Зала, смежная со спальней королевы. Налево дверца, ведущая в спальню. Направо, в срезанном углу, — дверь, ведущая в другие покои. В глубине раскрыты большие окна. Прекрасный летний полдень. Большой стол, кресла. Изображение святой в роскошном убранстве прислонено к стене. Внизу подпись: «Санта Мария Эсклава»[11] Санта Мария Эсклава — святая Мария Невольница.. Напротив нее Мадонна, перед которой горит золотая лампада. Рядом с Мадонной — портрет короля Карла II во весь рост.
При поднятии занавеса королева, донья Мария Нейбургская, сидит в стороне с Касильдой, одной из своих придворных дам, молодой красивой девушкой. Королева в платье из серебряной парчи. Она вышивает, время от времени прерывая эту работу, чтобы побеседовать. В другом конце комнаты сидит на стуле со спинкой донья Хуана де Ла Куэва, герцогиня Альбукеркская, обер-фрейлина, с рукодельем в руках; это старая женщина в черном. Вокруг герцогини у стола сидят дуэньи с рукодельем. В глубине дон Гуритан, граф де Оньяте, мажордом, высокий, сухой, с седыми усами, лет пятидесяти пяти, у него вид старого вояки, хотя одет он с преувеличенной изысканностью и банты нацеплены у него везде, даже на туфлях.
ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ
Королева, герцогиня Альбукеркская, дон Гуритан, Касильда, дуэньи.
Вот и уехал он. Должна я быть довольна.
Но даже мысль о нем гнетет меня невольно.
Как ненавидит он меня!
И осужден
За то оставить двор.
Как ненавидит он!
Но, государыня…
Касильда, нет сомнений
Он страшный человек. Он для меня злой гений!
Я не могу забыть — как будто тяжкий сон.
Наутро должен был Мадрид покинуть он,
А вечером ко мне явились гранды в залу
На целование руки, по ритуалу.
Передо мной они склонялись все подряд;
Спокойна и грустна, терпела я обряд,
И, машинально им протягивая руку,
Разглядывала я, чтобы рассеять скуку,
Картины на стене. Потом взглянула вниз —
И вижу, что ко мне приблизился маркиз.
Увидевши его, других я не видала.
Шел медленно, играл ножнами от кинжала,
Порой сверкала в них полоска лезвия.
Казалось, не идет — ползет он, как змея!
К моей руке прильнул холодными устами —
И ненависти взгляд обжег меня, как пламя!
Он исполнял свой долг, как все другие, — что ж?
Нет, поцелуй его с другими был не схож.
Последний раз тогда я здесь его видала.
Как странно! У меня других забот немало,
Но думаю о нем все время. Этот взгляд…
Поверь, душа его черна, как самый ад.
Ах, он, как демон, мне внушает содроганье!
Касильда! Перед ним я слабое созданье,
Я только женщина! И по ночам во сне
Зловещим призраком является он мне,
Целует руку мне… Очнуться я не в силах,
И точно черный яд в моих струится жилах,
Пронизывает дрожь, как от холодных струй,
И леденит меня зловещий поцелуй.
Пустые призраки!
Да, хуже есть печали…
О, надо все скрывать, чтобы они не знали!
Я нищих встретила сегодня на пути.
Они ко мне тогда не смели подойти.
Еще стоят они с протянутой рукою.
Брось им мой кошелек.
О, с легкостью какою
Вы помогаете несчастным беднякам!
Здесь тоже нищий есть. Что стоит бросить вам
Словечко доброе? Он этого достоин.
Душой так нежен он — на вид суровый воин.
Он скучен. Разговор его невыносим!
Согласна. Все-таки поговорите с ним.
Граф, здравствуйте!
Дон Гуритан приближается, сделав три поклона, и со вздохом целует руку королеве: королева принимает поцелуй с небрежным видом. Потом он возвращается на свое место, рядом с креслом обер-фрейлины.
О, как добра и как прекрасна!
О бедный старый граф, поклонник ваш безгласный!
Как аист у воды, он терпеливо ждет,
Покамест в клюв его добыча попадет.
«Прощайте», «здравствуйте», одна сухая фраза —
Он сыт на целый день и счастлив до экстаза.
Молчи!
Увидеть вас — смысл жизни для него,
И больше он уже не хочет ничего.
Ах, что за красота! Какой ларец! Откуда?
Вот ключ, возьми, открой.
Резьба какая, чудо!
Он для святых мощей: наполнивши ларец,
Пошлю его домой. Как будет рад отец!
