Онлайн чтение книги Вождь окасов Le Grand chef des Aucas
ГЛАВА XVII. Пуэльчесы

– Э! Э! – сказал Валентин, свистнув своей собаке, которая немедленно стала возле него. – Эти молодцы, кажется, вовсе не имеют дружелюбных намерений; неизвестно, что может случиться.

– Это ароканы, – сказал Луи.

– Ты думаешь? Как же они безобразны!

– А мне напротив они кажутся очень красивыми.

– Во всяком случае пусть начнут они.

Опираясь на ружье, он ждал. Индейцы разговаривали между собою, все продолжая смотреть на молодых людей.

– Они вероятно совещаются, под каким соусом съесть нас, – сказал Валентин.

– Совсем нет.

– Ба!

– Они не людоеды.

– А! Тем хуже. В Париже все дикари, которых показывают на площадях, людоеды.

– Сумасшедший! Ты даже сейчас шутишь.

– А тебе хочется, чтобы я плакал? Мне кажется, что наше положение и без того невесело, чтобы мы старались еще омрачить его.

Индейцы были по большей части люди не молодые, а лет сорока и сорока пяти в костюме пуэльчесов, самой воинственной нации в Верхней Арокании. Они были одеты в пестрые плащи; их головы были обнажены: волосы, длинные, прямые и жирные, были перевязаны красными лентами, а лица расписаны красками. Оружие каждого состояло из длинного копья, ножа, заткнутого в ножны из невыделанной бычьей кожи, ружья, висевшего на седле, и из круглого щита, обтянутого кожей и украшенного лошадиными и человеческими волосами.

Тот, который казался вождем, был человеком высокого роста, с выразительными жесткими и надменными чертами лица, от товарищей его отличало только длинное перо, прямо воткнутое на левой стороне головы в ярко красную ленту, стягивающую волосы.

Посоветовавшись с товарищами, вождь подъехал к путешественникам, управляя лошадью с неподражаемой грацией и опустив копье в знак мира. В трех шагах от Валентина он остановился и сделал ему, по индейскому обычаю, церемонный поклон, то есть приложив правую руку к груди и медленно наклонив два раза голову.

– Братья мои иностранцы, – сказал он по-испански, – но не презренные испанцы. Зачем находятся они так далеко от людей своей нации?

Этот вопрос, сделанный горловым акцентом и выразительным тоном, свойственным индейцам, был совершенно понят молодыми людьми, которые, как мы уже заметили прежде, бегло говорили по-испански.

– Гм! – заметил Валентин своему товарищу. – Как любопытен этот дикарь, не правда ли?

– Все-таки отвечай ему, – сказал Луи, – это ни к чему нас не обязывает.

– Это правда, мы уже не рискуем подвергнуться большей опасности.

Валентин обернулся к вождю, который бесстрастно ожидал ответа, и лаконически сказал ему:

– Мы путешествуем...

– Одни? – спросил вождь.

– Это вас удивляет, друг мой?

– Разве мои братья ничего не боятся?

– Чего мы можем бояться? – сказал парижанин, приосанившись. – Нам нечего терять.

– А волосы?

Луи расхохотался, глядя на Валентина.

– Уж не насмехается ли над цветом моих волос это гадкое чучело? – заворчал Валентин, раздосадованный замечанием индейца и не поняв смысла его слов. – Подожди немножко! Будьте так добры, поезжайте своей дорогой, господа дикари, – прибавил он вслух, – то, что вы говорите, совсем мне не нравится, знаете ли вы это?

Молодой человек приподнял винтовку и прицелился в вождя. Луи внимательно следил за этим разговором, не говоря ни слова; он впрочем поспешил сделать то же, что и его друг, то есть направил дуло винтовки на индейцев.

Вождь, без сомнения, не совсем понял речь Валентина; однако ж, вместо того, чтобы испугаться угрожающего движения французов, он с минуту смотрел с видом удовольствия на их воинственную и решительную позу, а потом, тихо опустив дуло ружья, направленного против его груди, сказал примирительным тоном:

– Друг мой ошибается: я не имею намерения оскорбить его; я брат его и его товарища; бледнолицые, кажется, ели в то время, как я приехал с моими молодыми воинами?

– Да, вождь, вы говорите правду, – весело перебил Луи, – ваше внезапное появление помешало нам окончить наш умеренный обед.

– Который к вашим услугам, – прибавил Валентин, указывая рукою на провизию, разбросанную на траве.

– Принимаю приглашение, – добродушно сказал индеец.

– Браво! – вскричал Валентин, бросив на землю свою винтовку, и располагаясь сесть. – За стол!

– Да, – возразил вождь, – но с условием!

– С каким? – спросили молодые люди.

– Я дам свою долю.

– Согласны, – отвечал Луи.

– Это будет справедливо, – подтвердил Валентин, – тем более, что мы небогаты и можем предложить вам пищу весьма умеренную.

– Хлеб друга всегда вкусен, – заметил вождь.

– Превосходный ответ! К несчастию, в настоящую минуту наш хлеб заключается в одних испорченных сухарях.

– Я дам своего.

Индеец сказал несколько слов своим товарищам, и тотчас же каждый из них, пошарив в своем мешке, вынул оттуда маисовую лепешку, вяленое мясо и несколько тыквенных бутылок, наполненных хихой, напитком вроде сидра, сделанного из яблок и маиса. Все это было положено на траву перед французами, которые как нельзя более были довольны изобильной провизией, вдруг заменившей их скудную пищу. Индейцы сошли с лошадей и сели в кружок возле путешественников. Вождь их тотчас же обратился к французам и сказал с кроткой улыбкой.

