Онлайн чтение книги Это смертное тело This Body of Death
Истоки

Из отчетов следователей, допрашивавших Майкла и его мать до передачи дела в суд, становится ясно, что десятый день рождения мальчика не заладился с самого утра. Эти отчеты можно было бы упрекнуть в предвзятости, что и немудрено в связи с характером преступления и антипатией, которую испытывали к Майклу полиция и соседи, однако нельзя проигнорировать тот факт, что обширный документ, составленный социальным работником, присутствовавшим на допросах и на последующих судебных заседаниях, содержит ту же информацию. Человек, рассматривающий случаи жестокого обращения с детьми, семейной дисфункции и психопатологии, не может вникать во все подробности, но главные факты от него не спрячешь – за ними непременно стоят свидетели, люди, вольно или невольно вошедшие в контакт с потенциальными преступниками в момент душевного, психологического или эмоционального конфликта. Майкл Спарго и его семья не являются в данном случае исключением из правила.

Майкл – шестой из девяти сыновей, рожденных в семье. Против двух из пяти его старших братьев (Ричарда и Пита, на тот момент соответственно восемнадцати и пятнадцати лет), а также против их матери Сью городские власти неоднократно выдвигали обвинения в антисоциальном поведении, потому что они вечно ругались с соседями, беспокоили пенсионеров, пьянствовали и уничтожали общественную и частную собственность. Отца в доме не было. Донован Спарго покинул жену и детей за четыре года до знаменательного десятого дня рождения Майкла и укатил в Португалию с вдовой пятнадцатью годами старше его, оставив на кухонном столе прощальную записку и пять фунтов мелочью. С тех пор никто его не видел и не слышал. На суд над Майклом он не явился.

Сью Спарго, чьи способности к какой-либо работе были минимальными, а образование ущербным, поскольку она не сумела сдать ни одного экзамена за школьную программу, с готовностью подтвердила, что после того, как ее покинул муж, она начала «закладывать за воротник», а потому и перестала контролировать своих мальчиков. До ухода Донована Спарго семья вроде бы отличалась большей стабильностью (это показали и школьные учителя, и соседи, и местная полиция), когда же глава семейства отчалил, не видимые постороннему глазу семейные проблемы всплыли на поверхность.

Семья проживала в жилом массиве Бьюкенен, унылом районе серых многоэтажек из железобетона и непривлекательных домов ленточной застройки. Эту часть города не зря прозвали Гэллоуз [1]Gallows (англ.)  – виселица.: здесь постоянно происходили уличные драки и угоны автомобилей, совершались разбойные нападения и ограбления. Убийства случались редко, зато к насилию все привыкли. Семья Спарго входила в число счастливчиков: поскольку детей было много, жили они не в многоквартирном здании, а в доме ленточной застройки. У них был сад позади дома и клочок земли перед домом, хотя ни там, ни тут семейство ничего не выращивало. В доме имелись гостиная, кухня, четыре спальни и ванная. Майкл жил в комнате с младшими мальчиками, они делили на пятерых две двухъярусные кровати. Три старших мальчика обитали в соседней комнате. Самый старший, Ричард, был обладателем собственной комнаты – видимо, получил эту привилегию из-за своей склонности издеваться над младшими братьями. У Сью тоже была своя комната. Любопытно, что на допросах она несколько раз повторила, что, когда кто-нибудь из мальчиков заболевал, он спал у нее, а не в комнате «грубияна Ричарда».

В день рождения Майкла местную полицию вызвали сразу после семи утра. Разгоревшийся семейный скандал причинил такое беспокойство людям, жившим в соседнем доме, что они сочли необходимым вмешаться. Позднее соседи утверждали, что всего лишь просуши семейство вести себя потише. Сью Спарго оспорила их заявление и сказала, что соседи сами набросились на ее мальчиков. Однако после внимательного изучения показаний, занесенных в полицейские протоколы, становится ясно, что перебранка между Ричардом и Питом Спарго, вызванная тем, что Пит долго не выходил из ванной, началась в коридоре второго этажа. Ричард накинулся на мальчика, и тому пришлось нелегко, поскольку старший брат был крупнее и сильнее пятнадцатилетнего Пита. Шестнадцатилетний Дуг бросился на помощь Питу, но, как ни странно, это обстоятельство обратило Ричарда и Пита в союзников, и братья вместе стали дубасить Дуга. Когда Сью Спарго вмешалась в драку, побоище перенеслось к подножию лестницы. Матери тоже не поздоровилось, и двенадцатилетний Дэвид ринулся на ее защиту с ножом, взятым на кухне, где, по его словам, он готовил себе завтрак.

