Онлайн чтение книги Преступление капитана Артура
Глава XXXV. Где сводятся счеты

Селение Лисльвуд было взволновано известием о несчастье, постигшем владельца Лисльвуд-Парка.

Рано утром, на другой день бегов, несколько пахарей, отправляясь на работу, нашли сэра Руперта Лисля, разбитого, изуродованного, окровавленного, на мало посещаемой дороге, которая идет от Чильтона к Лисльвуду. Обломки догарта валялись на земле; оси были поломаны, одно колесо разбито, а сбруя вся в кусках.

Рабочие взяли на соседнем поле носилки, и, положив на них бесчувственного баронета, отнесли его за три мили в селение Унтергиль, стоящее на полдороге от Лисльвуда, затем они снесли его к доктору.

Они застали деревенского эскулапа за завтраком. Увидев положение больного, он тотчас же встал из-за стола. Боязливая и любопытная толпа крестьян заняла окно и дверь маленькой приемной, где по указанию доктора положили сэра Руперта Лисля на стол.

Одна нога была совершенно раздроблена, правая рука тоже, а плечо было вывихнуто.

Осматривая все эти повреждения, врач сильно призадумался.

– Люди, которые привели джентльмена, знают ли его имя? – спросил он.

– Нет, они знают только то, что они сказали. Они нашли его на дороге, около разбитого экипажа.

– Это неприятный случай,  – сказал доктор,  – он в чрезвычайно опасном положении.

Доктор мог бы сказать, что больной безнадежен.

Во время этих расспросов сэр Руперт находился в полнейшем бессознании.

В кармане его жилета нашли маленький порт-папье, эмалированный и вышитый жемчугом. По его карточке узнали его имя и звание.

Унтергильский врач был молодой человек, который не имел счастья лечить влиятельную личность; его практика состояла из богатых фермеров и удалившихся от дел торговцев. При мысли, что ему придется лечить настоящего баронета, он побледнел почти так же, как и его больной.

– Теперь извольте растворить настежь окна и двери,  – сказал он.  – Да уходите отсюда: при таком стечении народа невозможно дышать. Ступайте по местам и дайте сэру Руперту время прийти в себя.

– Сэру Руперту! Так это был лорд Лисль из Лисльвуд-Парка, который лежал бесчувственным, безжизненным, покрытым пылью, в окровавленной одежде на столе в кабинете мистера Дэвсона?

Эта новость не могла побудить присутствующих уйти поскорее: они направились было к выходу, но потом тихонько повернули назад. Положение сэра Руперта не предвещало, чтобы он мог прийти скоро в сознание. Подносили к его ноздрям нашатырный спирт; натирали виски уксусом, вспрыскивали его холодной водой, и когда он, наконец, открыл налившиеся кровью глаза, то только для того, чтобы бессознательно осмотреться вокруг и затем закрыть их.

После совещания молодой доктор решился послать в лучшую гостиницу за лошадьми и экипажем, чтобы отвести баронета в Лисльвуд.

Полдюжины крестьян отправилась исполнять это поручение, между тем как прочие оставались, чтобы узнать то, что будет дальше с сэром Рупертом. Эти добрые люди, кажется, воображали, что мистер Дэвсон вправит разбитые члены баронета в какие-нибудь полчаса и вернет ему прежнее здоровье.

Громадный, тяжелый старинный экипаж, запряженный белой лошадью, с шумом и треском подъехал по неровной мостовой и остановился перед домом доктора.

Баронета положили на матрац, на котором и понесли его бережно в экипаж, где матрац прикрепили замысловатым способом к изъеденным молью каретным подушкам. Доктор, запасшийся микстурами, примочками и бутылкой спирта, поместился возле больного, отдав старому кучеру нужные приказания.

Доктор хотел сдать баронета на руки его жене и друзьям.

