Онлайн чтение книги Собрание сочинений в шести томах. Том 5
ВЕРНОЕ ВМЕСТО ГАДАТЕЛЬНОГО

О дивный край изобилья!

Здесь женщины — нимфы точь-в-точь!

Сегодня Иванова ночь,

И празднует вся Севилья.

Все в городе этом большом

Похоже на совершенство.

Но ваш восторг и блаженство

Родились в вас же самом.

Любовь — это высшее счастье,

И рядом оно живет.

А ту, что мне счастье дает,

Ты в этом лишишь участья?

Поют?

То песня и танец

Мулаток. Чем ночь светлей,

Чем песня их веселей,

Тем траурней черный глянец.

Река Севильи

Как разодета!

Вся в белых лодках,

В зеленых ветках!

Не видел я лучшей картины!

Здесь вкус иногда оскорбляют

И шутками честь унижают,—

Они не так уж невинны.

Магистр! Когда ночь наступает,

Все кошки серы; от нас

Все то, что доступно для глаз,

Она под плащом скрывает.

Но можно цветы узнать

По запаху, не по окраске,—

Так мы узнаём и под маской

В толпе настоящую знать.

Король!

С ним ваш брат.

Прекрасно!

Уйдем. Довольно того,

Что в милости брат у него.

Вас любит он.

Что ж, не напрасно.

Смотрите: от нас упорно

Здесь прячутся двое мужчин.

Взгляни-ка, Мендо.

Один

Из них это граф, бесспорно.

Энрике! Ты от меня

Скрываешься здесь?

Сеньор!

А я полагал до сих пор,

Что прячешься ты, а не я.

Так мне за любовь ты платишь?

Зачем ты здесь в этот час?

Я сопровождаю вас.

Напрасно любезности тратишь.

Сеньор! Вы, конечно, правы:

Не знаю, где их применить.

На случай их надо хранить,

Иначе они лукавы.

Клянусь, я хотел, сеньор,

Взглянуть лишь, как весело людям.

Сеньор! Граф Энрике не будет

Лукавый вести разговор.

В нем добрые чувства царят,

В нем скромность всего дороже.

Я это думаю тоже,

И так о нем говорят.

Что делал ты?

Весь этот гам,

Гитары, бубны и дудки,

Задир браваду и шутки

Я слушал, а смельчакам

Я шпагу и грудь подставлял.

В Испании эта грудь

Отважнее всех. Кто-нибудь

Безумство твое разделял?

Рамиро.

Так я и знал.

Но разве виновен я в том?

А разве ты ни при чем?

Я спорить давно перестал,

Когда ни к чему оправданья.

Но ты ведь мастер на спор.

В двух случаях валят, сеньор,

С тех пор как стоит мирозданье,

Спокойно, везде и всегда

С себя на другого вину.

А именно?

Муж — на жену,

А также на слуг — господа.

Адам говорил, что не он,

А Ева всему причина;

С тех пор в проступках мужчины

Всегда обвиняют жен.

А если хозяин неправ,

И нужно ему оправданье,—

Слуга несет наказанье.

Ты прав, хоть дерзок твой нрав.

Тогда скажи мне, Энрике,

Куда ты меня поведешь

И чем ты меня развлечешь.

Боюсь, что покажется дикой

Ночная шумиха тебе.

Вот разве захочешь послушать,

Как пылкие девичьи души

Бросают вопросы судьбе;

Как баснями им отвечают,

Когда они ворожат:

Святой Иоанн для них сват.

Мужчин они различают:

Коль с агнцем из библии схож

Мужчина, он шансы имеет;

Ведь муж — это жертва: пусть блеет,

Но только бы лег под нож.

Где шут, что его перешутит?

Признайся-ка, Мендо, нам:

В каких домах по ночам

Хозяин твой тайно кутит?

Таких домов не найти,

Чтоб вкус ваш не оскорбляли.

Красавиц нет? Так нельзя ли

К дурнушке, но скромной зайти?

Нет. Сколько их есть кругом,

Все заняты ночью такою:

Девицы — о муже мольбою,

Замужние — колдовством.

Согласен я с Мендо. Знаком

С одной волшебницей я;

Ночной горшок у меня

Она попросила, а в нем

Яйцо она разобьет

С особой приметой; оттуда

К ней в полночь выпорхнет чудо.

Вот выдумки!

Да сожжет

Огонь этих ведьм на месте!

Чем заняты в день такого

Невиданного святого!

Для женщины нет бесчестья

Страшней и злей ворожбы.

Она, да еще размалевка

У женщин — обман и уловка,

Чтоб спрятаться от судьбы.

Девичество — это заря,

Нужны ли заре притиранья?

Прекрасна она без старанья,

Влюбляет в себя, горя.

Приходит безжалостный день,

И надо прибегнуть к маске:

С лица заревые краски

Сошли, и милее тень.

Вот тут-то глупостям место,

И место тогда ворожбе,

Чтоб все еще, назло судьбе,

Казаться желанной невестой.

На площади продают

Гвоздику из шелка; она

Совсем как живая пышна,

Но птицы над ней не поют.

Вот так эти лица-маски,

Раскрашенные и пустые:

По краскам как будто живые,

Но в лавке куплены краски.

Порой это видишь воочью.

Всех лучше сказал про женщин

Мудрец — он был славой увенчан,

Что все одинаковы ночью.

О плоти он это сказал,

А не о душе.

Боюсь,

То был Эпикур. [88] Эпикур — древнегреческий философ (341–270 до н. э.), крупнейший материалист античного мира. Доктрина Эпикура заключалась в утверждении счастья человека, для достижения которого необходимо освободиться от предрассудков и овладеть знанием законов природы. В контексте Лопе де Вега Эпикур упоминается просто как один из популярнейших писателей и мыслителей древности.

Клянусь,

Что это Плутарх [89] Плутарх (ок. 46—126) — древнегреческий писатель-моралист, автор популярнейших «Сравнительных жизнеописаний». написал.

Довольно с меня болтовни

О гнусности женской природы!

Считают глупцы да уроды,

Что женщины ведьмам сродни.

А ты их завоевать,

Любви добиться сумей,—

И будешь до смерти своей

Им честь и хвалу воздавать.

Без них — господь мне свидетель —

Изящества, радости нет;

Во что превратился бы свет,

Коль не было б их на свете?

Целебна их красота

Душе и телу.

Ты прав,

Сеньор, но изменчив их нрав,

Пленяет их суета.

Мужчин постоянство проверь!

Как женщину определить бы?

Красивый зверь — до женитьбы,

А после — свирепый зверь.

Энрике! А я ведь знаю,

Что ты в кого-то влюблен.

Их вольностями смущен,

Я некоторых избегаю.

Скажи мне правду!

А честь?

Я жизнью клянусь!

Вот я связан,

И тайне теперь обязан

Я жизнь твою предпочесть.

Есть две любви у меня.

Одна доступна желаньям,

Другая — нет, но сознаньем

И сердцем ей верен я.

Ревную я к недоступной.

О ревность! Как ты страшна!

Порой ты глупа и смешна,

А можешь стать и преступной.

Не хочешь имя назвать?

Прости, мне путь к ней заказан,

И, значит, я тайной связан

И, значит, должен молчать.

То ревностью, то стыдом

Он мучит меня и тревожит.

Покажешь ты нам, быть может,

Доступную?

Вот ее дом.

Ну что ж, постучи!

Постучи-ка,

Рамиро!

Откройте! Эй, кто там!

Заснули? Спуститесь к воротам!

Ну, я посвищу вместо крика!

Знакомый свист различила,

И вот уж я у дверей.

Скажи Теодоре скорей,

Чтоб графа Энрике впустила.

У нас кой-какие дела…

Мы просим прощенья…

Хуста!

Он ждет, а на улице пусто,

И полночь уже прошла.

Тут пахнет большими деньгами,

Не упускай этот случай.

Берешь на приманку?

Так лучше,

Когда встречаешься с вами.

О вашем приходе теперь

Узнает ее сеньора.

Собой хороша Теодора?

Не знаю, право. Поверь:

Когда гляжу без любви,

Я этого не замечаю.

Я графа всегда принимаю,

Забыв все дела свои.

Скажи, Теодора…

Энрике!

Кастилии честь и краса…

Не вовремя я ворвался?

Пришел я с просьбой великой.

Когда могу быть с тобою,

Что все остальное значит!

А кто эти люди, что прячут

Лицо под плащом?

Эти двое

Тебя повидать захотели.

Меня?

Это братья мои —

Король и магистр. Прими

Их так, чтоб потом не жалели

Щедрот королевские руки.

А я, чтоб тебе не мешать,

Уйду.

Всё, что могут мне дать,

Не стоит новой разлуки.

Ты их задержи немного.

Тут ставкою жизнь моя.

Все сделаю для тебя,

Но только вернись, ради бога!

Даю тебе слово. За мной,

Рамиро!

В поклоне глубоком

Склонилась она. Ненароком

Узнала, кто я такой?

Лицо, государь, откройте,

Как солнце, меня ослепите,

К ничтожеству снизойдите,

Сияньем меня удостойте!

Не я — король. Из-за туч

Вот солнце выходит могуче.

Вы, значит, магистр, вы — лучший

Испанского солнца луч.

Сеньор! Мне луч говорит,

Что солнце — вы.

Теодора!

Вы — этого солнца Аврора. [90] Вы этого солнца Аврора. — Аврора. — См. прим. 23.

От света такого слепит

Глаза. Для счастья Кастильи

Пусть бог осчастливит вас!

Что делали вы в этот час?

Сказать с добрым утром Севилье

Хотела я вместе с зарей.

Всю ночь этот праздник длится.

Кто спать в эту ночь ложится —

Угрюмец или больной.

Вы можете спеть и сыграть?

Сеньор! С охотой великой!

Присядьте.

А где же Энрике?

С рассветом вернется опять.

Поблизости он. Для вас

Хотел он позвать людей,

Чтоб стало вам веселей.

Нет, пусть вернется тотчас!

Но где ж мы его найдем?

И вот я обманут, оставлен,

А он от меня избавлен.

Довольно, магистр, идем!

Он в этом мальчишеском вздоре

Уже переходит границы.

Но что тебе в этом мнится,

Что ты опечален?

Горе.

У этого горя есть имя?

А ревность — не горе?

Нимало,

Когда тебя небо взыскало

Так щедро дарами своими.

Что ж, если не смею сердиться,

Тогда печаль — мой удел.

Но как же Энрике посмел

На дерзкий обман решиться?

Ушли! Почему?

К Энрике

Ревнует король и страдает.

Энрике любовь слагает

К стопам иного владыки.

Просил, чтоб я их задержала…

Король это слышал.

И вот

Блага королевских щедрот

Обещанных я потеряла.

Твердят же, что ревность — змея.

Да, вдруг отняла, шаля,

Спокойствие у короля

И милость его у меня.

В молитве губы просили

Ответа, к распятью припав:

В дни праздника сможет ли граф

Со мной обвенчаться или

Король нам будет препоной?

Зачем препятствовать вам?

Жениться он хочет сам.

В Кастилии нет закона,

Мешающего королю

Жениться на дочке вассала.

Кузина! Я бы молчала,

Но слишком тебя люблю.

Быть замужем за королем!

Отец твой происхожденьем

С ним равен, но не положеньем.

О счастии речь потом.

Безумие — упустить,

Презреть удачу такую,

И тут молчать не могу я.

Могла б ты мне все простить,

Услышав, как я люблю.

Что в сердце твоем — я не знаю,

Но ум в тебе уважаю

И знаю скромность твою.

Случалось тебе прочесть,

Как женщины могут любить?

Но надо в любви ценить

Не глупость, а смелость и честь.

Любовь моя, значит, глупа?

Король и Энрике — братья!

Из правил бывают изъятья,

Любовь порою слепа.

Отваги ему не хватает?

Ума? Да ты не в себе!

Нет, глаз не хватает тебе,—

Любовь тебя ослепляет.

Я, в вашу игру не играя,

Все вижу и лучше сужу.

Так знай, что я им дорожу,

Как высшим блаженством рая.

И знай, что нашему раю

Завидовать небо могло бы!

О нем говорю со злобой,

Хотя от любви умираю.

