Все заметнее возвращение к порядку.
Промчались через Успенское наступающие части: кавалеристы, пехота. Какую-то пушку часа три выволакивали из-под горы…
Война отошла куда-то за Фатеж, за Малоархангельск, подтягивались армейские тылы.
Поздняя осень готовилась вот-вот перейти в зиму, окончились дожди, за ночь смерзлась грязь, тонкий ледок затягивал редкие лужицы, иней серебрил по утрам желтую траву, серые облака затягивали небо, каждую минуту мог пойти снег.
В такой вот стылый ноябрьский день появился еще один обоз подвод в десять, с большой поклажей, с ящиками, с тюками и даже мебелью, будто не армейский обоз, а переселенцы с домашним скарбом. На одной из телег ножками вверх стол и стулья, на другой — дубовый гроб.
Обоз стал табором перед волисполкомом. Красноармейцы поспрыгивали с телег, составили в козлы винтовки, распрягли лошадей, задали корм, втащили в помещение тюки и гроб, который при ближайшем рассмотрении оказался шкафом, и пошли по избам с просьбой сварить кулеш и согреть на чаек кипяточку, крупу приносили свою, а кто пощедрее, так даже угощали детишек сахаром.
Много ли нужно солдату времени, чтоб обжиться на новом месте?!
Чуть позднее в двух пролетках прибыли начальники, в суконных шлемах, с портупеями через плечо, двое даже с портфелями, и тут же скрылись в здании.
Славушка с Колькой увидели обоз, едва он выполз из-под горы.
Пошли в разведку. Прошли через табор раз, другой. На них не обращали внимания. Прошли еще раз…
У входа в исполком стоял часовой, курносый, небритый, невозможно серьезный.
— Ну чего разбегались? — не выдержал, прикрикнул он, когда мальчики прошли в третий раз.
— Это какая часть? — полюбопытствовал Славушка.
— А сами-то кто такие? — с подозрением спросил часовой. — Видали мы тут…
— Мы комсомольцы, — объяснил Славушка.
— Ну и топайте по своим делам, здесь баловать нечего.
— А все же что за часть? — повторил Славушка. — У нас, может, дело…
— Это не часть, а военный трибунал, — строго сказал часовой. — Какие могут быть у вас к нам дела?
— Наша организация молодая, — виновато сказал Славушка. — Может, литературу какую дадут.
— Литературу! — презрительно сказал часовой. — Мы судим, а вы — литературу.
— А в шкапу у вас что? — полюбопытствовал Колька.
— Дела, — твердо сказал часовой. — Приговора.
— А какого же вы корпуса?
— Да что ты все допытываешься? Кто много знает, рано помирает. Сказано вам: пошли!
Мальчики огородами дошли до почты и двинулись к Народному дому.
Двери заперты и заколочены, но доски кое-где отодраны.
Славушка пальцем тронул замок.
— Пора открывать.
Колька кивнул:
— Давно пора.
Обошли дом, спустились к реке. Холодная вода неподвижно чернела в Озерне.
— Скоро станет.
— Где там скоро, — возразил Колька. — Не ране как к рождеству.
Берегом пошли домой, взобрались по круче, опять мимо исполкома.
На этот раз у здания какая-то суета.
Солдаты оживленно переговаривались.
— И как это подобрался?
— Обучен, известно!
— Полковник?
— Капитан генерального штаба, сам слышал.
— Не признается?
— Такой разве признается?
Часовой заметил их и неожиданно сказал:
— Шпиона, ребята, поймали, вот какие сегодня дела!
Колька удивился:
— Какого шпиона?
— Известно какого — деникинского!
— А его что, будут судить?
— А как же без суда?
— Что без суда?
— Без суда немыслимо расстрелять.
— А скоро будут судить?
— Вот пообедаем…
Вдруг со стороны, куда шли войска, появились четыре всадника.
Молодой, скакавший впереди, натянул поводья, и все четверо разом остановились.
— А ну-ка! Где ваш начальник?
Но тот уже торопился навстречу — во френче, в фуражке, в пенсне, строгий, немолодой, утиный нос, узкие бледные губы, такие узкие, точно ниточка, фиолетовые чернильные глаза.
— Начальник отдела Хромушин. Здравствуйте, товарищ комкор!
— Знаю, знаю. Что ж это вы застряли, товарищ Хромушин? — с упреком сказал комкор. — Штаб куда как далеко, а вы все тащитесь?