Соседи, разбуженные шумом, доносившимся сквозь хлипкие стены примыкающего к ним дома, сделали попытку вмешаться и, согласно показаниям Ричарда, явились к ним втроем, вооруженные крикетной битой, монтировкой и молотком. Такое зрелище разъярило Ричарда. «Они пошли против нас!» – сказал подросток, считавший себя главой семьи и почитавший своим долгом защиту матери и младших братьев.

Усилившийся шум и кутерьма разбудили Майкла Спарго. «Ричард и Пит дрались с мамашей, – так с его слов записано в протоколе. – Мы их слышали, я и мелюзга, но не хотели вмешиваться». Он сказал, что не был напуган, но, когда следователи на него поднажали, стало ясно, что Майкл счел за лучшее предоставить старшим братьям полную свободу действий: «Они мне таких тумаков надают, если я посмотрю на них косо». То, что ему не всегда удавалось избежать тумаков, – факт, подтвержденный школьными учителями, трое из которых сообщали социальным работникам о синяках, царапинах, ожогах и подбитом глазе Майкла. Сигналы учителей оказались бесполезны: социальные работники нанесли в дом Спарго один-единственный визит и на этом успокоились. Служба была явно перегружена.

Судя по всему, Майкл переносил свои обиды на младших братьев. Дети рассказали, что в его обязанности входил присмотр за Стиви, чтобы тот не «писал в кровать». Поскольку Майкл не знал, как этого добиться, он регулярно колотил семилетнего мальчишку, а тот, в свою очередь, вымещал злобу на тех, кто младше его.

Обижал ли Майкл малышей в то утро, доподлинно неизвестно. С его слов, как только приехала полиция, он встал с кровати, надел школьную форму и спустился в кухню, чтобы позавтракать. Он помнил, что у него день рождения, но не надеялся, что это событие кто-то отметит. «Мне было плевать», – сказал он позже в полиции.

Завтрак состоял из хлопьев и рулетов с джемом. Молока не было – Майкл дважды отмечает это на первых допросах, – поэтому хлопья он съел всухомятку, а большую часть рулетов оставил младшим братьям. Один рулет Майкл сунул в карман анорака горчичного цвета (и рулет, и анорак впоследствии стали важными уликами). Из дома он вышел с черного хода.

Майкл сказал, что собирался сразу пойти в школу. Во время первого допроса он утверждал, что так и поступил, и не отказывался от этих слов, пока ему не прочли показания учителя, сообщившего, что мальчик прогулял уроки. Тогда Майкл изменил показания и сказал, что ходил на огород – своего рода достопримечательность Бьюкенена, находившуюся за домом Спарго. Там он «хотел помочь старому гомику, копавшему гряды для овощей» либо «залезть в какой-нибудь сарай, стащить секаторы, хотя они мне и не нужны, на фиг они мне сдались». «Старый гомик» подтвердил появление Майкла в огороде в восемь часов утра, хотя вряд ли мальчика так уж привлекли грядки. По словам пенсионера, он с четверть часа «топтался по ним, пока я с ним как следует не поговорил. Он выругался, как бандит, и смотался».

Похоже, что в этот момент Майкл наконец-то двинулся в сторону школы, находившейся в полумиле от Бьюкенена. Где-то по дороге ему встретился Регги Арнольд.