Оливия Лисль завтракала в библиотеке возле готического окна. Но она была не одна: миссис Варней лежала на кушетке, с другой стороны окна, и зевала над каким-то журналом. Нельзя сказать, чтобы эти две женщины были очень дружны, но они никогда не ссорились друг с другом. Ада Варней смотрела апатично на все, кроме роскошных платьев, деликатесных обедов, щегольских экипажей да красивого замка! Получив все это, она жила всегда в миру со своей судьбой и сделалась самой любезной женщиной в мире. Лисльвуд осуществил все желания Ады. Она сознавала, что майор играет почти главную роль в замке, и потому считала себя равноправной с Оливией.

Ни та ни другая не беспокоились относительно долгого отсутствия баронета и его друга. Оливия вообще не интересовалась мужем, Ада, наоборот, питала такое неограниченное доверие к блестящему майору, что не стала бы тревожиться, если бы он запропал даже на целый месяц: ее, разумеется, утешила бы мысль, что ее муж имеет разумные причины на это.

Итак, дамы сидели за завтраком. Леди Лисль, печальная и ревнивая, смотрела бессознательно в сад, между тем как миссис Варней, тоже подсевшая к столу, то обсасывала голубиное крылышко, то трудилась над кусочком поджаренного хлеба, то очищала абрикос или уничтожала большую гвернесейскую грушу, разрезанную на четыре части; вообще она с истинным эпикурейством не пренебрегала ни одним лакомством.

– Знаете ли, леди Лисль,  – начала Ада, некоторое время наблюдавшая за Оливией, полузакрыв свои прекрасные, с продолговатым разрезом глаза.  – Знаете ли, что я иногда нахожу в вас много сходства с одним человеком, умершим в этом доме?

– Вы говорите о капитане Вальдзингаме?

– Да, о бедном Артуре Вальдзингаме, который женился на вашей хорошенькой белокурой свекрови и кончил свое земное поприще в этой роскошной темнице. На вашем лице выражается что-то, сто раз мною замеченное в лице капитана, – это выражение человека, испытавшего что-то ужасное.

– Да, я испытала вполне это ужасное,  – ответила Оливия, сдвинув черные брови.  – Это вам известно так же, как мне самой, я только удивляюсь, что побудило вас говорить об этом.

Миссис Гранвиль Варней взглянула на потолок с кротким видом голубки.

– Дорогая леди Лисль, умоляю вас не забывать, что я положительно ничего не знаю,  – возразила она.  – Каковы бы ни были тайны моего мужа, они остаются тайнами и для меня, так как я слишком глупа, чтобы он доверил их мне.

Она пожала плечами, скорчив веселую гримаску, и вышла из библиотеки, напевая живую баркаролу.

Через полчаса Оливия приказала седлать свою лошадь, на которой потом отправилась в поле.

Отъехав немного, она встретила на дороге тяжелый экипаж, медленно катившийся по направлению к Лисльвуду, но она так задумалась, что не обратила на него никакого внимания.

Пробило пять часов, когда она вернулась. Жена сторожа встретила ее взглядом, полным участия: ей страх как хотелось сообщить своей госпоже о случившейся катастрофе. Сторож вышел к воротам с трубкой во рту, а возле самой решетки стояло несколько крестьян, которые явились для того, чтобы узнать подробности события и разнести их по Лисльвуду.

Оливия заметила, что все эти люди сгорают желанием сказать ей что-то важное.

– Что случилось? – спросила она, обратясь к жене сторожа.  – Зачем пришли сюда эти крестьяне?

Этого было достаточно, чтобы развязать язык, просившийся на волю.

– О миледи! – воскликнула она.  – Бедный сэр Руперт… Несчастный джентльмен!.. Но не поддавайтесь горю, миледи, вооружитесь мужеством!.. Он может, разумеется, прийти в себя, миледи… При нем находится теперь лондонский доктор, и он делает все, что от него зависит… Не тревожьтесь, миледи!

Но леди Лисль казалась далеко не в отчаянии. Только лицо ее побледнело более обыкновенного и черные глаза открылись широко. Один из наиболее услужливых крестьян поднес ей было стакан воды с выражением искреннего сожаления к ней, но она вырвала стакан из его рук и бросила на землю, так что он разбился тотчас вдребезги.

– Разве произошло что-нибудь с вашим господином? – обратилась она опять к жене сторожа, причем голос ее оставался по-прежнему ровен и звучен.

– О миледи, от вас следовало бы скрыть все это… Вы не…

– Случилось ли с ним что-нибудь?… Так отвечайте же! Намерены ли вы ответить или нет?

– О миледи, сэр Руперт упал из экипажа… И жизнь его в опасности… Но вы не…

Но прежде нежели женщина успела кончить фразу, Оливия хлестнула свою лошадь и поскакала к замку.

Оставшиеся переглянулись, когда леди Лисль исчезла между деревьями аллей.

– Как странно приняла она это известие!  – пробормотала жена сторожа.  – Она просто рассердилась, но не думала огорчаться. Я бы на ее месте подняла такой крик, что меня было бы слышно за милю от сторожки.

Муж ее утвердительно кивнул головой: он помнил, что она во всех из ряда вон выходящих случаях начинала обыкновенно вопить изо всех сил.

– Не все поступают одинаково в одинаковых обстоятельствах,  – заметил он внушительно.  – Но все говорят, что сэр Руперт и миледи не могли называться счастливыми супругами,  – добавил он шепотом.

Леди Лисль прошла прямо в комнату, находившуюся рядом со спальней мужа. Два доктора с серьезными, торжественными лицами совещались в амбразуре, окна между тем как мистер Дэвсон, доктор унтергильский, держался от них на почтительном расстоянии и беспрестанно потирал себе руки.

Управляющий сэра Руперта вытребовал телеграммой из Лондона и Брайтона известных докторов. Доктор Дэвсон совсем стушевался перед этими знаменитостями, которые угрюмо посматривали на него сквозь очки и недоверчиво покашливали, когда он излагал, какого рода помощь он оказал баронету.

Бледная и спокойная, с развевающимися по плечам черными, густыми волосами, явилась леди Лисль перед светилами науки.

– Я слышала, что сэр Руперт подвергся опасности,  – произнесла она спокойно.  – Не потрудитесь ли вы, господа, объяснить мне, что, собственно, случилось с ним?

– Леди,  – ответил торжественно один из докторов,  – будьте уверены, что наука употребит все силы, чтобы спасти сэра Руперта. Если можно спасти его, то мы сделаем это.

– Но вы предполагаете, что это трудно сделать?

Доктора ожидали слез и криков, и хладнокровие леди Лисль поставило их в тупик.

– Да, миледи, это довольно трудно…  – ответили они.

При этих словах, которые были произнесены таким тоном, что их можно было счесть за смертный приговор баронету, Оливия побледнела еще сильнее и поднесла руку ко лбу, как будто бы желая привести в порядок мысли.

Мистер Дэвсон, вообразивший, что ответ знаменитостей расшевелил бесчувственную леди Оливию, пододвинул ей кресло.

– Она, однако, не упадет в обморок,  – шепнул брайтонский доктор, покраснев невольно за свою догадливость.

– Господа, я уверена, что вы отнесетесь внимательно к больному,  – сказала леди Лисль.  – Пусть будут использованы все средства для спасения! Если вам угодно созвать консилиум, то умоляю вас пригласить самых опытных докторов с континента. Следует принять быстро все возможные меры, и затем предоставить решение Провидению и ждать его с покорностью.

Леди Лисль вела себя при настоящем случае так резко не похоже на всех жен и всех женщин, что доктора переглянулись с глубоким изумлением.

Оливия опустилась в кресло, стоявшее у стола, и закрыла лицо руками.

Она молила Бога не допустить ее радоваться несчастью владельца Лисльвуд-Парка.