Зачем мне совета просить?

Тебе он не нравится? Что ж!

Зато для меня он хорош.

Кто может тебя убедить?

Святому престол я воздвигла,

Похитив — право, невинно —

Цветенье у апельсина,

У хвои — зеленые иглы.

Траву я везде разбросала;

Высокие эти кусты

Стоят, не боясь тесноты,

И в лес превратилась зала.

А лик святой Иоанна

Сияет в алмазном убранстве,

И запах в воздушном пространстве

Струится благоуханно.

Тот запах — нежный, невинный;

Севилье нашей не надо

Цветов валенсийского сада:

Чудесны, но резки жасмины.

Святому, верно, дороже

Сердца, чем все алтари.

Молюсь ему до зари,

Чтоб счастье мне выпало тоже.

Ты знаешь, невест украшают

Цветы апельсина извечно;

Быть может, и мне подвенечный

Убор они обещают.

Молилась, но никогда

Ответа не слышала я,

Возьмет ли в жены меня

Энрике.

Сеньора, да!

Чей голос дал мне ответ?

Я слушал, и я отвечаю.

Вы — эхо?

Когда вздыхаю.

Король заглушит его?

Нет.

А кто же?

Любовь к королю.

То эхо, то ревность вдруг?

Оно — это отклик на звук,

Она — на химеру свою.

Химеру? А правды здесь нет?

Оставь нас, Инес, прошу.

От ревности еле дышу:

На все наложен запрет.

Пусть издали, пусть ревнуя,

Но видеть хотя бы его!

Нет, мне не дано ничего!

И вот от него ухожу я.

Везде безнадежность на страже.

Как боль мою укротить?

Ведь мне не дано утолить

Любовь и ревностью даже.

Внезапная ревность твоя

Мне сердце печалит и гложет.

Кого угодно встревожит

Могущество короля.

Он выше всех; мы при виде

Его снизу вверх глядим.

Забуду ли рядом с ним

О ревности и обиде?

По крови ему я равен,

Но выбор ясен для всех:

Всегда выбирают тех,

Кто выше в силе и славе.

Я сам так люблю его,

Что если бы вас не любить

Я мог, то хотел бы убить

Свою любовь для него.

Но я вас без страха люблю

И смерть ради вас приму.

Пусть любит он вас, но ему

Любви я не уступлю.

Нет, это не в силах моих!

Я лучше возьму, любя,

Его любовь на себя

И буду любить за двоих.

Теперь вы должница моя,

И долг оплатить я молю:

Я вас за двоих люблю,

Любите вдвойне меня.

Энрике! Я с королем

Двух слов — и то не сказала

И руку поцеловала

Ему смиренно при том,

Когда он приехал в Севилью.

Откуда же ревность берется

В тебе? К тому ж он вернется

Всего через месяц в Кастилью.

Тебе я признаюсь свободно:

Любви он бесспорно достоин,

Как рыцарь, король и воин;

Почтительно и благородно

Себя он повел со мной:

Нет высшего знака вниманья,

Чем выразить даме желанье,

Чтоб вам она стала женой.

Его я не знала, когда

Тебя полюбила я;

Величье ценю, но моя

Любовь — одна, навсегда.

Нет, ты маловер, а не я.

Откуда сомненья твои?

Ведь в царстве моей любви

Нет места для короля.

Хуана, мое божество!

Лишь в день твоего рожденья

Придет мое избавленье,

И счастье, и торжество.

А ты в совершеннолетье

Такие дары получила,

Как будто любовь одарила

Тебя всем лучшим на свете.

Скорей бы это настало,

Хотя так желал бы я,

Чтоб время шло для тебя,

Но годы твои не считало!

Ты веришь мне и судьбе,

И вот предлагаю я:

Пусть время идет для меня,

Засчитываясь тебе.

И пусть охраняет мой сон

Твоя добродетель вновь.

Да, я не король, но любовь

Не хочет царств и корон,

А только свободной воли;

Над ней ты царишь.

Кто с тобой?

Союзник единственный мой,

Кто знает о нашей доле.

Приблизься и припади

К стопам графини, Рамиро.

К стопам богини — ведь в мире

Другой такой не найти.

К ничтожеству снизойдите

И пять лепестков жасмина —

Пять пальцев руки невинной —

К моим губам протяните.

Пусть званья мои малы —

Наградою вдохновленный,

Я с верою непреклонной

Слагать вам буду хвалы.

Твой рот рукой запечатать

Хотела б я больше; не штука —

Болтать, а молчать — наука,

Наука, как тайну прятать.

Чтоб веру мою оправдать

И тайну ничем не нарушить,

Ты должен смотреть и слушать,

Но рот на замке держать.

Об этом я знал и ранее,

Но ваше предупрежденье

Подчеркивает значенье

Причин такого молчания.

Вы правы: легко обучать

И поодиночке, и хором

Детей и птенцов разговорам —

Нигде не учат молчать.

Такой недосмотр воспитанья

Приводит к поступкам тяжелым:

Ведь есть красноречия школы,

Но нету школы молчанья.

Да будь я король, я бы ввел

На кафедрах преподаванье

Важнейшей науки молчанья!

Тогда ты поймешь, сколько зол

И страхов у нас впереди.

В опасности мы, доколь

Дворянства закон…

Король!

Как быть?

За престол пройди

И спрячься в листве.

Ведь ясно,

Что ревность его привела.

Я повода к ней не дала.

А то, что он здесь, — опасно.

Иванова ночь и желанье

Увидеть ее алтарь

Сердиться ей не позволят.

О боже! Вы, государь,

Почтили наш скромный дом!

От чести такой, поверьте,

Наш герб засияет ярче,

Хотя он жизнью и смертью

Всех предков моих прославлен,

А тот, кто сейчас на границе

Вам служит, умножит славу.

Быть может, намек здесь таится

На то, что посмел я войти

В ваш дом, когда его нет?

Тогда я сейчас уйду.

Здесь мир, а он на войне.

Но честь генерал-капитана

Я всюду высоко ценю.

Вы, ваше величество, этим

Умножили радость мою.

Я рада, что этой ночью

Пришли вы под нашу крышу.

Печально было бы, если б

Ты радости этой не слышал.

А кто же эта сеньора?

Сокровище нашей семьи,

Моя кузина Инес.

Склоняю колени мои.

Красавица!

Если солнце —

Хуана, то рядом с ней

Немалая честь быть звездой.

Звезда да будет моей!

Служи ей, если желаешь,

И будешь ходить к ней, встречая

Здесь ангела моего.

Ну что ж, договор заключаю.

Король красив.

И любезен.

Когда бы три брата были

Простыми людьми, и то,

Конечно, их все бы любили.

Мне графа хватит вполне,

И больше никто мне не нужен,

А ты выбирай из этих.

Во мне огонь не разбужен,

И тайна меня не жжет,

И был бы мой выбор — ложь.

Любовь сама возникает,

Когда ее и не ждешь.

Алтарь оракула, верно,

Лесное капище это,

Как в древности, по словам

Былых и новых поэтов.

Моленья вы вознесли?

И что вам затем ответил

Оракул — случайный прохожий?

Сеньор! Мы не глупые дети.

Таков старинный обычай,

Но мы-то в него не верим.

Сказали бы мне про алтарь,—

Я мог бы по крайней мере

Свой дар на него возложить.

Не может столь бедный дом

Быть вашей молельней.

А если

Хочу я стать в ней жрецом?

Но, видно, она для Энрике.

Не думаю, чтобы графу

Такая мысль улыбалась,

Сеньора! Скажите мне правду:

Давно вы его не видали?

В ответ на ваше моленье

Подруга или служанка

Шепнула вам в утешенье,

Что вашим будет Энрике?

Его не видала я.

Мне странно, что ваше величество

Расспрашивает меня.

Я вас уверяю, что граф

Сейчас в нашей щедрой Севилье

Для более легких побед

Расправил нежные крылья.

На набережной он блистает.

Откуда звон в этой зале?

Да это чьи-то часы

Три четверти отсчитали!

Магистр, Мендо! Взгляните,

Что скрыто в искусственной нише!

Сеньор! Это я положила

Туда часы, чтоб услышать,

Когда двенадцать пробьет.

Там люди!

Не бойся.

По виду

Там двое мужчин.

Что ж ты ждешь?

Убей их, иль пусть они выйдут!

Мне шпагою не грози!

Тайком я пробрался сюда

И спрятался за кустами,

Чтоб дамам ответить, когда

Они обратятся к святому.

Ответ твой был бы хорош,

Но бой часов говорит мне,

Что все это — чистая ложь.

Часы-то с меня и снимают

Твоих подозрений бремя.

Я просто хотел, чтоб ты знал,

Где я провожу это время.

Иначе ты мог бы подумать,

Узнав о шутке невинной,

Что прятался я от тебя,

А прятаться нет причины.

Хотел я не время узнать,

А на языке часов

Сказать тебе, что я здесь,

Чтоб знал ты об этом без слов.

Поверите вы хотя бы,

Что я об этом не знала?

Я верю моей любви,—

Обиду она испытала.

Энрике! Покинь Севилью.

На празднике ты не будешь,

Ты мне отравляешь праздник.

Коль так обо мне ты судишь,

Я должен повиноваться.

Но будь у него подозренье,

Сеньор, что тебя он рассердит…

Довольно, магистр!

Прощенья

Скорее проси, Энрике!

Я тотчас просил бы прощенья,

Но, право, ни сном, ни духом

Я не виноват в оскорбленье.

Сеньор! Оставь нам Энрике!

Ну, ради меня!..

Он славит

Невинность и верность свою,—

Пусть клятву даст, что оставит

Свои домогательства тоже.

Энрике! Скажи, что оставишь!

Сеньор! Я предпочитаю

Изгнанье клятве лукавой.

Нельзя пересилить любовь.

Не будет меня, и не будет

Чего бояться тебе.

Мое присутствие будит

Твои подозренья, а я

Путь к этим дверям не забуду.

И если я здесь, то здесь

Останется мука твоя,

А если уйду, она

Уйдет, исчезнет, как я.

Ее заберу я, и больше

Не знать мне такой печали,

Чтоб, лежа у верного сердца,

Часы мои ложь отбивали.

Они ударили трижды,

Но могут без счета пробить,

Испортившись вдруг нарочно,

Чтоб жизнь мою сократит.

Не будет меня выдавать

Отныне язык их лживый;

Лишь стоит их завести,—

И всё выдают трусливо.

Надеялся я, что трижды

Пробить они не посмеют,

Они же решили, что тройка

На их циферблате важнее.

Меня удивляет одно:

Обидно тебе, сеньор,

Что к донье Инес я пришел,

А я полагал до сих пор,

Что выбрал ты донью Хуану.

Меня ты уверить решил,

Что донью Хуану не любишь?

Когда б я ее любил,

Она б за меня заступилась;

Она молчит; так пойми,

Что отданы донье Инес

Все лучшие чувства мои.

Так было, так есть и так будет

Во имя и в честь любви!

Рамиро…

Сеньор…

Скажи

Энрике, что это изгнанье —

Не шутка и что неподдельны

Мой гнев и негодованье.

Он должен Севилью покинуть

Сегодня же до рассвета.

Вы знаете, государь,

Что он вас чтит беззаветно.

Я вас уверяю, что за день

Мы двадцать миль одолеем

И к вечеру в Кордове будем.

Возьми этот перстень. Смелее!

Живи и здравствуй больше лет, о Педро,

Чем все, кого ничтожество так любит,

И чем в горах, где их топор не рубит,

Корона гордой пальмы, зелень кедра.

Твоя рука меня счастливит щедро

И тем Пегаса моего голубит, [91] Твоя рука меня счастливит щедро И тем Пегаса моего голубит. — Пегас — в древнегреческой мифологии крылатый конь, родившийся из крови обезглавленной Медузы, под ударом копыта которого забил источник Гипокрены, вдохновляющий поэтов. Образ Пегаса вошел в литературу как символ поэтического вдохновения.

И если зависть песни не погубит,

Раскрою для тебя Парнаса недра. [92] Раскрою для тебя Парнаса недра. — Парнас — горный массив в средней части Греции. По древнегреческим мифологическим представлениям служил одним из мест пребывания Аполлона и муз. Слово Парнас стало символически обозначать мир поэтов и поэзии.

