Онлайн чтение книги Предпоследняя правда The Penultimate Truth
Глава 23

Внимательно разглядывая снимок сквозь вставленную в правый глаз лупу, Сенцио наконец произнес:

— Двое мужчин. Десяток жестянок. Пробираются среди развалин Шайенна в направлении недостроенной виллы Лантано. Хотите крупный план?

— Да, — неожиданно отозвался Вебстер Фоут. Пожалуй, имело смысл дать команду спутнику корпорации ненадолго перейти на более низкую орбиту, чтобы получить изображение почетче.

Свет в комнате медленно погас. На экране возник участок снимка, укрупненный в тысячу двести раз. Заработал проектор, и двенадцать фигур пришли в движение.

— Это тот же самый человек, — заметил Сенцио, — которого мы видели вместе с двумя уничтоженными жестянками. Но тут с ним не Лантано. Лантано — молодой человек лет примерно двадцати. А этот человек на экране явно средних лет. Сейчас я принесу вам его досье. — С этими словами он исчез. Оставшийся в одиночестве Вебстер Фоут продолжал наблюдать за разворачивающимися на экране событиями: двенадцать пробирающихся через развалины фигур, экс-«термит», явно выбивающийся из сил, его спутник — явно Дэвид Лантано. И все же — как верно заметил Сенцио — человек на экране был явно средних лет. Странно, сказал себе Вебстер Фоут. Должно быть, это следствие воздействия радиации. Она убивает его, и в данном случае скорая гибель приняла такую странную форму: преждевременное старение. Да, лучше бы Лантано, пока не поздно, убираться оттуда подобру-поздорову.

— Вот, смотрите! — сказал Сенцио, вернувшийся с личным делом Лантано. Он включил свет и остановил проектор. — Родился в 2002 году; следовательно, ему сейчас двадцать три. Тогда непонятно, как человек на экране… — Он снова выключил свет. — Нет, определенно, это не Дэвид Лантано.

— Возможно, его отец?

— Судя по личному делу, его отец умер еще до войны. — Сенцио при свете настольной лампы внимательно изучал сведения о янсмене Дэвиде Лантано, которые удалось собрать корпорации. — Как ни странно, Лантано — бывший «термит». В один прекрасный день ему невесть как удалось выбраться на поверхность из-под развалин Сан-Франциско, после чего он попросил убежища в одном из жилкомпов Рансибла. После чего его, как и положено, сначала отправили в Берлинский военно-психиатрический институт. Миссис Морген нашла, что он необыкновенно даровит, и порекомендовала взять его в Агентство на испытательный срок. Начал карьеру с составления речей и занимается этим по сей день. Причем особо отмечается, что речи у него выходят просто блестящие.

— На экране — он, — перебил помощника Вебстер Фоут. — Просто его убивает радиация. Следовательно, по собственной жадности и желанию во что бы то ни стало заполучить поместье, он вскоре расстанется с жизнью, Агентство лишится блестящего спичрайтера, а сам он — жизни.

— А ведь у него жена и двое детей, из чего вытекает, что он не стерилен. Следовательно, из-под руин Сан-Франциско он выбрался не один, а со всей своей маленькой семьей. Очень трогательно!

— Скорее всего, они погибнут вместе с ним. Причем еще до конца нынешнего года. Включи-ка проектор, мой мальчик.

Сенцио послушно снова запустил проектор. Измученный «термит» по-прежнему тащился позади. На какие-то несколько мгновений он и Лантано скрылись из виду в развалинах полуразрушенного огромного здания; потом снова появились. Теперь вереница жестянок тянулась за ними.

И тут Вебстер Фоут подался вперед и воскликнул:

— Боже мой! Скорее, стоп-кадр!

Сенцио снова остановил проектор; фигуры замерли на месте.

— А ты не мог бы увеличить только одного Лантано? — спросил Фоут.

