Онлайн чтение книги Рольф в лесах Rolf In The Woods
XXV. Катанье с гор

Было уже поздно, и охотники решили сделать привал в высоком прохладном лесу. Скукум всю ночь громко стонал во сне и два раза будил их. Незадолго до рассвета они услышали вой волков, а затем крик ушастой совы. Как ни странно это покажется, но между отрывистым воем волчицы и криком совы нет почти никакой разницы. Прислушиваясь в полусне к этому вою, Рольф услышал вдруг у себя над головой какой-то шелест и знакомое клохтанье. Он привстал и увидел, что Скукум, подняв вверх голову, рассматривает черногрудых тетеревов, сидевших на ветках; бедный маленький пёсик чувствовал себя слишком больным, чтобы залаять. Это была особенная порода тетеревов, которых Рольф никогда ещё не видел. В то время как он присматривался к ним, Куонеб встал очень осторожно, подошёл к ближайшей иве, срезал гибкий прут в двенадцать футов длины и к одному концу прута привязал верёвочную петлю. Подойдя затем тихонько к дереву, он медленно поднял вверх прут, накинул петлю на шею первого тетерева и стянул его с дерева; остальные тетерева выразили громким клохтаньем своё удивление, но не сделали ни малейшей попытки двинуться с места.

Достаточно было одного лёгкого удара, чтобы избавить пленника от страданий. Куонеб ещё раз поднял прут и стащил второго тетерева, сидевшего пониже, а затем третьего. Только тогда поняли остальные, в каком опасном соседстве они находились, и поспешили улететь.

Рольф с удивлением следил за этой охотой.

Куонеб положил птиц у огня и занялся приготовлением завтрака.

— Куры эти глупые, — сказал он. — Таким способом можно наловить их много, особенно, если помогает собака. Луговой тетерев не так глуп, как этот.

Рольф очистил и выпотрошил птиц, а внутренности их бросил Скукуму. Бедный маленький пёсик! Какой у него был жалкий вид! Глаза его грустно выглядывали из-под распухших век, лапки слабо шевельнулись, но он не дотронулся до пищи, которую в другое время проглотил бы сразу. Он не ел, потому что не мог открыть рта.

Уйдя с места своей стоянки, охотники продолжали отмечать деревья и готовить места для ловушек. Так прошли они целую милю и очутились у болота, поросшего тамариском; двигаясь вдоль его окраины, они пришли к небольшой речонке, которая брала здесь своё начало и привела их к ложбине, обращённой на восток. На каждом шагу встречали они указания на то, что здесь водится множество дичи, но тем не менее они были очень удивлены, когда вдруг из травы перед ними поднялся олень и с любопытством уставился на них; за ним другой… потом третий… целая дюжина; в десяти шагах они увидели ещё несколько оленей… с левой стороны оказалось ещё больше, а движение среди деревьев справа указывало, что и там в оленях нет недостатка. Не прошло и минуты, как белые хвостики поднялись вверх, и олени понеслись по склону горы. Всех оленей было около тридцати, но белые хвосты их, которыми они размахивали словно флагами, производили такое впечатление, как будто весь лес кишел оленями. Казалось, их тут целые сотни, и радость охотников при виде такого обилия дичи ещё увеличилась сознанием того, что весь этот охотничий участок их собственный.

Река становилась всё шире. Местами в неё впадали ручьи и даже порядочные речонки. Они нашли здесь несколько указаний на бывшую когда-то колонию, бобров; метки для ловушек они ставили через каждую четверть мили и даже чаще.

Течение реки усиливалось, так как она спускалась теперь по склону горы прямо в длинную, узкую долину с крутыми глинистыми берегами. Всюду встречали они здесь следы выдр. Двигаясь осторожно вдоль изгиба реки, они услышали глухой всплеск воды, который повторился несколько раз.

Первой мыслью охотников было привязать Скукума, но они скоро увидели, что в этом нет никакой надобности. Осторожно спустили они свои тюки на землю, и больная собака покорно улеглась рядом с ними. Тихо, крадучись шли они против восточного ветра. Они подумали сначала о бобрах, но нигде не видели признаков, указывающих на их присутствие, ибо кругом не было ничего похожего на бобровый пруд. Всплески воды были совсем близко. Не медведь ли ловил рыбу? Или… нет, это было бы слишком неприятно… не человек ли черпал там воду из лодки? Промежутки между всплесками воды были неправильные.