Похить у древности любовь Фортуны, [93] Похить у древности любовь Фортуны . — См. прим. 70.—

Пусть конь твой мчится, словно ветер дикий,

А флот войдет в заморские лагуны,

И слава воспоет тебя, великий,

От Феца до брегов, где бьют буруны,

От Кастильехи и до Мозамбика!

Всегда он весел.

Как птица.

Вы очень расстроены?

Я?

Не даст вам любовь моя

В тоске без Энрике томиться.

О том говорить не годится,

Но я признаюсь, что тоскую,

И ночи не сплю, и ревную,

И солнце само в огне

Приносит мучения мне,

А небо — ревность слепую.

Но мой и больше ничей

Тот рай — я его не таю,—

Когда я себя узнаю

В зеницах этих очей.

Не надо вам горьких ночей,

Их хватит с меня одного;

Любовь не щадит никого;

Заслуги мои вы забудьте,

За правду признательны будьте,

Она — любви торжество,

А неблагодарность претит

Всем тем, чей закон — благородство.

Из-за моего превосходства

Пусть жизнь меня не лишит

Того, что низшим дарит.

Я вас, конечно, не стою,

Но если мой титул виною,—

Корону и сердце сам

Сложу я к вашим стопам,

И правьте страною и мною!

Сеньора! Упорно молчать

Нельзя в таком положенье.

Тут не было пренебреженья,

Но так это можно понять.

Не смею совета вам дать —

Мне братья — король и граф,

Но довод разума прав:

Покуда стоит земля,

Вам лучше любить короля,

Чем графа, лишенного прав.

Не выполнить приговор

Судьбы — заблужденье большое:

Отмстить она любит порою,

И суд ее страшен и скор.

Пусть знает король, мой сеньор…

Что мне ему доложить?

Не знаю сама…

Как же быть?

Но знайте: безумье — короны,

Любовью к ногам принесенной,

На голову не возложить.

Растеряна я…

Не напрасно.

Все чувства мои в боренье.

Страшись безумных движений

Души неопытной, страстной:

Семье и чести ужасный

Они готовят удар.

Что, если отнимет свой дар

Король и забудет тебя Энрике?

Женщина я,

И в сердце — лед и пожар.

Я вижу Энрике в изгнанье,

А рядом — король влюбленный;

Я вижу: в любви нет закона,

В разлуке нет упованья.

Препятствия без состраданья

Судьба на пути воздвигает,

И тот, кто в разлуке страдает,

Не верит и хочет забыть.

Нельзя без взаимности жить:

Надежду страх убивает.

Пойми — я тебя молю,—

Что лучше всего забвенье,

Не то король покушенье

Предпримет на честь твою.

Энрике сама я люблю,—

Пусть выпадет ей утрата!

Погибло все без возврата!

Осталось погибнуть мне.

Кто здесь? Иль все это во сне?

Энрике звался я когда-то.

Зачем ты вернулся,

Рискуя оглаской?

Не видишь, что рядом

С тобою опасность?

Смотри: с королями

Шутить, что с огнем:

На пренебреженье

Ответят мечом.

Приход твой — мне к празднику

Дар незавидный:

Не я виновата,

Что он тебя видел.

Кто любит и хочет

К любимой прийти,

Тот тайну обязан

Беречь и блюсти;

Он тень свою ночи

Отдаст под опеку,—

Ведь можно по тени

Узнать человека.

Бывает, что слуги

Господ выдают,

Когда, охраняя,

На улице ждут.

Кареты и кони,

Вблизи поджидая,

Расскажут прохожему,

Где их хозяин.

Кто любит, не должен

О том забывать,

Что даже луна

Его может узнать.

Безрадостны чувства,

Открытые миру;

Проникнут сквозь стены

Соседи-проныры.

Проклятье часам,

Что не вовремя бьют —

Тогда похоронный

Мне слышится гуд.

Три слога есть в имени

Графа Энрике,—

Бьют трижды часы,

Чтобы горе накликать.

А время уходит,

И если король

Увидит тебя,

То сразит меня боль.

Любить тебя в смерти?

Нет, лучше в разлуке!

Будь счастлив с другою,

Со мной тебе мука.

Но день наступает,

В тюрьме своей ночь

Его не запрет,—

Это мраку не в мочь.

Вот горы, одетые

В снег, в облака,

Видны уже ясно,

А ниже — луга.

Цветы, просыпаясь,

Глядятся в ручьи,

Им птицы поют

Мадригалы свои.

И солнце заря

Снаряжает, торопит:

С Востока на Запад

Еще полдороги.

Что смотришь? Чего же

Тебе не хватает?

Ступай, граф Энрике,

Смотри — рассветает.

Да если б я знал,

Что ты встретишь меня

Презреньем, — к тебе

Не вернулся бы я.

Как я обманулся,

Тебе доверяя!

Не думал, что снова

Тебя потеряю.

И вот потерял!

Я сам это вызвал:

Забытый изгнанник,

Вторично я изгнан.

Как странно! Глаза твои

Видят меня,

Но делаешь вид,

Что отсутствую я.

В разлуке любовь

Обращается в прах,

Но ты забываешь

Меня на глазах.

Придумав опасности,

Смертью грозишь мне;

Твои оправданья

Хитры, но излишни.

Король тебя гневом

Привел в содроганье,

Но гневу нашла ты

В любви оправданье.

Твердишь, что ты хочешь

Мне жизнь сохранить,

А хочешь меня

От любви излечить.

Ты солнцем была мне,—

Без солнца не жить.

Но трижды часы

Не успели пробить,

А ты их за солнце

Уже выдаешь,

Ты их заставляешь

Спасать твою ложь.

Проклятье часам

И тому, кто их создал,

Кто выточил оси,

Колесики, гвозди!

Их гонит пружина,—

Считают, считают,—

А маятник мчится,

И стрелки мелькают.

Бессмысленно бьют,

Когда сами хотят,

И только о смерти

Всегда говорят.

В часы поместил

Часовщик все, что мог:

Мелькание жизни

И смерти залог.

Злой времени вестник,

Хозяин желаний,

Наш каждый глоток

Они мерят заране.

И вот говоришь ты

(Вернее — пророчишь:

Ведь ты говоришь

Только то, что ты хочешь),—

Что я тебе дорог,

Когда я живой,

А счастье твое

Пусть уходит к другой.

За блеск королевский

Ты все отдаешь,

Меня оставляешь

И вмиг предаешь.

Клянусь, — пусть глаза твои

Это запомнят

(Я так их люблю,

Хоть они вероломны!),—

Клянусь, что мои,

Хоть ты их презираешь,

Другой госпожи

Никогда не узнают.

Уеду в Кастилью,

И скажут потом,

Коль буду я жив,

Что я был образцом

Бессмысленной верности,

Щедрой, унылой:

Ведь ты этой верности

Не заслужила;

А если… то лишь

Красотою своей,

Она только больше

Любови моей.

Меня от рассвета

Ты хочешь спасти,—

Вот он наступил…

Что ж, навеки прости!

Энрике!

Ушел. Передать

Ему что-нибудь?

Что люблю

И что подождать молю.

Ему уже нечего ждать.

Инес! Не жестоко ли это?

По-моему, нет. Он обязан

Уйти.

Ты права. Он связан.

Итак, он дождался рассвета.

Но где же силы мои?

Ушел — и дышать не смею.

Нет в мире сердца вернее,

Чем женское сердце в любви.

Мужайся, сердце! Дай мне осторожно

Надежду в горе, облегчи страданье.

Решимость — это наших рук созданье,

Со временем всего достигнуть можно.

С умом вмешавшись в ход вещей тревожный,

Мы можем обмануть все ожиданья;

Надежды, жизни, веры ждет сознанье

И в час печали самой безнадежной.

Судьба людская — в королевской длани,

Король над нами — высший суд земной,

Препятствий нет для царственных желаний.

Когда б он дал им волю над собой,

Энрике не достался бы Хуане.

Любовь твердит мне, что Энрике мой!

Чтоб имя смертного навек прославить,

Нельзя иного подвига назвать,

Чем к славе родины свой взнос прибавить,

Сумев победу в битве одержать.

Друзей от плена страшного избавить

И смерти в море чудом избежать

Не так почетно, как в господнем храме,

Как дар свой, водрузить победы знамя.

Мы прожили со времени Родриго

Несчастный век — последствие измен; [94] Мы прожили со времени Родриго Несчастный век — последствие измен. — В данном случае имеются в виду события, последовавшие за смертью последнего вестготского короля Родриго (713), когда арабы сумели завоевать почти всю территорию Пиренейского полуострова. Вторжение арабов связано с историческим преданием об измене графа Хулиана, правителя Сеуты. «Несчастный век» тянулся в сущности много веков, вплоть до конца XV века, когда с арабским владычеством было окончательно покончено. Это и есть так называемый период Реконкисты.

Свободная страна узнала иго,

И наглый враг живет средь наших стен.

В Гранаде все еще звенят вериги,

Хотя кончается как будто плен

Под властью африканского нечестья.

Победа — дело христианской чести!

На встречу генерала-капитана,

Услышав ваших барабанов бой,

Я поспешил.

Как солнце из тумана,

Оружье озарили вы собой.

Обнимемся.

Я чту вас неустанно.

Явились вы — я награжден судьбой.

И самые ничтожные услуги

Любовь владыки превратит в заслуги.

Хотел в Гранаду золото доставить

Начальник мавров, храбрый Альятар,

Чтоб своему царю его отправить.

Пришлось ему в бою свой щедрый дар

И трупы тысячи людей оставить,—

Такой мы нанесли ему удар.

А было золото тяжелой данью,

Которою он обложил Испанью.

Как ликовал такой победы зритель!

Казалось всем: в небесной вышине

Испании святейший покровитель

Летел с мечом багряным на коне

И вечной славы открывал обитель.

До Динадáмара, в дыму, в огне,

Не прекращали яростной погони

Ни всадники кастильские, ни кони.

Где есть для вас достойная награда?

Какими титулами вас прельстить?

У вас в долгу я — мне подумать надо,

Как этот долг огромный оплатить.

У вас есть дочь-наследница, отрада

Грядущих дней; ее, чтоб вас почтить,

Я приравняю к королям Кастильи

И лишь тогда уеду из Севильи.

Племянница на вашем иждивенье,

И ей высокий выпадет удел

За красоту и за происхожденье.

Как вы, лишь бог войны мечом владел.

Пусть небо озаряет зарожденье,

Сеньор, всех ваших помыслов и дел,

Чтоб ваше имя чистотой кристалла

От полюса до полюса блистало.

Победы военные эти

Любви моей несомненно

Прибавят и вес, и цену.

Мне кажется, все на свете

Ты меришь мерой одной:

Как прихоть свою оправдать.

Не стану себя обвинять,

Лишь стала б она мне женой.

Испанку в твоем положенье

Своею делать женою…

А есть ли еще такое

Высокое происхожденье?

Предшественники мои

Не раз на испанках женились,

И предки мои гордились

Испанской кровью семьи.

Скажи: чего мне страшиться?

В чем можно меня обвинить?

Кто смеет меня судить?

Итак, ты решил жениться?

Хочу ее повидать

Сегодня.

Предлог — навестить

Отца?

А как же мне быть?

Я больше не в силах ждать!

Отец и дочь — это ясно —

Достойны чести такой.

А что же будет со мной?

Женюсь на Инес прекрасной?

Дышать без нее тебе в мочь?

Люби, если нет. Если да,—

Забудь.

Дышу, как всегда.

Не любишь: мне хочешь помочь.

Любовь — это жар в крови;

Люби, как я: я страдаю,

Молю, добиваюсь, рыдаю

И рад умереть от любви.

Ну, будет отходную петь!

Тут можно просто рехнуться!

А что?

В Севилью вернуться!

А как мне быть? Умереть?

Не лучше ли было терпеть

И дальше умчаться отсюда?

Безумье или причуда?

Любовь, как разбойник лесной

На путника в час ночной,

Навстречу кидалась мне всюду.

Да разве сеньору пристало

Нарушить клятву свою?

