Онлайн чтение книги Стена
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Джульетта приехала в пятницу, и прошла еще целая неделя, прежде чем она таинственно исчезла.

Признаться, это была неделя сплошной нервотрепки. Сама-то Джульетта казалась спокойной и невозмутимой, хотя не раз еще возвращалась к своей идее получить единовременно крупную сумму. Значительную часть времени она проводила в постели или в долгих дискуссиях со своей Джордан; и, вдобавок ко всеобщей сумятице, звонки в доме, как и говорила миссис Кертис, действительно без конца звонили. В буфетной, куда все они были выведены, царил настоящий бедлам, так что периоды, когда слуги, сбиваясь с ног, сновали по всему дому, чтобы на них ответить, чередовались с периодами, когда на звонки просто никто не обращал внимания. Именно так и случилось, когда после трех ложных тревог однажды утром, на второй или третий день пребывания Джульетты в доме, она позвонила в десять часов, чтобы заказать завтрак, и в конце концов выскочила на лестничную площадку в шифоновой ночной рубашке и яростно набросилась с криками на смущенного Уильяма, находившегося внизу в холле.

— Что, черт побери, с вами тут происходит? — вопила она. — Я отсюда слышу этот звонок!

— Прошу прощения, мэм, — промямлил Уильям, залившись краской аж до самого воротника. — Мы подумали, это снова привидение.

Конечно, это было против правил, но к тому времени я уже заподозрила, что все мои домочадцы не чают избавиться от Джульетты и этой самой Джордан. В чем нас, собственно говоря, и обвинила сама Джульетта в тот же день. Чуть позже она вышла ко мне на верхнюю веранду, где я сидела с книгой на коленях, устремив взгляд на залив, ярко-синий в лучах утреннего солнца. Дельфины уже исчезли, вдалеке коричневато-красный быстроходный катер расчерчивал белой полосой морскую гладь. Я подняла от книги глаза и увидела, что она пристально на меня глядит.

— Что тут еще за привидения? — требовательно спросила она,

— Да это просто суеверные глупости, распространяемые на кухне. Дело в том, что по какой-то причине звонки без конца трезвонят. Завтра попрошу, чтобы проверили проводку.

Она заметно удивилась.

— Надеюсь, это придумано не для того, чтобы запугать меня и выжить отсюда?

— Нет, конечно. Она издала неприятный смешок.

— Меня не так-то легко запугать, учти, — заявила она. — Можешь так и передать своим кухаркам. Кстати, можно мне взять твою машину? Я решила покататься верхом— уже и лошадку заказала. От безделья меня уже просто мутит. Как я понимаю, Артур еще не ответил?

— Да он, вероятно, только получил мое письмо.

В тот день Джульетта была при полной экипировке для верховой езды— в бриджах, сапогах и прекрасно сшитом жакете. Одно из ее любопытных достижений состояло в том, что она стала прекрасной наездницей— сначала тренируясь здесь, в Сансете, когда мы еще держали собственных лошадей, а позднее, после развода, — когда завела дружбу с охотничьим обществом на Лонг-Айленде.

— Полагаю, у Эда Смита найдутся какие-нибудь приличные лошади, — изрекла она.

— Лично меня они вполне устраивают, — сухо ответила я.

Однако ее это, кажется, позабавило.

— Боже, как вы низко пали! Что осталось от былого могущества! — патетически воскликнула Джульетта и рассмеялась.

Признаться, я и сама намеревалась покататься верхом, однако, отдав ей машину, лишалась такой возможности. Школа верховой езды Эда Смита находится в противоположном конце городка, неподалеку от поля для гольфа, и идти туда пешком в сапогах—слишком далеко. К тому же ездить верхом вместе с Джульеттой я не желала. Тем не менее, услышав, как она отъезжает, я испытала досаду. Тогда вместо прогулки верхом я решила искупаться. Хотя вода была холодна как лед, с души у меня словно свалился камень.

Я как раз заканчивала одеваться после купания, когда из Нью-Йорка позвонил Артур; голос его звучал устало и напряженно.

— Марша, она там?

— Отправилась покататься верхом.

— Слушай, что это за бредовая затея? Я не могу достать столько денег. И ей это чертовски хорошо известно.

