Онлайн чтение книги Вождь окасов Le Grand chef des Aucas
ГЛАВА LXIX. Неприятное поручение

Вместо того, чтобы отдохнуть, как это было для него необходимо после таких передряг, дон Тадео, оставшись один, сел за стол и написал несколько приказов, которые немедленно разослал с эстафетами. Таковы души энергические; труд служит для них отдохновением.

Дон Тадео инстинктивно чувствовал, что если он предастся своим мыслям, они скоро поглотят его совсем и отнимут у него энергию, необходимую для того, чтобы поддерживать предпринятую им борьбу; поэтому он искал в неблагодарном труде средство избавиться от самого себя и быть готовым в назначенный час выйти на бой с ясным умом и твердым сердцем.

Несколько часов прошло таким образом. Дон Тадео отправил всех своих курьеров. Он встал и начал ходить большими шагами по комнате. Вдруг дверь растворилась, и вошел дон Рамон Сандиас. Сенатор походил на привидение, до того лицо его было бледно, а все черты вытянулись.

Достойный человек, вся жизнь которого прошла в беспрерывном наслаждении, и который до сих пор был осыпаем всеми дарами фортуны и никогда не чувствовал острого жала честолюбия, был обманут Бустаменте. В последний месяц жизнь его превратилась в ад; лицо, некогда румяное и полное, похудело и побледнело, а фигура начала принимать угловатые контуры скелета, так что когда сенатор нечаянно смотрел на себя в зеркало, ему становилось страшно: он спрашивал себя – узнают ли его родные и друзья в этом привидении того беззаботного жителя деревни, который оставил их месяц тому назад, будучи таким справным и румяным, чтобы гнаться.

Дон Тадео бросил пристальный взгляд на пришедшего и не мог удержаться от жеста сострадания при виде перемен, которые горе произвело в наружности сенатора. Дон Рамон смиренно поклонился ему. Дон Тадео отвечал на его поклон и указал ему на стул.

– Ну, дон Рамон! – сказал он ему дружеским голосом. – Вы еще наш?

– К несчастью так, ваше превосходительство, – отвечал сенатор глухим голосом.

– Что это значит, дон Рамон? – спросил Король Мрака, улыбаясь. – Разве вы сожалеете, что приехали в Вальдивию?

– О! Нет, – с живостью отвечал сенатор, – напротив; но с некоторого времени я сделался игрушкой таких ужасных обстоятельств, что постоянно опасаюсь, не случилось бы со мною еще какого-нибудь несчастия; невольно я все боюсь чего-то...

– Успокойтесь, дон Рамон, вы в безопасности, по крайней мере, теперь, – значительно прибавил он.

Это заставило сенатора призадуматься.

– Э? – сказал он задрожав. – Что вы хотите сказать, дон Тадео?

– Ничего страшного для вас; но вы знаете, случайности войны довольно опасны.

– Да, слишком опасны, я это знаю! Поэтому у меня только одно желание.

– Какое?

– Возвратиться к своему семейству. О! Если Господь изволит, чтобы я увидел еще раз мою очаровательную ферму в окрестностях Сантьяго, клянусь всем святым на свете, что я подам в отставку и вдали от дел и их обманчивых надежд, буду жить счастливо в своем семействе, предоставляя людям, более достойным, заботу спасать Чили.

– В этом желании нет ничего предосудительного, дон Рамон, – отвечал дон Тадео серьезным тоном, который заставил сенатора невольно затрепетать, – и если это зависит от меня, оно скоро исполнится, вы довольно потрудились в это последнее время, чтобы иметь право отдохнуть.

– Я не создан участвовать в междоусобных войнах; я из таких людей, которые годятся только для уединения; поэтому я охотно предоставляю другим бурную политическую жизнь, которая явно не по мне.

– Однако ж вы не всегда так думали.

– Увы, в этом-то и заключается причина всех моих бедствий; я плачу кровавыми слезами, когда думаю, что увлекся безумным честолюбием...

– Вы правы, – перебил дон Тадео, – однако ж я могу вам возвратить то, чего вы лишились, если вы хотите.

– О! Говорите! Говорите! И что бы ни пришлось мне сделать для этого...

– Хоть бы даже воротиться к окасам? – спросил лукаво дон Тадео.

Сенатор задрожал, лицо его помертвело еще более и он вскричал трепещущим голосом:

– О! Скорее умереть тысячу раз, нежели попасть в руки этих варваров!

– Но вы не можете на них очень пожаловаться, насколько мне известно.

– На них лично нет, но...

– Оставим это, – перебил дон Тадео, – вот чего я хочу от вас; слушайте внимательно.

– Я слушаю, ваше превосходительство, – отвечал сенатор, смиренно потупив голову.

Вошел дон Грегорио.

– Что случилось? – спросил дон Тадео.

– Пришел индеец, которого зовут Жоаном и который служил уже вам проводником; он говорит, что должен сообщить вам нечто важное.

