Онлайн чтение книги Рюи Блаз Ruy Blas
ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ. РЮИ БЛАЗ

Я в жизни не видал подобного примера.

Да. Неожиданно блестящая карьера!

Полгода при дворе — и Золотым Руном

Уже он награжден, и получил притом

Он титул герцога и занял пост министра…

И статс-секретаря! Непостижимо быстро.

Я этому причин, по правде, не найду.

Здесь закулисные влияния в ходу.

Она?

Да, наш король уехал из столицы;

В Эскуриале дни проводит у гробницы [12] В Эскуриале дни проводит у гробницы. — Эскуриал — дворец в окрестностях Мадрида, построенный Филиппом II, одновременно резиденция и усыпальница испанских королей.

В общенье с первою, умершею женой.

Он остается там, безумный и больной.

От мира он ушел, за мрачными стенами

Отрекся от всего.

Мария правит нами,

Но все решения Басан диктует ей.

Я не могу понять дон Цезаря путей,

И их таинственность меня почти пугает.

Он с ней не видится и встречи избегает.

А, вам не верится! Но нет, я вам скажу:

За каждым шагом их полгода я слежу.

Да, странности его границы переходят:

Вне службы жизнь свою затворником проводит,

В предместье маленький он занимает дом,

И окна ставнями всегда закрыты в нем.

С ним двое черных слуг немых.

Немых?

Как рыбы:

Не то мы многое узнать от них могли бы.

Здесь во дворце его официальный штат.

Да, странно.

Род его и знатен и богат.

Всего страннее то, что возымел затею

Он строгой честностью прославиться своею.

Он долго не был здесь. Остался б он в тени,

Но Санта Крус его извлек. Ему сродни

Саллюстий де Басан, погасшее светило.

Дон Цезарь, говорят, был страшный мот, кутила:

В три года прожил он огромный капитал;

Любовниц каждый день, как лошадей, менял;

И аппетит его так жаден был не в меру,

Что мог бы проглотить он все богатства Перу [13] …мог бы поглотить он все богатства Перу. — Перу в XVII в. была главной и наиболее богатой ценными металлами колонией Испании в Южной Америке..

Потом он вдруг исчез, неведомо куда,

На целых десять лет.

Что делают года!

Он стал персоною и мудрою и важной.

Не удивительно для женщины продажной,

Состарясь, стать ханжой.

Он честен.

Вот простак!

Здесь честности нельзя поверить нам никак.

Известно ль вам, мой друг, во сколько содержанье

Ее величества обходится Испанье?

Считая в золоте, без малого — мильон!

Тут золотое дно — и допустить, чтоб он

Не пожелал ловить в водице мутной рыбку?

Неосторожно вы впадаете в ошибку,

И можно болтовней наделать много бед,

Мне часто говорил еще покойный дед —

В его словах была большая мудрость скрыта:

«Кусайте короля — целуйте фаворита».

Однако нам пора приняться за дела.

Напомню: выдача обещана была

Мне из церковных сумм. Внести немало надо,

Чтобы племяннику устроить пост алькада [14] …пост алькада. — Алькад — государственный чиновник в испанских провинциях, соединявший административные, судебные и полицейские функции..

А вы должны судьи местечко мне помочь

Кузену раздобыть.

Но так недавно дочь

Вы замуж выдали, и все еще вам мало?

Ее приданое недешево нам стало.

Помилосердствуйте! Не справлюсь с этим я.

Ну, будет вам алькад.

И будет вам судья.

Почтеннейший совет, мы здесь во всем составе

И дел общественных откладывать не вправе.

И более всего в виду иметь должны

Мы благоденствие народа и страны.

В Испании еще доходов много, верно,

Но разделяются они неравномерно

И распыляются на тысячи частиц.

Они находятся в руках отдельных лиц.

Сеньоры, верьте мне, такое состоянье

Весьма критическим быть может для Испаньи.