Нет, думать не хочу… Прогнать бы мысли рада!
Ступай и принеси мне книгу… Нет, не надо:
Мне не дают читать на языке родном,
А по-испански ведь читаю я с трудом.
Король… он увлечен охотой лишь одною:
Он за полгода был лишь десять дней со мною.
Хоть вы монархиня — судьбы печальней нет.
Королева снова погружается в задумчивость, затем опять как бы с усилием отрывается от своих мыслей.
Я выйду погулять!
При этих словах, властно произнесенных королевой, герцогиня Альбукеркская, которая до тех пор сидела неподвижно в кресле, подымает голову, затем встает и делает королеве глубокий реверанс.
Простите: этикет
Ее величеству лишь выйти разрешает,
Когда испанский гранд ей двери открывает.
Из них же не успел еще никто прийти.
Так что ж это? Должна сидеть я взаперти?
Меня хотят убить? Рассудок я теряю!
Как обер-фрейлина, свой долг я исполняю.
Опять мечтать? Нет, нет!
Позвать моих всех дам!
Скорее карты! Стол!
Останьтесь по местам.
Простите, могут лишь, согласно этикету,
С ее величеством делить забаву эту
Родные короля.
Так позовите их!
Из рода короля нет никого в живых.
Старуха гадкая, несносная дуэнья!
Пусть завтрак подадут!
И это — развлеченье.
Касильда, завтракать со мной ты будешь. Да!
Касильда вопросительно смотрит на обер-фрейлину.
В отсутствие его величества всегда
Ее величество одна изволит кушать.
О боже! И нельзя мне этикет нарушить?
Ни выйти, ни играть, ни есть, когда хочу?
Год, как я царствую, — какую жизнь влачу!
Я умираю здесь. Дворец — моя могила!
Бедняжка! Жизнь ее действительно уныла!
Нелепый этот двор, монашеский устав!
Все развлечение — смотреть, как старый граф,
Почтительно влюблен, стоит и ждет чего-то,
Как аист сторожа стоячее болото!
Придумай что-нибудь!
Раз короля здесь нет,
Вам власть дана сзывать министров на совет.
Да! Восемь стариков, надуты и зловещи,
Мне будут толковать наскучившие вещи:
О дряхлом короле французском и о том,
Что замышляет Рим… Мы дальше не пойдем.
Нет, что-нибудь еще придумай!
Погодите;
Ведь кавалеров есть немало в вашей свите.
Что, если нам позвать кого-нибудь сюда,
Кто молод и красив?
Касильда!
В чем беда?
Мне хочется взглянуть на молодые лица.
О государыня, должны вы согласиться!
Зараза старости всегда опасна нам:
Смотря на стариков, состаришься и сам.
Да, смейся, милая. Жизнь сердце охлаждает:
Как пропадает сон, так радость пропадает.
Нет, только тех минут я с нетерпеньем жду,
Когда могу одна гулять в моем саду.
Да, чудный уголок, действительно! Засады
За каждой статуей, притом из-за ограды
Деревьев не видать, так высока она.
Зато я там могу бывать совсем одна.
Ах, как хотелось бы на волю мне порою!
На волю? Если так, я это вам устрою.
Да, государыня; чем хуже мрак тюрьмы,
Тем более искать имеем право мы
Тот ключик золотой, что отомкнет засовы.
Он у меня в руках, и если вы готовы,
Наперекор им всем, я вам могу помочь:
Под маской в город мы уйдем в любую ночь.
О боже! Замолчи!
Легко и безопасно…
Довольно, никогда!
Я всех боюсь ужасно!
Зачем, зачем я здесь, а не в родной стране?
Как у родителей жилось привольно мне!
Мы бегали с сестрой в лесу и на поляне
Свободно. Иногда встречались нам крестьяне —
Мы с ними весело вступали в разговор.
Как были счастливы мы с нею до тех пор,
Пока не прибыл к нам с посольством из Испаньи
Какой-то человек, весь в черном одеянье.
«Принцесса, — он сказал, — вас ждет испанский трон!»
Прижалась я к сестре; отец был восхищен,
А мать заплакала. Теперь уж плачут оба.
Касильда! Здесь кругом все только мрак и злоба!
Я птичек привезла — нет больше ни одной.
Касильда, искоса поглядывая на обер-фрейлину, делает движение, каким сворачивают шею птице.