– Пусть он войдет! Пусть он войдет! – вскричал дон Тадео, вставая и не занимаясь более сенатором.

Тот вздохнул свободно; он счел себя забытым и потихоньку хотел выскользнуть в дверь, в которую вышел дон Грегорио. Дон Тадео заметил это.

– Сенатор, – сказал он ему, – останьтесь, прошу вас; мы еще не кончили нашего разговора.

Дон Рамон, застигнутый на месте, напрасно искал извинения; он что-то бессвязно пролепетал и упал на стул с глубоким вздохом. В ту минуту отворилась дверь, и вошел Жоан. Дон Тадео подошел к нему.

– Что вас привело сюда? – спросил он с волнением. – Разве случилось что-нибудь новое? Говорите, говорите, друг мой.

– Когда я оставил белых, они приготовлялись отправиться по следам Антинагюэля.

– Да благословит Бог эти благородные сердца! – вскричал дон Тадео, подняв глаза к небу и набожно сложив руки.

– Отец мой был печален в ту ночь, когда расстался с нами; сердце его разрывалось, он ужасно страдал.

– О! Да! – прошептал Король Мрака.

– Перед отправлением дон Валентин, с волосами золотистыми, как зрелые колосья, почувствовал, что его сердце растрогалось при мысли о беспокойстве, которое вы, без сомнения, чувствовали; тогда он велел написать это письмо своему брату с глазами горлицы, а я взялся доставить его вам.

Говоря эти слова, Жоан вынул письмо, старательно спрятанное под перевязью на лбу, и подал его дону Тадео. Тот с живостью взял письмо и пробежал глазами.

– Благодарю, – сказал он, спрятав драгоценную бумагу на груди и ласково протянув руку воину, – благодарю, брат, вы человек с сердцем, ваша преданность возвратила мне все мое мужество; вы останетесь со мною и, когда настанет минута, проводите меня к моей дочери.

– Я это сделаю, отец мой может положиться на меня, – благородно отвечал индеец.

– Я вполне полагаюсь на вас, Жоан; не сегодня оценил я ваш благородный и прекрасный характер; останьтесь здесь, мы поговорим о наших друзьях; разговаривая о них, мы постараемся забыть горесть отсутствия.

– Я предан моему отцу как лошадь воину, – почтительно отвечал Жоан и, поклонившись дону Тадео, хотел уйти.

– Постойте на минуту, – сказал тот, хлопнув в ладоши.

Вошел слуга.

– Приказываю всем, – сказал дон Тадео повелительным тоном, – иметь величайшее внимание к этому воину, он друг мой, он свободен делать что хочет; не отказывайте ему ни в чем, чего бы он ни спросил... Теперь ступайте, друг мой, – прибавил он, обращаясь к Жоану.

Индейский воин вышел со слугой.

– Избранная натура! – сказал сам себе дон Тадео, задумавшись.

– О, да, – отвечал дон Рамон лицемерным голосом, – это очень достойный человек для дикаря!

Король Мрака опомнился при звуках этого голоса, который вывел его из задумчивости. Взгляд его упал на сенатора, о котором он забыл и который глядел на него с умилением.

– Ах! – сказал он. – Я было забыл о вас, дон Рамон.

Тот прикусил себе язык и раскаялся, но слишком поздно, в своем неуместном восклицании.

– Вы мне говорили, – продолжал дон Тадео, – что дорого заплатили бы за возможность быть на вашей ферме?

Сенатор утвердительно кивнул головой; он боялся скомпрометировать себя, выразив яснее свою мысль.

– Я намерен, – продолжал дон Тадео, – возвратить вам счастие, к которому вы стремились и которого отчаиваетесь достигнуть. Вы сейчас поедете в Кончепчьйон.

– Я?

– Да, вы. Приехав в Кончепчьйон, вы отдадите эту бумагу генералу Фуэнтесу, который командует войсками этой провинции; исполнив это поручение, вы будете свободны и можете отправиться куда хотите; только обратите внимание, что за вами будут следить и что если я не получу ответа от генерала Фуэнтеса, я легко вас найду и тогда потребую от вас серьезного отчета.

Во время этого разговора сенатор показывал знаки величайшего волнения: он краснел, бледнел, вертелся во все стороны, не зная, какой принять ему вид.

– Э, прости Господи, – сказал дон Тадео, – можно подумать, что вы неохотно принимаете возлагаемое на вас поручение?

– Извините, ваше превосходительство, извините, – пролепетал сенатор, – но поручения весьма плохо мне удаются и, право, я думаю, что вы лучше сделаете, если возложите его на другого.

– Вы думаете?..

– Я в этом убежден. Видите ли, ваше превосходительство, я так несчастлив.

– Очень жаль.

– Не правда ли, ваше превосходительство?

– Да, тем более, что никому кроме вас не будет дано это поручение.