– Пусть кушают мои братья...

Молодые люди не заставили повторить это любезное приглашение. В первые минуты глубокое молчание царствовало между собеседниками; но как только аппетит был несколько удовлетворен, разговор возобновился. Индейцы, может быть, лучше всех людей на свете понимают законы гостеприимства. Они понимают общественные приличия, так сказать, по инстинкту, который заставляет их угадывать с первого раза с неизменной верностью, какие вопросы могут они сделать своим гостям и на какой точке должны остановиться, чтобы не показаться нескромными.

Французы еще в первый раз по приезде в Америку находились в сношениях с ароканами и не могли опомниться от удивления при виде общительности и благородства этих детей природы, которых по рассказам, более или менее вымышленным, они привыкли, также как и все европейцы, считать грубыми дикарями.

– Братья мои не испанцы? – сказал вождь.

– Это правда, – отвечал Луи, – но как вы это заметили?

– О! – возразил индеец с презрительной улыбкой. – Мы хорошо знаем этих злых солдат; это наши враги и враги слишком давние для того, чтобы мы могли ошибиться на их счет... С какого острова мои братья?

– Наш край не остров, – заметил Валентин.

– Брат мой ошибается, – выразительно сказал индеец, – только один край не остров, это великая земля окасов – людей свободных.

Молодые люди склонили головы; перед мнением, так решительно высказанным, спор становился невозможен.

– Мы французы, – отвечал Луи.

– Французы нация хорошая, храбрая; у нас было много французских воинов во время великой войны.

– А! – с любопытством спросил Луи. – Французские воины сражались вместе с вами?

– Да, – отвечал вождь с гордостью, – воины с седой бородой, грудь которых была покрыта ранами – почетными, полученными на войнах их острова, когда они сражались под командой своего великого вождя Залеона.

– Наполеона? – сказал с удивлением Валентин.

– Да, кажется так бледнолицые произносят его имя; брат мой его знал? – спросил индеец с любопытством, плохо сдержанным.

– Нет, – отвечал молодой человек, – хотя я и родился в его царствование, но никогда его не видал, а теперь он умер.

– Брат мой ошибается, – возразил индеец с некоторой торжественностью, – такие воины не умирают. Когда они исполнят свою обязанность на земле, они идут в рай, охотиться возле Властелина мира.

Молодые люди наклонили головы с видом согласия.

– Как странно, – сказал Луи, – что слава этого могущественного гения распространилась до самых отдаленных и неведомых мест земного шара и сохранилась чистою и блестящею среди племен диких и грубых, тогда как в той самой Франции, для которой он сделал так много, постоянно старались омрачить, даже уничтожить ее.

– Вероятно, подобно своим соотечественникам, которые время от времени объезжают наши охотничьи земли, мои братья имеют намерение торговать с нами? Где их товары? – продолжал вождь.

– Мы не купцы, – отвечал Валентин. – Мы приехали в гости к нашим братьям ароканам, мудрость и гостеприимство которых нам очень хвалили.

– Ароканы любят французов, – сказал вождь, польщенный этим комплиментом, – мои братья хорошо будут приняты в деревнях.

– К какому племени принадлежит брат мой? – спросил Валентин, внутренне восхищенный добрым мнением индейцев о его соотечественниках.

– Я один из главных ульменов священного племени Большого Зайца , – отвечал вождь с гордостью.

– Благодарю; еще один вопрос...

– Брат мой может говорить: уши мои открыты.

– Мы отыскиваем одного вождя, которому рекомендовали нас наши друзья, с которыми он часто торговал.

– Как зовут этого вождя?

– Антинагюэль.

– А!..

– Брат мой, стало быть, его знает?

– Да. Если братья мои пожелают, после отдыха я сам провожу их к Антинагюэлю, самому могущественному токи из всех четырех областей ароканского союза.

– Какой областью управляет Антинагюэль?

– Краем в Андах.

– Благодарю.

– Мои братья примут мое предложение?

– Почему же нам не принять его, вождь, если, как я полагаю, оно серьезно?

– Пусть же едут мои братья, – продолжал индеец, улыбаясь, – моя деревня недалеко.

Завтрак давно был кончен; индейцы сели на лошадей.

– Поедем! – сказал Валентин, обращаясь к Луи. – Этот индеец, как кажется, говорит с нами чистосердечно; притом подобная поездка доставит нам новые впечатления.. Как ты думаешь, Луи?

– Я не вижу, почему бы нам не принять предложения индейца.

– С Богом, когда так.

И Валентин вскочил на лошадь; Луи сделал то же самое.

– В путь! – скомандовал вождь. Воины индейские поскакали в галоп.

– Как бы то ни было, – заметил Валентин, – надо признаться, что эти дикари добрые малые; я чувствую к ним живейшее участие... Это настоящие шотландские горцы по гостеприимству. Что подумали бы мои полковые товарищи, а в особенности мои старые бульварные друзья, если бы знали что случилось со мною?

Луи улыбнулся, и молодые люди, не заботясь более ни о чем, поскакали за своими проводниками, которые, оставив берега реки, сдвигались по направлению к горам.