Онлайн чтение книги Античная лирика
НЕИЗВЕСТНЫЕ ПОЭТЫ РАЗНЫХ ЭПОХ

Семь городов, пререкаясь, зовутся отчизной Гомера:

Смирна, Хиос, Колофон, Пилос, Аргос, Итака, Афины.

Кто о Троянской войне и о долгих скитаньях по свету

Сына Лаэртова [617] Лаэртов сын — Одиссей. нам эти листы написал?

Мне не известны наверно ни имя, ни город, Кронион,

Уж не твоих ли стихов славу присвоил Гомер?

Сам испытав его, точно воссоздал Эрота Пракситель,

В собственном сердце своем образ его почерпнул.

Фрине, как дар за любовь, принесен бог любви. Не стрелами,

Взором одним лишь очей он свои чары творит.

Из перепутанных сложно ходов моего лабиринта,

Раз ты попал в них, на свет выход найти нелегко, —

Так же ведь были темны прорицанья Кассандры, когда их

Обиняками царю пересказала раба.

Коль с Каллиопой ты дружен, бери меня в руки; но если

С музами ты незнаком, будет рукам тяжело.

Памятник сей не прославит тебя, Эврипид, — он в потомстве!

Сам от забвенья храним славой бессмертной твоей.

— Пес, охраняющий гроб, возвести мне, чей пепел сокрыт в нем?

— Пепел почиет в нем пса. — Кто ж был сей пес? — Диоген.

— Родом откуда, скажи? — Из Синопа. — Не жил ли он в бочке?

— Так: но, оставя сей мир, нынче он в звездах живет.

Тимон опасен и мертвый. Ты, Цербер, привратник Плутона,

Будь осторожен, смотри! Тимон укусит тебя.

Ты бы оплакивал днесь, Гераклит, бытие человеков

Больше, чем прежде: оно стало жальчее стократ.

Ты же над ним, Демокрит, умножил бы смех справедливый,

День ото дня на земле смеха достойнее жизнь.

Мудрости вашей дивясь, смущается дух мой — не знаю,

Плакать ли с первым из вас или смеяться с другим.

«Я — Гераклит. Что вы мне не даете покоя, невежды?

Я не для вас, а для тех, кто понимает меня.

Трех мириад мне дороже один: и ничто мириады,

Так говорю я и здесь, у Персефоны, теперь».

Семь мудрецов называю — их родину, имя, реченье:

«Мера важнее всего», — Клеобул говаривал Линдский;

В Спарте: «Познай себя самого», — проповедовал Хилон;

Сдерживать гнев увещал Периандр, уроженец Коринфа;

«Лишку ни в чем!» — поговорка была митиленца Питтака;

«Жизни конец наблюдай», — повторялось Молоном Афинским;

«Худших везде большинство», — говорилось Биантом Приенским;

«Ни за кого не ручайся», — Фалеса Милетского слово.

Пчелы к устам твоим сами, Менандр, принесли в изобилье

Пестрых душистых цветов, с пажитей муз их собрав;

Сами хариты тебя наделили дарами своими,

Драмы украсив твои прелестью метких речей.

Вечно живешь ты, и слава, какую стяжали Афины

Через тебя, к небесам, до облаков вознеслась.

Здесь погребен Гиппократ, фессалиец. Рожденный на Косе,

Феба он был самого, корня бессмертного, ветвь.

Много, болезни врачуя, трофеев воздвиг Гигиее,

Много похвал заслужил — знаньем, не случаем он.

Муз у себя принимал Геродот, и по книге от каждой

Он получил за свое гостеприимство потом.

Жители Родоса, племя дорийцев, колосс этот медный,

Величиной до небес, Гелий, воздвигли тебе,

После того как смирили военную бурю и остров

Обогатили родной бранной добычей своей.

Не над одним только морем, но также равно и над сушей

Светоч свободы они неугасимый зажгли,

Ибо ведущим свой род от Геракла по праву наследства

Власть подобает иметь и на земле и в морях.

С битвы обратно к стенам, без щита и объятого страхом,

Сына бегущего мать встретила, гневом кипя:

Вмиг занесла копие и грудь малодушну пронзила.

Труп укоряя потом, грозно вещала она:

«В бездну Аида ступай, о сын недостойный отчизны!

Спарты и родших завет мог ли, изменник, забыть?»

Гектора кровью обрызганный щит, наследье Пелида,

Сыну Лаэрта на часть отдан ахеян судом:

Море, пожрав корабли, сей щит не к утесам Итаки [625]Остров Итака — владение Одиссея, остров Саламин — Аянта. —

К гробу Аянтову вспять быстрой примчало волной —

Море явило неправость суда — хвала Посейдону:

Он тебе, Саламин, должную честь возвратил.