– Однако...

– Молчите! – сказал дон Тадео сухим тоном, вставая и подавая ему бумагу. – Устраивайте свои дела как хотите, но вы должны ехать через полчаса или быть расстрелянным через три четверти часа... выбирайте.

– Я уже выбрал.

– Что же.

– Я еду.

– Счастливый путь!

– Но если ароканы нападут на меня и отнимут эту бумагу?

– Вы будете расстреляны, – холодно сказал дон Тадео.

Сенатор подпрыгнул от испуга.

– В таком случае я погиб! – вскричал он с ужасом. – Я никогда не выпутаюсь из такой беды!

– Это ваше дело.

– Но...

– Я должен предупредить вас, – сказал ему Король Мрака, – что вам осталось только двадцать минут, чтобы приготовиться к отъезду.

Сенатор поспешно схватил письмо и, не отвечая, бросился как сумасшедший из залы, натыкаясь на мебель. Дон Тадео не мог удержаться от улыбки при виде испуга дона Рамона и сказал сам себе:

– Бедняжка! Он и не подозревает, что я желаю именно того, чтобы у него отняли эту бумагу.

Вошел дон Грегорио.

– Все готово, – сказал он.

– Хорошо! Пусть войска разделятся на два корпуса за городом. Где Жоан?

– Я здесь, – отвечал индеец, подходя.

– Брат мой может ли дойти до Кончепчьйона, не попав в руки лазутчиков и не будучи остановлен?

– Непременно.

– Я хочу дать моему брату поручение, в котором дело идет о жизни и смерти.

– Я его исполню или умру.

– У брата моего хорошая лошадь?

– У меня нет никакой – ни плохой, ни хорошей.

– Брату моему дадут лошадь быструю как стрела.

– Хорошо! Что я должен делать?

– Жоан отдаст эту бумагу испанскому генералу Фуэнтесу, командующему войсками в провинции Кончепчьйон.

– Я отдам.

Дон Тадео вынул из-за пазухи кинжал странной формы, бронзовый эфес которого служил печатью.

– Пусть брат мой возьмет этот кинжал; увидев его, генерал узнает, что Жоан приехал от меня.

– Хорошо! – сказал воин, взяв оружие и заткнув его за пояс.

– Пусть брат мой остерегается; это оружие отравлено, так что малейшая царапина может вызвать смерть.

– О, о! – сказал индеец со зловещей улыбкой. – Это оружие хорошее; когда должен я ехать?

– Брат мой отдохнул?

– Я отдохнул.

– Брату моему сейчас дадут лошадь.

– Хорошо, прощайте!

– Еще одно слово.

– Я слушаю.

– Пусть брат мой не даст себя убить; я хочу, чтобы он возвратился ко мне.

– Я возвращусь, – сказал индеец с уверенностью.

– Прощайте!

– Прощайте!

Жоан вышел. Через десять минут он скакал во весь опор по дороге в Кончепчьйон и опередил дона Рамона Сандиаса, который неохотно тащился по той же самой дороге.

Дон Тадео и дон Грегорио выехали из дворца. Приказания Короля Мрака были исполнены с точностью замечательной. Гражданская милиция, уже очень многочисленная, была почти организована и если бы случилась надобность, могла защищать город.

Два корпуса войск выстроились в ряд. Одному в девятьсот человек было поручено сделать нападение на Ароко; другой, в две тысячи, под непосредственной командой дона Тадео, должен был отправиться отыскивать ароканскую армию и дать ей сражение.

Дон Тадео осмотрел свою маленькую армию. Ему оставалось только хвалить ее хорошее устройство и энтузиазм солдат. Сказав последнюю речь жителям Вальдивии, Король Мрака отдал приказание к выступлению.

Кроме довольно многочисленной кавалерии, чилийская армия имела десять пушек. Войска прошли скорым шагом мимо жителей, которые провожали их единодушным «ура».

В минуту расставания дон Тадео отвел в сторону своего друга.

– Сегодня вечером, дон Грегорио, – сказал он, – когда вы расположитесь лагерем на ночь, передайте начальство вашему полковнику и воротитесь ко мне.

– Хорошо; благодарю вас за милость, которую вы оказываете мне.

– Брат, – отвечал ему дон Тадео печальным голосом, – разве мы не должны жить и умереть вместе?

– О, не говорите этого, – возразил дон Грегорио. – Будьте так добры, скажите мне прежде, чем я расстанусь с вами, что значит это поручение, которое вы дали Жоану? – прибавил он, чтобы дать другой оборот разговору и переменить направление мыслей своего друга.

– О! – отвечал дон Тадео с тонкой улыбкой. – Это поручение военная хитрость, успех которой, я надеюсь, вы скоро увидите.

Пожав в последний раз друг другу руки, два вождя расстались, чтобы стать во главе своих войск, которые быстро отправились по долине.