Онлайн чтение книги Русская поэзия начала ХХ века (Дооктябрьский период)
МИХАИЛ ЗЕНКЕВИЧ

Пары сгущая в алый кокон,

Как мудрый огненный паук,

Ткет солнце из цветных волокон

За шелковистым кругом круг.

И тяжким тяготеньем сбиты,

И в жидком смерче сгущены,

Всего живущего орбиты

И раскаленны и красны.

И ты, мой дух, слепой и гордый,

Познай, как солнечная мгла,

Свой круг и бег алмазно-твердый

По грани зыбкого стекла.

Плавь гулко в огненном удушье

Металлов жидкие пары

И славь в стихийном равнодушье

Раздолье дикое игры!

О темное, утробное родство,

Зачем ползешь чудовищным последом

За светлым духом, чтоб разумным бредом

Вновь ожило все, что в пластах мертво?

Земной коры первичные потуги,

Зачавшие божественный наш род,

И пузыри, и жаберные дуги —

Все в сгустке крови отразил урод.

И вновь, прорезав плотные туманы,

На теплые архейские моря,

Где отбивают тяжкий пульс вулканы,

Льет бледный свет пустынная заря.

И, размножая легких инфузорий,

Выращивая изумрудный сад,

Все радостней и золотистей зори

Из облачного пурпура сквозят.

И солнце парит топь в полдневном жаре,

И в зарослях хвощей из затхлой мглы

Возносятся гигантских сигиллярий

Упругие и рыхлые стволы.

Косматые — с загнутыми клыками —

Пасутся мамонты у мощных рек,

И в сумраке пещер под ледниками

Кремень тяжелый точит человек…

О предки дикие! Как жутко-крепок

Союз наш кровный! Воли нет моей,

И я с душой мятущейся — лишь слепок

Давно прошедших, сумрачных теней.

И им подвластный, солнечный рассудок,

Сгустив в мозгу кровавые пары, —

Как каннибалов пляшущих желудок,

Ликуя, правит темные пиры.

О ящеры-гиганты, не бесследно

Вы — детища подводной темноты —

По отмелям, сверкая кожей медной,

Проволокли громоздкие хвосты!

Истлело семя, скрытое в скорлупы

Чудовищных, таинственных яиц, —

Набальзамированы ваши трупы

Под жирным илом царственных гробниц.

И ваших тел мне святы превращенья:

Они меня на гребень вознесли,

И мне владеть, как первенцу творенья,

Просторами и силами земли.

Я — зверь, лишенный и когтей и шерсти,

Но радугой разумною проник

В мой рыхлый мозг сквозь студень двух отверстий

Пурпурных солнц тяжеловесный сдвиг.

А все затем, чтоб пламенем священным

Я просветил свой древний, темный дух

И на костре пред богом сокровенным,

Как царь последний, радостно потух;

Чтоб пред его всегда багряным троном,

Как теплый пар, легко поднявшись ввысь,

Подобно раскаленным электронам,

Мои частицы в золоте неслись.

Корнями двух клыков и челюстей громадных

Оттиснув жидкий мозг в глубь плоской головы,

О махайродусы. владели сушей вы

В третичные века гигантских травоядных.

И толстокожие — средь пастбищ непролазных,

Удабривая соль для молочайных трав,

Стада и табуны ублюдков безобразных,

Как ваш убойный скот, тучнели для облав.

Близ лога вашего, где в сумрачной пещере

Желудок страшный ваш свой красный груз варил,

С тяжелым шлепаньем свирепый динотерий [228] Динотерий — ископаемое млекопитающее, сходное со слонами и мастодонтами.

От зуда и жары не лез валяться в ил.

И, видя, что каймой лилово-серых ливней

Затянут огненный вечерний горизонт,

Подняв двупарные раскидистые бивни,

Так жалобно ревел отставший мастодонт.

Гудел и гнулся грунт под тушею бегущей,

И в свалке дележа, как зубья пил, клыки,

Хрустя и хлюпая в кроваво-жирной гуще,

Сгрызали с ребрами хрящи и позвонки.

И ветром и дождем разрытые долины

Давно иссякших рек, как мавзолей, хранят

Под прессами пластов в осадках красной глины

Костей обглоданных и выщербленных склад.

Земля-владычица! И я твой отпрыск тощий,

И мне назначила ты царственный удел,

Чтоб в глубине твоей сокрытой древней мощи

Огонь немеркнущий металлами гудел.

Не порывай со мной, как мать, кровавых уз,

Дай в танце бешеном твоей орбитной цепи

И крови красный гул, и мозга жирный груз

Сложить к подножию твоих великолепий!

Подсолнух поздний догорал в полях,

И, вкрапленный в сапфировых глубинах,

На легком зное нежился размах

Поблескивавших крыльев ястребиных.

Кладя пределы смертному хотенью —

Казалось — то сама судьба плыла

За нами по жнивью незримой тенью

От высоко скользящего крыла.

Как этот полдень — пышности и лени

Исполнена, ты шла, смиряя зной.

Лишь платье билось пеной кружевной

О гордые и статные колени.

Да там в глазах под светлой оболочкой,

На обреченного готовясь пасть,

Средь синевы темнела знойной точкой,

Поблескивая, словно ястреб, — страсть.

Железносонный, обвитый

Спектрами пляшущих молний,

Полярною ночью безмолвней

Обгладывает тундры океан Ледовитый.

И сквозь ляпис-лазурные льды,

На белом погосте,

Где так редки песцов и медведей следы,

Томятся о пламени залежи руды

И о плоти мамонтов желтые кости.

Но еще не затих

Таящийся в прибое лиственниц и пихт

Отгул отошедших веков, когда

Ржавокосмых слонов многоплодные стада,

За вожаком прорезывая кипящую пену,

Что взбил в студеной воде лосось,

Относимые напором и теченьем, вкось

Медленно переплывали золотоносную Лену.

И, вылезая, отряхивались и уходили в тайгу.

А длинношерстный носорог на бегу,

Обшаривая кровавыми глазками веки,

Доламывал проложенные мамонтом просеки.

И колыхался и перекатывался на коротких стопах.

И в реке, опиваясь влагой сладкой,

Освежал болтающийся пудовой складкой,

Слепнями облепленный воспаленный пах…

А в июньскую полночь, когда размолот

И расплавлен сумрак и мягко кует

Светозарного солнца электрический молот

На зеленые глыбы крошащийся лед, —

Грезится Полюсу, что вновь к нему

Ластятся, покидая подводную тьму,

Девственных архипелагов коралловые ожерелья.

И ночами в теплой лагунной воде

Дремлют, устав от прожорливого веселья,

Плезиозавры,

Чудовищные подобия черных лебедей.

И, освещая молнией их змеиные глаза,

В пучину ливнями еще не канув,

Силится притушить, надвигаясь, гроза

Взрывы лихорадочно пульсирующих вулканов…

Знать, не зря,

Когда от ливонских поморий

Самого грозного царя

Отодвинул Стефан Баторий [230] Стефан Баторий — польский король с 1576 по 1586 г., —

Не захотелось на красной площади в Москве

Лечь под топор удалой голове,

И по студеным омутам Иртыша

Предсмертной тоскою заныла душа…

Сгинул Ермак,

Но, как путь из варяг в греки,

Стлали за волоком волок,

К Полюсу под огненный полог

Текущие разливами реки.

И с таежных дебрей и тундровых полей

Собирала мерзлая земля ясак —

Золото, мамонтову кость, соболей.

Необъятная. Пало на долю твою —

Рас и пустынь вскорчевать целину,

Европу и Азию спаять в одну

Евразию — народовластий семью.

Вставай же, вставай,

Как мамонт, воскресший алою льдиной,

К незакатному солнцу на зов лебединый —

Ледовитым океаном взлелеянный край!