Мне не дают цветов страны моей родной,
И слова нежного ждала бы я бесплодно…
Я королева здесь — там я была свободна,
Да, ты права, стена ужасно высока,
И мрачен вечером наш парк. Тоска, тоска!
Издали слышится пение.
Что это — там поют?
Окончив труд тяжелый,
Проходят прачки там с реки толпой веселой.
Пение приближается, можно разобрать слова. Королева жадно слушает.
К чему щебечут птицы
В густой тени ветвей?
Твой голос серебристый
Всех певчих птиц нежней.
К чему на небе звезды
Блестят во тьме ночей?
Твоих очей сиянье
Небесных звезд ясней.
К чему цветок душистый —
Весною красота?
Прекрасней алой розы
Цветут твои уста.
Ведь песни райской птицы,
Живой души цветы
И звезды в ясном небе —
Любовь, все это ты.
Голоса удаляются, затихая.
Ах, о любви поют, и радость в их напеве!..
Мне сладко слушать их и больно.
Королеве
Мешает пение. Прогнать их от ворот!
Прогнать немедленно!
О нет, наоборот!
Пусть с миром здесь они проходят по аллее.
Пойдем на них взглянуть, там будет нам виднее!
Ее величеству нельзя смотреть в окно.
И этого нельзя! Ну что же, все равно…
Оставь, не для меня закаты в небе чистом,
Ни вечер, гаснущий в сиянье золотистом,
Ни песня мирная, звучащая вдали.
Сказала я «прости» всем радостям земли.
И видеть мне нельзя божественной природы,
И даже видеть мне нельзя чужой свободы!
Святых апостолов мы память ныне чтим.
Идемте.
Касильда делает несколько шагов к двери. Королева ее останавливает.
Как! И ты?
Приказ неумолим:
Ослушаться нельзя.
К себе пройдите все вы.
Теперь молитвы час настал для королевы.
Все уходят с глубокими реверансами.
ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ
Молитвы час настал? Скажи — мечтаний час.
Куда бежать от них? О, кто меня бы спас?
Без света я в тюрьме.
И чудится всегда мне
След окровавленной руки на белом камне.
Он руку ранил в кровь! Но сам он виноват:
Там всюду острия железные торчат,
Стена так высока… Как можно ночью темной
Идти дорогою такой головоломной?
Но жизнью он своей пожертвовать готов,
Чтобы оставить мне букет моих цветов!
В последний раз, его подарок обнаружив,
Я над моей скамьей нашла обрывок кружев —
Висел на острие, весь кровью залитой…
И я его сняла. О, капля крови той,
Упавшей за меня, всех слез моих дороже!
Но помощи твоей я лишена, о боже!
Он каждый раз кладет цветы мне на скамью —
И я беру цветы… и клятву в том даю,
Что я в последний раз подобный грех свершаю.
И каждый раз клянусь — и клятву нарушаю!
И сила тайная влечет туда меня.
Он ранен. Он туда не приходил три дня.
Но кто бы ни был ты, о друг мой неизвестный,
Ты понял, что я здесь — как птица в клетке тесной,
Что в одиночестве печален мой удел.
Мой верный тайный друг! Меня ты пожалел.
Не хочешь ничего, не требуешь, не просишь —
И только кровь свою мне в жертву ты приносишь,
Чтобы дарить цветы, опасности презрев,
Несчастнейшей из всех несчастных королев.
Ты следуешь за мной во мраке верной тенью —
И сердцем я судьбы подвластна повеленью.
Пусть матери твоей любовь тебя хранит
И жизнь твою — моя молитва осенит.
Вот здесь его письмо. Оно меня сжигает…
Судьба гнетет меня — и тут же помогает.
Так странно! В жизни мне она послала двух:
Один — злой гений мой, другой — мой добрый дух.
Я ощущаю их присутствие, не видя.
Один — любя меня, другой же — ненавидя,
Но оба здесь они, со мной везде, всегда.
Чего мне ждать от них? Погубит ли вражда
Или спасет любовь? Не знаю, все возможно.
Быть королевою — о, как это ничтожно!
В молитве помощь я попробую найти.
О матерь божия, спаси и просвети.
Склони ко мне свой взор, о пресвятая дева!
К тебе поднять глаза не смеет королева.
Цветок, письмо его — жгут горячей огня!
О, помоги!
Письмо!..
Оно влечет меня.
Надежда страждущих! Звезда морей! Мария!..
Нет, не хочу читать те строки роковые!..
Тебя господь послал всем страждущим сестрой.
О, пощади меня, спаси меня, укрой!
Прочесть в последний раз — и разорвать!
О боже,
Уж месяц говорю я все одно и то же!
«У ваших ног во тьме томится человек,
Что отдал душу вам и жизнь свою навек.
Неведомый для вас и тайной окруженный,
Страдает земляной червяк, в звезду влюбленный;
И умирает он, поверженный во прах,
Смотря, как ярко вы блестите в небесах».
Но если в вас душа иссохла от томленья,
То — что бы ни было — ей нужно утоленье.
Пусть это будет яд — не оттолкну питья.
Но ведь кого-нибудь любить должна же я!
Когда б хотел король, его б любить могла я.
Но уезжает он, одну меня бросая, —
И я совсем любви и ласки лишена.
Обе створки большой двери распахиваются. Входит привратник в парадной одежде.
Письмо от короля!
Мой бог! Я спасена!
ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ
Королева, герцогиня Альбукеркская, Касильда, дон Гуритан, придворные дамы, пажи, Рюи Блаз. Все входят торжественно. Герцогиня впереди, потом придворные дамы. Рюи Блаз остается в глубине комнаты. Он роскошно одет. Плащ падает на его левую руку, прикрывая ее. Два пажа, несущие на подушке из золотой парчи письмо короля, опускаются на колени перед королевой, на некотором расстоянии от нее.
Где я?.. Как хороша!.. Я здесь! Что это — чудо?
Бог спас меня.
Письмо от короля! Откуда?
В Аранхуэсе он сейчас.
О мой король,
Благодарю тебя! Ты понял сердца боль,
Ты понял наконец, как я здесь одинока,
Как ласка мне нужна, — и вот, хоть издалека,
Все ж получила я любви твоей слова!
Скорее дайте!
Я должна прочесть сперва, —
Так принято.
И тут не избежать надзора!
Читайте же скорей.
Герцогиня берет письмо и медленно его разворачивает.
Послушаем…
«Сеньора,
Сегодня ветрено. Я шесть волков убил».
И подпись: «Карл, король».
Увы!
Вот страстный пыл!
Пусть сердце мучилось, терзалось, тосковало, —
«Я шесть волков убил»!
И это все?
Вам мало?
Угодно вам?
О нет!
И это все? Мой бог!
Чего же вам еще? Простой и ясный слог.
С охоты трудно ждать письма иного рода.
Тут все: и что убил и какова погода.
Писал он… Впрочем, нет — письмо он диктовал.
Да, почерк не его, он только подписал.
Не может это быть игрой воображенья!
Мне почерк хорошо знаком: тут нет сомненья.
А кто привез письмо от короля?
Курьер
Его величества.
Вот этот кавалер?
Да. К вам его король на службу назначает.
Маркиз де Санта Крус его мне поручает.
А как его зовут?
Дон Цезарь де Басан,
Граф де Гарофа. Он из молодых дворян;
Коль верить отзывам, умен и безупречен.
Я с ним поговорю.
Вы…
Ею я замечен!
Она меня зовет! О боже, я дрожу!
Приблизьтесь, граф!
Но я совсем не нахожу,
Что нужен при дворе нам молодой повеса.
И так красив собой!
Рюи Блаз, бледный и взволнованный, медленно приближается.
Вы из Аранхуэса?
Да, государыня.
Король здоров?
Вполне.
Он диктовал письмо?
Да. Был он на коне.
Письмо продиктовал он… одному из свиты.
Как будто мысли все мои ему открыты:
Боюсь спросить, кому…
Вы можете идти…
Постойте!
Рюи Блаз, сделав несколько шагов по направлению к выходу, возвращается к королеве.
Много там придворных с ним в пути?
Волненья своего сама не понимаю.
Рюи Блаз низко кланяется.
Кто был при короле?
Я их имен не знаю.
Мадрид покинул я тому назад три дня,
А там король совсем не задержал меня.
Три дня!
О! Ревность — яд! Она — жена другого!
Я в бездну падаю!
Сеньор, всего два слова:
Распоряжения я во дворце даю.
Вы, верно, знаете обязанность свою?
Вам ночью предстоит дежурить здесь, у входа
К ее величеству, и в случае прихода
Его величества открыть к ней в спальню дверь.
Мне — королю открыть?
Но он не здесь теперь.
Приехать может в ночь — и нужен тут дежурный.
Мой бог!
Он побледнел.
Что с ним?
Сеньору дурно!
Мне? Что вы! Дурноты не знал я никогда.
