Онлайн чтение книги Не только Холмс. Детектив времен Конан Дойла (Антология викторианской детективной новеллы).
АННА КЭТРИН ГРИН

1846–1935

ЛЕДИ, КОТОРАЯ ХОДИЛА ВО СНЕ

Перевод и вступление Анастасии Завозовой

Анна Кэтрин Грин родилась в Нью-Йорке в семье юриста. Через несколько лет ее мать умерла родами, поэтому будущую писательницу воспитывала ее шестнадцатилетняя сестра. Несмотря на то, что Анна Кэтрин Грин всю жизнь придерживалась строгой викторианской морали и осуждала суфражисток, типичным «ангелом в доме» ее назвать никак нельзя. Она получила очень неплохое образование, окончив один из немногих колледжей в Штатах, куда принимали девочек. Какое-то время Анна всерьез собиралась стать поэтом и позднее, уже достигнув известности, выпустила несколько сборников стихов.

К отцу часто приходили коллеги, и Анна Кэтрин Грин с самого детства была осведомлена обо всех тонкостях юридического дела. За 16 лет до появления Шерлока Холмса Анна Кэтрин Грин опубликовала свое первое и самое знаменитое произведение «Дело Ливенуорта», впервые в истории литературы употребив термин «детективный роман». Эту книгу она писала очень долго и, не решаясь признаться родным, прятала исписанные тетрадки у себя в комоде целых шесть лет. Однако роман «Дело Ливенуорта» имел колоссальный успех и разошелся тиражом в 750 000 экземпляров, а в Йельском университете его до сих пор используют на лекциях по истории юриспруденции — настолько точно в нем описаны все подробности судебного процесса.

Около 25 лет Анна Кэтрин Грин была одной из самых популярных писательниц в Европе и Америке. Сохранилась ее переписка с Артуром Конан Дойлом.

Путешествуя по Америке, Конан Дойл специально сделал крюк, чтобы встретиться с «матерью детектива».

Не только творческая, но и личная жизнь этой замечательной женщины похожа на увлекательный роман. В возрасте 37 лет почтенная старая дева Анна Кэтрин Грин, скандализировав общество, впервые вышла замуж за 28-летнего актера Чарльза Рольфса, немецкого иммигранта. По настоянию отца невесты Чарльз бросил сцену и занялся более приземленным ремеслом, став со временем одним из самых успешных в мире дизайнеров мебели. Однако это не помешало ему позднее сыграть главную роль в постановке «Дела Ливенуорта». Брак Анны Кэтрин Грин и Чарльза Рольфса оказался счастливым, у них родилась дочь и двое сыновей. Оба сына были среди первых летчиков-испытателей; один из них. Стерлинг, погиб, выполняя секретное задание правительства США.

В начале XX века популярность Анны Кэтрин Грин пошла на спад, ее несколько вычурный и излишне сентиментальный стиль перестал привлекать читателей, но мастерством создания безупречной интриги писательница владела по-прежнему. В 1914 году она выпускает сборник рассказов. Их главная героиня Вайолет Стрэндж — эксцентрическая девица с благородными помыслами, которая пытается обеспечить своей сестре театральную карьеру, зарабатывая для нее деньги расследованиями разных запутанных дел.

Рассказ «Леди, которая ходила во сне» впервые опубликован в 1915 году в сборнике «Золотая туфелька и другие дела Вайолет Стрэндж». Anna Katharine Green. The Dreaming Lady. — The Golden Slipper, 1915.

АННА КЭТРИН ГРИН

ЛЕДИ, КОТОРАЯ ХОДИЛА ВО СНЕ

— И это все, что вы желаете мне сообщить? — Думаю, вам этого будет вполне достаточно, мисс Стрэндж.

— Только адрес…

— И еще совет: отправляйтесь туда поскорее. Дело не терпит отлагательств.

Кокетливое личико Вайолет заметно помрачнело, и, перед тем как выйти из комнаты, она с сомнением поглядела на своего нанимателя. Впервые Вайолет просила его подыскать ей дело для расследования и, более того, даже обговорила детали. «Оно должно быть интересным, — подчеркнула Вайолет, — но не таким, совсем не таким, как предыдущее. Никаких убийств и прочих ужасов.

Это должна быть изящная загадка, а не преступление, что-то, что позволит мне применить мои способности и сохранить душевный покой. Если вам известно о чем-то подобном, умоляю, дайте мне это дело. Я… я сама не своя с тех пор, как вернулась из Массачусетса». Вместо ответа он загадочно улыбнулся и протянул ей клочок бумаги с адресом. И все же на душе у нее было неспокойно. Втянуть ее во что-то, совершенно противоположное ее ожиданиям, было вполне в духе ее нанимателя.

— Я бы хотела узнать побольше, — продолжала настаивать Вайолет.

Она попыталась развернуть записку с адресом, но он остановил ее.

— Прочитаете в лимузине, — сказал он. — Если вас это не устроит, дайте мне знать. Но думаю, это дело как раз для вас.

— А что сказал бы мой отец?..

— Ваш отец одобрил бы это, если бы вообще мог одобрить то, чем вы занимаетесь. Вашему брату даже не придется вас сопровождать.

— Так мне придется иметь дело только с дамами?

— Прочтите адрес, когда будете проезжать Пятую авеню.

Но сомнения не отпускали ее, и когда она наконец прочла записку с адресом, то не узнала ничего нового, кроме того, что место, куда она направляется, находится где-то неподалеку от Восьмидесятой улицы. Каково же было ее удивление, когда ее автомобиль остановился перед внушительным особняком известного финансиста, чья недавняя смерть так всколыхнула биржу. Вайолет не была лично знакома с хозяином, но, как и все в городе, знала этот дом. Один из самых роскошных домов в Нью-Йорке. К. Дадли Брукс знал, куда потратить свои миллионы, и весьма преуспел в этом. Отец Вайолет, тоже довольно известный финансист, однажды сказал, что Брукс — единственный человек в Америке, которому он завидует.

Едва открылась дверь, как Вайолет поняла, что ее ждали. Ее сразу же провели в дом, и она улыбнулась, завидев ангельское личико ребенка, смотревшего на нее из дальнего коридора. Видение это было мимолетным, но с той минуты великолепный холл с высокими колоннами уже не казался Вайолет столь неприветливым, а официальный прием — понадобилось трое слуг, чтобы препроводить ее в маленькую приемную рядом с входной дверью, — слишком официальным.

Оставшись в одиночестве, Вайолет с удивлением поняла, что совсем не знает, кто живет в этом доме, и задумалась: с кем же из членов семьи ей придется иметь дело? О семейной жизни мистера Брукса она знала только то, что он прожил остаток жизни вдовцом. Его сын… А был ли у него сын? Об этом Вайолет никогда не слышала, но ведь кто-то из родственников должен был все унаследовать. С ним-то ей и предстоит встретиться и сохранить должную выдержку: юная девушка вместо опытного детектива наверняка вызовет удивление.