Мать моя, Рея, фригийских кормилица львов, у которой

Верных немало людей есть на Диндиме [627] Диндим — гора во Фригии., тебе

Женственный твой Алексид [628] Женственный твой Алексид — видимо, один из жрецов Кибелы, галлов, или корибантов (см. прим. 416). посвящает орудия эти

Буйных радений своих, нынче оставленных им:

Эти звенящие резко кимвалы, а также кривые

Флейты из рога телят, низкий дающие звук,

Бьющие громко тимпаны, ножи, обагренные кровью,

С прядями светлых волос, что распускал он и тряс.

Будь милосердна, богиня, к нему и от оргий, в которых

Юношей буйствовал он, освободи старика.

Не из благого желанья судьбой вознесен ты, а только

Чтоб показать, что могла сделать она и с тобой.

Спарта родная! Мы, триста сынов твоих, бившихся в поле

С равным числом аргивян из-за фирейской земли,

Там, где стояли в начале сражения, там же, ни разу

Не повернув головы, с жизнью расстались своей.

Но Офриада в крови обагрившийся щит возглашает:

«Спарте подвластной теперь стала Фирея, о Зевс!»

Кто ж из аргосцев от смерти бежал, был Адрастова рода [630] Адрастова рода . — Мифический царь Аргоса Адраст позорно покинул поле боя в войне против Фив.;

Бегство, не гибель в бою, смертью спартанцы зовут.

Муз провозвестник священный, Пиндáр; Вакхилид, как сирена,

Пеньем пленявший; Сапфо, цвет эолийских харит;

Анакреонтовы песни, и ты, из Гомерова русла

Для вдохновений своих бравший струи, Стесихор;

Прелесть стихов Симонида, и снятая Ивиком жатва

Юности первых цветов, сладостных песен любви;

Меч беспощадный Алкея, что кровью тиранов нередко

Был обагрен, права края родного храня;

Женственно-нежные песни Алкмана — хвала вам! Собою

Лирику начали вы и положили ей грань.

В Фивах клектал величаво Пинда́р; Симонидова муза

Сладостным пеньем своим обворожала сердца;

Ярко сиял Стесихор, так же Ивик; Алмак был приятен;

Из Вакхилидовых уст звуки лилися, как мед;

В Анакреонте был дар убеждать; песни разного склада

На эолийских пирах пел митиленец Алкей.

Между певцами девятой Сапфо не была, но десятой

Числится в хоре она славных парнасских богинь.

Да, в роговые ворота, не в двери из кости слоновой

Ты к Баттиаду пришел, многозначительный сон!

Ибо немало такого, чего мы не знали доселе,

Ты нам открыл о богах и о героях, когда,

Взяв из пределов Ливийской земли его, мудрого, сразу

На Геликон перенес в круг пиерийских богинь,

И на вопросы его о началах как рода героев,

Так и блаженных самих дали ответы они.

Матерь-земля, приюти старика Аминтиха в лоно,

Долгие вспомнив труды старого все над тобой!

Целую жизнь насаждал на тебе он отростки оливы,

Целую жизнь украшал Вакха лозою тебя

Или Деметры зерном и, воду ведя по каналам,

Сделал обильной тебя добрым осенним плодом.

Кротко в награду за то приляг над седой головою

И возрасти старику вешний цветущий венок!

Пана, меня, не любя, даже воды покинула Эхо [632] Эхо — нимфа, которую преследовал Пан. Гера наказала Эхо, приревновав к ней Зевса: та не могла говорить, когда другие молчат, и молчать, когда говорят другие..

Роза недолго блистает красой. Спеши, о прохожий!

Вместо царицы цветов тернии скоро найдешь.

В младости беден я был; богатство пришло с сединами.

Жалкая доля навек мне от богов суждена!

Лучшие в жизни лета провел я без средств к наслажденью;

Ныне же средства нашел, силы к веселью лишась.

— Знай, я люблю, и любим, и дарами любви наслаждаюсь!

— Кто ж ты, счастливец, и кем? — Пафия знает одна.

С мерой, с уздою в руках, Немезида вещает нам ясно:

«Меру в деяньях храни; дерзкий язык обуздай!»

К холму Аянта придя бесстрашного, некий фригиец

Стал, издеваясь над ним, дерзостно так говорить:

«Сын Теламонов не выстоял…» Он же воскликнул из гроба:

«Выстоял!» — и убежал в страхе пред мертвым живой.