Но странно… Солнце… зной… и быстрая езда…
Мне — королю открыть!
Его рука в повязке!
Он ранен!
Ранен?
Ах! Отхлынули все краски
С лица. Скорей, скорей! Лишился чувств он.
Понюхать что-нибудь!
Вот у меня флакон.
Он! Это кружево… Да, да, одно и то же.
Он!
Рюи Блаз не спускает глаз с королевы, он видит это кружево у нее на груди.
На ее груди! Пошли мне смерть, о боже!
Их взгляды встречаются. Молчание. Придворные дамы хлопочут вокруг Рюи Блаза, и в общем смятении никто не замечает того, что происходит между королевой и Рюи Блазом.
Когда вы ранены? Недавно? Нет? В пути
Раскрылась рана вновь? Зачем взялись везти
Письмо?
Ты утомить расспросами успела.
Ее величеству до этого нет дела.
Он мог везти письмо, раз он его писал!
Не правда ль?
Он писал? Кто это вам сказал?
Молчи!
Вам лучше, граф?
Ко мне вернулись силы,
Я ожил.
Но идти нам время наступило.
В назначенный покой пусть графа отведут.
Его величество не будет нынче тут:
Охотиться в горах намерен он все лето.
Она взволнована. Хотела б знать — что это?
Рюи Блаз, оставшись один, как будто еще некоторое время с восторгом прислушивается к последним словам королевы. Он точно во власти сновидения. Кусочек кружева, который королева в смятении уронила, остался лежать на ковре. Рюи Блаз поднимает его, смотрит на него с любовью и покрывает его поцелуями. Потом устремляет глаза к небу.
О боже мой, молю — мой разум пощади!
Тот лоскуток она хранила на груди!
Входит дон Гуритан в ту же дверь, в которую он вышел вслед за королевой. Медленно приближается к Рюи Блазу. Дойдя до него, он, не говоря ни слова, вытягивает наполовину свою шпагу из ножен и на глаз сравнивает ее со шпагой Рюи Блаза. Они разной длины. Дон Гуритан вкладывает свою шпагу в ножны. Рюи Блаз смотрит на него с удивлением.
ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
Рюи Блаз, дон Гуритан.
Две шпаги принесу — таких, чтоб каждый атом
Совпал.
Как вас понять?
В году пятидесятом
Жил в Аликанте я и сильно увлечен
Был дамою одной. В нее же был влюблен
Прелестный юноша, красивей херувима.
Случалось, что юнец, любовию томимый,
Ей серенады пел и провожал в собор.
Он был побочный сын, но истинный сеньор.
Звался он Васкесом. Глядел надменно, смело.
Как адмирал морской. Но кровь во мне вскипела —
И я его убил.
Рюи Блаз хочет его прервать, дон Гуритан останавливает его жестом и продолжает.
А в шестьдесят шестом
Граф Кастехон посмел прислать письмо с рабом
Моей возлюбленной. Записку Анхелика
Мне тотчас отдала. Той дерзости великой
Я не простил ему — велел своим рабам
Убить его раба. Его ж убил я сам.
Сеньор!
Еще поздней — уже в восьмидесятом —
Моя любовница сошлась с блестящим фатом.
Дон Тирсо Гамональ был истый Аполлон.
Я помню как сейчас: божественно сложен,
Прекрасные черты полны высокомерья…
Как шли к нему и плащ и на сомбреро перья!
Соперник славный был дон Тирсо Гамональ.
И я его убил. Мне было очень жаль.
Что значит это все, сеньор?
А так ведется,
Что воду доставать нам нужно из колодца,
Что солнце над землей восходит по утрам,
Что за часовнею местечко есть — и там
В уединении удобно, непременно,
По добрым правилам, с учтивостью отменной,
Суметь соперника отправить на тот свет.
Сеньор, я буду там.
За несколько мгновений до этого Касильда, побуждаемая любопытством, вошла неслышными шагами в дверцу в глубине; она слушала последние слова собеседников, не будучи ими замечена
Дуэль! Сомненья нет!
Скорей предупредить мне королеву нужно.
Вам к сведенью, сеньор: коль будет вам досужно
И пожелаете узнать мой вкус и нрав,
Я откровенно вам скажу, любезный граф,
Что я не жалую красавчиков, которых
Так любят женщины, — что, с томностью во взорах,
Готовы в обморок упасть — ах, боже мой! —
Из-за какой-нибудь царапины пустой.
Не понимаю вас.
Поймете все чудесно.