Но когда дверь приемной открылась, удивляться пришлось Вайолет. Перед ней стояла женщина, довольно странная на вид. Однако в чем заключалась эта ее странность, Вайолет никак не могла понять. Быть может, все дело в том, как аккуратно были уложены ее седые локоны? Или в том, как резко ее живой и нетерпеливый взгляд контрастировал со слабыми, дрожащими губами? Она была в глухом траурном платье, очень дорогом, но что-то в ее манере держаться и в выражении лица говорило о том, что она вряд ли уделяла своему платью много внимания или вообще понимала, что на ней надето.

— Это я просила о встрече с вами, — сказала она. — Ваше имя мне известно, но моего вы, вероятно, не знаете. Моя фамилия Квинтард, миссис Квинтард, и я в беде. Мне нужна помощь, но негласная. Я не знала, куда еще обратиться, кроме детективного агентства. Поэтому я позвонила по первому попавшемуся мне на глаза объявлению, и… и мне велели ожидать визита мисс Стрэндж. Не думала, что это будете вы, хотя, наверное, такое в порядке вещей. Вы ведь потому сюда и приехали, хоть это все и несколько необычно?

— Конечно, миссис Квинтард, и если вы расскажете мне…

— Видите ли, душечка… да, я, пожалуй, присяду. На прошлой неделе умер мой брат, вы ведь о нем слышали — К. Дадли Брукс?

— О да, мой отец знал его — мы все были о нем наслышаны. Но не торопитесь, миссис Квинтард, я отослала свой автомобиль. У нас много времени.

— Увы, но времени у меня как раз нет. Он… я продолжу по порядку. Мой брат был вдовцом, детей — прямых наследников — у него не было. Об этом всем известно. Он фактически усыновил ребенка своей жены от первого брака и в завещании, написанном еще при ее жизни, сделал его своим единственным наследником. Но вскоре он понял, что этот молодой человек вряд ли сможет достойно справиться со столь великой ответственностью, и написал новое завещание — к сожалению, втайне даже от своих родственников и самых близких друзей. По новому завещанию все состояние моего брата переходит к его племяннику Клементу: он переменился к лучшему со времен его юности, и у него, помимо всего прочего, есть прелестные дети, к которым мой брат очень привязался. И это самое завещание — этот злосчастный лист бумаги, который для нас так много значит, — пропал! Утерян! И… — тут ее голос, сорвавшийся было на крик, понизился до перепуганного шепота, — и потеряла его я.

— Но должна же быть копия, всегда снимают копию…

— О, но ведь это еще не все. Мой племянник очень болен, уже много лет, поэтому он не бывает в обществе. Он умирает от чахотки. Доктора говорят, что надежды на выздоровление нет, и теперь, когда его терзает страх оставить жену и детей в полной нищете, он угасает так быстро, что любой день может стать для него последним. И мне приходится глядеть ему в глаза — в эти страдальческие глаза, — и их взгляд убивает меня. И все же я не виновата. Я не могла… О, мисс Стрэндж! — с чувством воскликнула она, оборвав себя на полуслове. — Завещание где-то в доме! Я никуда не уносила его с того этажа, на котором находится моя спальня! Отыщите его, отыщите, умоляю вас, или…

Вайолет поняла, что настало время для слов ободрения.

— Я постараюсь, — ответила она. Миссис Квинтард немного успокоилась.

— Но для начала, — продолжила девушка, — мне хотелось бы узнать побольше. Где находится ваш больной племянник?

— Вот уже восемь месяцев он здесь, в этом доме.

— Это его ребенка я видела в холле?

— Да, и…

— Я буду бороться ради этого ребенка! — порывисто вскричала Вайолет. — Уверена, что правда на стороне его отца! Но где же другой претендент на наследство, Карлос, кажется?

— В этом-то вся беда! Карлос плывет сюда на «Мавритании» и прибудет уже через несколько дней. Они с женой возвращаются из путешествия по Востоку. Мисс Стрэндж, пропавший документ необходимо найти до его возвращения, иначе огласят другое завещание и Карлос сделается хозяином дома, а это будет означать наш скорый отъезд и неминуемую смерть Клемента.

— Выставить за дверь больного? Родственника в столь тяжелом состоянии? О нет, миссис Квинтард, никто бы не осмелился на такое, даже если бы этот дом был хижиной, а его владельцы нищими из нищих.

— Вы не знаете Карлоса, вы не знаете его жены. Нам и недели на сборы не дадут. У них нет детей, и поэтому они завидуют Клементу. Наша единственная надежда — отыскать завещание и остаться здесь на законных правах. Либо это, либо — разорение. Теперь вы знаете, что нам грозит.

— Я приложу все силы к тому, чтобы помочь вам в этом действительно неприятном деле. Но позвольте спросить, не напрасно ли вы волнуетесь по поводу пропавшего документа? Ведь если это завещание составил поверенный мистера Брукса, то…

— Но это не так! — воскликнула миссис Квинтард. — Его поверенный — близкий родственник Карлоса, поэтому брат и не сообщил ему о своих намерениях. Клемент, я имею в виду моего брата, а не племянника, был великолепным финансистом, но в делах домашних он был робок, как дитя. Его жена помыкала им, пока была жива, а после ее смерти это стали делать ее не менее властные родственники. Когда брат наконец решил вычеркнуть из завещания Карлоса и переписать документ в нашу пользу, то он уехал из города — хотела бы я вспомнить, куда именно, — и попросил составить новое завещание какого-то совершенно постороннего человека, чьего имени я не могу припомнить.

Ее дрожащий голос и беспокойное поведение выдавали в ней ту же слабость характера, которая заставила ее брата втайне делать то, что он страшился сделать в открытую. Вайолет пришлось собраться с духом, чтобы начать задавать вопросы о том, как произошла роковая утрата документа. Она боялась услышать какой-нибудь банальный рассказ о непростительной беспечности. Требовалось что-то более необычное — присутствие некой стороны, противодействующей интересам Клемента-младшего, какого-то союзника Карлоса, некой враждебной силы в доме, полном слуг и домочадцев, — чего-то, что превратило бы заурядное дело в случай, достойный ее дарования.

— Что же, теперь мне понятно ваше положение в доме и ценность того документа, который, по вашим словам, вы потеряли. Теперь я желала бы знать, как завещание попало к вам в руки и при каких обстоятельствах оно было вами утрачено. Может быть, вы расскажете мне об этом?

— Это… это необходимо? — запинаясь, пробормотала миссис Квинтард.

— Решительно необходимо, — ответила Вайолет, с любопытством глядя на нее.