Я так люблю, так скорблю,

Что сил моих больше не стало!

Севилья вновь заблистала

Пред вами. Кто даст вам совет?

Кому доверить секрет?

Здесь все предадут меня.

Теодора? Но думаю я,

Что тайн для женщины нет.

Неправда, она молчать

Умеет лучше мужчины.

Тут есть простая причина:

Ей легче честь охранять.

Угодно было изгнать

Меня королю. Обещанье

Я дал, что уйду в изгнанье;

Что брошу любить — не давал.

За что ж он меня наказал,

Добавив второе страданье?

Я клятв не давал никогда

Хуану мою разлюбить.

Вот дом Теодоры. Как быть?

Придется зайти к ней?

Да.

Кто здесь? Кто вы, господа?

Царица! Внемли забытым…

Кому?

Печалью повитым.

Не зная дороги в Кастилью,

Вернулись мы снова в Севилью

Из ссылки по тропам укрытым.

Рамиро! Боже великий!

Как будто я блудный сын…

Да кто там?

Там двое мужчин…

А кто они? Посмотри-ка!

О небо! Это Энрике!

Скажи мне все, что ты знаешь.

Что даму ты обожаешь,

Которую любит король,

А это — опасная роль…

Ты поздно остерегаешь.

А не говорят ли другого

С тех пор, как уехал я?

Уже забыли тебя.

Вот женский нрав! Вот их слово!

Кто, блеском короны прикован,

С вассалом не распростится?

Не ревность ли здесь таится,

Что грозен твой приговор?

Ты стал в разлуке хитер!

Разлука! Лишь день она длится!

Вам правду она излагает.

Вот правда: мне только известно,

Что в городе повсеместно

Любовь короля обсуждают.

Король, говорят, желает

На донье Хуане жениться.

Никто гадать не решится

О чувствах ее, но бесспорно,

Что должен от страсти упорной

И лед в душе растопиться.

Пойми, что рядом с тобою,—

А ты и не на глазах,—

Во всех любовных делах

Король, красивый собою,

Блестящий, с отважной душою —

Соперник, внушающий страх.

Ты думаешь, чувства свои

Она отдала ему сразу?

Да, так говорит мой разум

И опыт в делах любви.

Что ж, все вы непостоянны!

Ах, так ли это назвать?

Корыстны, вернее сказать:

Корысть — это мать обмана.

Где выбор, там было б странно

Нам лучшего не предпочесть.

Но есть же любовь! Ведь есть?

Энрике! Законы эти

Одни и те ж на всем свете.

Не там, где царица — честь!

Пожалуй, тогда весь свет

Тебе обойти придется,

Пока это царство найдется.

И женщин в том царстве нет.

Вот женщине мой ответ:

Тебе доверяюсь я,

Твой гость я с этого дня.

Такому большому сеньору

Мой дом слишком мал.

В эту пору

Нет лучшего для меня.

Войди! Ты мне послан судьбою.

Я быть благодарным умею.

А ты?

Так сразу не смею.

Сперва осмотрюсь.

Что с тобою?

Я болен болезнью такою…

Какою?

Она поражает

Того, кто вдаль уезжает.

Дожди и поиски брода…

Болезнь моя — женского рода:

Все косточки перебирает.

Король сказал это кратко,

Туманно. Не понял я.

А ты поняла?

Для меня

Слова эти тоже загадка.

Он хочет вас выдать, наверно,

За братьев своих.

Ты, право,

Скромнее собственной славы.

Король обязан безмерно

Тебе, а ты принижаешь

Своих же заслуг значенье,

И собственное положенье

Ты этим преуменьшаешь.

Так как же понять это надо?

Что сам он хочет жениться?

Скажи: чему тут дивиться

Владельцу такого клада?

Конечно, если жены

Ему не брать за границей,

Он может со мной породниться,

По крови мы с ним равны.

Но думать об этом не буду,

А вдруг это все на словах?

Тогда о разбитых мечтах

Я долго потом не забуду.

Провел я долгие годы

На самых почетных постах,

Не знал, что такое страх,

Среди военной невзгоды.

И вот, пока есть сомненья,

Скажу одно лишь сейчас:

Хочу для каждой из вас

Достойного положенья.

Намеренья короля

Открыть отцу моему

Пока что нельзя.

Почему?

А что, если честь моя

Задета тем, что открыл

Король свои чувства мне,

Когда был отец на войне?

Энрике ты любишь.

Без крыл

Любовь, когда нечего ждать.

Энрике не забываю,

Но слишком твердо я знаю:

Мне больше его не видать.

Бесспорно. И лучше забыть.

Тогда того, кто умнее,

Важнее, смелее, стройнее,

Ты будешь больше любить.

Ах, если б король не узнал

Про нашу любовь, то не он —

Хоть будь он трижды влюблен,—

Мне мужем Энрике бы стал!

Но он собрал все улики,

Энрике решил он сослать,—

Так где же надежду мне взять?

Тебе повезло: с Энрике

Что вас могло ожидать?

Да, рай в шалаше — закон

Любви, но, воссев на трон,

О чем еще можно мечтать?

Мне надо принять решенье.

Заставив себя разлюбить

Энрике, смогу я забыть

Безумные эти волненья.

Мечты тогда хороши,

Когда они исполнимы,

А нет — то невозвратимо

Уходят они из души.

Король уже тем одним,

Что он король, побеждает

Чужое упорство, — растает

И камень любой перед ним.

Так ласков он, так умен,

Так статен, силен, учтив

И так на коне красив,

Что в ночь Иванову он

Мне сам доказал без труда:

Его не любить — преступленье.

Он выше во всем, без сомненья,

Чем граф.

Ты думаешь?

Да.

Да здравствует же отныне

Король!

На тысячу лет!

И да развеется след

Твоей вчерашней гордыни!

А если женой короля

Готова ты стать и согласна

Забыть Энрике, то страстно

Тебя умоляю я…

Таила я чувства свои,

Пока ты Энрике любила…

К Энрике чувства таила?

На свете нет большей любви.

Не смела признаться я,

Боялась — будет гроза,

Но тысячу раз глаза

Могли бы выдать меня.

Твердила я им: «Не смотрите!

Он — тот, кого любит сеньора

Кузина, и вы без спора

Оставьте его, не любите».

Но, разуму непослушны,

Глядели нежно глаза,

И выдавала слеза,

Как сердце неравнодушно.

Когда, вдалеке от света,

В слезах меня заставая,

Ты спрашивала, какая

Причина печали этой;

Когда я не надевала

Нарядов в праздник, и ты

С терпением доброты

Мое упрямство прощала,—

Виною всему была

Любовь Энрике к тебе;

Я, плача, взывала к судьбе,

Чтоб ваша любовь прошла.

Исполнив мольбу мою,

Судьба тебя охранила:

Ведь ты короля полюбила.

Его и тебя молю:

Пусть граф мне супругом будет!

Теперь-то Энрике мой!

Хотя и во мне самой

Нет веры, что граф не забудет

Недавних любовных чар,—

Не пробил забвения час:

Огонь вчера лишь погас,

Еще сохраняется жар.

Безумие — открывать

Мне чувства твои, не зная,

Могу ли уже, не страдая

От ревности, друга отдать.

И как не понять: беспокойство

И ревность заставят меня

Зажечься, как от огня,—

Ведь это женское свойство!

Да если бы всей душою

К Энрике вернулась я,

Кто мог бы винить меня?

Ты в этом была бы виною.

Зачем меня торопить?

Ты знаешь, как тяжко мне было.

Вчера еще я любила,

Могу ли сегодня забыть?

Хвалу королю воздать

Не значит любить, и бредни —

Мой первый шаг за последний

В любви еще смутной принять.

Бесспорно, что день за днем

В разлуке желанья стынут.

Но чувства мои не покинут

Энрике, как было при нем.

И если хоть сколько-нибудь

Любить короля я хотела,

На первом шаге несмелом

Окончился этот путь.

Все снова переменилось,—

Достаточно было узнать,

Что ты стремишься отнять

Все то, к чему я стремилась.

Напрасно его ты любила;

Лишь время даст мне понять,

Когда я смогу сказать,

Что я Энрике забыла.

Приходит март, и садовод беспечный

Раскутывает апельсин незрелый.

Он ловит солнца луч, еще несмелый,

Как будто солнца путь — один, извечный.

Но вдруг зима вернется бессердечно

Издевкой над весною скороспелой,

Что, размечтавшись, в зелень мир одела,

А жалкое тепло ведь быстротечно.

Так, робкая надежда, ты умчалась.

Тебя напрасно к свету я звала,—

Ты на изменчивом свету скончалась.

Желанная весна! Ты не пришла.

Опять зима, мороз, печаль, усталость,

Чтоб в безнадежности я умерла.

Лоток мой полон добра;

Найдется ли здесь покупатель?

Пусть счастье поможет мне

В безумном моем предприятье!

Вот так, без предупрежденья,

Вы ломитесь прямо в дом?

Прекрасная дама! Так много

Вещиц в сундучке моем,

Что вас что-нибудь соблазнит.

Дарами вас осыпают

Италия, Фландрия, Франция…

О боже!

Что вас пугает?

Рамиро!

Я, донья Инес.

Сказать мне можно?..

Постой!

Зачем ты здесь?

Граф Энрике

Послал издалёка со мной

Прекрасной даме Хуане…

Скорей говори!

Письмо,

Вот это.

Я ей передам.

Давай.

А с нею самой

Нельзя мне поговорить?

Застанут — и ты на том свете.

А что король?

Он влюблен.

Вниманье к себе он заметил.

Она благосклонна?

Конечно.

Конечно?

А как же?

Мы стены

Покинули эти вчера,—

Сегодня уже перемена?

Ну да! Победителю слава!

А любящему — только горе.

Ах, чтоб!..

А ну, замолчи!..

Ну если вы поняли, спорить

Не стану, молчу.

Как держался

Энрике?

Сказать не могу,

Как мучился он и терзался.

Твердил он на каждом шагу:

«Что делает в этот час

Божественная Хуана?

С Инес говорит она

Иль плачет?» «Ну да, беспрестанно»,

Твердил я, такой же дурень,

Как он, да так я и думал.

«Кто пьет росу ее глаз? —

Меня вопрошал он угрюмо.—

Росу эту звезды роняют,—

Они ведь тоже в смятенье,—

Чтоб жар души успокоить».

Прекрасное успокоенье —

Отдать любовь королю!

Молчи, безумец!

Молчу.

Забыл ты, чей это дом?

Верните письмо. Не хочу,

Чтоб вы отдавали его.

Ступай, и больше ни слова!

Письмо свою роль сыграет

Среди испытаний суровых.

В разлуке одни лишь письма

Способны выручить нас.

Нельзя мне ее повидать?

До завтра нельзя. Сейчас

Письмо королю она пишет.

Так спешно?

Ты знаешь Хуану.

Пусть пальцы окаменеют,

Пусть кровью чернила станут,

Перо — кинжалом, бумага…

Оставь бумагу в покое.

Напрасны твои волненья:

Король поклоненья достоин

Уж тем одним, что король он.

Вот здесь мне Хуана сказала,

Что он изящнее графа

Сидит на коне и, пожалуй,

Красивее и стройнее.

Но все-таки завтра снова

Сюда приходи.

Прийти

Сюда? Я даю вам слово,

Что только если я стану

Трусливым нахалом, невеждой,

Ханжою, выскочкой глупым,

Просителем без надежды,

Задирой из подворотни,

Накрашенным стариком,

Завистливым неудачником,

Продувшимся игроком,

Нелепым безногим танцором,

Совсем безголосым певцом,

Тупым остряком и шутом,

Супругом — смешным рогачом,

И если в конце концов

Я в женщину обращусь,

Что хуже всего для мужчины,—

Тогда лишь сюда я вернусь!

Какая мне выпала радость!

Не ясно ль, что рядом со мною

Прошла удача? Во имя

Любви я письмо открою.

Посмотрим, что пишет Энрике

Счастливице этой великой.

Сеньор! Никто нас не видел.

Хотел я тайно прийти.

Смотри: кузина Хуаны

Читает письмо.

Подожди…

Узнать нам можно, сеньора,

Секрет ваш?

Ах, я не знала,

Что ваше величество здесь,

А то бы я не читала.

Не прячьте письма.

Король мой,

Сеньор мой! Ты наша слава

И солнце Испании нашей.

О, если б ты дал мне право

Открыть тебе, в чем тут дело…

Оставь нас, Мендо! А ты,

Магистр, меня подожди.

Сеньор! Величья черты

В тебе божественно слиты

С чертами добра и ума.

Прошу у тебя лекарства,

Какого — ты из письма

Узнаешь лучше, чем мог бы

Тебе рассказать мой язык.

Я должен его прочесть?

Да. Здесь души моей крик,

И жизнь моя, и надежда,

И чести восстановленье.

Письмо от Энрике?

Да.

Прочту.

Любовь! На мгновенье

Судьбы колесо задержи,

Даруй мне жизнь и спасенье!

Как странно! Что ж, Энрике не любил

Хуаны?

Рыцарем моим он был

С тех самых пор, как в первый раз в Севилью

Приехали вы вместе из Кастильи.

Что ты сказала?

Правду.

Боже правый!

За эту правду ревность отдала бы

Мою корону! Если правда это,

Отдам в придачу половину света!

Избрал, сеньор мой, в этом доме граф

Меня.

Такие новости узнав,

Возрадуйтесь и чувства, и желанья!

Напрасны любящих сердец гаданья.

Тебя Энрике любит? Отчего же

В Иванов день он не сказал того же

И мне, когда вон там, в кустах, скрывался?

Он нравился Хуане и старался

Ей не перечить. У меня хотела

Его отнять она. Судьба велела,

Чтоб мы друг друга полюбили тайно.

Его молчанье было не случайно:

Он честь мою берег. Чтоб быть нам вместе,

Он прячется сейчас в укромном месте.

Ко мне придет он ночью на свиданье.

И если стою я благодеянья,

Тогда по милости твоей великой

Меня ты замуж выдай за Энрике.

Меня он страстно любит, но жениться

Не хочет, чтоб свободы не лишиться.

Сегодня ночью будет здесь мой милый,—

Заставь его на мне жениться силой.

Иначе я страдать не перестану.

Я бóльшим генералу-капитану

Обязан; должен я тебе помочь.

Пусть явится Энрике. Нынче ж в ночь

С тобой он обвенчается.

Аминь!

Любовь, ты победила! Ревность, сгинь!

Добро пожаловать, ваше

Величество!

По воле господней

Мне выпало счастье сегодня,—

Оно величия краше.

Встревожили вы меня.

Увы! Сказал мне магистр…

Но бог влюбленности быстр.

Простилась любовь моя

Со страхом и подозреньем.

Вот это — письмо от брата.

Прекрасная новость! Объята

Я радостью и восхищеньем.

Из Кордовы шлет он посланье.

Здоров он?

Здоров.

Внушает

Мне смелость любовь, запрещает

Мне смелость мою послушанье.

Я хитрость с ней попытаю.

Конец недавней печали.

Теперь я хочу, чтоб вы знали,

Какие я чувства питаю.

Граф пишет, что он глубоко

Раскаивается в том,

Что вел себя дерзким глупцом,

К тому же теперь он далеко.

Еще он мне написал,

Чтоб я ему выбрал жену,

Как брат — был ласков к нему

И как король — обвенчал.

Чтоб ревность мою успокоить,

Я лучшего средства не знаю

И всей душою желаю

Женитьбу Энрике устроить.

Решенья без вас не приму.

Прошу совета, кого

Нам в жены взять для него,

Чтоб счастье досталось ему.

Скажите мне без пристрастья:

Кто стоит, по-вашему, чести

Женой ему стать?

Невесте

Большое выпадет счастье.

И если, чтоб дать вам совет,

Меня, государь, вы призвали,—

А для обсужденья едва ли

Есть более важный предмет,—

То, сколько б ни думала я,

И здравый смысл, и расчет

По праву вам назовет

Меня и только меня.

Меня, государь, изберите

Для вашего брата женой.

Советуясь тут со мной,

Вы, верно, того и хотите.

Ведь если бы вы не хотели,

Чтоб я ему стала женой,

Зачем говорить со мной,

Совета просить в этом деле?

Вы можете, ваша милость,

Отца этим браком почтить,

Меня же — соединить

Навек с тем, к кому я стремилась.

Я вижу здесь не беду,

А радость: ведь вас потеряв,

Я лучшего мужа, чем граф,—

Простите — нигде не найду.

Как странно! Хотел я проверить:

Энрике она разлюбила

Иль нет?

Она же решила,

Что вы ее разуверить

Хотите в вашей любви.

Нет, это не так: до того

Как выбрать с восторгом его

И прятать мысли свои,

Она бы меня принялась

В неверности упрекать.

Нет, если правду сказать,

Мне хитрость не удалась.

О хитрости! Пользы не знает

От вас любовь никогда,

И лучшая хитрость всегда

Лишь новый обман рождает.

Беги к ней, я так хочу,—

Но только не выдай при этом

Что я расстроен ответом

Ее. А чем заплачу

За пренебреженье — потом

Решу. Но расстроен я,

Что может она меня

Винить в коварстве таком.

Скажи, что не предлагал

Я ей Энрике в мужья:

Отвергнутый ею, я

Другому б ее не дал.

А если ревнует она,

То буду я ликовать:

Нельзя без любви ревновать,

И, значит, она влюблена.

Ты к чувствам ее воззови,

Чтоб только мне оправдаться.

Ах, женщинам притворяться

Не так-то легко в любви!

Я ей поклянусь небесами,

Что даже мысль вам чужда

Отдать ее графу, когда

Ее вы любите сами.

Но вы, сеньор, поведете

Сегодня ж меня под венец.

Иначе и мне конец

За то, что ошибся в расчете.

Вам надо письмо показать

Энрике.

Все сделаю я,

Что скажешь.

Нет сил у меня

Бояться, надеяться, ждать!

Надежду сравнивают справедливо

С цветком, — судьба обоих совпадает:

С такой же быстротой он увядает,

Его закон — меняться торопливо.

Он на заре, как жемчуг, горделиво,

Переливаясь красками, блистает;

Гармония тех красок пропадает,

Когда им овладеет ночь ревниво.

Плененный незнакомою землею,

Я ждал, что расцветут мои мечты.

И ревностью плачу за это злою.

Безумная любовь! Бесцельна ты:

Обман, смеясь, уносит под полою

Невыросшие почки и цветы.

Что, что?

Что слышите.

Боже,

Спаси!

Спаси и помилуй!

Она короля полюбила?

Она короля полюбила.

В залоге страдательном: ею

Любим король.

Ты желаешь

Смягчить удар, но при этом

Ты рану мою углубляешь.

Скажи мне ее ответ

И больше меня не мучай!

От вашей нелепой любви

Вы стали мрачнее тучи.

Не видел я доньи Хуаны,

А донью Инес я видел.

Она мне все рассказала,

Сочувствуя вашей обиде.

На что мне Инес!

Не хотите

Инес?

Над тобой пошутила

Она.

Друг друга понять

Мы, кажется, больше не в силах!

Сеньор, осторожней! Вы слепы.

Вам надо тайну блюсти.

Король и Хуана!

О боже!

В отчаянье можно прийти!

И так поступают сеньоры!

В согласье с своею природой.

Ведь первый сеньор — король.

Король — не женского рода.

А все-таки…

Что ты болтаешь?

Король и женщина — оба

Внушают любовь и страх.

Меня доведешь ты до гроба!

Ах, я виноват!

Надежда!

Пусть выцветет краска твоя,

И траур смерти моей

Иль черная ревность моя

Окрасят зелень листвы!

Не красьте листвы, бога ради!

Не надо поэзии этой!

Прибегнем к противоядью.

Ты знаешь его?

Да, хоть двадцать!

Одно назови мне из них

Сейчас же!

Сейчас же отсюда

Скачите на перекладных!

Глупец! Спасут меня кони?

Никак не меньше, чем предкам,

Коням обязаны люди:

Нас кони спасают нередко.

А сам коней не люблю я:

В седле я сижу, как в клетке.

Ах донья Хуана! Возможно ль,

Что платишь столь быстрой изменой

За столь большую любовь!

Едва я покинул стены…

О боже!

Что?

Умираю!

Причина?

Любовь.

Вы правы,

И вот почему. Давая

На чай служанке лукавой,

Я донью Хуану увидел

Почти что рядом с собою.

Сказать вам об этом?

Конечно,

Мой друг, мой брат! Надо мною

Ты сжалься! Ты только что смерть

Принес мне.

Бессилен тут разум:

Как утренняя заря,

И небо, и землю разом,

И солнце она осветила,

Хоть свет у него брала,

А эти локоны-кольца

На небе она нашла,

Лишь там продают эти кольца

И то не всегда — в воскресенье.

Глаза… Сравнить эти очи

Со звездами — оскорбленье!

Нет, каждое это око

На малое небо в оправе,

В оправе любви, похоже,—

Там души купаются в славе.

Нет, нет, Рамиро, не славой,

А мукой они терзают.

А что из того? Такая

Нелепость в цене повышает

Любовное обольщенье.

Хочу описать поскорее

Словами брови ее.

Под ними так нежно веют

Ресницы, а сами они

Для глаз — балдахин божественный.

Не радуга эта дуга:

У радуги нет естественных

Волос, и ничьих очей

Любимых она не прикроет.

Глаза ее — солнце и месяц,

И, значит, небо — косое:

Горят два светила сразу

Не в небе — у ней во лбу.

Уста ее вам описать?

Ты будешь шутить и в гробу.

Ни сам Апеллес, ни природа

Не создали розы в снегу. [95] Ни сам Апеллес, ни природа Не создали розы в снегу. — Апеллес — знаменитый древнегреческий художник (356–308 до н. э.), который был в эпоху Возрождения синонимом творца-чудодея. Принцип подражания природе, выдвинутый эстетикой Возрождения и, в частности, исповедуемый самим Лопе де Вега, и восхищение великими мастерами древности, столь характерное для людей Возрождения, вполне объясняют смысл этой строки.

Чтоб жемчуг зубов оттенить,

Насколько судить я могу,

В двух створках из алых гвоздик

Их небо расположило.

Ты хочешь меня развлечь,

Ты хочешь, чтоб легче мне было.

Да, именно с этой целью,

Да, именно для того

Напрягся мой грубый гений.

Ведь так боюсь я…

Чего?

Пусть лошади будут готовы!

Скажу на последнем свиданье

Тебе, моей гибели ангел,

От сердца мои пожеланья

Любви и счастья в измене,

А также, чтоб умер я,

И тотчас вернусь в Кастилью.

Сеньор! Простите меня,

Но это свиданье опасно.

Что если увидят вас?

Что если презреньем встретит

Она ваш горький рассказ?

Что если резкое слово

От ревности с губ сорвется,

И встреча потом еще большим

Несчастьем для вас обернется?

Нет, я не могу ее

Не видеть! Щит и коня!

Вот это любовь!

Достойны

Они поздравленья: меня

Король сменил в ее сердце.

Удача, коль мыслить здраво.

Мой брат куда лучше меня.

Мне — смерть! Победителю — слава!

Я повторяю: просит он прощенья,

Что не сказал мне про Инес, когда

Меня разгневал.

В этом нет сомненья?

Инес он любит?

И придет сюда.

На брак с Инес он просит разрешенья.

Ну что ж! Пусть вновь горит его звезда!

И этот брак хорош, и важно мне

Мои намеренья открыть вполне.

Скажи ей, Мендо, чтоб была готова

И пусть у этой двери ждет меня.

А что сказать про вас?

Сдержу я слово.

Инес, Энрике… Неуверен я…

Магистр! Тебе я повторяю снова:

От брака их зависит жизнь моя.

Хуану слишком сильно любишь ты.

Она — венец красы и чистоты.

Быть с ней сейчас — одно мое стремленье.

Я к ней иду. Энрике опоздал.

Меня увидят? Что ж! Зачем сомненье,

Когда так близко счастья идеал?

Мне не страшны любые дерзновенья,

Когда я все уже завоевал.

Магистр! Будь здесь, и если граф придет,

То задержи его: пусть подождет.

Он от меня уйдет.

Пошли за мною.

Любви покорен я, а не уму.

Кто любит так, рискует головою.

Так что ж! Ведь я не нужен никому.

От страха я боюсь ступить ногою.

Меня забыла ты? Нет, не пойму!

Обман в любви ничем не объясним,

И я умру, не примирившись с ним.

Энрике и его любимец. Надо

Идти за королем. Заговорить —

Он убежит.

Печальною наградой

Меня судьба решила одарить.

Решетки! Вот, ушла моя отрада,

И вам меня от смерти не укрыть,

Но сжальтесь надо мной! Где души — лед,

Там иногда железо слезы льет.

Решетки! Черт меня сюда во злобе

Принес; он изворотлив, как змея;

И если чудом не спасусь, во гробе

Узрит меня родившая меня.

Не трушу я и не трясусь в ознобе,

Я мавров бил, был полководцем я,

Но если б королевский гнев грозил,

То труса оправдал бы сам Ахилл. [96] Но если б королевский гнев грозил, То труса оправдал бы сам Ахилл. — Смысл этого двустишия объясняется тем, что, согласно привычному представлению испанца XVII века о чести, отказ от мести за нанесенное оскорбление может быть оправдан только высшим соображением — подчинением воле короля.

Хуана, глаз моих очарованье!

Зачем во цвете лет меня казнишь?

Что наша жизнь? Надежда, упованье,

А черт тебе показывает шиш.

Ужели предстоит мне состязанье

На шпагах с королем? Ну нет, шалишь!

Меня он может пальцем сокрушить.

Кто может ей любовь ко мне внушить?

Здесь люди. Лицо закрою.

Не сам ли король идет?

Ну, вот они! Что теперь будет?

Дурак, кто сейчас рискнет

Хоть грош за жизнь мою дать.

У двери магистр меня ждет.

Магистр! Явился Энрике?

Уж донья Инес одета.

Ее за Энрике замуж

Отдам я еще до рассвета.

Я был у доньи Хуаны.

Чудачка! Она рассердилась

На то, что я к ней вошел.

А я ей сказал, что стремилась

Она к Энрике всегда

И что его днем и ночью

Оплакивает она.

Ты что ж отвечать мне не хочешь,

Дон Тельо, магистр и брат мой?

Подходит… Сейчас будут драться.

А ты кто такой? Отвечай!

Прошу, государь, не пугаться,

Недаром молчу я.

Энрике?

Хотел бы собою не быть,

Коль я тебя так разгневал,

Что, как ты сказал, женить

Меня решил ты насильно.

Ты донье Инес написал,

Что сам ты этого хочешь.

Твое письмо я читал.

Писал я донье Хуане,

Инес тебе солгала

И, пользуясь хитрым обманом,

С тебя обещанье взяла.

Оно недействительно, ты

Исполнить его не обязан.

Как смел ты вернуться из ссылки?

Ты словом, мне данным, связан!

Но я не давал тебе слова,

Что в сердце любовь убью.

Свои у любви законы:

Чтоб видеть даму свою,

Из ссылки скачет изгнанник

И ночью крадется к даме.

Вот если б я днем явился

И все бы меня увидали,

То это не только проступок,

Но даже подлость прямая.

Изгнанник, пришедший по делу,

Изгнания не прерывает,—

Конечно, если при этом

Дурного не замышляет,—

Тогда свое уваженье

К закону он сохраняет.

А ночь одинаково служит

Добру и злу.

Уваженье

К закону хранит изгнанник.

А где к королю почтенье?

Король, он и есть закон,

Закона король воплощенье.

Так, значит, столкнувшись со мною,

С законом столкнулся ты?

Столкнуться вдруг с королем

Среди ночной темноты —

Еще небывалый случай.

Но я-то — король?

И мой

Верховный сеньор и судья.

Сдавайся!

Как цепью литой,

Сковал меня долг, но под стражу

Ты сам меня взять не можешь:

Не делают так короли,

И случай слишком ничтожен.

Но шпагу ты обнажаешь…

Отдай мне свою!

Остаться

Придется ей на земле.

Нельзя мне ни драться, ни сдаться.

Изменник!

Хотя королевой

Не выпало матери быть,—

Я брат твой: отец у нас общий.

Тебе меня не смягчить.

Вернись!

Не могу, сеньор.

Стоять не хочу пред тобою

Без шпаги в руках и с глазами,

Подернутыми слезою.

Бывает же так!

Что случилось?

Что вас могло огорчить?

Возьми эту шпагу, Мендо.

Пришлось вам свою обнажить?

Ступайте, потом расскажу.

Над этой дверью — проклятье,

Верней — над моим несчастьем,

А двери не виноваты.

С наколками, с лентами я

И эти цветы продавала.

Недаром их было мало:

Ведь были они для меня

Уловкой, чтоб вас увидать,

Предлогом, чтоб заговорить

О том, кто, умея любить,

Не в силах вас потерять.

Так вы не цветочница?

Нет,

Сеньора, но граф у меня

Живет со вчерашнего дня,

Без вас не мил ему свет.

Рамиро — напуган он —

Сюда прийти не решился:

Король применить грозился

Кастильской знати закон,

Когда головой отвечает

Слуга за господ своих.

Здесь строгостей нет таких,

Какие он воображает.

Граф думает: нечего вам

Пугаться; любовь свою

Вы отдали королю;

В опасности только он сам.

Пришла я переодетой,

Чтоб в горе помочь ему;

По опыту своему

Я знаю хитрости света.

Твердит он: жесточе созданья,

Чем вы, не знала земля;

Склонили вы короля

Отправить его в изгнанье.

Влекло вас к трону стремленье,

А вовсе не сила любви,

Но выбрали лучшее вы,

И в этом для вас извиненье.

Расчет — вдохновитель событий —

Сильнее любви и гнева.

Но раз вы уже королева,

Вы с ним короля помирите.

Просите для графа прощенья:

Его изгнанье напрасно;

Теперь уже не опасна

Вина его возвращенья.

Узнав от меня ваш ответ,

Он тотчас в Кастилью уедет:

Ведь он невозможным не бредит.

Зависит, любить или нет,

От вашей воли одной,

И нет здесь места для гнева.

Вам лучше стать королевой

Его, чем его женой.

Вы нравитесь мне, и мил,

Не скрою, мне ваш приход,

Но знай я, к чему он ведет,

Меня бы он рассердил.

Да есть ли на свете второй

Такой, как Энрике, предатель?

Как будто он заклинатель,

И аспид — я, я душой

Впивала его обольщенье.

Не вам убедить меня:

Его отвергаю я,

И это лишь малое мщенье.

В кузину мою влюблен,

Он ночью ее вызывает,

Любовь мою оскорбляет

И честь унижает он.

Приходит ко мне король;

Я плачу, что изгнан в Кастилью

Энрике, а он в Севилье

Играет влюбленного роль.

Скажите ему: если хочет

Заступничества моего,

Зачем обманы его?

Они его честь порочат.

Во встречах моих с королем

Он сам виноват… Молчите

И вспомните, где вы. Идите.

Сеньора! Я тут ни при чем.

Хотя я вам не ровня,

Но все ж, на мое несчастье,

Граф вызвал во мне участье,—

Его любила и я.

Он только со мной несговорчив,

Других он всегда убеждал

И снова мне доказал,

Что в средствах он не разборчив.

Ступайте! Спасибо скажите,

Что так отпускаю вас.

Сеньора…

Уйдите тотчас!

Я здесь ни при чем, поймите!

Энрике! Я из-за тебя не стану

Терять рассудок и себя губить.

Изменник! Ты решил любовь избыть,

И я решила: мстить не перестану.

Мне горько — не прибегну я к обману —

Тебя не видеть и с тобой не быть.

Но нет, уйди! Мне чести не забыть.

— Я ухожу. — Посыпав соль на рану.

— Что ты теряешь, выслушав?.. — Теряю

И честь и короля. — Но правды ради…

— Но правды ради и не доверяю.

— Забудь о ревности, одной преграде…

— Нет, путь, как сильная, я избираю;

Приму другой любви противоядье.

Пусти!

Куда вы?

Туда,

Где смерть моя!

Это безумно!

А кто ж говорит, что разумно

Неверной быть верным всегда?

Кто здесь?

Кто здесь? Это я.

Ты так меня ненавидишь

Иль вовсе забыла, что видишь

И все же не видишь меня?

Тогда я себя назову.

Какое безумье!

Я —

Душа. И вот грудь моя,

Но в ней я уже не живу.

Как сам от тебя я слышал,

Я — тот, кого ты любила,

Когда любовь ты ценила

Корон и скипетров выше.

Я — тот, кому выпала честь

И счастье слыхать уверенья,

Что верность твоя — вне сомненья,

Коль верность в женщине есть.

Я — тот, кто, любя, потерял

Навек короля и брата,

Кто сон твой лелеял свято

И глаз для тебя не смыкал.

Комета я, что промчалась

По небу, если возможно,

Чтоб счастье, как призрак ложный,

Едва родившись, скончалось.

Я — тот, наконец…

Не смей!

Оставь при себе «наконец»!

Ты сам положил конец —

И гнусный — любви своей.

Энрике! Веры моей

Нет больше тебе ни в чем.

«Энрике» — сказала я? В том

Не должен ты милость видеть.

Язык мой ошибся: обидеть

Тебя — вот что в сердце моем.

Когда я тебя называю,

Указывая на дверь,

Нет большей обиды, поверь:

Я мщу, и я оскорбляю.

Ступай! Я тебя прогоняю.

Мужчина, ты горд собою,

Что ж, подвиг под стать герою!

Сказала ты, я слыхал,

Что донье Инес я писал?

А ты мне скажешь другое?

Сеньора! Я клятву дам:

Тебе, а не ей я писал,

К тебе я Рамиро послал.

Но кто же, не веря вам,

Поверит моим словам?

Вас не дали мне повидать,

И ей письмо я вручил.

Да если б ее я любил,

Зачем ей это скрывать?

Быть может, — откуда мне знать? —

Она обмануть короля

Хотела, но думаю я,

Что ты к обману стремилась,

Что ты с королем сговорилась,

Судьбу о троне моля.

Достоин король обожанья,

Твой жребий будет светлее,

Но мне всего тяжелее,

Что ищешь ты оправданья.

Да разве есть основанья,

Чтоб ты меня предала?

Я думал, Инес отдала

Тебе письмо, и тайком

Пришел, а ты с королем

Нарочно меня свела.

Бежать от тебя? К чему?

Чтоб снова в Севилью явиться?

Так пламя, кружа, стремится

К источнику своему.

Так пусть же я кану во тьму

На месте, где начал гореть!

Я здесь хочу умереть.

Зови короля. Пусть меня

Убьет! И не буду я

Будить его ревность впредь!

Энрике! Энрике!

Сеньор!

Что с вами?

Кто вас ослепил?

Я донью Инес любил?

Когда? С каких это пор?

Пусть грудь мою подлый вор

Пронзит, если я, коря

Свой рок или даже дуря,

Подумал о ней. Там, где ты

Живешь, для другой красоты

Нет места, нет алтаря.

Тебя я не убеждаю,

Мне жалость твоя не нужна,

А мысль о любви мне страшна:

Я вынужденной не желаю.

Ведь я никогда не признаю,

Что ты предо мной права.

Граф!

Полно тратить слова!

Когда велико оскорбленье,

Не могут найти примиренья

Ни сердце, ни голова.

Вот письма твои. Скрепила

Их алая лента. Создатель!

Лишь женщина и предатель

Разводят ядом чернила.

Но правда моя победила

Обманы твои и улики.

Смотри, не раскайся, Энрике!

Кто знает, как все обернется?

Но к нам уже не вернется

Любовь такой же великой.

Довольно! Как быть мне, вели —

Ведь ты королева!

Безбожно!

Велю я: верь!

Невозможно!

Для веры сроки прошли.

Меж нами навеки легли

И воля и сан короля.

А если, поверив, я

Твоей обещаю быть?

Тебя я буду любить

Сильнее, чем душу свою.

Но, клятву дав королю,

Ее ты не можешь забыть.

Что ж, я умолять не буду

Того, кто мной пренебрег.