Слышались они в реке, на расстоянии тридцати шагов от охотников. С величайшей осторожностью подкрались охотники к глинистому берегу и на противоположной стороне реки увидели такое зрелище, какое редко удаётся видеть людям. Они увидели шесть выдр: две из них были, очевидно, взрослые, а четыре — детёныши. Выдры, словно люди, занимались спортом, скользя по крутому глинистому откосу и бросаясь со всего размаха в воду.

Тяжело, словно камень, шлёпнулась в реку самая большая из них, очевидно, самец, скрылась на минуту под водой и, всплыв на её поверхность, вскарабкалась обратно по откосу на самую верхушку берега. «Шлёп! шлёп! шлёп!» — последовали примеру отца три детёныша… «Шлёп! шлёп!» — прыгнули почти в одно время мать и четвёртый детёныш. «Бух!» — снова шлёпнулся в воду самец, и мокрая шерсть его, вытираясь о поверхность глиняного откоса, делалась всякий раз всё более сырой и скользкой.

«Шлёп! бух! шлёп!.. Шлёп! бух! шлёп!»… веселилась семья выдр, взапуски друг перед другом карабкаясь по откосу. Можно было подумать, что каждая выдра старается попасть первой на берег, чтобы как можно чаще спускаться в воду.

Резвость их и грация, увлечение игрой и задорная весёлость поглотили всё внимание охотников, которые с наслаждением любовались этим зрелищем. Нет сомнения, конечно, что в головах охотников мелькали мысли о глянцевитом мехе этих животных, но на дворе был только сентябрь, и мех не имел ещё настоящей ценности.

А весёлая семья тем временем продолжала так же неутомимо и с тем же увлечением скользить по склону и шлёпаться в воду. Каток постепенно улучшался, и выдры казались неутомимы по-прежнему, когда неожиданно раздался громкий, хотя и несколько глухой лай Скукума, который забыл всякую осторожность и прибежал к берегу.

Пронзительно визжа, словно птицы, предупредили старые выдры своих детёнышей об опасности. «Шлёп! шлёп! шлёп!» — поспешили все друг за другом в воду, на поверхности которой скоро, однако, показались их головы, потому что животные, собственно говоря, не очень испугались. Куонеб не в силах был удержаться; он поднял ружьё и прицелился. Щёлк! Пиф-паф! выстрелил он в старого самца, но тот успел вовремя нырнуть в воду. Охотники бросились вниз по откосу, а следом за ними Скукум; они спешили атаковать выдр в реке, которая была невелика и мелка, и, не будь из неё выхода, выдры были бы, конечно, пойманы.

Выдры поняли сразу, какая опасность им грозит. Моментально выскочили они из реки и пустились по открытому песчаному оврагу, причём старики испускали громкие вопли. Они то проскальзывали под упавшими деревьями, то мелькали среди кустарников, ловко обходя торчавшие корни и перепрыгивая через камни. Охотники неслись за ними, вооружённые палками, а Скукум без всякого вооружения.

Выдры бежали, по-видимому, в какое-то известное им убежище и перегнали всех, кроме собаки. Скукум совершенно забыл, что он болен, и, догнав выдр, едва не схватил одного из детёнышей. Мать моментально обернулась и с ворчанием бросилась на него. Выдра — противник опасный, но Скукум отделался, к своему счастью, одним, лёгким укусом. С громким воем бросилась несчастная собака к тому месту, где лежали тюки, от которых ей не следовало уходить.

Охотники между тем увидели открытую полянку в лесу. Куонеб бросился туда, чтобы забежать вперёд и пересечь путь выдрам, за которыми продолжал гнаться Рольф, тщетно стараясь ударить палкой какую-нибудь из них. Спустя несколько секунд семья встретила Куонеба и должна была, по-видимому, неминуемо погибнуть; но нет более отчаянного и смелого противника, чем выдра, защищающая своих детёнышей. Ни самец, ни самка не перетрусили, а, напротив, в мгновение ока набросились на индейца. Поражённый неожиданным нападением, Куонеб отскочил в сторону, чтобы избежать страшных челюстей. Выдры воспользовались этим и проскочили мимо. Понукаемые несмолкаемыми криками матери, детёныши скользили один за другим под лежавшим рядом стволы деревьев, затем в густые заросли ив на берегу пруда, устроенного когда-то бобрами, и бесследно исчезли среди безмолвной и непроницаемой глуши.