Нам надо привести все в ясность, но сперва

Должны мы знать свой долг и разделить права.

Иначе — у одних избыток, изобилье,

А у других совсем нет ничего. Убилья!

Достался, например, вам на табак акциз.

Вам — мускус, индиго и пряности, маркиз.

Вы, граф… вам платят дань — не много и не мало —

Семь тысяч человек, что вам не помешало

Себе взять пошлину на соль, не говоря

О доле с золота, с агата, с янтаря.

А вы, что на меня глядите так тревожно,

Сумели получить так тонко, осторожно

И пошлину на снег и право на мышьяк;

Вы обеспечили себе искусно так,

Всегда идя путем известных ухищрений,

Доход с игральных карт и денежные пени,

В замену палочных ударов, с горожан,

И пограничный сбор таможенный вам дан;

Имеете процент вы с каждого причала,

С ванили пошлину и пошлину с сандала.

Помилуйте, у вас латунь, у вас свинец…

Так дайте что-нибудь и мне же наконец!

Ох, этот старый плут, он славно знает дело!

Все острова давно в его руках всецело,

И, правою рукой Майорку ухватив,

Рукою левою он держит Тенериф [15] …правою рукой Майорку ухватив, рукою левою он держит Тенериф. — Майорка — самый большой из Балеарских островов; Тенериф — самый крупный и богатый из Канарских островов..

Какой размах!

Нет, нет, я обойден!

Без жалоб!

А негры!

Обо мне вам вспомнить не мешало б:

Я требую леса!

Поделим пополам:

Отдайте мне мышьяк — я негров вам отдам [16] Отдайте мне мышьяк — я негров вам отдам. — Так как порабощенные испанскими колонизаторами туземцы Америки не выдерживали поистине каторжной работы в устроенных завоевателями рудниках, у испанцев рано явилась мысль использовать для такой работы привезенных из Африки чернокожих рабов. Но привилегия на торговлю неграми, чрезвычайно выгодная, давалась лишь определенным лицам.!

Приятный аппетит, сеньоры!

О, прекрасно!

Так вот правители Испании несчастной!

Министры жалкие, вы — слуги, что тайком

В отсутствие господ разворовали дом!

И вам не совестно, в дни грозные такие,

Когда Испания рыдает в агонии,

И вам не совестно лишь думать об одном —

Как бы набить карман и убежать потом?

Гробокопатели, которые решили

Ограбить родину, как грабят труп в могиле!

Позор! Имейте же хоть каплю вы стыда!

Испания была прекрасна и горда,

Ее владения во всех морях простерты, —

И что же? Гибнет все: уже Филипп Четвертый

Успел в Бразилии свою утратить власть,

И Португалии позволил он отпасть.

Он отдал без войны и без сопротивленья

В Эльзасе все свои испанские владенья,

Конте и Русильон [17] …отдал без войны… в Эльзасе все свои испанские владенья, Конте и Русильон. — Эльзасские города, графство Франш-Конте и южнофранцузская провинция Русильон были отняты у Испании во второй половине XVII в. Людовиком XIV.. Он выпустил из рук

Край Синих гор, Гоа, Ормуз и Фернамбук [18] Край Синих гор, Гоа, Ормуз и Фернамбук. — Синие горы — горная цепь на Ямайке. Гоа — город и порт в Индии. Ормуз — остров в Индийском океане. Фернамбук — город и порт в Бразилии..

Смотрите, утерять подобные богатства!

Европа ненависть сменяет на злорадство,

И Запад и Восток хохочут все кругом,

Как будто ваш король — ничтожнейший фантом!

С голландцами уже совместно англичане

Раздел Испании задумали заране.

Савойя с герцогом своим давно полна

Опасных пропастей, где не увидеть дна.

Куда ни кинемся — нас ждут повсюду бездны.

Иллюзии для нас давно уж бесполезны.