Опытными движениями Сенцио пробежался пальцами по клавиатуре, подстраивая увеличение и резкость. Фигура на экране, движущаяся первой, — фигура темнокожего человека — стала увеличиваться, пока не заняла весь экран. Теперь стало окончательно ясно, что это молодой, энергичный человек.

Сенцио и Вебстер Фоут пялились на нее в недоуменном, растерянном молчании.

— Что ж, мальчик мой, — через некоторое время сказал Фоут. — Похоже, это полностью опровергает мою теорию радиационного облучения.

— Так он должен выглядеть сейчас. Так он и выглядит. Это соответствует его биологическому возрасту.

Фоут заметил:

— В хранилище новейших видов военных разработок нью-йоркского Агентства имеется устройство, называемое машиной времени, с которой экспериментировали с целью отправить некие объекты в прошлое. Доступ к этому устройству имеет только Броуз. Но увиденное нами сейчас свидетельствует о том, что Лантано также, возможно, получил доступ либо к самому этому устройству, либо к его копии, созданной специалистами Агентства. Думаю, если это возможно, нам не помешает установить постоянное видеослежение за этим самым мистером Лантано. Кстати, а может, удастся оснастить видеокамерой одну из жестянок из свиты Лантано? Понимаю, это рискованно, но, с другой стороны, если он ее и обнаружит, то останется только жестянка с выдернутой видеокамерой. Никто не сможет ничего доказать. А ведь нам всего-то и нужна какая-нибудь дюжина фотоснимков. Буквально горстка… и все.

Пленка тем временем дошла до конца, проектор теперь просто жужжал, а изображение на экране застыло. Сенцио снова включил свет. Мужчины встрепенулись, потянулись, раздумывая об увиденном.

— А какие именно дополнительные снимки вам могли бы понадобиться? — поинтересовался Сенцио.

— Его фотографии в том возрасте, в который он приходит в результате темпоральных колебаний, — ответил Фоут.

— Скорее всего, мы их видели. Уже.

— А может, и нет. Кстати, а знаешь? — неожиданно спросил Фоут, которого вновь осенило его предвидение; он и так-то был не в состоянии с ним бороться, а сейчас оно просто обрушилось на него с невиданной доселе силой. — Этот человек не белый; он то ли негр, то ли индеец, то ли еще кто-то в этом роде.

— Но ведь в мире больше не осталось индейцев, — возразил Сенцио. — Вспомните статью, которая появилась накануне войны. Почти все они стали участниками программы переселения малых народностей на Марс и все до единого погибли в первый же год войны — пока военные действия велись лишь на поверхности Марса. А уж те, что остались на Земле…

— Во всяком случае, этот все еще здесь, — перебил его Фоут. — И точка. Нам ни к чему двадцать индейцев, нам нужен всего-навсего один… которого не заметили.

Один из техников осторожно постучал в дверь.

— Мистер Фоут, позвольте доложить. Есть сообщение по поводу того переносного телевизора. Который вы велели разобрать до винтика.

Фоут ответил:

— То есть вы вскрыли его, и оказалось, что это всего-навсего стандартная модель довоенного цветного телевизора с…

— Нет, сэр, мы не можем его вскрыть.

— И даже рексероидные сверла не смогли помочь?

Рексероид, минерал, добываемый на Юпитере, в принципе справлялся с любым другим материалом. Поэтому Фоут всегда держал в одной из своих лондонских лабораторий по меньшей мере одно рексероидное сверло. Как раз на подобный случай.

— В том-то и дело, сэр. Все дело в самом рексероиде. Сверло углубляется на четверть дюйма… а потом… потом материал телевизора попросту съедает кончик сверла, и дальше оно ни на что не годится. Короче говоря, мы лишились одного рексероидного сверла. Мы заказали еще несколько, но их пришлют аж с самой Луны — только там остались доступные запасы. Ни у кого из янсменов их нет, даже у самого Эйзенблата в Москве. А если и есть, то они не желают в этом признаваться. Сами же знаете, как ревностно относятся янсмены к своим запасам. Да они просто боятся, что если одолжат его вам, то…

— Ладно, — отозвался Фоут. — Не надо лирики. — Продолжайте попытки. И учтите — я своими глазами видел эту штуку. Это никакой не сплав, это пластик.

— Значит, это пластик, с которым нам еще никогда не доводилось встречаться.

— Это одно из самых совершенных видов вооружения, — сказал Фоут. — Причем, несомненно, из секретных хранилищ Агентства. Хотя, похоже, кто-то его уже откопал. В любом случае это устройство было создано в самом конце войны и никогда прежде не использовалось. Послушайте, неужели вы хотите сказать, что не заметили, что эта штучка — немецкого производства? Это же явно «Гештальтмахер», и к гадалке ходить не надо. — Он постучал себя пальцем по лбу. — По крайней мере, так мне подсказывает моя лишняя шишка на лобной доле мозга. Хотя все это совершенно бездоказательно. Но сначала вскройте ее, а потом убедитесь в моей правоте. Сами увидите все кровеносные сосуды, волоски, мозговые волны, следы, отпечатки пальцев.

«И, кроме того, — вспомнил он, — еще и след от укола гомеостатичной и гомотропной иглы с цианистым калием. А также — самое главное…»

— Вы наверняка пытались подвергнуть ее нагреву? — спросил он.

— Да, но не слишком сильному. Нагревали до двухсот сорока градусов. Просто боялись, что если…

— Нагревайте до трехсот пятидесяти. И в случае каких-либо непредвиденных реакций немедленно сообщайте мне.

— Есть, сэр! — С этими словами техник удалился.

Фоут сказал Сенцио:

— Им ни за что его не вскрыть. Это никакой не рексероид, это термопластик. Но только не обычный термопластик, а очень умный немецкий, который размягчается, стоит температуре понизиться на долю градуса. В противном случае он даже крепче рексероида. Ему требуется совершенно определенная температура; внутри обычно помещается нагревательный контур, который, в случае необходимости изменить внешний вид изделия, начинает нагреваться. Если, конечно, процесс затягивается.

— А если его перегреть, — заметил Сенцио, — то внутри не останется ничего, кроме пепла.

Эго было справедливо. Немцы подумали даже об этом: машина была устроена так, что, будучи подвержена необычным нагрузкам — таким, как нагрев, сверление, попытки проникнуть внутрь любым способом, — включала систему самоуничтожения. Причем механизм даже не взрывался — он просто выгорал изнутри. Так, чтобы попытки проникнуть внутрь продолжались бы — проникнуть в корпус, где практически ничего уже не оставалось.

Да, подумал Фоут, эти последние военные машины были просто чертовски умны. Особенно для нас, простых смертных. Страшно даже представить, какие еще средства уничтожения разработали бы ученые головы, продлись война еще год. Если бы не были уничтожены автофабы, все расположенные на поверхности научные центры и лаборатории… вроде того одного-единственного центра, где производили артифорги.

Включился интерком, и мисс Грей сказала:

— С вами хотел бы переговорить янсмен Дэвид Лантано. Соединить вас с ним?

Фоут бросил взгляд на Сенцио.

— Наверняка видел, как спутник спускается пониже, и понял, что мы дополнительно снимали его. Наверняка будет спрашивать, с какой целью. — Он начал поспешно прикидывать, какую бы можно было назвать причину. Может, бывший «термит»? Неплохо, повод достаточно веский, поскольку по закону Лантано обязан был передавать берлинским психиатрам любого «термита», который выходил на поверхность на территории его домена. После этого он сказал в интерком — Давайте Лантано, мисс Грей.

На большом экране видфона появилось лицо Дэвида Лантано, и Вебстер Фоут с удивлением понял, что сейчас человек пребывает в моложавой фазе своих возрастных осцилляций. Во всяком случае, сейчас перед ним был человек, внешностью вполне соответствующий своим двадцати трем годам.

— К сожалению, раньше не имел удовольствия познакомиться с вами лично, — вежливо начал Фоут (подобная вежливость вообще была свойственна почти всем янсменам). — Однако доводилось видеть составленные вами речи. Они великолепны.

Лантано сказал:

— Нам нужен артифорг. Поджелудочная железа.

— Господи боже мой!

— Вы могли бы найти одну. Постарайтесь. Мы щедро заплатим.

— Но их попросту нет! — воскликнул Фоут, а про себя подумал: «Интересно, зачем? Кому она так срочно потребовалась? Может, тебе самому? Или, может, за ней выбрался на поверхность твой приятель-«термит»? Да, скорее последнее, и ты пытаешься оказать ему услугу — во всяком случае, делаешь вид, будто пытаешься».

— Полностью исключено, мистер Лантано, — продолжил он. И тут ему в голову пришла еще одна мысль. — Позвольте мне посетить вашу виллу, — продолжал он, — пусть даже и совсем ненадолго. У меня имеются кое-какие карты, оперативные карты времен войны, на которых обозначены районы, которые впоследствии никто как следует не изучал, но в которых потенциально могут находиться склады с артифоргами. В основном это госпитали ВВС в отдаленных уголках страны — на Аляске, в Северной Канаде. В принципе эта цепочка может тянуться и до Восточного побережья. Так что мы могли бы обсудить все это с тазу на глаз…

— Отлично, — согласился Лантано. — Вас устроит сегодня в девять вечера у меня на вилле? Девять по моему часовому поясу. У вас это будет…

— Поверьте, сэр, время считать я умею, — ответил Фоут. — Значит, договорились. И уверен, что при ваших выдающихся способностях вы сможете с толком воспользоваться этими картами. А потом отправить в выбранные места собственных жестянок, или моя корпорация может…

— Ладно, итак, в девять по моему времени, — повторил Лантано и отключился.

— Зачем? — через несколько мгновений спросил Сенцио.

Фоут ответил:

— Конечно же, чтобы установить видеокамеру.

— А, ну да, разумеется! — покраснел Сенцио.

— Давай-ка еще раз прокрутим ту ленту, — задумчиво ска-зал Фоут. — Ту, где Лантано в среднем возрасте. И останови на том моменте, где он выглядит старше всего. Я только сейчас, во время разговора с ним, заметил в его внешности одну вещь…

Снова заряжая проектор, увеличительное оборудование, Сенцио спросил:

— И что же это?

— Мне показалось, — сказал Фоут, — будто Лантано, начиная стареть, становится очень на кого-то похожим. Не могу вспомнить, на кого именно, но на кого-то хорошо мне знакомого. — И, глядя на молодого Лантано на экране видфона, он снова испытал это же чувство, своего рода «дежа вю».

Мгновение спустя в затемненной комнате он смотрел на изображение Лантано в среднем возрасте, но только снятого сверху. Угол съемки был неудачным и всегда будет неудачным, поскольку камеры на спутнике всегда были ориентированы сверху вниз. Но в данном случае — и это было заметно, — когда спутник пролетал у них над головами, и Лантано, и экс-«термит» подняли головы и взглянули вверх.

— А я знаю, кто это, — неожиданно нарушил тишину Сенцио, — Тэлбот Янси.

— Да, только кожа у него темная, — возразил Фоут, — У того, кто на снимке.

— Но ведь существуют разные отбеливатели, всякие там военные, кожные…

— Нет, Янси значительно старше. Если бы у нас оказался снимок Лантано лет, скажем, в шестьдесят пять, а не в пятьдесят, то можно было бы сказать что-нибудь более определенное. «А когда я окажусь на его вилле, — уверенно подумал Фоут, — мы установим оборудование, которое позволит нам такой снимок сделать. И произойдет это сегодня же вечером, всего через несколько часов…»

Кто же он такой, этот Лантано? — спросил он себя. Но ответа не было. По крайней мере, пока.