— Я не думала… то есть я надеялась, что вы обладаете неким необъяснимым даром, который позволит вам просто указать то место, где находится документ, и мне не придется ничего рассказывать. Ведь такое бывает!

— А, понимаю. Вы сочли, что у меня нет никаких практических навыков, и посему наделили меня сверхъестественными способностями. Но вы заблуждаетесь, миссис Квинтард, я действую исключительно с помощью рациональных методов и храню в строгом секрете все, что мне сообщают мои клиенты. Если вы хотите, чтобы я помогла вам, мне нужно во всех подробностях знать, как был потерян этот ценный документ. Поведайте мне все или откажитесь от моих услуг. Вы ведь не совершили ничего ужасного или бездумного, как все, кто…

— О, не говорите так! — возмущенно прервала ее несчастная женщина. — Я не сделала ничего такого, что можно было бы назвать дурным или бездумным поступком. Просто мне всюду сопутствует невезение, и поскольку я очень чувствительна… Но нет, так я никогда не расскажу вам всей истории. Сейчас я попробую все разъяснить, но если у меня не получится, если я запутаюсь, задавайте мне вопросы. Я… я… О, с чего же мне начать?!

— С того момента, как вы узнали о существовании второго завещания.

— Да, благодарю вас, теперь я могу продолжать. Как-то вечером, вскоре после того, как все врачи подтвердили, что жить моему брату осталось недолго, он вызвал меня к себе в покои — для конфиденциальной беседы. В тот день он получил из банка крупную сумму денег, поэтому я решила, что он хочет через меня передать их Клементу, но причина оказалась гораздо серьезнее. Когда он полностью убедился, что мы с ним остались наедине и нас никто не подслушивает, то сообщил мне, что решил по-другому распорядиться своей собственностью и завещать дом и все свое состояние Клементу и его детям, а вовсе не Кар-лосу. Он также сказал, что написал новое завещание, и показал его мне…

— Показал?

— Да, он велел мне достать его из сейфа, где оно хранилось, и, несмотря на свое плохое самочувствие, с таким пылом разъяснял мне некоторые пункты завещания, что оживился и даже сел в кровати. Я тогда подумала, что он идет на поправку. Но это было обманчивое впечатление — на следующий день он скончался.

— Вы сказали, что достали завещание из сейфа. Где находится этот сейф?

— В стене, над изголовьем кровати. Ключ от него брат вытащил из-под подушки и дал мне. Замок я открыла с легкостью.

— И что было после того, как вы ознакомились с завещанием?

— Я положила его на место. Он так велел. Но ключ брат отдал мне. Он сказал, что ключ должен быть при мне неотлучно, до тех пор, пока не придет время предъявить всем новое завещание.

— И когда это должно было произойти?

— Сразу же после похорон, если бы Карлос успел на них приехать. В противном случае за три дня до приезда Карлоса нужно было бы вынуть документ из сейфа в присутствии мистера Делаханта, которому и следовало передать завещание. Все это я прекрасно помню. Я и впрямь искренне хотела точно выполнить его распоряжения, но…

— Продолжайте, миссис Квинтард, прошу вас! Что произошло? Почему вы не исполнили его просьбу?

— Потому что, когда я хотела вынуть завещание из сейфа, там его не оказалось! Мне нечего было показать мистеру Делаханту, кроме пустых полок.

— Кража! Обыкновенная кража… Кто-то подслушал ваш разговор с братом. Но как же ключ? Он был у вас?

— Да, ключ был у меня.

— Значит, его у вас взяли, а потом вернули. Вы, должно быть, хранили его в легкодоступном месте…

— Нет, я носила его на цепочке, на шее. Хоть у меня и не было причин подозревать кого-то из домашних, нелишним было принять все меры предосторожности. Я не снимала цепочку даже ночью. Ключ по-прежнему был при мне, когда я вошла в спальню брата вместе с мистером Делахантом. И, несмотря на все это, кому-то удалось открыть сейф.

— Значит, был второй ключ?

— Нет, отдавая мне ключ, брат строго наказал мне не терять его, потому что дубликатов не существует.

— Миссис Квинтард, есть ли у вас компаньонка или горничная?

— Да, моя Хетти.

— Знала ли она что-то об этом ключе?

— Ничего, кроме того, что цепочка не очень-то подходила к моему туалету. Хетти уже много лет служит мне. Во всем Нью-Йорке не найдется человека более верного, чем она, и более достойного доверия. Она так честна и прямодушна, что я готова поверить ей, даже когда она утверждает, что…

— Что же?

— Что это я сама вынула завещание из сейфа прошлой ночью. Она видела, как я вышла из комнаты брата со сложенным листом бумаги в руках, прошла с ним в библиотеку и вышла оттуда уже без него. Если это так, то завещание находится где-то в этой огромной комнате. Но мы искали его во всех возможных местах, кроме книжных полок, где искать что-то вообще бесполезно. Понадобится много дней, чтобы просмотреть их все, в то время как Карлос…

— Мы не будем дожидаться Карлоса и сразу приступим к работе. Позвольте еще один вопрос: как Хетти удалось заметить, что вы были в этих комнатах? Она следила за вами?

— Да. Я… я не в первый раз хожу во сне. Прошлой ночью… но она сама вам все расскажет. Это очень болезненная тема для меня. Я велю Хетти присоединиться к нам в библиотеке.

— Там, где, как вы думаете, спрятан документ?

— Да.

— Покажите мне скорее эту комнату. Полагаю, она наверху?

— Да.

Миссис Квинтард поднялась и быстро пошла к двери. Вайолет с нетерпением последовала за ней.

Так давайте же пройдем за ней по великолепной лестнице и представим себе, что испытывала Вайолет, глядя на всю эту роскошь и понимая, что, быть может, от нее одной зависит то, кому все это будет принадлежать.

То была холодная роскошь. В этих просторных залах недоставало веселых детских голосов. Воспоминания о мертвых и предчувствие смерти наполняли воздух торжественностью, не давали забыть о бренности всего сущего, словно глумились над пышностью обстановки.

Впрочем, никакой роскошью Вайолет было не удивить, поэтому здесь ее интересовало только то, что могло хоть как-то помочь в этом загадочном деле. На мгновение остановившись на лестнице, она осведомилась у миссис Квинтард о том, знали ли слуги об утерянном документе, и с облегчением услышала, что та ни с кем не говорила об этом, кроме мистера Делаханта и Клемента.

— А он и словом никому не обмолвится, — утверждала она, — даже своей жене. У нее и без того забот полно, не хватало еще узнать, как близка она была к богатству.

— Она будет богата! — убежденно сказала Вайолет. — В свое время непременно отыщется поверенный, который составлял завещание. Но вы, как я понимаю, жаждете немедленного триумфа над бессердечным Карлосом и, надеюсь, этого добьетесь. О! — воскликнула она с неподдельным восторгом.

Миссис Квинтард отперла дверь библиотеки, и перед взором Вайолет впервые предстала одна из самых прекрасных комнат в Нью-Йорке. Именно так, по ее воспоминаниям, многие отзывались об этом месте, и в самом деле, даже если бы эта комната была перенесена сюда прямиком из какого-нибудь древнего аббатства в Старом Свете, то и тогда ее обстановка и украшения не смогли бы полнее выразить саму суть готики. И пусть библиотека не могла похвастать подлинной древностью, ее с лихвой восполняли продуманная сдержанность тонов и резные украшения под старину.

И все же сама комната была лишь ларцом, в котором хранились величайшие сокровища — на полках стояло множество ценнейших книг. Пока взгляд Вайолет поднимался все выше и выше — от рядов книг к пяти искусно сработанным витражным окнам в южной стене, миссис Квинтард с презрением воскликнула:

— А Карлос хочет устроить тут бильярдную!

— Этот ваш Карлос решительно мне не нравится! — пылко воскликнула Вайолет, но, вовремя опомнившись, поспешила спросить миссис Квинтард, совершенно ли она уверена, что именно здесь спрятала драгоценный документ.

— Вам бы лучше переговорить с Хетти.

Как раз в это время в комнату вошла дородная женщина располагающей наружности и почтительно остановилась в дверях.

— Хетти, ты должна отвечать на все вопросы, которые тебе задаст эта юная леди. Она одна может нам помочь. Но сначала скажи мне, что наш больной?

— Не очень хорошо. Доктор нынче вот уже в третий раз приходит. Миссис Брукс плачет, и даже дети притихли от страха.

— Я пойду, мне нужно увидеться с доктором и просить его любыми средствами продлить Клементу жизнь до тех пор, пока…

Она не договорила, но Вайолет поняла, что та имела в виду, и на сердце у нее стало тяжело. Неужели ее наниматель и впрямь полагал, что это именно та легкая и изящная загадка, о которой она просила?

Но уже через минуту у нее готов был первый вопрос:

— Хетти, почему вы решили, что миссис Квинтард прошлой ночью оставила пропавший документ именно в этой комнате?

Хетти, которая до этого почтительно глядела на Вайолет, просияла от облегчения и сразу сделалась разговорчивой. С непринужденностью, присущей очень искренним натурам, она осведомилась:

— Хозяйка сказала вам о своем недуге?

— Да, все без утайки.

— Она ходит во сне.

— Именно так она и сказала.

— А иногда она даже не спит, но все равно ходит.

— Этого она не говорила.

— Хозяйка — женщина нервная и не всегда может спокойно лежать в постели, если просыпается по ночам. Стоит мне услышать, что она встала с кровати, я тоже поднимаюсь, но поскольку никогда не знаешь, спит она или нет, я стараюсь следовать за ней на некотором расстоянии. Прошлой ночью я так отстала, что она успела зайти в комнату брата и выйти оттуда — только тогда я ее и увидела.

— Где находится ее комната и где — комната брата?

— Ее спальня на этом этаже, в самом начале коридора, а комната мистера Брукса — в самом его конце. Туда можно попасть, пройдя через холл или через библиотеку — отсюда можно пройти в маленький кабинет, который мы называли его берлогой.

— Расскажите подробнее, как это было. Где именно вы стояли, когда впервые заметили миссис Квинтард?

— В той самой «берлоге». В холле позади меня горел яркий свет, так что я отчетливо видела ее фигуру. Она прижимала к груди сложенный лист бумаги и двигалась как-то странно — я сразу поняла, что она спит. Хозяйка направлялась именно сюда и вскоре вошла в библиотеку. Дверь так и осталась открытой, и поскольку я очень беспокоилась за нее, то осторожно прокралась следом. Час был поздний, было темно, но лунный свет проникал через витражи и освещал библиотеку разноцветными лучами. Мне бы пойти вслед за ней, а я… Я просто стояла и смотрела. Сначала она прошла через голубой луч, затем через зеленый и затем прошла, вернее, вошла в луч красного света. Я подумала, что сейчас она выйдет из комнаты, и испугалась, что на лестнице в холле с ней может что-нибудь приключиться. Поэтому я сразу заторопилась к той двери, что находится позади вас, чтобы ее опередить. Но она так и не вышла из комнаты. Я ждала, ждала, но она все не появлялась. Боясь, что с ней что-то случилось, я наконец подошла к двери и подергала за ручку. Дверь была заперта. Я встревожилась не на шутку. Раньше хозяйка никогда не запиралась, и я не знала, как мне поступить. Другой на моем месте окликнул бы ее, но меня предупреждали, что этого делать нельзя. Поэтому я просто стояла и ждала, пока в замке наконец не повернулся ключ и она не вышла. Двигалась она по-прежнему как-то скованно, и теперь в руках у нее ничего не было.

— А потом?

— Она пошла прямиком в свою комнату, я — за ней. За все это время она так ни разу и не проснулась.

— В самом деле?

— Именно так, мисс, только при этом не переставала думать о том, что ее так тревожило. Я видела, как, остановившись возле постели, она начала ощупывать лиф своего пеньюара.

Она искала ключ, наконец нашла его и спрятала у себя на груди.

— Вы точно это видели?

— Так же ясно, как сейчас вижу вас. В ее комнате горел яркий свет.

— А после этого?

— Она легла в постель. Свет я погасила.

— В этом ее пеньюаре есть карманы?

— Нет, мисс.

— А в ночной сорочке?

— Нет, мисс.

— То есть она никак не могла пронести эту бумагу с собой обратно?

— Нет, мисс, она оставила ее там. Документ не покидал библиотеки.

— Но разве не могла она вернуться и спрятать бумагу где-то в спальне брата?

Женщина немного изменилась в лице, легкий румянец окрасил ее смуглые щеки.

— Нет, — твердо заявила она, — этого хозяйка никак не могла сделать. Перед тем как побежать в холл, я заперла за ней дверь библиотеки.

— В таком случае, — решительно заключила Вайолет, — завещание здесь и именно здесь мы будем его искать!

Прояснив таким образом первую часть своего задания, мисс Стрэндж принялась за дело.

Высокая — в два этажа — комната имела форму огромного овала. Вдоль стен этого овала по всему периметру располагались ряды книжных полок, разделенные на узкие секции, оставляя место только величественному камину в готическом стиле и пяти чудесным окнам, выходящим на южную сторону. Наверху стены переходили в свод и сливались с лепниной потолка, выполненной в том же изысканном и радующем глаз стиле, что и часовня Генриха Восьмого в Вестминстерском аббатстве. Полки достигали высоты примерно тридцати футов и прерывались только двумя дверями, о которых уже было сказано ранее, и двумя узкими простенками по обе стороны окон. У этой стены стояла только пара скамей для певчих[139]См. Глоссарий, 39, взятых, видимо, в какой-то старинной церкви.