С Пьемонтом, например, как будто мы дружим —

Но армию послать попробуйте-ка к ним!

Нам изменяет Рим, надежды нет на папу,

К нам жадно Австрия протягивает лапу,

А Франция лишь ждет, когда наступит час,

Чтоб легче проглотить ей можно было нас.

А между тем инфант баварский умирает:

Трон остается пуст [19] …инфант баварский умирает: трон остается пуст. — Сын курфюрста баварского Иосиф-Фердинанд, сделавшийся после брака Карла II с Марией Нейбургской близким его свойственником и возможным наследником испанского престола, внезапно умер в начале 1699 г.. Европа это знает.

А те наместники, те вице-короли,

Что разослали вы по всем концам земли?

Что делают они в им вверенных столицах?

Давно в Неаполе стал притчей во языцех

Медина бешеный, своей любовью пьян.

Спокойно Водемон распродает Милан,

Леганьес — Фландрию. Предательство, коварство!

Как этому помочь? Нищает государство;

Ни войск, ни денег нет, понес потери флот.

На море божий гнев невидимо растет:

Мы триста кораблей недавно потеряли.

А вы… Опомниться, сеньоры, не пора ли?

За эти двадцать лет несчастный наш народ, —

Я точно подсчитал, — неся тяжелый гнет

И вашей жадности и варварских законов,

Он выжал из себя почти пятьсот мильонов

На ваши празднества, на женщин, на разврат.

И все еще его и грабят и теснят?

О, стыдно мне за вас, почтеннейшие гранды!

По всей Испании сейчас блуждают банды,

Поля и нивы жгут, где жатва не снята,

И карабин торчит из каждого куста.

Как будто мало нам войны международной,

Как будто гражданам всем воевать угодно!

Монастыри, и те воюют меж собой,

И город с городом вступает в жаркий бой,

И каждый хочет съесть и проглотить соседа,

Как жаждет воронье кровавого обеда.

В развалинах церквей ужи приют нашли,

И паперти везде травою заросли.

Дворянство? У него остались только предки,

Но личных подвигов примеры очень редки.

Испания — отвод и сток для нечистот,

Которые в нее Европа щедро льет.

Отряд наемников у каждого сеньора,

Из разных стран чужих головорезов свора —

Фламандцев, сардов там, швейцарцев легион,

Сто разных языков: в Мадриде — Вавилон,

Жестоки с беднотой несчастной альгвасилы,

Зато с богатыми необычайно милы.

Убийство, грабежи и крики по ночам.

Недавно на мосту я был ограблен сам.

Продажны судьи все и голодны солдаты;

Они уже давно не получают платы.

Не удивительно — повсюду воровство!

Гордились силой мы оружья своего —

Какие же войска остались у испанцев?

Мы можем насчитать шесть тысяч оборванцев:

Евреи, нищие и горцы, всякий сброд;

Лохмотья — их мундир, с ножом идут в поход.

Когда все в городе полночным мраком скрыто,

Вмиг превращается такой солдат в бандита.

У Маталобоса войска везде кругом,

И вор ведет войну с испанским королем,

И безнаказанно по деревням крестьяне

Карету короля встречают залпом брани.

А он, несчастный наш и мрачный властелин,

В Эскуриале он — средь мертвецов один

Склоняет голову в отчаянье и страхе,

А перед ним лежит Испания во прахе.

Европа на нее пятою налегла,

Она растерзана, разорена дотла,

В лохмотьях пурпур весь… А вы, к добыче падки,

Вы делите ее последние остатки;

Великий же народ во мраке, в темноте, —

Над кем живете вы, красуясь в высоте, —

Кончает жизнь свою, несчастный и бессильный,

Как лев, кого живьем сжирает червь могильный!

Карл Пятый, где же ты? Явись, проснись, восстань!

В годину тяжкую, как гром небесный, грянь!