Есть много других дорог,

Где я свободу добуду.

Уйду, чтоб не видеть, забуду,

Что графа любила всегда.

Куда вы, сеньора?

Куда?

Туда, где любовь умирает.

Но если и граф страдает,

Она не умрет никогда.

О ревность! Средь белого дня

Ей мнятся измены и страх.

И все его сердце — в глазах.

Не видите вы огня?

На привязи держишь меня.

Не я вас держу, а вы сами.

Нельзя вам расстаться с нами.

Меня ты не знаешь.

Поймите:

Вы сами уйти не хотите.

Ты женщин не знаешь.

С вами

Не могут другие сравниться:

Вы ангел душой и красой.

Зачем ты встал предо мной?

Чего он хочет добиться?

Какая химера вам снится,

Чтоб случай такой упускать,

Который надо искать?

Уйти она хочет.

Похоже!

Да если б хотела, то кто же

Сумел бы ее удержать?

Для женщин наука страданья

Знакомее, чем для нас.

Лишь станет женой мне, тотчас

Не будет границ обожанью.

Исполнится ваше желанье.

Граф! Если сомненья забуду,

Твоею женой я буду.

Но если правда моя

Не оправдала меня,

К какому прибегнуть чуду?

О боже! Энрике здесь!

Что делать? Когда так страстно

Влюбленные любят друг друга,

То все помехи напрасны.

Должна я узнать, о чем

Они говорят меж собой

С такой безрассудной отвагой.

Граф! Правду свою рукой

И словом скрепи, а я

Отвечу на голос твой.

К обоим я беспристрастен

И вам, как судья, пригожусь.

А я — своего несчастья

Свидетельницей окажусь.

Когда б Амура стрелы мне служили,

Лежал бы целый мир у ваших ног,

А я б в алмазных башнях вас берег,

Чтоб вас они от глаз влюбленных скрыли.

Будь власть моя, меня б вы так любили,

Что вас на миг никто отвлечь не мог,

Я б ваши мысли запер на замок,

Чтоб о других желаньях вы забыли.

Когда б я мог, сковал бы время злое,

Чтоб эту юность в беге торопливом

Ему вовек не унести с собою

И на лице прекрасном и стыдливом

Не проступить морщинкой ни одною:

Вот все, что нужно мне, чтоб быть счастливым.

Прекрасно, богом клянусь!

Понятное нравится мне.

Здесь есть то, что есть на деле,

И нет того, чего нет:

Нелепой бессмыслицы нет,

Которую любит нахальство,

Пустой небывальщины нет,

Основанной на бахвальстве.

Все сказано в спешке, но если

Обдумать это спокойно,

Пришлось бы иным пустомелям

Стыдиться речей недостойных.

Когда б я вас могла любить без муки

(Без ревности любви не заслужить),—

Чтоб испытаньями сердца сдружить,

Сама б искала мук, вплоть до разлуки.

Любовь без горя, боли и докуки —

Любовь к себе; обидно ею жить.

Нет, лучше, потеряв, приворожить,

Чем для себя любить, скрестивши руки.

Любовь одни восторги осуждает;

Для вас хочу я жертвовать собою;

Восторгов память нам не возрождает.

Любя, страдать — победа над судьбою;

Любовь тогда любовь, когда страдает;

Хочу любви и не хочу покоя.

Что скажешь?

Вы оба достойны

Друг друга.

Я слышала все

И то же скажу.

Оправдайте

Тогда поведенье свое.

Ведь вы сказали, что вам

Писал я, но вы-то знали,

Что дал вам письмо Рамиро

Для доньи Хуаны.

В зале

Была я одна, и врасплох

Застал меня брат ваш, король.

И чтоб не открыть ему правды

И не причинить ему боль,

Придумала я эту ложь.

Достаточное объясненье.

Король!

Поскорее спрячься,—

Другого нет избавленья.

Я там пережду.

При тебе

Часы?

Не так я беспечен

И помню, как замерло сердце

От прошлой нешуточной встречи.

Зато здесь донья Инес,—

Она мне помочь не откажет:

Она языком несчастья,

Где я нахожусь, расскажет.

За то, что помочь вам хотела,

Досталась мне слава дурная.

А впрочем, иного напрасно

От неблагодарных ждала я.

Но я вам слово даю,

Чтоб только добиться доверья,

Что вашей любви помогу.

Потише! Король за дверью.

О предстоящем браке сообщенье

Велел я огласить по всей стране.

Твое высокое происхожденье

Оправдывает выбор мой вполне,

И одобряют все мое решенье,

Во всем покорствуя тебе и мне.

Отец твой подвигами смог добиться,

Что мир его и любит и боится.

Явился я, чтоб вестником служить:

Помолвка наша ночью состоится.

А если здесь ты не захочешь жить,

На Гуадарраме, там, где снег ложится,

Мы сможем город счастья заложить:

Где пожелаешь, будет там столица.

Есть королевство у любви, и ты

В нем королева жизни и мечты.

Сеньор! Отца, когда бы ни случилось,

Ты одаряешь щедрою рукой.

Но я прошу тебя, чтоб эту милость

С ним обсудил ты, — мне ль решать самой?

Я рад, что ты на это согласилась,

Хотя я поздно говорю с тобой.

Иду к нему.

На многи лета здравствуй!

Чтоб быть с тобою!

Где предел лукавству?

Теперь велишь ты мне жить?

А я? Разве жить я сумею?

Я боем часов не выдан,

Мое несчастье страшнее.

Часы в Иванову ночь

Послали мне предупрежденье:

Тогда это колокол был,

Теперь — мое погребенье.

Где взять мне надежду, если

Ты стала его владеньем?

Теперь непреложно все то,

Что было еще под сомненьем.

Проклятье письму моему!

Невинности наперекор

Добиться смерти моей

Обманом ты хочешь с тех пор.

Сегодня ночью! Все сразу:

Любовь и ярость сомненья,

Безумье страсти и власть

Без всякого сопротивленья.

Я сын короля. Но где сила,

Чтоб с мощью его сравниться?

Всесильный король он и брат мой,

Я должен пред ним склониться.

Что делать мне? Посоветуй!

О смерти моей ты услышишь

Скорей, чем об этом браке.

Своими слезами ты пишешь

Безжалостный приговор:

В них смерти моей предсказанье.

Так звезды на небе плачут,

Чтоб дать предзнаменованье.

Собрав или вытерев слезы,

Платок возвращает сиянье

Лицу твоему, как солнцу.

Ах, донья Хуана! Сеньора!

В награду за ревность, безумье,

Тоску, обиды, укоры

Отдай ты мне эти слезы,—

Алмаза ярче слеза,—

Чтоб в смерти меня утешить,

Чтоб шире открылись глаза,

Которых мне больше не видеть!

Возьми и пойми: оправданье

Мое — в бессилье моем.

Идем, Инес!

Состраданье

Терзает мне душу.

Но радость

Приносят мне их терзанья.

Итак, мы должны умереть?

Молчите вы?

Ты о чем?

Какие будут стенанья?

А к музам мы воззовем?

Платку посвятим поэму?

Злой рок!

Неправедный рок!

Прелестной монетой платит

Любовь! А зачем платок

И ваши алмазы вам дали?

Пусть в небе любви мои слезы

Взывают о мщенье громко!

Ну, довод!

Довод серьезный.

Еще бы!

Даже турчанка,

Дикарка с красною кожей,

Ответила бы королю:

«Я замужем».

Но предположим,

Что в жертву любовь приносят,

Чтоб стать королевой. Поверьте:

Чем выше происхожденье,

Тем больше высокомерье

И гордость доньи Хуаны.

Откуда слезы тогда?

Притворство! Сказал бы мудрец:

У женщин найдутся всегда

На помощь обману слезы,

На помощь вине оправданья.

Нет, плакать притворно ангел

Не может.

Свое страданье

Вы сами питаете. Что же,

Оправдано этим терзанье.

Готовы лошади?

Значит,

Мы едем?

Остаться нет сил.

Как жить, на смерть свою глядя?

Ты хочешь, чтоб я погасил

Страданье ревностью, что ли?

О как же ты ослепляешь

Людей, золотая корона!

Хуана! Ты объявляешь

Мне смертный мой приговор,

Чтоб кончилась мука моя.

Нет больше места, где мог бы

Отныне укрыться я.

Скорее в Кастилью, Рамиро!

Все мучит меня и губит.

Бодритесь, сеньор!

Ухожу.

Любви не поймет, кто не любит.

Прощай, сеньора моя!

От клятвы ты отступилась;

Чтоб стать королевой, ты низко

Всей жизнью своей поступилась

Целую платок твой.

А слезы,

Скажите, высохли?

Да.

Что слезы, что женская память

В разлуке — та же вода.

Не знаю, чем сумею расплатиться,

О государь, за ваши посещенья.

Наденьте шляпу!

Милость без границы!

Всегда я полон к вам благоволенья.

Какая честь!

Как трудно объясниться!

Я вашего желаю возвышенья:

Нам родственные узы предстоят.

У вас два брата; каждому я рад.

Ступай скорее, Мендо, чтобы тайно

Архиепископа предупредить.

Вы совершили выбор не случайно.

Сомнений он не может зародить.

Летит со скоростью необычайной

Молва; хочу ее опередить

И в тайне брак, уже давно решенный.

Отпраздновать.

Серьезные резоны.

Отдать Хуану в жены я желаю

Такому человеку, как я сам.

Так я решил.

Я вас благословляю.

Вы скажете мне имя?

Нет, глазам

Он явится сперва.

Но я не знаю…

Вы так добры…

Чего бояться вам?

Такому, как вы сами?..

Да, как я.

Теперь, маркиз, послушайте меня.

К вам некто втайне явится; в супруги

Он выбран, как достойнейший, Хуане.

Любовь и тайна — верные подруги.

Архиепископ совершит венчанье.

Тут речь идет о самом близком друге

Моем; нет равного ему по званью

Во всей Кастилии.

Храни вас бог!

Теперь я сообщил вам все, что мог.

Как добр король! Что ж, были не напрасны

Мои надежды: явится один

Из королевских братьев, это ясно,—

Супруг Хуане, мне же зять и сын.

Кастилия их славит беспристрастно

Средь родовитейших своих мужчин

За мужество и знанья, и любой

Мой дом, как солнце, озарит собой.

Какое счастье было б, если б это

Энрике оказался! Если б он

Почтил мой род!

И смерть не даст ответа

На зов мой, если горе — мой закон!

Конечно, я не смею дать совета,

Но ожидает вас кастильский трон.

Как можно тут неблагодарной быть

И счастье собственной рукой разбить?

Не властны ни богатство, ни насилье

В любви.

Не знаешь ли, Хуана: граф

Энрике здесь еще, у нас, в Севилье?

Нет, знаю я, что, к королю попав

В немилость, отбыл утром он в Кастилью.

Напрасные надежды: я неправ.

Но если дан магистр тебе в мужья,

С магистром также ласков буду я.

Забот у сеньора без счета,

Он в них целиком погружен.

О чести заботится он,

Любовь — вот моя забота.

Одна лишь забота у вас:

Чтоб счастье от вас не уплыло.

Но если сейчас я любила,

Могу ли забыть тотчас?

Хоть граф красив и умен,

Но правят законы светом:

Король есть король, и при этом

Король не меньше влюблен.

Меж равными выбор возможен,

Тогда выбирали бы вы.

Свои весы у любви,

Там скипетра вес ничтожен.

Как странны ваши усилья!

Достойно ли это вас?

Ты думаешь, граф сейчас

Уже далеко от Севильи?

Все хуже и хуже! Прекрасной

Женой королю мы будем!

Давай об этом забудем:

Мечты и желанья напрасны.

Уже как своей жене

Король посылает сеньоре

Кастилии всей…

О горе!

…вот этот подарок.

Мне?

Да, вам, королева моя,

И вы этот дар бесценный

Примите, как знак несомненный

Любви моего короля.

Откройте!

Вручаю вам

Корону Кастилии нашей,

Достойную прелести вашей.

Корону?

К вашим ногам

Кладет ее брат, чтобы к трону

Затем повести.

Что делать? Где силы найти?

Эльвира, возьми корону!

А вы королю моему

Скажите… Нет, ничего…

Я так смущена…

Отчего?

Такая милость!.. Ему

Скажите вы…

Что ж сказать?

Скажите… Сама не знаю…

Что видеть его должна я.

Легко в глазах прочитать:

Ее не прельщает трон.

Не граф ли здесь бродит снова?

Он утром был здесь…

Ни слова!

Молчи! Тут молчанье — закон.

Эльвира! Дай мне корону.

Зачем?

Чтоб с ней говорить.

О чем?

Я хочу спросить,

Могу ль отказаться от трона.

Корона! Будь благосклонна,

Прости мне дерзкое слово.

Меня обвинят сурово,

Я знаю, но я люблю,

И я тебя оскорблю,

Любя на троне другого.

О сколько ради тебя

Измен и жестокостей было!

И жизнь и честь ты губила,

В огне города губя.

Энрике вправе, любя,

На нас обеих сердиться.

Как тут с тобою проститься?

На карте и жизнь и честь.

Кто верному предпочесть

Гадательное решится?

Любовь! Прости благосклонно,

Что вдруг усомнилась я.

Иль нет, не прощай: твоя

Суровость сильней закона.

Эльвира! Возьми корону!

Не будет Энрике сердиться:

Кто любит, тот с троном простится.

На свете женщина есть,

Что верному предпочесть

Гадательное решится.

В залог нашей свадьбы и трона,

В знак власти моей и любви

(А власть и любовь — твои)

Тебе послал я корону.

И ей и мне госпожою

Ты будешь, а также всему,

Что я еще отниму

У мавров своей рукою.

Однако магистр мне сказал,

Что хочешь ты видеть меня,

И снова встревожен я:

Я новости этой не ждал.

Мне брат шепнул, что смущенье

Твое росло все сильней.

Я верю, что воли твоей

Божественно происхожденье,

Я верю в твой ум и знанье,

И великодушье твое.

Хочу рассказать тебе все,—

Пусть горьким будет признанье.

Ты знаешь, Энрике меня

Любил, и я полюбила;

Но честно и чисто было

Все то, что делала я.

Я неосторожного слова

Ни разу ему не сказала,

Ни разу ему не писала

И честь берегла сурово.

Но я отложила решенье —

Могу ль полюбить тебя,

Боясь, что вина моя

Сильней, чем твои подозренья?

Послушай… Но я не знаю,

Как это тебе рассказать.

Признаньем своим, как знать,

Быть может, себя принижаю…

Ведь даже в делах любви

Мужчины всегда безрассудны:

Когда разобраться трудно,

Клянут ошибки свои,

Теряя в любви уваженье

И прошлым пренебрегая.

И я и любовь слепая

Живем в постоянном волненье,

Боясь обмануться в тебе.

Скорей говори, не мучай!

Я знаю, что значит случай

В делах любви и в судьбе.

Где мне красноречье взять?

Где взять слова и какие?

Я знаю только простые,—

Как мне вину с себя снять?

По лестнице, по дворцовой,

Ведя со мной разговор,

Энрике спускался… Сеньор!

С тобой не дается мне слово…

Быть может, мне написать?

Отсрочки не вынесу я,

Терпенья нет у меня,

Я больше не в силах ждать!

Идя по лестнице вниз…

Вот так осужденный шагает:

Он тоже шаги замедляет.

Скорее!

Не торопись.

Ты гнев мой растишь сейчас.

Сейчас я все расскажу.

Я кровью пока исхожу!

Когда ты кончишь рассказ?

Вина моя так ничтожна…

Энрике ко мне повернулся…

И что же?

И прикоснулся

К губам моим неосторожно.

Наверно, со мной поделиться

Он чем-то хотел, когда

Принудила темнота

Его на дерзость решиться.

Ты видишь теперь, что женой

Я стать тебе не посмею.

Хуана! Скажи мне скорее,

Что все это вымысел твой.

Нет, было, что было. Забыть

Нельзя ничего. Не в Кастилье

Энрике, а здесь, в Севилье,

Чтоб гнев мой упрямо дразнить.

Мне скажут: настойчивым быть

Нельзя; коль любовь без ответа,

Меня недостойно это.

И умники, и тупицы

Мне скажут, что так не годится,—

Не в правилах высшего света,—

Но я, я так оскорблен,

Ревную так, что, страдая,

Глаза на все закрываю;

Я так безрассудно влюблен,

Что ропот мне только смешон,

Не он волнует мне кровь;

К отмщению вновь и вновь

Зовут обида и честь.

А где же без ярости месть?

Без доли безумья любовь?

Велю Энрике убить

Сегодня же ночью; тогда

Жениться смогу без стыда:

Мне будет некому мстить.

Но этому браку не быть,

Покамест он жив; с ним вместе

Живет и мое бесчестье;

Меня он опередил:

Ведь он поцелуй подарил

Тебе, как своей невесте.

Я вижу, когда со вниманьем

Вникаю я в твой рассказ,

Что ложь во тьме родилась,

Но служит ей свет оправданьем.

Пусть скрыта ложь за признаньем,

Пусть цель его — отвратить

От свадьбы меня, а не скрыть

Все то, что меж нами встало,

Но ты мне это сказала,

И долг мой отныне — мстить.

Так пусть Энрике умрет,

И станет вдова мне женою;

Сомненья любви с собою

В могилу он унесет,

И смерть рассказ твой сотрет.

Свою обиду врачуя,

Обоим нам честь сохраню я,

И прошлое ты забудешь;

Есть мужние вдовы, ты будешь

Вдовой одного поцелуя.

Сеньор! Сеньор!.. Совершилось!

В Кастилью Энрике мчится,—

Ему написать должна я:

Пусть скачет он за границу —

Во Францию, в Англию… нет,

Пусть лучше в Гранаду едет:

Король мавританский его

С восторгом, конечно, встретит.

Эльвира!

Сеньора…

Эльвира!

Я в очень большом смятенье.

Подай мне перо и бумагу,

Хочу я предупрежденье

Сейчас же послать Энрике,—

Тут речь о жизни идет.

Писать, сеньора, не надо.

К нам в дом повалил народ

(Разносятся быстро слухи).

Я шла и слышу — зовет

Мужчина в цветном плаще:

«Эльвира, Эльвира!» Считая,

Что это невежливо так

Меня называть, подошла я,

Однако, и вижу — граф.

Да нет же, ты обозналась!

Его я к себе отвела,

Такая взяла меня жалость.

Так он не уехал в Кастилью?

Уехал, чтоб снова примчаться.

Такие разлуки могут

Игрою в мяч показаться:

Со страстью во время ссоры

Любовь этот мяч кидает,

А ревность еще скорее

Назад его возвращает.

О господи! Граф в Севилье!

Да что — в Севилье! Он тут,

Он в доме моем!

Сказал он,

Что ревность и боль его жгут,

Что должен он вашу свадьбу

Увидеть, чтоб вас забыть.

Безумье любви! Пойду

К нему!

Но взвесьте, как быть,

Как встретиться и говорить,—

Глаза могут выдать вас.

Сперва его побраню я,

Скажу, чтоб ушел он тотчас.

Смотрите, чтоб грубым словом

Вам смерти его не вызвать!

Мне жизнь его дорога:

Она — душа моей жизни.

Смешалось все. Короля

Я видел, но где же тот,

Кого мое сердце ждет,

И где награда моя?

Эльвира! Куда удалилась

Твоя госпожа?

Непонятно

И странно все… Вероятно,

Сеньора уединилась,

Устав ожидать и томиться.

Здесь архиепископ. На вид

Король суров и сердит.

На что бы ему сердиться?

Чужие люди снуют,

В смятении домочадцы

Не знают, как им держаться.

Вопросы мне задают.

Все шепчутся втайне, а я

Все жду и на всех гляжу.

Что думаю, то и скажу.

Оправдана месть моя

И ревностью, и страданьем.

И вы беззаботны? Вам

И вашим славным делам

Судьба грозит испытаньем.

Ведь граф у Эльвиры укрылся!

Кто? Кто?

Энрике.

Его

Ты видела?

Да.

Для чего

Сейчас сюда он явился?

Ну, это не трудно понять.

Но если его привела

Любовь, то эти дела

Прилично ли мне обсуждать?

Инес! В серьезных делах

И там, где замешан король,

Молчанье — закон.

А боль?

А ревность, обида и страх?

Да пусть себя погублю,

Кто может заставить меня

Молчать? Ведь женщина я,

Не меньше других я люблю.

Любовь! На дурное дело

Зачем ты меня толкаешь?

Пока подозренья питаешь,

Высказывай ревность смело,

Но если ссоришь — молчи!

Хотя… Как тайну сберечь,

Когда нам диктует речь

Язык оскорбленной души?

Рассказом моим возмущен,

Дон Нуньо в Кастилью едет;

Убьет он его, если только

Его на дороге встретит.

И рыщут по всей Севилье

Дон Арьяс и дон Гонсало

На случай, если он здесь.

Сеньор! Но где твоя жалость?

Ты с братом моим так жесток!

Подумай: его извиняет,

Что он еще молод; обидеть

Тебя не хотел он.

Я знаю.

Когда ты поймешь причину,

Она меня оправдает.

Сеньор! Вот ее кузина.

Наверно, она ожидает

Мою госпожу — королеву.

Инес! Из всех пожеланий

Твое мне всего дороже.

Что значит твое молчанье?

Сеньор! Этот дом — мой дом,

И это моя семья.

Поэтому для поздравлений

Жду лучшего повода я.

Ты думаешь, что со свадьбой

Придется мне подождать?

Зови генерал-капитана,

Мне нужно его повидать.

Все знает король. Чего же

Он ждет?

Все в каком-то смятенье.

Все видят обман мой, иль сам я

Их всех обманул?

Объясненье

Здесь в том, что все непривычно.

Ты требуешь тайны в деле,

Где гласность была бы уместней

И гласности все бы хотели.

Да, я признаю: за нелепой

Химерой иду по пятам;

Не знаю зачем, но упрямо

Иду…

Генерал-капитан!

Кастильской чести оплот!

Сеньор! Что вы мне повелите?

Сперва обнимите меня!

Готово ли все, скажите,

О чем говорил я?

Так предан

Я вам, что все уже сделано.

Как сделано?..

Вашу волю,

Сеньор, я выполнил смело.

Сказали вы: «Явится некто»…

Его я узнал и женил.

Его? Кого?

Здесь тайна,

Я тайне не изменил.

Но если узнать его должно,

За ним я пойду.

Как странно!

Ступайте!

Но кто ж это, небо?

Игра волшебных обманов?

«Его я женил»… Но кого же?

Ответ на мои упованья

Сейчас получу.

Что мне делать?

Я знаю: мое оправданье

В покорности королю.

Падите к его стопам.

Энрике! Ты?

Да, сеньор,

И архиепископ сам

По воле твоей обвенчал

Меня: это ты повелел,

Моей тут не было воли.

Закрывшись плащом, я хотел

Лишь свадьбу твою увидеть.

Туда, где укрыт я был,

Пришел генерал-капитан

И волю твою мне открыл.

Несчастье со мной неразлучно,

Гнездится оно в обманах.

А вы, генерал-капитан?..

Сеньор! Не сказали ль вы сами,

Что в дом мой явится тайно

Мужчина, который станом

И ростом похож на вас?..

Явился ваш брат, и Хуану

Я с ним обвенчал. Кто ж еще

Сравниться с вами достоин?

Вы славитесь, как полководец,

Решимостью и быстротою.

Женитьбой Энрике вы

Командовали, как боем,

И были опять впереди.

Что ж, сделанного не исправить.

Прощаю вас и законным

Ваш брак признаю.

Пусть прославит

Господь ваше имя, сеньор!

Посмею ль просить пощады?

Вы все прощены, Рамиро,

Просить ни о чем не надо.

Не знать вам нужды в деньгах!

Возьми же, Хуана, смело

Мою корону в свой герб.

Но так как ее ты презрела,

Ее перевернутой впишут.

Почтенная публика! Вот

Кончается Верное вместо

Гадательного . Если ждет

И нас и автора ваше

Верховное одобренье,

То верное восторжествует,

И отпадут все сомненья.