самые глаза Капитона, прокричала:

- Если ты, разбойник, не оставишь меня, я пожалуюсь на тебя доктору, он найдет управу. Я тебя, мошенника, насквозь вижу, но этого никогда не будет.

Ты забудь… Ты за мной не ходи, как пес…

Тогда Терентьев принялся поносить ее такими ругательствами, каких Ахмед никогда не слышал и значения которых не понимал. Мавруша схватила Ахмеда за руку и, приказав ему "не связываться", потащила его домой. Ахмед не знал причины столкновения. Что могло вызвать у Терентьева столь дикий поступок?

Он не решался спрашивать у Мавруши, считая, что Мавруша сама должна рассказать, но та молчала. Впрочем, скоро происшествие было забыто Ахмедом, тем более что Терентьев старался не попадаться ему на глаза. Он не беспокоил и Маврушу.

Как-то раз, возвратившись из амбулатории, Ахмед застал ее плачущей:

- Опять он был и опять ругался, — сказала она. Тогда Ахмед не стерпел.

Он отправился к Капитону, вызвал его на двор и потребовал объяснения. У них произошла драка. Ахмед загнал Капитона в барак, где тот и заперся. С тех пор они больше не встречались.

В тот же день Мавруша рассказала Ахмеду причину: вот уже несколько лет она не может избавиться от этого человека, постоянно преследующего ее.

Сперва он приставал к ней в амбулатории, потом при встречах на дворе, затем начал появляться в комнате, выбирая время, когда близко никого не было. Один раз предложил ей жить с ним. Она его выгнала. Но Капитон, по-видимому, не оставлял надежд. Он думал, что ему в конце концов удастся сломить упорство Мавруши. Он как будто решил оставить ее в покое и вот на второй же день после «свадьбы» вновь явился к ней:

- Значит, ты за басурмана вышла? — спросил он. — Ты продалась ему? У него денег много? Он торговлю имеет?

Мавруша снова выгнала его, не сказав ничего мужу. Спустя несколько недель после случая в степи Ахмед снова ушел в город. И тогда-то произошло событие, потрясшее всех обитателей поселка.

Утром, на четвертый день после его ухода, Маврушу нашли в комнате мертвой. Она лежала на своей койке, запрокинув лицо кверху. Медицинский осмотр определил смерть от удушения. В лепрозории начался переполох.

Бросились отыскивать убийцу, начали делать догадки, бились несколько дней, — убийцу не нашли.

Доктор Туркеев сделался неразговорчивым и мрачным. Его чрезвычайно угнетал этот случай. Он сообщил в здравотдел о происшествии, и оттуда последовало распоряжение, предлагавшее принять меры, чтобы подобные случаи не могли повторяться в дальнейшем.

- Батенька мой, — жаловался Туркеев Пыхачеву, показывая отношение здравотдела, — смотрите: "Принять меры для того, чтобы подобных случаев не повторялось впредь!" Каково?

В тот момент никому и в голову не приходило отыскивать убийцу на больном дворе. Это казалось невероятным. Многие из обитателей больного двора делали самые разнообразные предположения и даже склонны были думать, что Мавруша умерла "своей смертью".

Тогда Протасов решил нарядить следствие. Его на больном дворе считали чем-то вроде начальства. Он собрал всех больных, выстроил в одну шеренгу и, обходя длинный ряд, спрашивал, стараясь поглубже заглянуть каждому в глаза:

- Говорите, кто убил?

Но так и не нашел убийцу.

Когда Туркеев узнал об этой попытке Протасова отыскивать преступника, он вызвал его к себе и высказал неудовольствие:

- Что это вы, батенька, затеяли искать убийцу? Кто вас просил?

Маврушу похоронили. Протасов отпел ее по всем правилам церковных обрядов. На похоронах присутствовали обитатели обоих дворов. Многие плакали.

На могиле поставили крест и посадили два деревца. Прокаженные постепенно начали успокаиваться, хотя разговоры еще долго продолжались и некоторые высказывали предположение, что убийство мог совершить только Ахмед. В сторону его обвинения, казалось, говорило все: и то, что он исчез почти перед самым днем убийства, и то, что он долго не возвращался назад. Значит, убил и сбежал. Но однажды Ахмед пришел. Пришел он радостный и улыбающийся и, встретив доктора Туркеева, обходившего бараки, еще не зная ничего, низко поклонился ему. Тот остановился и гневно снял очки.

- Я тебе говорил… Я тебе говорил, — закричал он на него, — чтоб ты перестал бегать, вот и добегался… Эх, ты…

Он надел очки и пошел дальше.