Это владыка эдонян, на правую ногу обутый,

Дикий фракиец, Ликург, — кем он из меди отлит?

Видишь: в безумье слепом он заносит секиру надменно

Над головою, лозе Вакха священной грозя.

Дерзостью прежней лицо его дышит, и лютая ярость

Даже и в меди таит гневную гордость свою.

Лучший край на земле — пелазгов родина, Аргос;

Лучше всех кобылиц — фессалийские; жены — лаконки,

Мужи — которые пьют Аретусы-красавицы воду.

Но даже этих мужей превосходят славою люди,

Что, меж Тиринфом живут и Аркадией овцеобильной,

В панцирях из полотна, зачинщики войн, аргивяне.

Ну, а вы, мегаряне, ни в третьих, и ни в четвертых,

И ни в двенадцатых: вы ни в счет, ни в расчет не идете.

Вы возвестите царю, что храм мой блестящий разрушен;

Нет больше крова у Феба, и нет прорицателя-лавра,

Ключ говорящий умолк: говорливая влага иссякла.

Мне петь было о Трое,

О Кадме мне бы петь,

Да гусли мне в покое

Любовь велят звенеть.

Я гусли со струнами

Вчера переменил,

И славными делами

Алкида возносил;

Да гусли поневоле

Любовь мне петь велят,

О вас, герои, боле,

Прощайте, не хотят.

Мне девушки сказали:

«Ты дожил старых лет»,

И зеркало мне дали:

«Смотри, ты лыс и сед».

Я не тужу нимало,

Еще ль мой волос цел

Иль темя гладко стало,

И весь я побелел.

Лишь в том могу божиться,

Что должен старичок

Тем больше веселиться,

Чем ближе видит рок.

Мастер в живопистве первой,

Первой в Родской стороне [636] В Родской стороне — то есть на острове Родосе.,

Мастер, научен Минервой [637] Минерва, Венера — Ломоносов называет Афину и Афродиту их римскими именами.,

Напиши любезну мне.

Напиши ей кудри черны,

Без искусных рук уборны,

С благовонием духов,

Буде способ есть таков.

Дай из роз в лице ей крови

И как снег представь белу,

Проведи дугами брови

По высокому челу;

Не сведи одну с другою,

Не расставь их меж собою,

Сделай хитростью своей,

Как у девушки моей.

Цвет в очах ее небесной,

Как Минервин, покажи,

И Венерин взор прелестной

С тихим пламенем вложи;

Чтоб уста без слов вещали

И приятством привлекали

И чтоб их безгласна речь

Показалась медом течь.

Всех приятностей затеи

В подбородок умести,

И кругом прекрасной шеи

Дай лилеям расцвести,

В коих нежности дыхают,

В коих прелести играют

И по множеству отрад

Водят усумненный взгляд.

Надевай же платье ало,

И не тщись всю грудь закрыть,

Чтоб, ее увидев мало,

И о прочем рассудить.

Коль изображенье мочно,

Вижу здесь тебя заочно,

Вижу здесь тебя, мой свет:

Молви ж, дорогой портрет.

В час полуночный недавно,

Как Воота [639] Воот, Арктос — названия созвездий. под рукой

Знак Арктоса обращался,

Как все звания людей

Сна спокойствие вкушали,

Отягченные трудом,

У дверей моих внезапно

Постучал Ерот кольцом.

«Кто, — спросил я, — в дверь стучится

И тревожит сладкий сон?..»

«Отвори, — любовь сказала, —

Я ребенок, не страшись;

В ночь безмесячную сбился

Я с пути и весь обмок…»

Жаль мне стало, отзыв слыша;

Встав, светильник я зажег;

Отворив же дверь, увидел

Я крылатое дитя,

А при нем и лук и стрелы.

Я к огню его подвел,

Оттирал ладонью руки,

Мокры кудри выжимал;

Он, лишь только обогрелся:

«Ну, посмотрим-ка, — сказал, —

В чем испортилась в погоду

Тетива моя?» — и лук

Вдруг напряг, стрелой ударил

Прямо в сердце он меня [640] Прямо в сердце он меня . — Приводим примечание самого переводчика: «В греческом сказано: «прямо в печенку». Древние полагали, что престол любви должен быть в печенке. В последующие времена переместили оный в сердце. А в наш просвещенный век многие думают, что любовь в уме…».;

Сам, вскочив, с улыбкой молвил:

«Веселись, хозяин мой!