Здесь, во дворце, вдвоем нам будет слишком тесно.
Обоим должности придворные даны,
Права равны у нас, но силы не равны:
Мне — право старшинства, вам — молодости право.
И за себя теперь я опасаюсь, право.
Мне страшны смелый взгляд и жадные уста.
Я должен соблюдать умеренность поста,
И потому, сказать по правде, за обедом
Я вовсе не люблю сидеть с таким соседом,
Чей славный, молодой, здоровый аппетит
Всю трапезу мою испортить мне грозит.
На почве же любви, неверной и зыбучей,
Бороться — мне грозит бедою неминучей.
На щегольскую речь всегда бывал я скуп.
Подагра у меня. Я не настолько глуп,
Чтобы соперничать с подобным кавалером,
Неподражаемым по тону и манерам,
Который в обществе к тому ж всегда готов
В глубокий обморок упасть от пустяков.
И потому, что вы изящны, и прелестны,
И очень вежливы, и очень интересны, —
Я должен вас убить.
Попробуйте.
Итак,
Едва рассеяться успеет ночи мрак,
Мы за часовнею сойдемся с вами вместе,
И без свидетелей, по всем законам чести,
С учтивостью — как нам велит наш знатный род —
Один из нас врага достойного убьет.
Ни слова никому.
Дон Гуритан знаком выражает согласие.
До завтра.
Как спокоен!
Не дрогнула рука! По правде, граф достоин
Быть мне соперником: так смело смерти ждет.
Мне, право, жаль его.
В дверце, ведущей в покои королевы, со звоном поворачивается ключ.
Но кто сюда идет?
Дверь отворяется, и входит королева. Она быстро направляется к дону Гуритану, удивленному и восхищенному ее появлением. В руках она держит ларец.
ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ
Дон Гуритан, королева.
А! Вас, дон Гуритан, искать сюда пришла я.
Что это счастие дает мне?
Вещь пустая,
Но легкомысленны все женщины, сеньор!
Сейчас с Касильдой мы вступили в жаркий спор:
Она клялась, что вы исполнить все готовы,
Что я ни захочу.
Она права.
Ну что вы!
А я сказала: нет.
Напрасно.
Мне она
Клялась, что жизнь, и кровь, и душу — все сполна
Вы отдали бы мне, когда б я попросила.
Касильда на сей раз прекрасно говорила.
Я ей сказала: нет.
А я скажу вам: да.
И я для вас готов, готов на все, всегда.
На все?
О да, на все!
Вот как? Так поклянитесь
Исполнить мой приказ, мой милый верный витязь.
Свидетель мне Гаспар, небесный мой патрон:
Малейший ваш каприз, сеньора, мне закон.
Приказывайте мне, что только вам угодно, —
Исполню иль умру! Я раб ваш.
Превосходно.
Ловлю вас на слове — и порученье дам.
Но только, милый граф, придется ехать вам
Без замедления в далекую прогулку
И в Нейбург отвезти заветную шкатулку.
Я пойман!
В Нейбург?
Да. Желание мое —
Послать ее отцу.
Шестьсот хороших лье.
Нет, с небольшим пятьсот.
Везите осторожно:
В дороге бахрому легко попортить можно.
Когда же ехать мне?
Немедленно. Сейчас.
Пусть завтра!
Не могу освободить я вас.
Но…
Что ж? Вы едете?
Но…
Вы мне дали слово!
Мои дела…
Нет, нет!
Для пустяка такого…
Я пойман!
День один отсрочки я прошу.
Нельзя.
Но я…
Скорей послать ларец спешу.
Я…
В путь!
Но я…
Нет!
Я…
Хотите — поцелую?
Что ж! Должен оправдать награду я такую!
Да, если на земле стал человеком бог,
То дьявол женщиной не сделаться не мог.
Карета ждет внизу.
Гм! Все предусмотрела!
Ну, значит, отложить придется это дело
До возвращения.
Садитесь в экипаж.
Дон Гуритан пишет несколько слов на листке бумаги и звонит в колокольчик. Входит паж.
Дуэль отложим мы. Но я вернусь.
Эй, паж!
Записку ты снесешь сеньору де Басану.
Что ж?
Государыня, откладывать не стану
Ни на секунду я отъезда моего.
Прекрасно! Добрый путь!
Дон Гуритан берет шкатулку, целует руку королеве, низко кланяется и уходит. Спустя мгновение слышен стук отъезжающего экипажа. Королева падает в кресло.
Он не убьет его!
Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления