Онлайн чтение книги Высокий пульс High Pulse
Глава 2

Школа, в которую я перевелся, была школой для мальчиков.

В отличие от средней школы, в старшей не было системы совместного обучения, потому что в свой восемнадцатый день рождения парни были определены как альфы, а девушки как омеги. Ранее, когда разделение школ отсутствовало, и оба пола находились в одном пространстве, происходили несчастные случаи. Потому что альфы и омеги, которые только что узнали о своих сущностях, ещё не разобрались с контролем феромонов.

Я должен быть внимателен.

Очень редко случалось, что парень был определен как омега, а девушка – как альфа, тогда происходил перевод в другую школу. В частности, посещение омегой мужской средней школы, заполненной альфами, могло привести к совершению ими ряда преступлений, поэтому перевод был обязательным.

В Корее предугадывание отличной от нормы сущности было плохо развито, поскольку было очень мало случаев выявления противоположной черты.

По сравнению с парнями моего возраста, у меня была более светлая кожа и я был симпатичным, поэтому меня часто путали с омегой и дразнили. Моё слабое тело тоже сыграло определённую роль в насмешках.

Классный руководитель, кажется, был обеспокоен этим, потому и вызвал меня в учительскую под предлогом того, что хочет отпустить пораньше.

– Ты провел пару часов в классе, всё хорошо? Твои одноклассники заботятся о тебе? Наш класс спокойный по сравнению с другими, но ты это уже понял.

–... Да.

– Сын-и хорошо к тебе относится? Он очень хороший парень, но у него есть некая особенность, из-за которой ему трудно общаться с одноклассниками. Надеюсь, что вы подружитесь и сможете положиться друг на друга. Он не станет обращать внимание на твой слабый иммунитет и выносливость.

– Да.

Каким бы добрым он ни казался, быть учителем трудно. Разговоры о моем больном сердце сделали его грустным. Из-за своей низкой самооценки я даже не смог его подбодрить.

Я сидел с опущенной головой, как человек, которого отчитывают, и вдруг учитель пятого класса, который был рядом со мной, подошёл и сжал моё бедро.

– Такой милый мальчик.

Я вздрогнул и попытался убрать руку, на что учитель средних лет громко рассмеялся, как будто моя реакция была забавной.

– Что ты делаешь? Я же не собираюсь тебя съесть. В любом случае, я ничего не сделаю. О, староста, ты уже здесь? Ты только что пришёл?

Я проглотил слюну и обернулся в ту сторону, куда смотрел учитель, что резко поменял тему. Прямо за ним стоял Ким Джин Хён. Наши глаза встретились на мгновение, но я тут же отвёл взгляд. Вблизи цвет волос Ким Джин Хёна был ярче, как будто он их покрасил.

Ким Джин Хён кивнул и спросил учителя:

– Вы звали меня?

– Эм, да. Подойди сюда, возьми этот материал и поделись им с классом. Это бланки заявлений для занятий после уроков... Иди сюда.

Ким Джин Хён не пошевелился даже когда он сказал подойти к нему снова.

– Здесь слишком тесно. Учитель, не могли бы вы отодвинуть стул, чтобы я смог подойти? Я просто постою здесь. Передайте мне заявления, пожалуйста.

Затем он встал между мной и учителем пятого класса.

Дело было не только в том, что он был упрям, он выглядел как "хулиган" с резким голосом и неопрятным видом. Я посмотрел на слабо завязанный галстук Ким Джин Хёна и поправил свой галстук, который и без того был аккуратен.

– Парень, – сказал учитель пятого класса и начал объяснять раздаточный материал.

Я понял, что у него не натуральные каштановые волосы, но учитель этого не видит? Или делает вид, что не видит?

Мой классный руководитель, который на мгновение отвлёкся, тоже повернул стул и велел мне подойти к нему. Прежде чем я это осознал, дистанция с учителем пятого класса составляла более двух шагов.

– В любом случае, операции на сердце в наши дни проходят без трудностей, но 17 лет назад медицина была гораздо хуже… Так что если что-то случится, немедленно сообщи об этом медсестре. Ты знаешь, где находится медпункт?

Запах, слабо доносившийся ранее, внезапно приблизился. Это был аромат мыла. Мыльный запах и Ким Джин Хён... Ах, я вспомнил.

– Да, я помню.

У классного руководителя перехватило дыхание от моего холодного ответа.

***

Это не было каким-то особым воспоминанием.

Кажется, мне было около восьми лет. В то время моя боязнь больниц постепенно притупилась из-за постоянных госпитализаций. В детстве у меня были проблемы с сердцем, и я был частым гостем в больнице, поэтому смутно помню причину, по которой я туда попал в тот раз. Судя по тому, что я попал в обычное детское отделение, то, наверное, это было воспаление лёгких. Мне сказали, что я тот тип людей, у которых трудно найти вены. Поэтому на задней части ног мне фиксировали катетер для инъекций, из-за этого они всегда были в синяках.