Ахмед остался стоять — смущенный и недоумевающий. Он был уверен: Туркеев сделал ему очередной выговор за побег. В руках он держал узелки с подарками для Мавруши. Он посмотрел на узелки, потом поднял глаза и увидел Феклушку. Та угрюмо, как-то исподлобья взглянула на него и остановилась…

Палка, о которую опиралась она, дрожала:

- Ну, как без жены-то теперь живешь, нехристь? У-у, ты, басурманин… Куда жену дел? Где Мавруша?

Ахмед остановился. Он вслушивался в ее слова. Смысл их доходил до него слабо. Для него скорее был ясен тон, чем слова. Почему все они такие сердитые и недобрые? Неужели его отлучка так раздражает и доктора и Феклушку? И он начал понимать: смысл кроется вовсе не в отлучке, а в чем-то другом, более важном. В чем же? В тоне этих людей он почуял какую-то угрозу…

- Жене моей теперь хорошо… Теперь я платок теплый купил… Теперь Марушке хорошо, — сказал он несмело, заглядывая в лицо Феклушке, как будто пытаясь прочесть в нем то, чего не понимал.

Она снова посмотрела на него тяжелым, старческим взглядом и пошла прочь, не сказав больше ни слова.

Тогда он бросился бежать к своему бараку, размахивая узелками. Он бежал быстро, опустив голову, поднимая пыль, и, вбежав в сени, остановился на пороге, словно ударившись грудью о невидимую стену. Дверь комнаты была закрыта… Он взялся за ручку, подумал, прислушался и с силой нажал. В комнате была тишина давно покинутого жилья. Мавруши не было. Тогда он обернулся и увидел позади себя Протасова и Петю.

Протасов сказал:

- Ты обожди, Ахмед, обожди… Не торопись… Давай сядем. Вот так.

Протасов долго и мучительно подбирал слова, потом сказал:

- Видишь ли у твоей жены теперь другой дом.

- Другой? — обрадовался Ахмед. — Почему другой? Зачем доктор послал ее в другой дом?

- Дом твоей Маврушки теперь — на кладбище, — мрачно добавил Петя.

- На кладбище? Какой кладбище? Зачем кладбище?

- Не бегал бы, — уронил Петя.

- Видишь ли, — сказал Протасов, — три недели тому назад, твою Маврушку похоронили. Пойдем, сведу тебя на могилу.

Ахмед с мучительным вниманием прислушивался к тому, что говорил Протасов.

- Она — там, на кладбище? — спросил он и, оглянувшись, заметил: в комнате начинают собираться люди.

Он не слышал того, что говорили они ему, он знал только одно: его Маврушки больше нет. Зачем аллах создал смерть? Он тихо прошел за Протасовым сквозь толпу. Протасов повел его на кладбище. Когда они подошли к могиле, Ахмед упал на свежую насыпь, обхватил крест руками и завыл долгим, протяжным воем, и в этом вое слышал Протасов слова чужого, непонятного языка, чужую речь, в которой понимал только один смысл — человеческое страдание, и одно слово — "Марушка".

- Ну, брось, не надо… Что же теперь делать. Неустерег… Всеми нами аллах владеет… Всеми… Что ж надрываться…

Вдруг Ахмед умолк. Он поднял голову. Он что-то вспомнил и встал.

- Его арестовали? — спросил он.

- Кого? — удивился Протасов.

- Который убил.

- А кто убил?

- Терентьев.

Протасов промолчал, и Ахмед понял смысл этого молчания. Не взглянув ни на кого, он быстро, почти бегом, пошел туда, где жил Капитон. Он вошел в его комнату осторожно, как собака на охоте. За ним следовали Протасов и Петя.

Около барака, где жил Терентьев, столпились люди.

Терентьев сидел и ел борщ. Внешне он оставался как будто спокойным. Но от Протасова не ускользнуло, как изуродованное лицо его внезапно позеленело.

Мельком взглянув на Ахмеда, он продолжал обедать.

— Ты убил ее? — тихо сказал Ахмед. — За что ты убил мою Марушку?

Тогда Терентьев поднялся и отошел от стола, вытирая рукавом губы, запачканные жирным борщом.

- Врешь, басурманин, это — ты… Весь поселок говорит, что ты, — сказал он.

- Я? — сказал Ахмед и на мгновение умолк, пораженный столь неожиданным подозрением. Потом подошел вплотную к Терентьеву и продолжал:- Нет, ты мне скажи, за что ты убил ее? Ты убил — я знаю… знаю… ты меня не обманешь.

Что она сделала тебе, моя Марушка? А?