Однако в комнате имелась еще кое-какая мебель, и Вайолет, понимая, что тут-то легко спрятать такой маленький предмет, как сложенный листок бумаги, решила подойти к поискам методически и мысленно поделила пространство перед собой на четыре части.

В первую часть попала и дверь, ведущая в кабинет мистера Брукса, через который можно было пройти в его покои. Единственным предметом мебели, оказавшимся в этой части комнаты, была витрина.

С нее-то мисс Стрэндж и начала свои поиски.

— Тут вы хорошо искали? — спросила она, склонившись над стеклом, чтобы получше рассмотреть ряд средневековых молитвенников, разложенных так, чтобы были видны чудесные миниатюры.

— В самой витрине — нет, — ответила Хетти, — она заперта, а ключ от нее давно потерян. Но все ящики под ней мы осмотрели самым тщательным образом, только что через сито не просеяли.

Вайолет перешла к следующей части комнаты.

Здесь возвышался огромный камин. Перед камином лежал коврик. Вайолет указала на него.

Хетти быстро ответила:

— Мы его не только подняли, но даже перевернули.

— А вот этот ящик справа?

— Там только дрова.

— Вы их вытаскивали?

— Каждое поленце.

— А что это за пепел? Тут что-то жгли!

— Да, но довольно давно. И к тому же этот пепел — древесный. Найдись тут хоть кусочек обугленной бумаги, мы сочли бы дело решенным. Но поглядите — здесь нет ничего такого. — Она передала Вайолет кочергу. — Убедитесь сами, мисс.

Вайолет поворошила пепел, а затем, отложив кочергу, опустилась на колени и заглянула в дымоход.

— Если бы она засунула его туда, — поспешила заметить Хетти, — у нее остались бы следы сажи на рукавах. Они белые и очень длинные, вечно ей мешаются.

Вайолет отошла от камина, бросив взгляд на каминную полку, на которой стояла открытая резная шкатулка и две раскрашенные фотографии на рамках в виде мольберта[140]См. Глоссарий, 35. В шкатулке ничего не оказалось, а фотографии стояли слишком высоко над полкой, чтобы за ними можно было спрятать даже самый маленький документ.

План библиотеки.

Вайолет прошла мимо стоявших рядом стульев, лишь бросив на них внимательный взгляд. Крепкий дуб, никакой обивки, резьба в пару к скамьям для певчих — и никакого пространства для поиска.

В третьей части комнаты она оставалась недолго. Здесь была только дверь, через которую она вошла, и книги. Пока Вайолет медленно продвигалась вдоль овальной комнаты, на ее гладком лбу появилась небольшая морщинка. Она ощутила гнет книг — бесчисленного множества книг. Неужто и впрямь придется просмотреть их все?! Перспектива незавидная!

Но ей оставалось обыскать еще одну часть комнаты, а после этого внимательно осмотреть огромный письменный стол со множеством ящиков, стоявший в самом центре библиотеки, — именно тут, по мнению Вайолет, вероятнее всего, и крылась разгадка.

Сейчас она находилась в самой красивой и, возможно, самой уникальной части библиотеки. Тут блистали своим великолепием пять величественных окон — главная гордость комнаты. Впрочем, здесь нельзя было ничего спрятать, поэтому, насладившись яркостью витражей, Вайолет более не тратила на них своего времени. Гораздо больше надежд она возлагала на высокие сиденья для певчих, под которыми могли находиться ящики для книг.

Но едва она попыталась поднять крышку одной скамьи, как Хетти остановила ее.

— Там тоже ничего нет, — сказала она, и Вайолет, вздохнув, направилась к столу.

Невероятных размеров стол, как и комната, имел форму овала; в его столешнице, с той стороны, что была ближе к окну, имелась выемка для стула — чтобы удобнее было писать. На столе было разложено множество самых разных предметов, в том числе журналы и брошюры, бювар с принадлежностями для письма, лампа и кое-какие безделушки и, кроме всего прочего, большая открытая шкатулка, богато украшенная жемчугом и слоновой костью.

— Не трогайте ничего, — сказала Вайолет Хетти, когда та попыталась сдвинуть какую-то вещицу. — Вы уже и так все переворошили, когда утром искали завещание.

— Да, мы все тут просмотрели.

— А вот эти брошюрки?

— Перетряхнули каждую. Здесь мы искали особенно тщательно, так как я видела, что миссис Квинтард останавливалась у стола.

— Голова у нее при этом была поднята или опущена?

— Опущена.

— То есть она глядела вниз, а не по сторонам?

— Да. Ее рукав окрашивал красный свет. Мне показалось, будто рукав двигался — как если бы она вытягивала руку вперед.

— Вы не могли бы встать в том же месте и повторить ее позу?

Хетти поглядела на край стола, нашла место, где красный цвет сменял синий и зеленый, двинулась туда и остановилась, низко склонив голову на грудь.

— Отлично! — воскликнула Вайолет. — Но луна тогда, вероятно, находилась в другом месте, нежели сейчас солнце.

— Вы правы, луна тогда была выше, я это помню.

— Дайте-ка я попробую, — сказала Вайолет.

Хетти отодвинулась, и Вайолет встала рядом с ней, но в нескольких шагах от того места, где сначала стояла Хетти. Она оказалась у самой середины стола. Опустив голову так же, как это сделала Хетти, Вайолет вытянула вперед правую руку.

— В бюваре смотрели? — спросила она. — Я имею в виду, между листами бумаги и пресс-папье?

— Ну конечно, — с заметной гордостью ответила Хетти.

Вайолет продолжала глядеть вниз.

— В таком случае вы убрали все, что на нем лежало?

— Ода.

Вайолет продолжала разглядывать бювар. Затем порывисто воскликнула:

— Разложите все обратно по местам!

Хетти выполнила ее просьбу.

Вайолет продолжала глядеть на бумаги, затем медленно вытянула руку, но тотчас же снова опустила ее с разочарованным видом. Конечно же завещания не могло быть в чернильнице или бутылочке с клеем. И все же что-то снова заставило ее склониться над бюваром и пристально рассмотреть его.

«Если бы только тут ничего не трогали!» — вздохнула Вайолет про себя. Но внешне она никак не выразила свое неудовольствие и лишь воскликнула, окинув взглядом возвышающиеся над ней полки:

— Книги! Книги! Придется позвать всех слуг или нанять кого-нибудь, чтобы они просмотрели все книги, до которых могла дотянуться миссис Квинтард.

— Сначала нужно узнать, что об этом думает сама миссис Квинтард! — прервала ее Хетти, поскольку ее хозяйка как раз вошла в комнату. Было заметно, что она находится в крайнем смятении чувств.

— Юная леди считает, что искать нужно в книгах, — вставила Хетти, пока миссис Квинтард переводила взгляд с нее на Вайолет, стоявшую с задумчивым видом.