Регги Арнольд совершенно не походил на Майкла Спарго. Для своего возраста Майкл был высоким и очень худым, а Регги – маленьким и толстым, как в младенчестве. Голову ему брили, и за это его дразнили в школе (обычно его называли «бритоголовым онанистом»), но в отличие от Майкла одежда у него была аккуратной и чистой. Учителя утверждали что Регги хороший мальчик, но вспыльчивый. Когда их попросили объяснить причину этой вспыльчивости, они сказали, что тому виной ссоры отца и матери, а также проблемы с сестренкой и братом Регги. Плохие отношения между родителями инвалидность старшего сына и умственная отсталость младшего ребенка, девочки, – кому было дело до Регги?

Руди и Лора Арнольд вытащили плохие карты. Их старший сын страдал церебральным параличом и сидел в коляске, а дочь была признана неспособной учиться в обычной школе. Все свое внимание Арнольды сосредоточили на больных детях, и это осложняло их и без того хрупкий брак. Руди и Лора то и дело расставались, и матери приходилось управляться одной.

В таких тяжелых семейных обстоятельствах Регги вряд ли мог рассчитывать на большое внимание. Лора с готовностью признала, что «забросила мальчика», но Руди заявил, что «отлупил сына пять или шесть раз», видимо именно так представляя себе исполнение родительских обязанностей в те периоды, когда они с женой жили врозь. Неутоленная потребность Регги в еде трансформировалась в попытки привлечь к себе внимание взрослых. На улицах он занимался мелкими кражами, иногда нападал на маленьких детей, да и в школе вел себя плохо. Учителя, к сожалению, рассматривали его поведение как уже упомянутую «вспыльчивость», а не как крик о помощи. Если ему перечили, он мог опрокинуть парту, биться головой о нее или о стены, мог упасть на пол и дрыгать ногами.

В день преступления, согласно полицейским отчетам, подтвержденным записями с камер видеонаблюдения, Майкл Спарго и Регги Арнольд встретились на углу у магазина, неподалеку от дома Арнольдов, по дороге в школу Майкла. Мальчики были знакомы и в прошлом вместе играли, но не знали родителей друг друга. Лора Арнольд сообщила, что послала Регги в магазин за молоком. Владелец магазина подтвердил, что Регги купил пол-литра полужирного молока. По словам Майкла, он еще украл два батончика «Марс», «так, для смеха».

Майкл увязался за Регги. По пути к дому Арнольдов мальчики вздумали перевыполнить данное Регги поручение: они открыли бутылку и вылили молоко в бензобак мотоцикла «харлей-дэвидсон». Владелец мотоцикла заметил это и погнался за мальчишками, но не поймал. Позже он припомнил горчичный анорак Майкла Спарго и, хотя имена мальчиков были ему неизвестны, опознал Регги Арнольда по фотографии среди нескольких других, показанных ему в полицейском отделении.

Явившись домой без молока, за которым он был послан, Регги сказал матери, сославшись на Майкла Спарго как на мнимого свидетеля, что на них напали два мальчика и отобрали деньги, предназначенные для покупки. «Он плакал и довел себя до своего обычного припадка, – сказала Лора Арнольд. – И я ему поверила. Что мне еще оставалось?» Это был уместный вопрос, поскольку она одна, без мужа, ухаживала за двумя детьми-инвалидами и отсутствие бутылки молока, как бы оно ни требовалось в то утро, было для нее делом второстепенным. Тем не менее Лора спросила, кто такой Майкл Спарго. Регги ответил, что это его школьный приятель, и тут же пригласил Майкла помочь исполнить распоряжение матери – поднять с постели сестру. Происходило это примерно без четверти девять, и в школу они опаздывали. Мальчики это, конечно же, знали. При допросе Майкл подробно рассказывает о споре Регги с матерью по этому поводу. «Регги начал ныть, говорил, что опоздает, но она не захотела слушать. Она приказала ему пойти наверх и привести сестру. Сказала, что он должен благодарить Бога за то, что он не такой, как те двое». Вероятно, она имела в виду инвалидность его брата и сестры. Последнее замечание Лоры Арнольд, судя по всему, было постоянным рефреном.

Несмотря на приказание, Регги за сестрой не пошел, а сказал матери, чтобы Лора «сама сделала эту гадость» (мы приводим слова Майкла, видимо, Регги выразился яснее), после чего мальчики вышли из дома. На улице они увидели Руди Арнольда, который подъехал на машине, когда мальчики были в кухне с Лорой, и «околачивался возле дома, словно боялся войти». Руди и Регги обменялись несколькими не слишком приятными словами, по крайней мере со стороны Регги. Майкл спросил, кто этот мужчина – бойфренд его матери или кто-то еще, на что Регги ответил, что «этот глупый мерзавец» его отец, и сопроводил эту декларацию актом мелкого вандализма: взял с соседского крыльца корзину с молочными бутылками, швырнул ее на улицу и попрыгал на ней.

Если верить Майклу, он в этом участия не принимал. Он все время повторяет, что собирался пойти в школу, но Регги заявил, что «хочет прогулять» и «оторваться на полную катушку». По словам Майкла, это была идея Регги – позвать с собой Йена Баркера.

В свои одиннадцать лет Йен Баркер уже был признан испорченным, трудным, буйным, опасным, неуправляемым, злым, психопатом – эти эпитеты имеются в разных полицейских протоколах. Йен был единственным ребенком двадцатичетырехлетней матери (отец до настоящего времени неизвестен), и мальчику внушили, что молодая женщина – его старшая сестра. Похоже, Йен искренне любил свою бабушку, полагая, что она – его мать, зато так называемую сестру терпеть не мог. В девять лет его сочли достаточно взрослым, чтобы он узнал правду. Правда эта ему не понравилась, тем более что сразу после этого Трисии Баркер предложили оставить материнский дом и забрать с собой сына. Бабушка Йена старалась «проявить суровую любовь. Я готова была держать при себе и мальчика, и Трисию до тех пор, пока дочь работает, но работать она не желала, таскалась по танцулькам, оставалась на всю ночь у дружков, и я решила: пусть растит ребенка самостоятельно, может, исправится».

Она не исправилась. Власти пошли ей навстречу и дали жилье, хотя квартирка была маленькая и Трисия вынуждена была спать в одной с сыном крошечной спальне. По всей видимости, в этой комнате Йен стал свидетелем сексуальных контактов матери с разными мужчинами и по меньшей мере в четырех случаях более чем с одним. Следует отметить, что Йен не называет свою мать мамой или Трисией, а использует уничижительные определения, такие как «шлюха», «сука», «дырка», «уличная девка» и еще одно, недопустимое в печати. О бабушке он вообще не упоминает.

Майкл и Регги без труда отыскали в то утро Йена Баркера. По словам Регги, в дом они к нему не пошли, потому что «мамаша у него постоянно злющая, орет так, что за дверями слышно». Они встретили его на улице, в этот момент он обыскивал мальчишку помладше себя. Йен «скинул рюкзак пацана на землю» и рылся в нем в поисках чего-нибудь ценного. Больше всего его интересовали деньги. Ничего не обнаружив, Йен притиснул ребенка к дому и, по выражению Майкла, «начал его тузить».

Ни Регги, ни Майкл не попытались остановить избиение. Регги говорит, что «это было всего лишь развлечение, я видел, что он не стремится его покалечить», а Майкл утверждает, будто «не смог как следует разглядеть, что Йен собирается делать», – довольно сомнительное заявление, поскольку мальчики были на виду. Какими бы ни были намерения Йена, они ничем не закончились. Возле ребят остановился автомобилист и спросил, что происходит. Мальчишки разбежались.

Высказывались предположения, что поскольку желание Йена избить кого-то в то утро так и не осуществилось, то именно это и стало причиной дальнейших событий. Во время допроса Регги Арнольд с готовностью ткнул пальцем в сторону Йена. В прошлом гнев не раз заставлял Йена Баркера совершать предосудительные поступки, и жители района ненавидели его больше, чем двух других мальчиков, однако в результате расследования правда вышла наружу, и стало ясно, что он был равным участником (выделено мной) того, что случилось.