Лук еще мой не испорчен,

Сердце он пронзил твое».

У юноши недавно,

Который продавал

Ерота воскового,

Спросил я, что́ цена

Продажной этой вещи?

А он мне отвечал

Дорическим язы́ком [641] Дорическим языком — на дорическом диалекте греческого языка.:

«Возьми за что ни есть;

Но знай, что я не мастер

Работы восковой;

С Еротом прихотливым

Жить больше не хочу».

«Так мне продай за драхму,

Пусть будет жить со мной

Прекрасный сопостельник. [642] Прекрасный сопостельник . — Переводчик комментирует так: «Слово сие «сопостельник» ни в каком европейском языке, кроме русского, переведено быть не может».

А ты меня, Ерот,

Воспламени мгновенно,

Иль тотчас будешь сам

Ты в пламени растоплен».

Некогда в стране Фригийской

Дочь Танталова [643] Дочь Танталова — Ниоба. была

В горный камень превращенна.

Птицей Пандиона дочь [644] Пандиона дочь . — По одной версии мифа, в ласточку была превращена дочь Пандиона Прокна, по другой — сестра Прокны Филомела.

В виде ласточки летала,

Я же в зеркало твое

Пожелал бы превратиться,

Чтобы взор твой на меня

Беспрестанно обращался;

Иль одеждой быть твоей,

Чтобы ты меня касалась;

Или, в воду претворяясь,

Омывать прекрасно тело;

Иль во благовонну мазь,

Красоты твои умастить;

Иль повязкой на груди,

Иль на шее жемчугами,

Иль твоими б я желал

Быть сандалами, о дева!

Чтоб хоть нежною своей

Жала ты меня ногою.

Почто витиев правил

Вы учите меня?

Премудрость я оставил,

Не надобна она.

Вы лучше поучите,

Как сок мне Вакхов пить,

С прекрасной помогите

Венерой пошутить.

Уж нет мне больше силы

С ней одному владеть;

Подай мне, мальчик милый,

Вина, хоть поглядеть:

Авось еще немного

Мой разум усыплю;

Приходит время строго;

Покину, что люблю.

О счастливец, о кузнечик,

На деревьях на высоких

Каплею воды напьешься

И, как царь, ты распеваешь.

Все твое, на что ни взглянешь,

Что в полях цветет широких,

Что в лесах растет зеленых.

Друг смиренный земледельцев,

Ты ничем их не обидишь.

Ты приятен человеку,

Лета сладостный предвестник:

Музам чистым ты любезен,

Ты любезен Аполлону:

Дар его — твой звонкий голос.

Ты и старости не знаешь,

О мудрец, всегда поющий,

Сын, жилец земли невинный,

Безболезненный, бескровный,

Ты почти богам подобен!

Узнают коней ретивых

По их выжженным таврам;

Узнают парфян кичливых

По высоким клобукам;

Я любовников счастливых

Узнаю по их глазам:

В них сияет пламень томный —

Наслаждений знак нескромный.

Посмотри — весна вернулась, —

Сыплют розами хариты;

Посмотри — на тихом море

Волны дремою повиты;

Посмотри — ныряют утки,

Журавлей летит станица;

Посмотри — Титана-солнца

В полном блеске колесница.

Тучи тихо уплывают,

Унося ненастья пору;

На полях труды людские

Говорят приветно взору.

Гея нежные посевы

На груди своей лелеет;

Почка ма́слины пробилась

Сквозь кору и зеленеет;

Лозы пламенного Вакха

Кроет ли́ства молодая,

И плодов румяных завязь

Расцвела, благоухая.

Не шутя меня ударив

Гиацинтовой лозою,

Приказал Эрот мне бегать

Неотступно за собою.

Между терний, чрез потоки,

Я помчался за Эротом

По кустам и по стремнинам,

Обливаясь крупным потом,

Я устал; ослабло тело —

И едва дыханье жизни

Из ноздрей не улетело.

Но, концами нежных крыльев

Освеживши лоб мой бледный,

Мне Эрот тогда промолвил:

«Ты любить не в силах, бедный!»

Розу нежную Эротов

С Дионисом сочетаем:

Краснолиственною розой

Наши чела увенчаем

И нальем с веселым смехом

В чаши нектар винограда,

Роза — лучший цвет весенний,

Небожителей услада!

Мягкокудрый сын Киприды

Розой голову венчает,

Как с харитами он в пляске

Хороводной пролетает.

Дайте ж мне венок и лиру,

И под Вакховой божницей

Закружусь я в быстрой пляске

С волногрудою девицей…