И вдруг завыл тем же воем, каким выл на могиле, и начал приговаривать те же непонятные слова. Потом умолк и снова начал допрос. В допросе не было ни злобы, ни вражды, а только — тоска, только — отчаяние. Терентьев опустил голову, и в том, что он опустил голову, был знак его признания. Тогда Ахмед побежал на здоровый двор, к доктору Туркееву. Еще из окна тот увидел бегущего Ахмеда и вышел к нему навстречу. Увидев его, Ахмед закричал:

- Тохтур! Тохтур! Он убил моя бедная Марушка, ей-бох… его арестовай надо, Туркеев откинул назад жидкие волосы и протер очки.

- Так… так, — забормотал он, — но, может быть, ты ошибаешься? — спросил он.

- Нет, он — Терентьев, я знаю, моя голова режь — он!

В глубине души Туркеев был рад, что убийца найден. Человек, уважающий законность, был удовлетворен. Но другой, сидевший в нем, заведующий лепрозорием, выражал неудовольствие. Заведующий лепрозорием не знал, что ему надо делать с убийцей.

- Все это так… я не возражаю, но прежде всего ясность: что прикажете мне делать с ним? — спросил он непонимающего Ахмеда. — Вам хорошо, батенька, а мне-то как? Впрочем, пойдем, посмотрим на этого разбойника.

Терентьев, охраняемый Протасовым и Петей, доедал котлеты, когда в барак вошел доктор в сопровождении Ахмеда. Терентьев встал.

- Что ж ты, батенька мой, наделал? Что ж это такое? Как это, батенька мой, ты дошел до этого?

Терентьев не отвечал. Туркеев опустился на скамью и принялся протирать очки. В его лице не было ни гнева, ни строгости, а только — усталость и недоумение.

- Каким же образом ты сделал это? Все-таки ты расскажи нам, за что ты задушил ее? Ведь у нас таких событий никогда не было. Ведь ты подумай только — какое пятно ты положил на лепрозорий. Всех больных опозорил.

Терентьев стоял, опустив голову. Туркеев выжидающе смотрел на него.

Потом вздохнул.

- Ну, скажи что-нибудь, неужели тебе нечего сказать?

- Виноват, доктор… Так вышло…

- Так вышло? — вдруг вскипел Туркеев. — Как же это "так вышло"? Как это людей убивать у тебя выходит?

Он сокрушенно поднялся и вышел, отдав распоряжение — оставить, на всякий случай, охрану. Но и без этого распоряжения прокаженные уже караулили Терентьева.

Неизвестно, какое бы решение принял Туркеев в отношении убийцы, если бы на помощь не явились Протасов и Регинин. Они предложили Туркееву немедленно назначить суд.

Суд был назначен тут же. В его состав вошли: Регинин, Протасов и Кургузкин — все прокаженные.

Процесс состоялся в тот же день. Приговор требовал… смертной казни…

Суд мотивировал свое решение всеми обстоятельствами злостного преступления.

Убийца подлежал расстрелу.

- Позвольте, как расстрелять?.. Кто расстреливать — то будет? Чем расстреливать, если и ружья казенного у нас нет?

Этот вопрос озадачил судей. Протасов сказал:

- Нельзя же такому негодяю попускать… Что ж это такое?

- Да, я знаю, я понимаю вас, — сказал Туркеев, — но все-таки как же вы будете приводить в исполнение приговор?

Когда происходили эти прения, в кабинет Туркеева вошел Петя и сообщил: Терентьев, оставленный один в своей комнате, взломал ночью дверь и сбежал.

Его не укараулили…

Выслушав Петю, Туркеев разволновался. Он приказал начать розыски.

Терентьева, разумеется, не нашли. Он исчез навсегда.

На том и кончилось дело, названное Протасовым "об убиении прокаженным Капитоном Терентьевым прокаженной гражданки Мавры Климентьевой по первому мужу, а по второму — Мамедъяровой".

Скоро вслед за убийцей исчез и Ахмед. На этот раз он сбежал по причине, ничего общего не имеющей с фруктовой торговлей. Он поклялся Протасову найти убийцу Марушки.

Ахмед не являлся целый год, потом вернулся и занял ту же комнату, в которой жил с Маврушей. Он стал молчаливым и угрюмым. Он часто не слышал вопросов, которые ему задавали, и проявлял признаки меланхолии. Ахмед перестал даже жаловаться на "русских начальников" и больше не беспокоился о своей фруктовой лавке. С тех пор он не убегал в город и целые дни пропадал на могиле жены. Прежний деревянный крест он заменил крестом каменным и приладил к нему дощечку, на которой рукой Веры Максимовны было написано:

"Здесь покоится Мавра Мамедъярова. Мир ее праху". Два деревца, посаженные на могиле, выросли за год и окрепли. Ахмед же состарился за это время на целых десять лет.

В лепрозории ходили темные слухи, будто он достиг своей цели: будто он нашел Терентьева и привел в исполнение приговор суда… Но, быть может, это были только слухи…