— Это бесполезно. Даже если начать немедленно, мы и половины не просмотрим до приезда Карлоса. И кроме того, Хетти, наверное, уже рассказала вам о моей крайней неприязни к книгам в красивых переплетах. Когда я не сплю, я еще могу взять в руки такую книгу, но в состоянии сомнамбулизма, когда мной руководят инстинкты, я этого точно не сделаю. У моего предубеждения есть свои причины. Я не всегда была богатой. Когда я вышла замуж, Клемент еще не начал сколачивать состояние. Я была так бедна, что частенько мне приходилось голодать, и, что гораздо хуже, видеть, как плачет от голода моя маленькая дочка. А все почему? Потому что мой муж был библиофилом. Деньги, на которые он мог бы содержать семью, тратились на дорогие издания. Трудно поверить в такое, не правда ли? Я помню, как он принес домой том из собрания Гролье[141]Жан Гролье (1489/1490-1565) — французский библиофил, славившийся своей библиотекой, в которой насчитывалось более 3000 томов. Именно он одним из первых придумал переплетать книги, и все издания в его библиотеке обладали богато украшенными переплетами, сделанными по эскизам самого Гролье., когда у нас в кладовой было хоть шаром покати. Поэтому я ненавижу книги, особенно в красивых переплетах. Мне даже приходится снимать обложку, чтобы решиться прочесть что-то.

О жизнь! Жизнь! Как быстро Вайолет познавала ее!

— Понимаю, миссис Квинтард, но коль скоро наши поиски пока не увенчались успехом, было бы ошибкой не обследовать эти полки. Возможно, нам удастся значительно облегчить нашу задачу, быть может, даже не придется прибегать к чьей-либо помощи. Трогал ли кто-нибудь эти книги с того момента, как вы обнаружили пропажу завещания?

— Нет, никто из нас даже не подходил к ним, — ответила Хетти.

— А кто-нибудь другой?

— А никого другого мы в комнату не пускали. Как только мы поняли, что завещание в библиотеке, мы сразу заперли обе двери.

— Чудесно! Кажется, теперь я смогу кое-чем помочь. Хетти, вы, кажется, довольно сильная женщина, а я, как вы видите, очень мала. Не могли бы вы поднять меня, чтобы я осмотрела полки? Я хочу взглянуть именно на полки, а не на книги.

Удивившись, Хетти приподняла Вайолет до высоты той полки, на которую та указала. Вайолет пристально осмотрела верхнюю полку и ту, что была сразу под нею.

— Я не очень тяжелая? — спросила она. — Если вам не трудно, не могли бы вы перенести меня к полке с другой стороны двери.

Хетти выполнила ее просьбу.

Вайолет осмотрела каждую полку, до которой могла бы дотянуться миссис Квинтард, и затем, опустившись на колени, внимательно изучила нижние полки.

— За последние сутки никто ничего не трогал и не брал с этих полок, — объявила она. — Пыль возле корешков книг не потревожена. На столе все совсем по-другому. Там сразу видно, где вы переставляли вещи, а где нет.

— Так вот что вы искали? Никогда бы не подумала!

Не обратив внимания на это восклицание, Вайолет глубоко задумалась.

Хетти поглядела на свою хозяйку, а затем быстро развернулась к Вайолет и схватила ее за руку.

— Что такое с миссис Квинтард? — торопливо спросила она. — Если бы на дворе была ночь, я бы подумала, что на нее снова что-то нашло.

Вайолет вздрогнула и тоже взглянула в сторону миссис Квинтард.

Несмотря на то что они с Хетти стояли в паре футов от нее, та словно бы совершенно позабыла об их присутствии. Возможно, ей и самой казалось, что она в комнате совсем одна. С застывшим взглядом, двигаясь очень скованно, миссис Квинтард двинулась прямо к столу, но если от одного ее вида сердце в груди у Хетти замерло, то у Вайолет, напротив, оно забилось быстрее от вспыхнувшей надежды.

— Лучше не бывает! — тихонько прошептала она. — Она впала в транс и снова во власти своего наваждения. Если мы ее не потревожим, то она, возможно, повторит то, что делала прошлой ночью, и сама покажет нам, куда спрятала драгоценный документ.

Между тем миссис Квинтард продолжала двигаться по направлению к столу. Через мгновение ее седые локоны окрасил багряный свет — она оказалась рядом со стулом, стоявшим подле стола. С ее губ слетали какие-то слова, она протянула руку к бювару и стала искать что-то среди разбросанных там вещей, пока не наткнулась на большие ножницы.

— Слушайте, — прошептала Вайолет, обращаясь к Хетти. — Вы лучше ее знаете, попробуйте разобрать, что она говорит.

Но Хетти ничего не удалось расслышать — до нее доносилось только бессвязное бормотанье.

Вайолет сделала шаг вперед. Миссис Квинтард положила ножницы обратно и теперь снова принялась что-то неуверенно искать. Придя в еще большее волнение, она завертела головой во все стороны, а звуки, которые она издавала, стали еще более невнятными.

— Бумага! Где бумага? — наконец выкрикнула она неестественно высоким голосом.

Но через какое-то время ее руки замерли, и внезапно она пришла в себя и обратила на Хетти и Вайолет изумленный взгляд, который тотчас же сменился выражением крайнего замешательства.

— Что я здесь делаю? — спросила она. — У меня было такое чувство, будто бы я почти увидела, почти коснулась… ох, и все пропало! Я снова ничего не помню. Почему я не могла задержать мое видение, пока не… — Но тут она наконец полностью пришла в себя и, позабыв тревоги, одолевавшие ее еще секунду назад, обратилась к Вайолет в своей прежней робкой манере: — Вы ведь просили нас снять книги? Но кажется, вы переменили свое решение.

— Да, я передумала. — Тут Вайолет, в последней отчаянной попытке вызвать к жизни видения, которые хранились где-то глубоко в беспокойном сознании миссис Квинтард, рискнула заметить: — Возможно, эта проблема — психического свойства. Как по-вашему, если бы вы вновь впали в то же состояние, в котором были прошлой ночью, смогли бы вы повторить все свои действия и привести нас к тому месту, где спрятано завещание?

— Вероятно. Но до того, как это случится, могут пройти недели, к тому времени сюда приедет Карлос, а Клемент, скорее всего, умрет. Мой племянник так плох, что доктор намерен вернуться сюда к полуночи. Мисс Стрэндж, Клемент — человек необыкновенный. Он сказал, что желает видеть вас. Не пройдете ли вы со мной в его покои — всего на минуту? Он вас не задержит, да и я прослежу за тем, чтобы ваша с ним встреча была недолгой.

— Я охотно пойду с вами. Но не лучше ли нам обождать?..

— Тогда, быть может, вы его так и не увидите.