Все гибнет, рушится, судьба грозит утратой

Последних наших сил. На помощь к нам, Карл Пятый!

Нам нужен разум твой, рука твоя нужна!

Испанья при смерти, она обречена!

Как солнце яркое была твоя держава,

Что ты сжимал своей десницей величавой,

И верил целый мир, на блеск ее смотря,

Что из Испании встает его заря.

Но видим мы ее погаснувшим светилом,

Лишенным яркости, печальным и унылым,

В последней четверти чуть видною луной,

Которую затмит заря страны иной [20] Которую затмит заря страны иной. — Имеется в виду Англия, которая, быстро развиваясь после буржуазной революции 1649 г., в то время заняла первое место в Западной Европе как могущественная морская держава, оттеснив Испанию на задний план..

Прекрасные лучи блистающего солнца

Пустили торгаши на пьястры и червонцы,

Блеск роскоши твоей поруган и исчез,

Украли скипетр твой и продают на вес.

Проснись же! Карлики, уроды, обезьяны

Из царской мантии кроят себе кафтаны,

А царственный орел, сильнейший из орлов,

Чьи крылья при тебе, как пламенный покров,

Над миром мощь свою по небу распахнули,

Ощипан, варится в их мерзостной кастрюле!

Возьмите труд прочесть. Прошенье подаем

Об увольнении в отставку мы вдвоем.

Благодарю. И вас прошу без замедленья,

Взяв семьи, выехать на юг, в свои именья,

Сеньоры, тех, кому не по пути со мной, —

Просил бы поступить я так же.

Милый мой,

Нашелся человек, что быть вождем сумеет.

Великим будет он!

Да… если он успеет.

И если чересчур вникать не будет в суть.

В нем зреет Ришелье!

Он выбрал трудный путь.

Я прав! Вот заговор! Без подписи записка.

«Опасность велика, осуществленье близко,

В Мадриде уж давно готовится комплот,

И похищение одну особу ждет!

Усильте же надзор». Надзор усилим вдвое.

Но кто в опасности?

Угодно ль вам принять французского посла?

Д'Аркура? Не могу: другие есть дела.

Имперский нунций здесь и просит неотложно

Аудиенции.

Сегодня — невозможно.

Мой паж!.. Я никого сегодня не приму.

Тут ждет дон Гуритан — что мне сказать ему?

Прибыв из Нейбурга, он ждет у вас приема.

Сеньоры, перерыв! Но дело предстоит,

И через два часа прошу опять собраться.

Как вас благодарить?

О!

Не могу сдержаться

И руку честную должна пожать, мой друг.

Полгода от нее скрывался я — и вдруг…

Как, государыня, вы здесь?

Сверх ожиданья

Присутствовала я при вашем совещанье —

И я вас слушала, дыханье затая,

Всем сердцем, всей душой!

Но и не думал я,

Что здесь — тайник.

О нем лишь мне одной известно,

В стене проделан он: из этой щели тесной,

Невидимо для всех, от глаз людских вдали,

За всем могли следить в Испанье короли.

Тайник устроен был еще Филиппом Третьим;

Супруг мой, Карл Второй, воспользовался этим.

Я видела не раз, как, мрачен и угрюм,

Безмолвно погрузясь во власть тяжелых дум,

Он слушал здесь своих министров разговоры,

И всю бесстыдную торговлю их, и споры,

И соглашения, как продавать его.

И что ж он говорил при этом?

Ничего.

Как! Что же делал он?

Он ехал на охоту

И отгонял там прочь гнетущую заботу.

Но вы!.. О, ваша речь звучит в моих ушах!

Вы уничтожили, повергли их во прах.

И как же были вы великолепно правы!

Вы, стоя среди них, так были величавы,

Ваш гнев был сдержанным, но тем он был страшней.

Какая речь! Но где вы научились ей?

Откуда взяли вы подробности все эти?

Мне кажется, что вы все знаете на свете.

И как вы можете причин и следствий нить

Так ясно проследить, так мудро объяснить?

Таким бы должен быть король в величье строгом.

О герцог! В этот миг вы мне казались богом!

Откуда это все?

Откуда? Я скажу:

Я вас люблю. Да, да. И я за вас дрожу.

Я вижу, что они не знают состраданья:

На вас обрушатся их гнусные деянья;

А чтобы вас спасти, я мир спасти готов.

О, выразить мою любовь не хватит слов,

И думаю о вас я, как слепой о свете!

О государыня, простите речи эти.

Любить вас издали, из мрака, — мой удел,

И я вас пальцем бы коснуться не посмел.

Вы ангел, я смотрю на вас в благоговенье,

Но если б знали вы души моей мученья!

Полгода я молчал, и, чувства затая,

Я встречи избегал, но как терзался я!

Ах, что мне целый мир? Мне до него нет дела!

Мой бог, я вас люблю, люблю вас до предела.

Что делать? Как я смел? Скажите мне: «Умри», —

Я с радостью умру. Простите…

Говори,

О, говори еще! Я слушаю в волненье.

О, дай мне радости, о, дай мне упоенья!

Никто, никто ведь так не говорил со мной!

Как нужен мне твой взгляд! Как нужен голос твой!

Терзался ты? А я? Мой друг, как я терзалась!

Ты избегал меня, а я сто раз пыталась…

Напрасно, может быть, так скоро признаюсь?

Но так несчастна я! Молчу я и боюсь.

Вы жаждущей душе даете утоленье.

Я все тебе скажу.

Пусть это преступленье —

Тем хуже! В сердце к нам нетрудно заглянуть,

Когда страдания нам разрывают грудь.

Ты избегал меня, а я тебя искала.

Я каждый день сюда неслышно проникала,

Я слушала тебя, впивала голос твой,

Твой ощущала ум, блестящий и живой,

И каждое твое решающее слово

Так увлекательно мне было и так ново!

Казалось мне, что ты и только ты один —

Мой истинный король, что ты мой властелин.

За эти месяцы — ты понял, несомненно?-

Тебя возвысить я старалась постепенно,

И то, чего сам бог не сделал для тебя,

Свершила женщина, всем сердцем полюбя.

Я рада твоему блистательному взлету,

Я чувствую во всем, везде твою заботу.

Я помню, как сперва ты мне дарил цветы, —

Теперь империю, мой друг, даришь мне ты.

Ты сердце добротой затронул мне сначала, —

Потом величие твое я увидала.

Где сочетается величье с добротой,

Там к сердцу женщины проложен путь прямой.

Быть может, я грешна, но, мой творец небесный,

Зачем я взаперти, как птица в клетке тесной?

Без проблеска любви во мраке я брожу.

Когда-нибудь тебе все, все я расскажу —

Как я страдаю здесь, одна, совсем в забвенье,

И только новые все время оскорбленья…

Ну вот, подумай сам, что я от них терплю:

Я комнаты моей ужасно не люблю —

Она здесь всех других мрачнее и печальней,

Я заменить ее другой хотела спальней —

Не разрешили мне. Я хуже, чем раба.

Я знаю, что тебя послала мне судьба —

Чтоб родину спасти, спасти народ несчастный

И чтоб любить меня. Я говорю неясно:

Теснятся с уст моих без удержу слова,

Но должен видеть ты, что я во всем права.

О государыня!

Я душу вам вручаю.

Вам, герцог, честь свою отныне поручаю.

Для всех меня хранит мой королевский сан.

Для вас я — женщина, дон Цезарь де Басан.

Вы — повелитель мой: довольно будет слова,

Чтобы я к вам прийти всегда была готова.

Будь горд, о цезарь мой; ведь гений — твой венец.

Прощай!

О, небо мне открылось наконец!

Блеснул мне новый свет, и жизнь передо мною

Впервые красотой сияет неземною —

Как будто светлый рай, что видим мы во сне.

Повсюду блеск и свет, горю я, как в огне!

Во мне, кругом, везде, все — тайна, упоенье,

И гордость, и экстаз, и сердца вдохновенье!

Все то, что может нас приблизить к божеству!

Какой-то дивный сон я вижу наяву.

Свершились самые безумные желанья:

Я — герцог! Я — министр! У ног моих Испанья!

И королева мне дарит любовь свою.

Я — выше короля, да, я над ним стою!

Мой ангел, пред тобой склоняю я колени —

И вознесен тобой превыше всех сравнений!

Как ангел с небеси, ты снизошла ко мне,

И я теперь живу в прекрасном звездном сне.

Нет, это был не сон, не греза, не поэма:

На голове ее сверкала диадема;

Я видел, на руке прекрасной был надет

Орлом Испании украшенный браслет…

О ангел прелести и чистоты лилейной,

Доверье сохраню твое благоговейно.

Ты любишь — и ничто не страшно мне теперь.

Тобою избран я; моим обетам верь.

Пред богом я клянусь и клятвы не нарушу:

Как женщине — тебе я отдаю всю душу,

Как королеву — чту тебя, как божество;

Я охраню тебя — не бойся ничего!

Привет!

О, я погиб! Маркиз!

Вы здесь?

Едва ли

Ты ждал меня?

Да. Вы врасплох меня застали.

Все кончено, меня опять несчастья ждут!

Я видел ангела, а дьявол — тут как тут.

Ну как идут дела, мой друг?

На вас ливрея?

Легко везде пройти мне в образе лакея.

Для этого была ливрея мне нужна,

И вот я взял твою — мне нравится она,

И способа искать не надо мне иного.

Но я за вас боюсь…

Боюсь? Смешное слово!

Ведь вы в изгнании.

В изгнании? Ах, да!

Возможно.

Днем входить опасно вам сюда:

Легко узнают вас среди дворцовой свиты.

Оставь! Изгнанники всегда легко забыты.

Для вас, счастливчиков, любимчиков двора,

Тот, кто в монаршую немилость впал вчера,

Сегодня уж забыт. К тому ж что за идея:

Кто станет изучать черты лица лакея?

Ну расскажи-ка мне, что делается тут?

Какие новости, как при дворе живут?

Да, правда ль? Я слыхал, — хоть трудно дать мне веру, —

Мне говорят, что ты, усердствуя не в меру,

В похвальном рвении, из-за прекрасных глаз

Общественной казны, вот только что сейчас

Приэго выслал, а? Поступок бесполезный.

Ты опрометчив был некстати, мой любезный:

Забыл ты, что у вас с ним близкое родство;

Да, вашей матери кузина — мать его;

Покойница была из рода Сандовалей, —

Не следует, чтоб вы об этом забывали.

Подумайте, у вас — один и тот же герб.

У нас не принято родных вводить в ущерб;

Волк волка ведь не ест — и вы живите дружно;

На слабости родных закрыть глаза вам нужно.

Сеньор, простите мне, но выслушать молю.

Маркиз Приэго, гранд и близкий королю,

Не должен отягчать Испании бюджета.

Сейчас особенно нам неудобно это:

Испания бедна, и денег нет в казне,

Но войско выставить приходится стране.

Посол баварский мне сказал официально:

Инфант их при смерти, как это ни печально,

Эрцгерцог выступит — и нам грозит война [21] Эрцгерцог выступил — и нам грозит война. — Германский император Леопольд выдвигал как кандидата на испанский престол своего сына эрцгерцога Карла. Ему в этом противодействовал Людовик XIV, стремившийся сделать испанским королем своего внука. Последовавшая за смертью Карла II «война за испанское наследство» (1701–1713) закончилась возведением на престол французского принца.;

Ее не избежать.

Здесь дует из окна.

Поди закрой его.

Прошу у вас вниманья.

Без денег воевать не может же Испанья!

Ей предстоит тогда губительный исход,

И только честностью спасем мы наш народ.

Я императору послал всего два слова, —

Как будто армия давно у нас готова, —

Что я начну войну, хоть в самый краткий срок.

Ступай и подними; я уронил платок.

Ну, что ты говорил?

Спасение Испаньи…

Она у наших ног, в отчаянье, в страданье!

Народ благословит спасителей своих,

И наш священный долг — забыть себя самих

Для блага общего. Проявим смелость духа!

Везде грабительство, предательство, разруха, —

Так нанесем удар, чтобы народ спасти,

Снять маски с подлецов и воровство смести!

Вот красноречие весьма дурного тона!

Из-за какого-то несчастного мильона,

Пылая и гремя, поднять подобный шум!

Любезный мой, у вас направлен дурно ум.

Ведь мы не мелкота, а все аристократы,

Должны жить широко и не смотреть на траты

А вы? Хотите вы, дон Цезарь де Басан,

Любимцем быть купцов и маленьких мещан,

И красноречием своим высокопарным

Надеетесь вы стать в Мадриде популярным?

Для блага общего? Вот громкие слова!

О благе вы своем подумайте сперва.

Ха! Благо общее, спасение Испаньи!

Кричать об этом всем доступно при желанье.

Честь, добродетель, все — пустая мишура,

Слова, которые давно забыть пора.

При Карле Пятом уж все это устарело.

В вас есть природный ум — возьмитесь же за дело,

Оставьте пафос ваш актерам для игры!

Доверье? Правда? Честь? Воздушные шары!

У мамки на руках сидели вы давно ли?

А мы уже их все со смехом прокололи,

И весь ничтожный пар умчался к облакам.

Однако же, сеньор…

Я удивляюсь вам.

Но шутки в сторону — поговорим о деле.

Сейчас мой замысел уж очень близок к цели.

Я завтра поутру в твой частный дом приду, —

Готовый экипаж пусть ждет меня в саду,

И ни одной души, — ты понимаешь? — кроме

Моих немых рабов, чтоб не застал я в доме.

О смене лошадей я позабочусь сам.

А деньги надобны? Я сколько хочешь дам.

Исполню точно все, но поклянитесь мне вы,

Что план ваш не грозит ничем для королевы!

При чем же ты-то здесь?

Меня терзает страх!

Вы страшный человек, и я у вас в руках.

Меня влечете вы десницею железной.

Я в ужасе стою, склонясь над адской бездной.

Ваш план чудовищен. О, сжальтесь, я молю!

Открою тайну вам — ведь я ее люблю.

Я это знал давно.

Мой бог! Вы это знали?

Так что ж из этого?

И так вы поступали?

Так сделал он меня игралищем своим!

Злодей! Как грозная судьба неумолим,

Обрек он жизнь мою сознательно на муку.

О боже мой, простри спасительную руку,

Приди на помощь мне!

Вы просто мне смешны.

Довольно! Мой приказ исполнить вы должны.

Я это вам своей приказываю властью.

Мои намеренья — дорога ваша к счастью.

Ступайте же вперед: назад вам нет пути.

Несчастную любовь мы все должны пройти,

Но ваши чувства все мой замысел превысит.

Судьба империи от этого зависит.

Я с вами говорю как друг, ваш ум ценя,

Но вам вполне понять советую меня.

Я добр. Но вы должны подобны быть сосуду,

В который мог бы я любую влить причуду.

И вы должны бы знать, что для меня лакей —

Игрушка и слуга фантазии моей.

Сначала вам велю носить одну личину.

Потом другую дам, а эту с вас я скину.

Вы роль играете, какую я хочу,

И это только роль, которой я учу.

На время сделал вас придворным и вельможей,

Но место верное для вас — в моей прихожей.

Да, милый мой, всего лишь несколько минут

Вы с королевою любезничали тут, —

Не сомневаюсь я, мгновенья были сладки, —

А завтра встанете за мною на запятки.

Придите же в себя!

О милосердный бог!

Но чем я заслужить такую кару мог?

Какое совершил я в жизни преступленье,

Чтоб за него нести такое искупленье?

Ведь есть же в небе бог! Отцом зовут его…

Кто мог бы вынести? Скажите, для чего

Вы, никакой вины не ведая за мною,

Пытаете меня безжалостной рукою?

Иль надо сердце вам влюбленное разбить,

Чтоб только месть свою злорадно утолить?

Конечно, это месть, и в беспощадном гневе,

Я знаю, отомстить он хочет королеве.

Как быть? Открыть ей все? В глазах ее прочесть

Презренье и боязнь? Навек утратить честь?

Она узнает все — что я обманщик жалкий,

Которого легко прогнать ударом палки!

Позор! Отчаянье! Нет, я умру сперва…

О, я схожу с ума! Кружится голова!

Придумать механизм губительной машины,

Устроить самому колеса и пружины,

С искусством дьявольским пригнать за частью часть

И, чтоб испробовать ее, ей бросить в пасть —

Что?.. Жалкий лоскуток! Пустую вещь! Лакея!..

И холодно смотреть при этом, не бледнея,

Как, кровью залито, летит из-под колес

Что было головой и сердцем, полным грез,

Как брызжет кровь и мозг! Глядеть, не вспоминая,

Что здесь был человек, была душа живая!

Но сжальтесь, мой сеньор! Ведь время не ушло,

И колесо еще в движенье не пришло.

Молю не за себя! О, сжальтесь вы над нею!

Я верный был слуга. Всей жизнью вам моею

За это заплачу!

Не хочет он понять…

Как скучно!

Я молю пощады!

Как, опять?

Короче, милый мой, мне фразы надоели…

Закрыли плохо вы, ужасно дует в щели.

Довольно же! В лицо взгляну я палачу!

Под вашею пятой лежать я не хочу!

Забыли, верно, вы: я — герцог де Ольмедо,

Министр всесильный здесь! Да, да! За мной победа!

Что это он сказал?.. Скажите еще раз.

Да вы ослеплены! Вы — герцог, Рюи Блаз?

Нет, милость получил монаршую такую

Дон Цезарь де Басан!

Но я вас арестую!

А я, любезный мой, вас выдам головой.

Но…

Вы все скажете? Я риск предвидел свой.

Да, да… Обрушится на вас вся мощь удара.

Кого из нас двоих скорей постигнет кара?

Все обвинения я буду отрицать.

Но разве можно так по-детски рассуждать?

Где доказательства?

Вам память изменила.

Должны бы помнить вы… За мною правды сила.

Перчатка только вы, а я, мой друг, рука.

Довольно лишних слов. Закончим мы пока.

Но помни: если ты мне слепо не послужишь

И данный мной приказ хоть в чем-либо нарушишь

И если вздумаешь кому-нибудь шепнуть

Хотя бы слог один, посмеешь намекнуть

Хоть взглядом, помешать моей пытаясь мести, —

Та, за кого дрожишь, навек лишится чести!

Я приготовлю ей ужасную судьбу:

Я выставлю ее к позорному столбу!

Все унижения публичного скандала

Она изведает. Но этого мне мало:

Уже готов пакет; на нем моя печать.

Я в нем записочку пошлю ей прочитать.

Она написана — ты помнишь, чьей рукою?

С одною подписью… Не помнишь ли, с какою?

Прочтет: «Я, Рюи Блаз, даю расписку в том,

Что был лакеем взят к маркизу Финлас в дом

И буду, как слуге хорошему прилично,

Всегда ему служить и тайно и публично…»

Исполню все.

Идут. До завтра, милый мой.

Имею честь пребыть покорнейшим слугой.