Но за долгие годы он научился быть терпеливым. Ведь он был профессионалом; на недостроенной вилле Лантано он установит камеру, которая рано или поздно позволит ему узнать побольше, и наконец, в один прекрасный день — хотелось бы надеяться, что это случится не слишком поздно, — появится один ключевой неизвестный факт, все известные факты наконец увяжутся в единое целое: смерть Дэвидсон, Хига и Линдблома, уничтожение двух жестянок, странное старение-омоложение Лантано и еще тот странный факт, что с возрастом он все больше и больше начинает напоминать куклу из металла и пластика, привинченную к деревянному столу там, в Агентстве в Нью-Йорке… о, подумал Фоут, а ведь это тогда объяснит ту странную часть ленты, на которой был заснят источник разрушительного луча, прикончившего жестянок. Это был некто, как нам показалось, напоминающий Тэлбота Янси.

Это был Дэвид Лантано в самом своем пожилом возрасте; это мы тоже понимаем.

Итак, ключевой факт найден.

«Да, Броуз, — подумал он, — ты совершил колоссальный промах. Ты потерял монополию на содержимое военных архивов и хранилищ оружия. Кто-то заполучил в свое распоряжение машину времени и теперь использует ее, чтобы уничтожить тебя. Но как ему удалось ее заполучить? Впрочем, это особого значения не имеет. Важно то, что она у него есть. В этом все дело».

— Готлиб Фишер, — заметил он вслух. — Идея Янси исходила от него; таким образом, истоки кризиса фактически лежат в прошлом. А тот, кто располагает возможностью путешествовать во времени, обладает и доступом к прошлому, вдруг сообразил он. Значит, существует нечто общее, какая-то связь между Дэвидом Лантано, кем бы он ни был, и Готлибом Фишером, году в 1982-м или 84-м — во всяком случае, незадолго до гибели Фишера, но никак не после нее… Возможно, незадолго до того, как Фишер начал работать над своим «принципом Янси», — его вариации на тему «принципа фюрера», его новое решение проблемы того, кто будет вести за собой людей в дальнейшем, поскольку если люди слишком слепы, чтобы управлять собой самостоятельно, как можно доверить им управлять другими людьми? Как знает любой немец, ответом стал «фюрер», а ведь Готлиб Фишер и сам был немцем. Затем, как всем нам отлично известно, Броуз украл идею у Фишера и воплотил ее в реальность; две куклы — одна в Москве, другая — в Нью-Йорке, — закрепленные за дубовыми письменными столами, программируемые компьютером, который в свою очередь питается речами, написанными хорошо обученными представителями элиты… Все это можно совершенно законно поставить в заслугу Стэнтону Броузу, но вот что нам в голову никогда не приходило, так это то, что сам Готлиб Фишер где-то украл идею, оригинальную изначальную идею, украл ее у кого-то.

Где-то в районе 1982 года немецкий режиссер воочию видел Тэлбота Янси. И мысль о новом фюрере вовсе не родилась благодаря его прозорливости, художественной гениальности, а явилась результатом самой обычной встречи. А с кем мог в основном встречаться Готлиб Фишер в 1982-м? С актерами. С сотнями актеров, которых отбирали для съемок двух его эпохальных документальных фальшивок, — причем особенно ценились актеры, обладавшие портретным сходством с крупнейшими политическими деятелями, мировыми лидерами, и способные сыграть их. Иными словами, актеры, обладавшие собственной харизмой, этим поистине волшебным свойством характера.

Он медленно и задумчиво сказал Сенцио, потирая нижнюю губу:

— Знаешь, я думаю, что если как следует прочесать версии «А» и «Б» — эти творения гения фальшивки Готлиба Фишера, в одной из сфальсифицированных сцен мы рано или поздно наткнемся на Тэлбота Янси. Загримированного под кого-то из персонажей…

«Возможно, под Сталина, — решил он. — Или под Рузвельта. Впрочем, это мог быть кто угодно. Чего не было в этих двух документальных фильмах, так это перечней фамилий исполнителей: кто кого из лидеров играл. Этот перечень нам просто необходим, но его не существует и не существовало никогда. Его тщательнейшим образом не составляли».

Сенцио заметил:

— Кстати, ведь у нас есть собственные копии фильмов.

— Вот и отлично. Займись ими и отбери все инсценировки. Отдели их от подлинной хроники…

Сенцио истерически расхохотался.

— Боже милостивый, спаси нас! — Он закрыл глаза и потряс головой. — Да разве такое под силу одному человеку?

Да, довод резонный, подумал Фоут.

— Ладно, — наконец решил он. — Тогда просто начни просматривать их. И смотри до тех пор, пока на экране не мелькнет Протектор. Это будет один из великих харизматических лидеров, например, кто-то из «Большой тройки». Он точно не будет Муссолини или Чемберленом, так что их можешь пропустить.

«Господи, — вдруг пришло ему в голову, — а вдруг это окажется Гитлер, который прилетает на „Боинге-707“ в Вашингтон для секретных переговоров с Рузвельтом? Неужели именно такое сегодня правит миллионами „термитов“ — актер, который показался Готлибу Фишеру особенно подходящим на роль Адольфа Гитлера?»

Впрочем, это могла быть и роль второго плана Например, какого-нибудь генерала. А то и простого пехотинца в своем окопчике.

— Это займет у меня несколько недель. А разве они у нас есть? Если людей продолжают убивать…

— Джозеф Адамс в безопасности, — сказал Фоут. — А Броуз… Плохо, если его прикончат, это будет значить, что его тайный враг станет более могущественным. — Его тайный враг, который совершенно явно и очевидно был Дэвидом Лантано. Но это возвращало к первоначальному вопросу: кто или что такое этот самый Дэвид Лантано?

Как бы то ни было, частичный ответ у него уже был — по крайней мер, пока. Конечно, все следовало тщательно проверить. Дэвид Лантано в период максимального старения был нанят — или, во всяком случае, прошел собеседование с Готлибом Фишером — на роль в одной из двух его документальных фальшивок 1982 года. Вот такая у Фоута сложилась гипотеза. А теперь ее нужно было проверить.

Следующий этап обещал быть очень трудным — этап, следующий за положительной идентификацией Янси, то есть Дэвида Лантано, в одной или обеих версиях фильма 1982 года.

Следующим этапом, и это вполне соответствовало талантам Вебстера Фоута, будет тихое и незаметное проникновение с помощью специализированного оборудования на недостроенную виллу Дэвида Лантано в то время, когда тот будет в Агентстве в Нью-Йорке. И хотя бы ненадолго завладеть машиной времени, которой пользовался Лантано.

Фоут знал — это будет нелегко. Но для выполнения подобной работы у нас есть все необходимые приборы и оборудование. Мы занимаемся этим с 2014 года. Причем на сей раз это будет работа не для какого-то там клиента, а для нас самих.

Поскольку, вдруг осознал он, в данном случае на карту поставлены наши собственные жизни, доказательство тому уже есть, это колоссальный банк, который кто-то готов сорвать, не останавливаясь ни перед чем.

— А потом мы обратимся в Прим-Совет с иском против Броуза.

— На каком основании?

— А на том основании, — негромко пояснил Фоут, — что единственным законно выбранным мировым лидером, как известно любому «термиту», является Протектор — Тэлбот Янси, что на протяжении пятнадцати долгих лет подряд подтверждало и правительство Эстес-Парка. И такой человек существует на самом деле. Следовательно — Броуз не обладает никакой законной властью. Поскольку законная власть, подумал он, целиком и полностью принадлежит Янси, и это полностью признают как в Нар-Деме, так и в Зап-Деме.

И, кажется, Янси пытается добиться реального признания этой власти, решил Фоут. Наконец-то.