— Дела, товарищ комкор.
— Занимаем города, изменники ждут суда, а вы где?
— Задержали шпиона.
— Какого еще шпиона?
Хромушин махнул кому-то рукой.
— Выведите…
Это был Полеван!
Торбы на нем нет, но он в своем неизменном армяке, холстинных портах и грязной розовой рубахе.
Вышел меж двух конвоиров, шел охотно, чувствуя себя предметом внимания и, видимо, гордясь оказанной ему честью.
— Да это же Алешка! — воскликнул Славушка, обращаясь и к Кольке, и к часовому. — Здешний дурачок.
— Ну да! — недоверчиво возразил часовой. — А карты чего ж таскает и дис… дис… — Часовой запнулся. — и дис-ло-ка-цию записывает. Тетрадь у него нашли…
Полевана нашли на косогоре, он лежал на животе и рассматривал площадь. Его забрали, привели в штаб, обыскали. Нашли в торбе тетрадь, в ней цветными карандашами вычерчены какие-то планы, записаны цифры. Стали допрашивать, арестованный мычит: «Ны-ны-ны» да «гы-гы-гы», а потом вдруг заговорил: «Смотри, какая цаца, бултых, бултых, кому чего дать, антиресно, антиресно, антиресно…»
— Хотите допросить? — спросил Хромушин.
— Нет, нет… — Комкор отмахнулся от Хромушина, как от мухи. — Вы председатель…
— Задержали совсем неподалеку, — доложил Хромушин. — Следил за нашим передвижением.
— Это еще не доказательство, — заметил комкор. — Может, просто испугался?
— Но при нем обнаружены кроки, — внушительно сказал Хромушин. — И шифр…
— Какие там кроки?
— Убедитесь.
Принесли какую-то тетрадь. Продолжая сидеть в седле, комкор небрежно перелистал.
— Какие там кроки, — лениво повторил он. — Я бы его отпустил.
Хромушин насупился.
— Вы сами его допросите.
— Кто вы такой? — спросил комкор.
— Отвечайте, — сказал Хромушин Полевану. — Вас спрашивают.
Идиот ласково посмотрел на всадника.
— Миленький, миленький… — пробормотал он. — Лошадка. Прыг-скок!
— Я бы отпустил, — повторил комкор. — Впрочем, дело ваше.
— Нет, надо разобраться, — возразил Хромушин.
Комкору не хотелось спорить, он все посматривал в сторону Критова, голова его была занята более важными делами.
— Извините, нам некогда, — вежливо объяснил он. — Мне надо в расположение бригады Кропачева… — Он кинул укоризненный взгляд на бивак. — И поторапливайтесь, пожалуйста. В Понырях полно дезертиров… — Он пошевелил поводьями. — Поехали?
Брызнуло грязью, всадники понеслись в Критово.
— Нет, так нельзя, — сказал Хромушин, указывая на Полевана. — Отведите его в школу, все надо по закону. — Подумал и добавил через плечо: — И оповестите близлежащих жителей, суд открытый, судим мы в воспитательных целях.
Полевана повели. Славушка и Колька тоже пошли.
В классе на задних партах сидели трое старичков и с десяток баб.
Посередине стол для судей, у стены табуретка для подсудимого.
Полевана посадили, два конвоира по бокам.
Быстрым шагом вошел командир комендантского взвода:
— Прошу встать, суд идет!
Старички встали, а бабы сидят.
Вошли судьи: председатель трибунала и двое помоложе, один в суконном шлеме, другой в фуражке.
— Прошу снять головные уборы, — сказал председатель, снял фуражку и сел. Двое заседателей тоже сняли и сели. Вошла девица в гимнастерке и в сапогах, приготовилась писать.
Суд начался.
— Заседание революционного военного трибунала объявляю открытым. Председатель Хромушин Игнатий Виссарионович, члены краском Коваленко Николай Павлович и краском Полотеевский Павел Николаевич при секретаре Спесивцевой. Отводов нет? — Но так как отводов быть не могло, он тут же продолжил: — Слушается дело гражданина Полевана Алексея, отчество неизвестно, по обвинению в собирании сведений, составляющих государственную тайну, в целях ниспровержения строя рабочих и крестьян. Обстоятельства дела…
В поведении Хромушина чувствовалась увлеченность своим делом, судья — тот, что в буденновке, скучая смотрел в окно, а другой хмуро слушал Хромушина, пытаясь разобраться в происходящем.