— Хорошо, идемте, но мне хотелось бы принести ему вести получше…

— Несомненно, они появятся позже. Этот дом не создан для Карлоса. Хетти, останьтесь здесь. Идемте, мисс Стрэндж. Не нужно ничего говорить, просто позвольте ему вас увидеть.

Вайолет кивнула и проследовала за миссис Квинтард в покои больного.

То, что она там увидела, глубоко потрясло ее. С кровати Клемент устремил на нее взгляд, пронзительности которого смерть пока не могла побороть. В этом взгляде была вся душа Клемента. На самом краю мрачного обрыва его держала надежда. Поверит ли он, что нарядно одетая девушка, явно принадлежащая к высшему обществу, справится с задачей, от успеха которой зависит судьба его дорогого семейства? На это вряд ли стоило надеяться. И все же, пока она глядела ему в глаза со всей серьезностью, которой требовали обстоятельства, пылающий взор стал менее настойчивым; доселе неподвижные пальцы чуть пошевелились, будто бы этим жестом Клемент желал привлечь внимание к своей жене и трем прелестным детям, которые столпились у изножья его кровати.

Он ничего не сказал, да и она не могла вымолвить ни слова, но та торжественность, с которой она воздела к Небесам правую руку, как бы призывая их в свидетели, вызвала у больного, возможно, последнюю в его жизни улыбку. И, храня в памяти этот призрачный знак доверия, она вышла из комнаты, чтобы предпринять последнюю попытку разгадать тайну пропавшего документа.

В холле она обратилась к пожилой даме с решимостью человека, хватающегося за последнюю надежду:

— Я хочу, чтобы вы как следует обдумали то, что я сейчас скажу. Хорошо?

— Я попробую, — отвечала несчастная женщина, искоса бросив взгляд на дверь комнаты больного.

— Как я уже говорила, — сказала Вайолет, — нам необходимо понять, о чем вы думали в тот момент, когда брали завещание из сейфа. Послушайте, миссис Квинтард, ученые давно не считают, что сны якобы приоткрывают нам будущее или порождены нашими беспорядочными мыслями. Нет, сон — это отражение недавнего прошлого, и почти всегда можно проследить, какие именно события его вызвали. Днем ранее ваши размышления, о которых вы впоследствии позабыли, привели к тому, что ночью вы взяли завещание. Нужно понять, что это были за размышления. Вспомните, если сможете, что вы делали вчера, что читали?

Миссис Квинтард заволновалась.

— Но у меня совсем плохо с памятью, — возразила она. — Я все быстро забываю, так быстро, что мне приходится все записывать, чтобы хоть как-то справляться с делами. Вчера? Вчера? Что же я делала вчера? Я выезжала в город за какой-то надобностью, но уже не помню куда.

— Быть может, нам помогут ваши вчерашние записи?

— Сейчас я их принесу. Но вряд ли он смогут вам помочь. Я веду их только для себя и…

— Все равно, дайте мне взглянуть. И вот Вайолет нетерпеливо листает ее записи:

«Суббота: „Мавритания“ вот-вот придет в порт. Сообщить мистеру Делаханту, что он должен прийти завтра. Примерка платьев с Хетти. Говорит, что их нужно ушить. К ланчу будет миссис Пибоди, а у нас столько хлопот! Пришлось поехать в город по нуждам Клемента. Завещание, завещание! Ни о чем больше не думаю. Надежно ли оно спрятано? Ни минуты покоя до завтра. Сегодня днем Клементу получше. Говорит, что должен дожить до приезда Карлоса — не ради того, чтобы восторжествовать над ним, но чтобы смягчить его разочарование. Милый мой Клемент!

Я так взволнована, вставляла фотографии в рамки и совсем позабыла о своих тревогах, когда пришла Хетти с очередным платьем на примерку».

В огромном доме воцарилась тишина, которую нарушил перезвон часов на лестнице — пробило семь. Для Вайолет, которая в полном одиночестве сидела в библиотеке, этот звук стал своего рода зовом. Она как раз выходила из комнаты, но замерла в дверях, заслышав какой-то шум внизу, в холле. Перед домом остановился автомобиль, несколько человек входили в парадную дверь. Их манеры казались неуместно развязными. Вайолет стояла на месте, вслушиваясь и не совсем понимая, что ей делать дальше, и тут к ней приблизилась донельзя взволнованная миссис Квинтард. Проходя мимо Вайолет, она обронила лишь одно слово: «Карлос!» — и, пошатываясь, побрела вниз по лестнице.

За этим видением последовало другое. Жена Клемента перегнулась через мраморную балюстраду; горе и ужас исказили идеальные черты ее лица. Затем она убежала, и Вайолет на какое-то время осталась одна в огромном холле. Потом мисс Стрэндж вернулась в библиотеку и начала надевать шляпку.

В большой гостиной зажгли свет, и посреди этого блистательного великолепия миссис Квинтард встретила Карлоса Пеласиоса. Все, кто при этом присутствовал, отметили, что держалась она с достоинством и с отчаянной решимостью ожидала его гневных нападок.

Карлос, приземистый брюнет, лицо и манеры которого явно свидетельствовали о его испанском происхождении, поначалу обратился к миссис Квинтард довольно грубо, но, встретив ее взгляд, снизошел до простой язвительности:

— Вы здесь?! Удовольствие видеть вас, мадам, сопряжено с некоторыми неудобствами. Разве вы не получали от меня каблограммы[142]Каблограмма — телеграмма, переданная по подводному кабелю. с просьбой предоставить дом в мое полное распоряжение?

— Получала.

— Так почему же я застаю у себя гостей? Гостям не пристало приезжать вперед хозяина!

— Клемент очень плох…

— Тем более его надобно поскорее удалить отсюда.

— Мы ожидали вас двумя днями позже. В каблограмме говорилось, что вы прибудете на «Мавритании».

— Да, именно так. Элисабетта, — обратился он к жене, молчаливо стоявшей позади него, — сегодня мы заночуем в «Плазе». Смеем надеяться, что завтра к трем часам дня дом будет полностью подготовлен к нашему приезду. Позднее же, если миссис Квинтард пожелает навестить нас, мы с радостью ее примем. Однако, — он вновь повернулся к миссис Квинтард, — мы ждем вас без Клемента и детей.

Слабая рука миссис Квинтард взметнулась к горлу.

— Клемент при смерти. Он угасает с каждым часом, — пролепетала она. — Он может не дожить до утра.

Это проняло даже Карлоса.

— Вот как, — сказал он. — Что ж, у вас есть еще два дня.

Миссис Квинтард ахнула, а затем вплотную подошла к Карлосу:

— Вы дадите нам столько времени, сколько потребуется Клементу, и даже более того. Он — настоящий хозяин этого дома, а не вы. Мой брат оставил завещание, по которому все переходит к Клементу. Это вы гости моего племянника, а не он у вас в гостях. И это я от лица моего племянника могу позволить вам остаться здесь, пока вы не подыщете себе другое жилье!

Наступила тишина. Карлос, как, впрочем, и его жена, обладал взрывным темпераментом, но никто из них не проронил ни слова. Наконец Карлос совладал с собой настолько, что смог, не срываясь на грубость, вымолвить:

— Не думаю, что у вас хватило бы ума до такой степени повлиять на своего брата, иначе я не мог бы позволить себе столь долгое путешествие. Где это завещание? — вдруг резко спросил он.

— Вы его увидите… — Однако тут миссис Квинтард осеклась.

Карлос поглядел на мужчину, стоявшего подле его жены, и снова повернулся к миссис Квинтард:

— На смертном одре завещания не пишутся, а если что-то подобное и случается, одной подписи недостаточно, чтобы признать их законность. Я не верю в этот ваш трюк с другим завещанием. Мистер Кавана, — он указал на сопровождавшего их джентльмена, — в течение многих лет вел дела моего отца, и он заверил меня, что документ, который сейчас лежит у него в кармане, первое и единственное изъявление воли вашего брата. Если вы хотите опровергнуть это заявление, предъявите нам то завещание, о котором вы говорите, либо скажите, где оно находится.

— Этого я… по некоторым причинам этого я не могу сейчас сделать. Но я готова поклясться…

Ее слова прервал издевательский смешок.

Смеялся ли сам Карлос или сдали нервы у его бессердечной жены? У них обоих были причины для смеха.

— О! — вскричала старая дама. — Сжалься над нами, Господи! — Сознание уже почти покидало ее, когда она услышала, как кто-то окликнул ее с порога. Обернувшись, она увидела улыбающуюся Хетти, а рядом с ней — маленькую фигурку Вайолет, лицо которой сияло, и потому миссис Квинтард инстинктивно потянулась к сложенному листу бумаги, который уже протягивала ей Хетти.

— Ах! — воскликнула она окрепшим голосом. — Ни вам, ни Клементу не придется долго ждать. Вот это завещание! Детям достанется то, что принадлежит им по праву! — И тут она упала без чувств.

— Где вы отыскали его? О, скажите же! Я ждала целую неделю, чтобы узнать это. После того как Карлос спешно уехал, я стояла у смертного одра Клемента, и когда я по его взгляду поняла, что он еще в сознании, то сообщила ему, что вы справились с этим делом и теперь у нас все будет хорошо. Но я так и не смогла поведать ему, как именно вам удалось это сделать и где вы нашли завещание, поэтому он умер в неведении. Но теперь, когда он упокоился с миром, никто более не угрожает выгнать нас из дому. Расскажите же нам, как вам это удалось.

Вайолет улыбнулась, стараясь не задеть чувств скорбящей дамы. Они сидели в библиотеке — прекраснейшей библиотеке, которая в конце концов все же останется во владении семьи Клемента. Ее забавляло то, с каким непреодолимым любопытством старая леди оглядывалась вокруг. Пожелай этого Вайолет, и эта загадка навеки осталась бы неразгаданной. Миссис Квинтард сама ни за что бы не догадалась.

Но у Вайолет было доброе сердце, поэтому, помедлив немного и убедившись, что в комнате за неделю ее отсутствия все осталось на своих местах, она негромко сказала:

— Вы были правы, утверждая, что спрятали документ в этой комнате. Именно здесь я его и нашла. Видите вон ту фотографию на каминной доске, ту, что немного неровно стоит на подставке?

— Вижу.

— Положим, вы снимете ее с полки. Вы ведь можете до нее дотянуться, не так ли?

— Да, но…

— Снимите ее с полки, дорогая миссис Квинтард, а затем взгляните на ее обратную сторону.

Взволнованная и недоумевающая миссис Квинтард сделала то, о чем ее просили, и, едва взглянув на фотографию, вскрикнула от удивления, а может, от произошедшего осмысления. Квадрат коричневого картона, служивший задником, был немного сдвинут в сторону, открывая еще один, точно такой же кусок картона.

— Так он был спрятан здесь? — спросила миссис Квинтард.

— Именно так, — кивнула Вайолет. — Документ вставила в рамку одна дама, которая любит возиться с фотографиями. Обычно она делает это в полном сознании, но в этот раз проделала все во сне.

Миссис Квинтард не могла прийти в себя от изумления.

— Не припомню, чтоб я трогала эти фотографии! — воскликнула она. — И никогда бы не вспомнила. Вы удивительный человек, мисс Стрэндж! Как вам пришло в голову, что у этих фотографий может быть два задника? По их виду этого не скажешь.

— Охотно отвечу: вы сами помогли мне, миссис Квинтард.

— Я? Помогла вам?

— Да. Помните, вы дали мне ваши записки. В них вы упомянули о том, что собираетесь вставлять фотографии в рамки. Но я обратила внимание на фотографии на каминной полке не только поэтому. Незадолго до того вы сами кое-что мне подсказали. Мы с Хетти не говорили вам этого, миссис Квинтард, но в тот день, когда мы искали пропавший документ, с вами вновь приключился приступ того необычного недуга, что заставляет вас ходить во сне. Приступ был кратким и длился не более минуты, но вы успели кое-что произнести, и я…

— Произнести? Так я говорила?

— Да, вы произнесли слово «бумага» — «бумага», а не «бумаги»! — и потянулись за ножницами. Тогда у меня не было времени над этим поразмыслить, но позднее, читая ваши записи, я вспомнила эти слова и спросила себя: быть может, речь шла о бумаге, которую вы хотели не спрятать, а нарезать? И если вы хотели нарезать какую-то бумагу и просто повторяли действия прошлого вечера, тогда в комнате должны были остаться обрезки. Нашлось ли там что-то подобное? Да, из корзины для мусора, что стояла под столом, мы вытащили и снова бросили обратно несколько полосок плотной оберточной бумаги, которые, как мне показалось, имели ровные обрезанные края. Снова вытащить эти полоски и разложить их на столе было делом одной минуты. Взглянув на них, я снова принялась за поиски — но на этот раз я искала не документ, а кусок бумаги, обрезки которой и лежали в корзине. Быстро ли я ее нашла? Не очень, но, подойдя к каминной полке, я увидела, что рамки фотографий по форме и размеру идеально совпадают с тем, что я искала. Я снова вспомнила, что вы делали паспарту для фотографий, и поняла: тайна раскрыта.

В первой рамке ничего не оказалось, но когда я перевернула соседнюю фотографию… Вы уже знаете, что я там нашла. Вы просто положили завещание поверх задника фотографии и прикрыли его еще одним листом оберточной бумаги. Мое открытие положило конец одному очень неприятному разговору, и это подняло мне настроение на целую неделю. А теперь могу я повидать детей?