— Все это я ей говорила, но она уперлась и не отступается, Артур. Хочет, чтобы я продала Сансет.

— Черта с два! Пускай катится к дьяволу!

Выругавшись, он вдруг успокоился. Он не имел ни малейшего представления, какие у нее могут быть неприятности, если таковые вообще имеются. Разумеется, он был бы рад раз и навсегда избавиться 6 т этих чертовых алиментов. Ведь Джульетта выкачивала из него все деньги, обирала до нитки. Но ее предложение было нелепым, просто абсурдным. Он не мог запустить руки в страховой фонд, а даже если бы и мог— не стал бы.

— Эти деньги для Мэри-Лу и сына, — отрезал он.

Само присутствие первой жены в Сансете уже приводило его в бешенство. Ведь Мэри-Лу собиралась приехать с Джуниором, а теперь все их планы рушились. Прежде чем положить трубку, Артур сообщил, что они сняли коттедж в Мидлбанке, небольшом городке на континентальном побережье, милях в двадцати от нас, и, как только Джульетта уедет, Мэри-Лу переберется в Сансет.

— Когда она отчаливает? — спросил он.

— Не имею понятия. Похоже, она обосновалась тут на всю жизнь.

— Слушай, не будь ты дурочкой, — были его прощальные слова. — Выгони ее как можно скорее. Она же чума натуральная.

Он дал отбой, и я была совершенно уверена, что услышала, как где-то в доме тихонечко положили трубку параллельного телефона. В буфетной Уильям, сбросив пиджак, читал газету, а Лиззи крутилась у плиты. Мэгги и Эллен находились в прачечной.

Тут-то я и вспомнила о Джордан и поднялась наверх. Параллельный телефон стоял на тумбочке возле моей кровати, но спальня моя была пуста. Джордан в своей комнате усердно гладила платье своей хозяйки совершенно холодным утюгом и бросила на меня безразличный взгляд.

— Я вам зачем-нибудь понадобилась, мисс? — поинтересовалась она с притворным смирением, весьма напомнившим мне манеру Джульетты.

— Просто мне было интересно узнать, где вы находитесь, — сухо ответила я. — Кстати, хочу вас кое о чем спросить. Вы случайно не заходили в изолятор в день вашего приезда?

— В изолятор, мисс? А где это?

— Наверху лестницы, что ведет из конца коридора. — Она чопорно поджала губки.

— В таком случае меня там не было, — заявила она. — Не имею привычки ходить, куда меня не просят.

Я поняла, что потерпела поражение. Мало того— мне еще чуть ли не указали на дверь. Я отправилась на веранду и улеглась в свой шезлонг, но окружающий мир уже не казался таким мирным и спокойным, даже залив утратил прежнюю безмятежность. Теперь там появились и другие суда— шлюпка, ялик с черным корпусом и поднятыми парусами, быстроходный катер, небольшая моторная лодка. Отдыхающие наконец-то начали съезжаться на лето, и я без труда представила себе, как стремительно распространится новость: «Вы слыхали? К Марше заявилась Джульетта! Подумать только, Джульетта! Ну и ну! Интересно, что ей понадобилось на этот раз?»

В тот день Джульетта после своего катания верхом вернулась к ленчу. Я услышала шум подъехавшей машины, а вслед за тем голос Джульетты, доносившийся из ее комнаты, и чуть позже— плеск воды в ванной. Чувство времени у нее напрочь отсутствовало, и я, раздраженная, спустилась вниз, чтобы отложить ленч до ее появления. К моему удивлению, на кухне уже была Джордан.

— Мадам устала, — заявила она. — И желает выпить чаю с тостами у себя в комнате.

Лиззи повернула к ней раскрасневшееся сердитое лицо.

— Прекрасно, — ответила она. — Я вас выслушала. А теперь идите и передайте мадам, что у меня сегодня выходной и она может рассчитывать лишь на холодный ужин. И больше я ничего сегодня не готовлю.

Мне, однако, показалось, что Джордан чем-то обеспокоена, а когда чуть позже я встретила ее, спускающуюся с подносом Джульетты, то заметила, что хозяйка почти не притронулась к еде. Я тогда еще подумала, что служанка, вероятно, передала ей мой телефонный разговор с Артуром и это ее расстроило. Теперь-то я знаю: кое-что произошло во время ее прогулки верхом. Джульетта кое-кого повстречала и была ужасно напугана.

В тот день меня посетили несколько почтенных визитеров. Ясное дело, новость распространилась по округе. Первой явилась престарелая миссис Пойндекстер; ее шляпа «а ля королева Мария» была выше и богаче орнаментирована по такому случаю, на шее было навешано цепочек больше обычного, а ее черные глаза округлились от любопытства.

— Ну, Марша, — с порога выпалила она, — где эта потаскушка?

— Джульетта? Она отдыхает. Сегодня утром она каталась верхом.

— И что же она здесь делает? — спросила миссис Пойндекстер. — Она что, не имеет представления о приличиях?

— Ну, — я пыталась улыбнуться, — вы же ее знаете. Вообще-то она, кажется, собирается пробыть здесь всего несколько дней. Она приехала по делу.

— По делу! Наверняка требует увеличить себе содержание. А бедный Артур и так из сил выбивается из-за нее. Послушай-ка, Марша, ты настоящая леди, какой бы смысл теперь ни вкладывали в это слово. А вот она—нет. И никогда ею не была, несмотря на все ее яркое оперение. Почему ты не выставишь ее вон?

Видимо, я тогда здорово устала и переволновалась. Глаза мои наполнились слезами, и она склонилась и похлопала меня по руке.

— Не сердись на меня, девочка. Я всего лишь злющая старуха. Но я не понимаю, как ты из кожи вон лезешь, пытаясь удержаться на плаву… С четырьмя слугами— и это в доме, где когда-то их было десять, а вообще-то требуется не меньше дюжины. Я же не дура. Разумеется, ты ведь помогаешь Артуру…

После чего она переменила тему. Похоже, лето будем хорошим. Бертоны в Европе, но предоставили свой дом семейству по фамилии Дин— как она слышала, они из Лейк-Фореста. Ее собственная дочь Марджори уже едет сюда, а Хатчинсонов, владельцев Доджа— соседнего с Сансетом имения, ожидают в любой момент.

Следом за миссис Пойндекстер пожаловали и другие, и, сидя в гостиной на любимом мамином месте, разливая по чашкам китайский чай и наблюдая, как Уильям разносит оладьи и пирожные, я явственно ощущала повисшее в воздухе напряжение, какую-то натянутость.

В конце концов я поняла, в чем тут дело. Они ждали Джульетту. Бесспорно, она им не нравилась. Они всегда ее недолюбливали. Но она являлась представительницей неведомого им, дерзкого, попирающего все приличия, а возможно, безнравственного и распутного слоя общества, который вызывал у них непреодолимое любопытство. Когда она так и не появилась, они были разочарованы.

— Как я поняла, миссис… э-э… Рэнсом остановилась у вас?

— Да. Мне очень жаль, но сейчас она отдыхает.

Повисло молчание. Затем кто-то заметил, что ходят, дескать, разные слухи насчет какого-то привидения в нашем доме, и я принялась старательно объяснять, что речь идет всего лишь о перепутавшихся проводах. Как вдруг, в этот самый момент, одна из ставень— видимо, вследствие какого-то дефекта шпингалета— заскрипела и захлопнулась, и миссис Пойндекстер пролила чай себе на колени!

Когда все гости наконец-то откланялись, я чувствовала себя совершенно разбитой и раздраженной. Джульетта по-прежнему сидела взаперти у себя в комнате, так что в тот вечер я ужинала в постели, попросив принести наверх поднос с едой. И именно в тот вечер мне явился некий намек на тайну, позднее поставившую в тупик всех окрестных жителей и едва не доведшую меня до безумия. Вечер выдался теплый, и, набросив пеньюар, я вышла на балкон.

Внизу, на пляже, я увидела какого-то человека. Запрокинув голову, он смотрел на дом, но, заметив меня, надвинул на глаза фетровую шляпу и исчез. Я была озадачена и встревожена. Человек больше не появлялся.

Следующий день не принес с собой ничего необычного. Джульетта появилась после завтрака в спортивном костюме и легком пальто и спросила, не хочу ли я прогуляться вместе с нею вокруг пруда? Что бы там ни случилось, она уже взяла себя в руки и заметно утратила тот насмешливо-презрительный запал, который так усердно демонстрировала по приезде. Когда мы отошли на приличное расстояние и из дома нас уже нельзя было услышать, она спросила, есть ли какие-нибудь известия от Артура.