Председатель зачитал обвинительное заключение, можно было подивиться, когда он все успел написать.
В сенях громко хлопнула дверь.
Жалобно, на всю комнату, вздохнула какая-то баба:
— Ох-хо-хонюшки…
Председатель постучал по столу:
— Прошу соблюдать тишину!
Баба опять вздохнула.
— Товарищ Малафеев! — подозвал председатель командира комендантского взвода. — Примите меры…
Командир взвода тоже вздохнул и сел за парту.
— Признаете себя виновным? — обратился председатель к подсудимому.
Секретарша встала и подошла к Полевану:
— Говорите!
Полеван посмотрел ей в глаза и засмеялся.
— Бултых, бултых, — сказал он. — Помолимся, помолимся…
— Отлично, — холодно сказал председатель. — Продолжаете упорствовать? Переходим к допросу…
У Славушки зазвенело в ухе.
— В каком ухе звенит? — спросил Кольку шепотом.
— В левом, — немедленно отозвался тот. — Угадал?
— Ты всегда угадываешь…
Этот Хромушин зудит вроде комара. Что он делает? Ради чего? Ведь Алешка дурак, это все знают и почему-то молчат, а сам Алешка не способен ничего объяснить.
Председатель постучал по столу.
— Прошу соблюдать тишину! — Он повернулся вполоборота к подсудимому. — С какой целью вы прятались?
— Смотрел!
Кажется, Алешка начал что-то понимать.
— С какой целью отрастили волосы?
— Сивый, сивый, а красивый!
— Ваш издевательский ответ только подтверждает, что вы отлично все понимаете.
— Смотрю — давлю.
— Напрасно вы так говорите…
Полеван встал.
— Сядьте.
Конвоиры придавили Полевана к табуретке.
— Сядьте, как вас там… Не имею чести знать ваше звание… Что значат эти цифры? — Председатель помахал отобранной у Полевана тетрадкой.
— Два да два, три да три…
— Я понимаю, что это выглядит как таблица умножения. Ну а на самом деле?
Славушка посмотрел на тетрадь, Хромушин поймал его взгляд.
— Товарищ Малафеев, — обратился он к командиру комендантского взвода. — Ознакомьте присутствующих с вещественными доказательствами.
Малафеев пошел вдоль парт. Бабы заглядывали в тетрадь и виновато качали головами. Славушка тоже посмотрел в тетрадь. Каракули, загадочные рисунки, таблица умножения…
— Вы разъясните нам шифр?
Славушка не мог больше терпеть, поднял руку, как на уроке.
— Позвольте!
— А вы кто такой?
— Прошу вызвать… Как свидетеля.
— Я спрашиваю вас, кто вы такой?
— Председатель волостного комсомола.
— Что вы хотите?
— Но он же дурак! — с негодованием воскликнул Славушка. — Это все знают! Я живу здесь год…
— Это не делает вам чести, — строго прервал Хромушин. — Именно из-за отсутствия бдительности французский пролетариат утратил в 1871 году власть!
— Но я даю честное слово! — горячо перебил Славушка. — Самая настоящая таблица умножения! Он спер тетрадь у какого-нибудь школьника…
— Вы сами школьник, — гневно возразил Хромушин. — Целый год враг живет рядом с вами, и вы не разобрались…
— Спросите его! — Славушка указал на Полевана. — Дважды два, трижды три…
Полеван радостно закивал:
— Два да два, три да три…
— Я призываю вас к порядку!
— Кого вы судите?!
— Малафеев, выведите его прочь…
— Где же справедливость!
— Малафеев, выведите…
Малафеев ухватил Славушку за руку и поволок прочь.
Судья, тот, что хмурился, неожиданно пожалел Славушку.
— Ты иди, иди, здесь детям не место, — сказал он мальчику. — Мы разберемся, разберемся…
— Ты не уходи, — сказал Славушка Кольке из-под руки Малафеева. — Мы поговорим…
Малафеев вытолкнул мальчика из сеней, щелкнул крючком!
Славушка с горечью посмотрел на церковь. На зеленый купол, на тусклый крест… Эх, черт! Сюда бы Быстрова! Он бы не дал Полевана в обиду. А этот дурак Алешка сидит радуется…
Мальчик постоял возле школы…
Холодно!