Иногда мне нужно было сделать так много инъекций, что даже не хватало подходящих вен. Были случаи, когда я сам выбирал место для укола, а врач подходил и умело вводил иглу.

Если я нуждался в госпитализации, меня отвозили в больницу в Сеуле, где я перенёс операцию в детстве.

Больничные счета не были большой проблемой для моей матери, поскольку она была известной художницей. Алименты, полученные от моего отца, который развелся вскоре после того, как мама забеременела, казалось, были включены в больничный счет, однако сильно не помогли.

Эти двое страстно любили друг друга, и потребовалось меньше года, чтобы пройти путь от встречи до брака, беременности и развода. В том, что они развелись, не было ничьей вины. Они оба поняли, что не смогут быть верными супругами, потому что это не в их характере, и решили разойтись по обоюдному согласию.

Из-за моей вечно занятой матери я всегда был один дома и в больничной палате, но мне это нравилось. Моя мама, независимо от того, как далеко была, примчалась ко мне и положила в больницу, когда я пожаловался на боль. Я был благодарен ей, что, будучи разведенной, она не отказалась от меня и сохранила мне жизнь.

В то время я был госпитализирован с подозрением на воспаление лёгких.

Многоместные палаты были заняты, поэтому меня поместили в палату всего для четырех человек. В отличие от многоместной палаты, где всегда было шумно, в четырехместной палате было тихо, что меня радовало.

Мама сказала, что она как всегда, занята и ушла на весь день, но это не имело значения. Кровать стояла возле окна, поэтому помимо чтения книг, я мог смотреть в него и погружаться в свои мысли. Так что я всегда опускал ширму, которая прятала меня от окружающих и наслаждался одиночеством. 

На следующий день после того, как меня госпитализировали, в мою палату перевели Ким Джин Хёна.

Мальчик появился с большим гипсом на одной ноге.

Я был так удивлён, когда через щель в ширме увидел гипс, который был длиною до бедра. Этот гипс казался мне таким огромным.

Вероятно, он сломал кость во время игры. Говорили, что его положили в больницу, потому что нуждался в покое, но каждый раз, когда у Ким Джин Хёна появлялась возможность, он сбегал из палаты на инвалидном кресле. Я помню, как его бабушка, которая была его единственным опекуном, каждый день злясь говорила:

– Куда подевался этот негодник?

Ким Джин Хён быстро познакомился с мальчиком, лежащим рядом с ним. Они вместе веселились и играли каждый день. Слыша их голоса через ширму, можно было сказать, что Ким Джин Хён был подвижным ребёнком.

И вот однажды мою ширму отодвинули.

– О, он и правда моего возраста, – сказал Ким Джин Хён с удивлённым лицом. Он был на инвалидной коляске. Это были первые слова, которые он мне сказал.

У Ким Джин Хёна была смуглая кожа, как у ребенка, который любит гулять, а его чёрные глаза очень ярко блестели. На мгновение я подумал, что они похожи на драгоценные сокровища, о которых я недавно читал в книге.

Я, кажется, слышал, что бабушка рассказывала ему о ровеснике, что лежит у окна.

– Ким Джин Хён! Дай отдохнуть своему другу! – Отчитала его бабушка.

– Хочешь пойти поиграть со мной? У тебя нет гипса, так что всё будет в порядке.

Как всегда, Джин Хён, не слушал бабушкиных слов и улыбался смотря на меня. Затем он взглянул на карточку с именем, прикрепленную к кровати, и добавил:

– Давай поиграем, Чон Ындже.

Как будто мы уже были друзьями.

Бабушка шлёпнула его спине и потянула инвалидное кресло назад, так что Джин Хёну пришлось вернуться в постель, но он даже не подумал закрыть ширму.

В отличие от меня, он был полон сил и энергии. Это меня поражало. Каждый раз, когда Ким Джин Хён отступал из-за ворчания своей бабушки, он оставлял после себя запах мыла. Этот аромат напомнил мне о сосновых шишках.

Ким Джин Хёна выписали примерно через две недели. Я не успел с ним попрощаться.

Когда я вернулся после различных анализов, включая электрокардиограмму, кровать Ким Джин Хёна была уже пуста. Не было ни одной обертки от конфеты, всё было убрано, как будто здесь никого никогда не было.

В тот день на это место положили другого мальчика с травмой головы.

Я не мог играть с Ким Джин Хёном. Он настойчиво пробирался через ширму и звал поиграть каждый день, но у меня не было сил играть с ним. Так что я просто наблюдал, как он приходит и уходит на инвалидном кресле.

Я сожалел о выписке Джин Хёна. Я расстроился, что из-за своей застенчивости не смог вымолвить ни слова. Впервые в жизни я почти завёл друга, который смотрел на меня сияющими глазами и так мило улыбался...

На место, где Ким Джин Хён пробыл несколько недель, положили уже другого мальчика из шестого класса, так же с травмой головы, но его лицо я мог видеть только изредка из-за ширмы.

Это всё, что я помнил о Ким Джин Хёне.

Воспоминание было особенным только для меня, но даже это было забыто.