— Да, — ответила я. — Он звонил вчера, когда тебя не было дома. Все так, как я тебе и говорила. Он не сможет это устроить, Джульетта.

Она промолчала. Мы спускались вниз по тропинке. Чу-Чу бежала впереди, и я вдруг обратила внимание, что Джульетта сильно побледнела— это было заметно, несмотря на щедрый слой румян, покрывавший, ее лицо.

— Послушай, Джульетта, — заговорила я. — Если у тебя неприятности, почему бы не рассказать о них мне? Мы не можем помочь тебе деньгами, но в конце концов Артур ведь адвокат. Возможно, он смог бы что-то; сделать для тебя. Ведь никто не хочет, чтобы ты страдала.

— С чего бы это? — отозвалась она. — Вы оба меня ненавидите. Наверное, тому есть множество причин, но факт остается фактом.

— Ты слишком дорого нам обошлась— и я говорю не только о деньгах. Тем не менее, причин для ненависти у нас нет. Если я могу помочь…

— Чем помочь?

Я стала порядком уставать от этого бессмысленного словесного поединка, а посему остановилась посередине тропинки и повернулась к ней.

— Довольно, — сказала я. — Сколько можно ходить вокруг да около! В чем дело? Что у тебя стряслось? Ты собралась снова замуж и деньги тебе понадобились для этого? Или же ты действительно влипла в какую-то историю? Шантаж? Угрозы?

— Не знаю, — как-то вяло отозвалась она. — В том-то и состоит весь ужас, Марша. Я не знаю…

Некоторое время она стояла молча, бесцельно швыряя камушки в пруд и наблюдая, как разбегаются по воде круги.

— Вот и в жизни так же, — философски произнесла она. — Совсем маленький камушек— а посмотри, какое смятение он вызывает. Эта проклятые круги все разбегаются и разбегаются.

Резко повернувшись, Джульетта направилась обратно к дому.

Я не знаю, почему она не уехала после этого. Теперь нам известно, что накануне она получила предупреждение. Возможно, она убедила себя, что это ничего не значило. Возможна также, она все еще надеялась, что Артур поможет ей, или же была уверена, что сумеет себя защитить. К тому же ей было свойственно некоторое безрассудство. Она пережила слишком много жизненных бурь, чтобы бояться этой.

Теперь мне кажется, что просто она жила, сообразуясь со своими собственными жизненными принципами, казавшимися ей вполне естественными. Вероятно, все мы строили свою жизнь, основываясь на общепринятых нормах, — даже те из нас, кто позднее так или иначе оказались втянутыми в эту историю. Среди нас не было людей с преступными наклонностями. Отчаяние, безрассудство—этого хватало с избытком, но они были не беспричинны, пусть даже постичь эти причины оказалось непросто. Произошло убийство, неразумное, иррациональное, как все убийства, но здесь не были замешаны никакие мистические яды или необычное оружие; не было также никаких вводящих в заблуждение улик. Убийство это было неизбежным, оно явилось неминуемым результатом последовательной цепи событий.

Итак, Джульетта осталась у нас— осталась ждать своей гибели.

Два или три дня спустя Мэри-Лу вместе с Джуниором приехала в Мидлбанк, и я отправилась их навестить.

Мэри-Лу занималась распаковыванием чемоданов, но вид у нее был разгоряченный и возмущенный.

— Нет, ты только подумай, Марша! — воскликнула она. — Из-за этой женщины я вынуждена торчать здесь! Как она только посмела!

— Просто ты ее не знаешь, иначе понимала бы, что она смеет делать все, что ей заблагорассудится.

— А ты с этим преспокойно миришься!

— А что мне оставалось делать? — полюбопытствовала я, снимая перчатки. — Здесь вполне уютно, Мэри-Лу. Поживешь тут недельку-другую, ничего страшного. А где Джуниор?

— На пляже, вместе с няней.

В конце концов я силой усадила ее и заставила взять сигарету, но она все равно очень напоминала рассерженного ребенка. Вообще-то мы с ней почти ровесницы, но она так и не повзрослела.

— Не доверяю я ей, Марша, — призналась она. — А Артур просто в ужасном состоянии. Мне так не хотелось оставлять его. Она ведь всегда жаждала вернуть его, — ни с того ни с сего добавила она.

— Чушь. Он ей до смерти надоел.

— Я в этом не уверена, держу пари, что ему-то она не надоела.

— Только не говори мне, что ревнуешь к ней, — беспечно заметила я. — Не стоит присоединяться к этой армии, Мэри-Лу.

— К какой еще армии? — подозрительно спросила она.

— К армии жен, которые ее боятся.

Однако это не вызвало у нее улыбки.

— Как бы мне хотелось, чтобы с ней что-нибудь случилось, — вдруг мрачно произнесла она. — Наверно, это звучит ужасно, но это так. Кому от нее польза? Она чистейшая паразитка. Берет все, что может, и ничего не дает взамен; а уж эти абсурдные алименты…

К счастью, в этот момент вернулись няня с Джуниором, и мы принялись забавляться с игрушечной пушкой, пока мне не пришло время уезжать.

— А у меня была корь, — гордо заявил малыш. — И я был весь в пятнах.

Повидавшись с ними, я несколько успокоилась. Коттедж в самом деле был довольно милый, и у Мэри-Лу имелась машина для разъездов. Мы договорились, что как только Джульетта уедет, они тотчас переберутся в Сансет, а пока что Артур займется приведением в порядок своей небольшой шлюпки и позднее, возможно, спустит ее на воду.

Домой я приехала слегка приободренная. Море безмятежно синело, и, проезжая по мосту на остров, я заметила в воде голову одного из моих знакомых дельфинов, улыбавшегося мне. Дома, мимо которых я проезжала, выглядели чистенькими, свежепобеленными, они утопали в цветах, а аромат сосен казался таким приятным и родным. Я решила срезать путь и поехала напрямик через холмы: глянув вниз, увидела Гагарье озеро, казавшееся таким маленьким и изысканным в окружении зелени.

Какой-то высокий парень, стоя прямо на дороге, рисовал это озеро с утопающим в нем красным диском заходящего солнца, и я остановила машину, чтобы взглянуть на это. Парень был в серых джинсах и изрядно потрепанном свитере. Он приветливо улыбнулся мне и поинтересовался, удалось ли ему, на мой взгляд, передать сходство.

— Мне нравится, — призналась я. — Вы не против, если я постою рядом и понаблюдаю?

— Ничуть. Откровенно говоря, от собственного общества меня уже тошнит.

Каким безмятежным все это представляется мне сейчас, когда я пишу эти строки! Гагарье озеро внизу перед нами, художник в фетровой шляпе, скрывающей его глаза, испещряет холст широкими энергичными мазками, и мы еще не подозреваем, в какую трагедию окажемся оба вовлечены.

Я присела на подножку автомобиля и, расслабившись, всецело отдалась во власть вечернего умиротворения. Немного погодя парень отложил в сторону кисть и, достав из кармана пачку сигарет, предложил одну мне, а другую взял сам. Когда он закуривал, я увидела, что художник отнюдь не парень, ему было, должно быть, уже за тридцать. Однако он был бесспорно привлекателен, и мое общество его явно забавляло.

— Полагаю, вы из этих… из дачников? — заметил он, внимательно меня разглядывая. — Весну и осень проводите в Нью-Йорке, летом скучаете тут, а на зиму перебираетесь на Палм-Бич. Угадал?

Почему-то я разозлилась.

— Уже нет, — отрывисто бросила я.

— Вот те на! Только не говорите мне, что депрессия поразила и этот островок. Ведь тогда моему бизнесу придется худо, а?

— Откуда мне знать? А что у вас за бизнес? — полюбопытствовала я.

Похоже, я здорово его задела— вид у него вдруг сделался обиженный.

— Ну вот! — воскликнул он. — А с какой стати, думаете, я часами просиживаю на этой мерзкой табуретке и малюю эти поганые акварели? Потому что нахожу в этом удовольствие?

— Вообще-то я именно так и подумала, — кротко ответила я.

Он улыбнулся.

— Извините. Видите ли, человеческое существо нуждается в пище. Хотя это не совсем так, — поспешно добавил он. — Мне это доставляет удовольствие, к тому же большинство людей совсем не разбираются в живописи. Лично я не разбираюсь, — признался он в порыве откровения.

Человек этот заинтересовал меня. Он был даже крупнее, чем показался мне вначале, — широкоплечий, с длинными мускулистыми кистями рук. Но почему-то я подумала, что он, вероятно, болен. Лицо его, когда он сдернул с головы шляпу, оказалось довольно бледным, свитер просто болтался мешком. Но держался он бодро, даже весело. Выяснилось, что он остановился в кемпинге на Сосновой горке, неподалеку отсюда, и живет— что меня здорово удивило— в фургоне.

— Никогда не пробовали? — поинтересовался он. — Это довольно забавно, если приспособиться, и тут есть свои преимущества. Ни тебе налогов, ни постоянного местожительства и никаких соседей, цыплята которых забредают к вам в сад. И навалом демократии, только вам это, возможно, не понравилось бы. А в целом, знаете ли, весьма недурно.

В конце концов я узнала, что он действительно не совсем здоров и ему рекомендовали свежий воздух. Вот он и путешествует, а заодно и рисует.

— Весьма дрянные картинки, но я и не говорю, что они хороши.

Набравшись смелости, я спросила, нельзя ли мне купить у него картину с Гагарьим озером, когда он ее закончит?

— Мне она действительно нравится, — сказала я. — Это совсем не…

— Не благотворительность, — закончил он за меня, улыбаясь. — Что ж, вообще-то я и сам на это надеялся. Она, конечно, неважная, но это лучшее из того, что я до сих пор создал. И мне бы хотелось, чтобы она осталась у вас. Если вы назовете мне свое имя…

Что я и сделала, и мне показалось, что он бросил на меня быстрый взгляд. Однако записал все с самым невозмутимым видом.

— Постойте, — проговорил он. — Кажется, мне знаком ваш дом. Такой большой, выстроен на дамбе, не так ли?

— Ну да.

— И вы живете там совсем одна?

— Вообще-то да. Но сейчас у меня гостья.

Он снова метнул на меня быстрый взгляд, но ничего не сказал. Немного погодя— признаться, с некоторой неохотой— я стала собираться домой.

Художник помог мне усесться в машину, и у меня вдруг возникло странное чувство, будто он хочет что-то сказать. Однако он промолчал, и я отъехала, оставив его стоящим с непокрытой головой под ярким солнцем; вид у него был какой-то нерешительный.

И лишь некоторое время спустя я вдруг вспомнила, что так и не спросила, как его зовут.

Домой я ехала в возбужденном состоянии. Никогда прежде окрестные холмы не казались мне такими зелеными, а дачные домики— такими белоснежными и радующими глаз. Собственно говоря, я настолько погрузилась в свои мысли, что проехала с полмили мимо Сансета, прежде чем осознала это, так что пришлось возвращаться назад. Перед глазами у меня все стоял

мой незнакомец-художник с его обаятельной улыбкой, и еще я вспомнила, что когда он снял шляпу, я едва поборола идиотский порыв— пригладить его взъерошенные на затылке вихры!

В ту ночь он даже приснился мне. Но во сне он не улыбался. Лицо его выглядело жестким и напряженным, и я вдруг с некоторым беспокойством осознала, что оно может быть таким.

В одном этот случайный эпизод оказался полезным— благодаря ему мне в тот день было легче переносить присутствие Джульетты. А вообще-то к тому времени уживаться с ней стало нелегко. Она пробыла у меня уже шесть дней, и от той нагловатой невозмутимости, которую она демонстрировала по приезде, не осталось и следа. Теперь она вечно пребывала в раздраженном и обеспокоенном состоянии. И еще я заметила, что она избегает появляться в городке. Когда она ездила верхом, то отправлялась в горы, а свои редкие пешие прогулки совершала в противоположном направлении— в сторону гольф-клуба.

— Тебе ведь известно, что я останусь здесь до тех пор, пока вы что-нибудь не придумаете, — злобно напомнила она.

— Дело твое, — отозвалась я. — Ты моя гостья, и я не могу взять и просто выставить тебя вон.

— Боже мой, какое гостеприимство— вдобавок ко всем прочим твоим добродетелям! — съязвила Джульетта и удалилась.