Пошел к Тарховым. Верочка читала, Наденька вышивала, Любочка музицировала, Сонечка мыла чашки.
Славушка сел у окна.
Наденька подивилась:
— Что вы сегодня такой неразговорчивый?
Но тут народ потянулся из школы, и Славушка сорвался со своего наблюдательного пункта.
Старички, свернув цигарки, побрели по домам, бабы, пригорюнившись, стояли у крыльца.
Прошли судьи, Малафеев и конвоиры вывели Полевана, подошли солдаты.
— Исполняйте, товарищ Малафеев, — скрипучим голосом сказал Хромушин и зашагал к исполкому.
Славушка сразу догадался, что предстоит исполнять Малафееву, и сознание этого защемило ему сердце.
Он бросился догонять этого равнодушного и, как все равнодушные люди, безжалостного судью.
— Товарищ Хромушин! — взывал мальчик. — Постойте, постойте же, я вас прошу!
Хромушин остановился.
— Неужели вы не понимаете, что он не виновен? — говорил Славушка. — Он не притворяется! Честное слово! Его не за что убивать…
Хромушин улыбнулся, лицо его посветлело, в нем даже проступила доброта.
— Ты еще очень ребенок, — негромко произнес председатель трибунала. — Совершенно не понимаешь, что такое революционная целесообразность. Может быть, и не притворяется. А если притворяется? Поэтому целесообразнее уничтожить.
У Славушки сдавило горло.
— Вы… Вы не революционер!
Хромушин поправил пенсне.
— Тебя следует наказать за дерзость. Твое счастье — закон оберегает подростков…
Их нагнал судья, что хмурился на процессе.
— Что же вы? — упрекнул его Славушка.
— А что я? — хмыкнул судья. — Я голосовал против. Сейчас позвоню к тем, кто постарше. Не волнуйся…
А Полеван шагает. Прямой, длинный, в обвисшем армяке, босой. На плече у него лопата. Его это забавляет, у солдат ружья, и у него что-то вроде ружья. Солдаты идут, беспорядочно окружив дурачка. Что-то говорят…
До кладбища с километр, и они быстро проходят это расстояние.
Мальчики подходят ближе.
Малафеев оглядывается.
— Уходите!
Но ему не до них — хорошо бы успеть до сумерек.
— Копай! — приказывает он Полевану.
Тот мотает головой.
— Копай, тебе говорят, — сердится Малафеев.
— Не хочу, — разумно отвечает Полеван.
Мальчики подходят еще ближе.
— Становись! — кричит Малафеев хриплым голосом. — Становись…
Непонятно кому кричит — Полевану или солдатам.
— Рыбалко!
Рыбалко берет Полевана за плечо и толкает к забору.
Полеван становится у забора, улыбается, смотрит на солдат. Он ничего не понимает. Вероятно, полагает, что это какая-то игра. Позади его, как свечи, вытянулись белые стволы. Мокрые, несчастные березы.
— Стой! — кричит Малафеев Полевану, но тот и так стоит. Внезапно Малафеев поворачивается и свирепыми глазами смотрит на мальчиков, он о них не забыл.
— Уходите! Слышите? — Он кричит так страшно, что мальчики невольно пятятся.
Славушка не выдерживает, бежит обратно, добегает почти до самой канавки, где стоят солдаты, и прерывающимся голосом кричит на Малафеева:
— Не имеете права! Слышали? Насчет приговора? Еще будут звонить…
— Ты уйдешь?! — Малафеев достает из кобуры револьвер. — А ну!
Славушка наклоняет голову и медленно идет прочь. Он ничего не видит… И опять слышит неистовый крик Малафеева.
Оборачивается. Полеван сидит. Преспокойно сидит у забора.
— Встань, сука!
Полеван сидит.
Малафеев не выдерживает:
— А ну целься! — кричит он.
Солдаты вскидывают винтовки.
Славушка отворачивается.
Слышно несколько беспорядочных выстрелов. Будто стреляют не по цели, а просто так, в воздух.
Судья, тот, что хмурился, показывается на дороге.
— Отменен, отменен! — кричит он. — Не стреляй!
Колька и Славушка бегут к Полевану. Похоже, он пытался поймать пулю рукой. Как шмеля. Ладонь у него в крови. Но он жив! Сидит и удивленно рассматривает свою руку.
Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления