Онлайн чтение книги Великий из бродячих псов: День, когда я подобрал Дазая The day I picked up Dazai
1 - 1

               «День, когда я подобрал Дазая»

                                      Часть А

Окровавленный труп парня лежит на крыльце моего дома. 

Я смотрю то на труп, то вверх, на фасад дома. Утренняя тишина. Дом напротив отбрасывает на тротуар передо мной длинную черную тень. Лозы, обвившие изгородь, шелестят на ветру и шепчутся друг с другом так, что человек не может разобрать ни единого слова. Где-то вдалеке я слышу звук скрежета колёс фур о дорожное покрытие. И посреди лестницы моего дома – лежит труп. 

Так или иначе, в наших глазах зачастую труп — всегда гиперболизируется и кажется чем-то странным, непривычным. Но в этот раз все по-другому. Этот труп сливается с пейзажем, становясь единым целым с мирным утром. Через какое-то время я замечаю кое-что: грудь трупа слабо двигается – то опускается, то поднимается.   

Это не труп, парень жив. 

Я поступаю так не потому, что я чёрствый и бессердечный. Я делаю это потому что это необходимо.  

Я смотрю на этого молодого человека. Он одет во всё тёмное: чёрный плащ с высоким воротником, костюм-тройка, чёрный галстук. Единственное, что отличалось по цвету, так это его рубашка с расстёгнутыми пуговицами и повязки на голове. Они были окрашены в белый и красный цвета. Этот цветовой узор напоминает мне какие-то зловещие китайские пророческие иероглифы. Место, где он лежит – это середина лестницы, ведущей к парадному входу. Пятна крови, продолжающиеся вниз по потрескавшейся бетонной лестнице, выглядят так, будто он пытался ползти. 

Возникает вопрос: что мне делать с этим почти что трупом, лежащим у меня на глазах? Ответ прост.

Если я коснусь его кончиками пальцев ног и немного надавлю, он просто скатится на землю вниз. Если я это сделаю, то парень не будет только моей головной болью. Он будет на дороге общего пользования. Территория страны. Все те, кто попал в беду на территории страны, должны быть спасены силами страны. Обычный почтальон вроде меня должен пойти домой и позавтракать. 

Ранения у этого человека явно огнестрельные. В него стреляли несколько раз. А в теле, вероятно, ещё больше дыр, чем я могу видеть отсюда. И в дополнение ко всему, в левой руке он держит пачку совершенно новых свежих денег.  

Что бы это могло значить? Ничего особенного. Это ничего не значит, кроме того, что его существование — огромная беда и труд, и что ничего хорошего из того, что я свяжусь с ним, не выйдет. Другими словами, он явно не тот, с кем должен связываться обычный гражданин. Нормальный человек в здравом уме должен был бы бежать в ближайший город при виде его. Точно так же, как Иона в Библии сделал бы во второй раз, если бы столкнулся с гигантской рыбой в бушующем море. 

Снова смотрю на парня, на дорогу, на небо. И снова на него. 

Всё же решаю действовать. Сначала я подхожу к парню и поднимаю его за бока. Затем тащу за пятки в дом и кладу на кровать у стены. Он намного легче, чем кажется. Нести его одному не так уж и сложно. Я осматриваю все раны. Есть много глубоких и не очень, кровотечение. Если он получит немедленное должное лечение – не погибнет. 

Я достаю свою аптечку из задней части шкафа и оказываю ему необходимую первую помощь. Кладу полотенце под его верхнюю часть тела, разрезаю одежду ножницами, чтобы обнажить раны, и проверяю, не осталась ли внутри пуля. Чтобы остановить кровотечение, надавливаю на болевые точки: ниже подмышек, внутреннюю часть локтей, лодыжки, заднюю часть коленей и туго перевязываю их чистой тканью. Затем накладываю на раны продезинфицированные жгуты, чтобы остановить кровоток. К счастью для него, я могу оказать первую помощь даже с закрытыми глазами. 

Закончив эти процедуры, я смотрю на юношу и скрещиваю руки на груди. Его дыхание пришло в норму. Лёгкие и кости кажутся неповрежденными. Но он, видимо, не просыпается. 

 — Все уже хорошо, просто выгони его. 

 Я слышу голос в своей голове. Нет ничего глупее, чем иметь дело с таким подозрительным парнем. Думаю, мне стоит прислушаться к нему. Так поступил бы мудрый и разумный человек. 

Прежде чем последовать «зову» сердца, я ещё раз глянул на молодого человека. Не узнаю его лица. Наверное, мы не знакомы. Я говорю «наверное», потому что из-за бинтов, закрывающих половину его лица, почти невозможно разглядеть черты. Но он намного моложе, чем я сначала думал. Вероятно, молод настолько, что смело можно назвать его «мальчиком». 

Я вспомнил о пачке банкнот, которая была у него в руках. Он все также держит их. Если их на самом деле так много, как кажется, это должно быть целое состояние для человека с мизерной зарплатой вроде меня. В этой ситуации было бы нормальным то, если бы некоторые из купюр аккуратно оказались в моём кармане в знак благодарности за спасение его жизни, верно? Подумав так, я беру эти деньги. И теперь до меня наконец дошло — я самый большой идиот в этом городе. 

Чувствую горький привкус во рту. 

Это неиспользованная пачка денег. На ней немного крови, но бумажный ремешок, скрепляющий их поверху — доказательство того, что они новые. На ремешке нет названия банка. Никакой печати нет. А купюры аккуратно сложены по номерам в порядке возрастания. 

Я чувствую себя так, как будто кто-то только что ударил меня в живот. 

Есть два варианта, которые я могу предположить. Во-первых, эта пачка банкнот была изъята из монетного двора Резервного банка Японии до того, как попала на рынок. Это означало бы, что этот человек — вор. Нет никаких других возможностей, чтобы обычный человек мог бы получить в свои руки такую огромную сумму. Банкноты, напечатанные в Японском монетном дворе, сначала отправляются в Министерство финансов, где их серийные номера сканируются, чтобы их можно было использовать, а затем они отправляются в отделения Резервного банка. Оттуда они продолжают распределяться по городским банкам. В этот момент бумажные ремни будут заменены на ремни городских банков. 

Однако на его обёртке вообще нет никакой информации. Единственный способ вынести пачку денег в таком состоянии — украсть её из Резервного банка. Наиболее вероятным кажется нападение на машину для перевозки наличных денег. Может быть, он только что вернулся из такого рейда? 

Но если так, то я с облегчением выдохну и вернусь к приготовлению кофе на кухне. Грабители инкассаторских машин жестокие ребята, но не более. Какое-то насилие не может вызвать такой ажиотаж. 

Есть ещё один вариант. 

Это фальшивые банкноты. Я достаю из дальнего конца комнаты лупу и внимательно рассматриваю пачку в руке.  

Мне становится так холодно и нервно, что мои пальцы покалывают. Я пытаюсь сравнить их с купюрами в собственном кошельке. Нет вообще никаких отличий. 

У меня кружится голова. 

Если я прав, то всё, что в моей руке — стало таким же опасным, как маленькая ядерная боеголовка. Поддельные деньги — это инструмент ведения войны, который использовался ещё задолго до появления луков и стрел. Если кто-то пронесёт приличную сумму фальшивой валюты во вражескую страну, стоимость и ценность этой валюты упадёт из-за увеличения количества денег в обращении, что приведет к инфляции. Страна, в некотором смысле, является собственной валютой. Умело разжигая недоверие к деньгам страны, можно разрушить экономику и обрушить целую нацию. Именно по этой причине Агентство национальной безопасности всегда находится в поиске с целью уничтожения подделки. Если такого рода банкноты будут выведены на рынок – это не будет проблемой только лишь городской полиции. Это проблема для тех, кто «выше». Агентства национальной безопасности или Вооруженных силы. 

Я кладу пачку денег на стол, немного отбрасывая их. Не хочу больше оставлять на них отпечатки пальцев. Иду к телефону. Если я немедленно сообщу об инциденте, возможно, смогу привести аргументы в свою пользу, дабы смягчить наказание, а то и мою причастность вовсе. Нельзя терять время. 

Как только я взял трубку — услышал тихий голос. Он доносился не из телефона.  

— Положи трубку.

Я поворачиваюсь в ту сторону, откуда доносится звук. Прежде чем я успел сообразить, парень уже открыл глаза и посмотрел на меня. Я смотрю то на телефон, то на него по очереди. Придя в себя, спрашиваю:

— А что, если я её не брошу? (трубку)

— Я убью тебя. 

Эти слова столь уместны и неудивительны, словно нераспроданные пачки еды, выстроенные в очередь в магазине, по крайней мере, для этого молодого человека. Достаточно лишь посмотреть в его глаза, чтобы мои слова были подтверждены. Когда он произносит слово «убить» — для него оно не более чем обычное, повседневное слово. Также, как подстричь ногти или пойти купить сигарет, что-то вроде этого.   

— И как же? — я просто положил трубку, но не вернул её на базовую станцию, — У тебя дырки по всему корпусу. Ты не можешь двигаться. Ты умираешь почти во всех местах в своим теле. У тебя даже пистолета нет. Чтобы убить меня в таком состоянии, тебе потребовалось бы человек двести. 

— Так много мне не надо. — говорит он леденящим голосом, — Я Портовая Мафия. 

Мне было достаточно только этих слов. 

— Портовая мафия, — я аккуратно подбираю слова, прежде чем ответить, — Тогда у меня нет другого выбора, кроме как подчиниться. — теперь я не тороплюсь и спокойно кладу трубку.  

— Это замечательно, — усмехается он.  

Если он и правда из Портовой Мафии, я должен быть осторожен даже с поднятием или опусканием руки перед ним. Синонимами Портовой Мафии можно смело назвать «тьму» и «насилие». Даже если я сообщу об этом в полицию и сумею сбежать сегодня, неизвестно, что будет со мной завтра. Всего у человека около двухсот костей. Но не будет совершенно ничего удивительного в том, если меня разорвут на столько же кусочков. 

Я не отрываясь смотрю на него секунды три, потом иду на кухню. Дверь я не закрываю специально, чтобы можно было наблюдать за парнем оттуда. Варю кофе, ставлю котёл на огонь и смачиваю прут водой, добавляю молотый порошок и заливаю кипятком. 

— Если нельзя звонить в полицию, то что насчет врачей? — спрашиваю я, не сводя глаз с котла. 

— То, что я смог сделать, — это в лучшем случае обычная необходимая первая помощь. Если тебя не проверит настоящий квалифицированный врач — ты просто скоро умрешь. 

— Не стоит беспокоиться, — молодой человек говорит слегка протяжным тоном, — Это не так важно. Я привык к подобным травмам. 

— Правда? Тогда мне стоит прислушаться, — я размешиваю кофе и ставлю таймер, — в любом случае, простой почтальон вроде меня ничего не может сделать пойти против демонов Портовой Мафии. 

— Послушание — это хорошо. Что ж, продолжим…

Резко парень начинает кашлять кровью. Я быстро подбегаю к нему и поворачиваю голову набок, чтобы он не захлебнулся. Осматриваю рот, но не могу сказать, откуда точно идёт кровотечение и в чём причина. Это может быть просто порез где-то в полости рта или же это может быть травма где-то внутри тела. Я не знаю. 

— Срочно езжай в больницу и обратись за помощью, получи лечение. Ты действительно скоро умрешь. — Я уверяю. 

 — Так это ведь чудесно. — прошептал мальчишка, — Просто дай мне умереть вот так и всё. 

Я чувствую холод, пронзающий меня. 

Гляжу на молодого человека, а он просто смотрит в потолок. Никаких эмоций, никаких намерений. Слишком каменное выражение лица для того, кто только что назвал свой возраст. Я не могу поверить своим глазам. Я даже не чувствую, что там есть человек. Если бы сейчас была поздняя ночь, я бы подумал, что он призрак или галлюцинация. 

Ну и дела происходят сегодня. Ощущение такое, будто моя жизнь вот-вот испортится.  

— Ну хорошо, — говорю я, — Если хочешь умереть, просто умри. Это твоя жизнь. Я не остановлю тебя. Но у меня будут проблемы, если ты умрешь здесь. Если ты умрешь в моем доме, никто не сможет оправдать меня и уверить то, что это не я нанес тебе раны. Меня могут арестовать.  

— Быть арестованным или позже быть убитым Портовой Мафией, что лучше для тебя? 

Я смотрю на него и отвечаю:

— Это сложный вопрос. 

Возвращаюсь на кухню, жду таймера и выключаю огонь, вытаскивая банку со сливками, спрашиваю:

— Хочешь кофе? 

Ответа не последовало. 

— Как ты оказался перед моим домом? 

Все еще нет ответа.  

— Что это за банкноты были у тебя в руке? 

И на это ответа, очевидно, не прозвучало. 

Мне кажется, что я разговариваю с феей ветра. Персонаж из книжки с картинками, который внезапно пришел ко мне домой мирным утром. Только он весь в крови и хочет умереть. Что ж.  

Наливаю кофе в две чашки и добавляю сливки. Смотрю на горячий пар, жду некоторое время и начинаю помешивать. Затем замечаю, что больше не чувствую ничьего присутствия в соседней комнате. Я даже не слышу, как он дышит. 

Я высовываюсь из-за двери, чашки кофе все еще в моей руке. Этот парень ползет к выходу дома. Если бы он мог двигать ногами, то запросто бы ушел. Но, похоже, у него не так много сил, поэтому он просто цепляется руками за пол и медленно, но уверенно ползет вперед. Прямо как заключенный, сбегающий из камеры в тех самых старых фильмах про войну.  

Он замечает меня, а потом, будто сдавшись, на его лице появляется насмешливая улыбка. 

— Ты ведь не хочешь, чтобы я умер в этом доме? Поэтому, если я уйду, не будешь иметь к этой ситуации никакого отношения. Не нужно мне помогать. Не нужно ни о чем беспокоиться. Просто оставайся там и смотри. 

Я спрашиваю его, все еще держа кофе:

— Ты так сильно хочешь умереть?

— Конечно же я хочу. Я вступил в Портовую Мафию, но ничего не нашёл для себя там. — отвечает молодой человек голосом, похожим на вздох, лишённый всякой надежды, — Единственное, чего я хочу сейчас, — это смерти. 

После этих слов он снова начинал ползти. 

Я делаю глоток кофе, смотря на всё это. Он двигается ничтожно медленно. Делаю еще один глоток. Он всё также ползёт, не останавливаясь. У него больше нет причин оглядываться на меня.

А мне же остаётся сделать ещё кое-что... 

— Бесполезно меня останавливать. Парень, кажется, заметил мои движения.   

Он продолжал говорить не оборачиваясь, глядя вперед:

— Никто не может пойти против Портовой Мафии. И никто из Портовой Мафии не может пойти против меня. Другими словами, никто не может чтоооооооооааааааааааааа?!? 

Я потянул его обратно.  

Обёртываю его в простыню и поднимаю. Затем скручиваю два конца ткани так, чтобы закрыть его, будто заворачиваю конфету в фантик. Потом переворачиваю его вверх ногами и несу назад. 

— Больно, больно, больно! Мои раны открываются! Какого черта ты делаешь, дурак? Хочешь, чтобы тебя убили?  

— Я не хочу быть убитым. Но и не хочу, чтобы ты умирал. Если ты выберешься в таком состоянии – ты обязательно умрёшь. Просто придумай другой вариант смерти, где не будет меня, когда поправишься. 

Поскольку он только-только собирался выкрикнуть очередную жалобу и недовольство, я встряхнул комок простыни.  

— Ай-ай! Прекрати это! Хватит! Я ненавижу боль! 

— Тогда ты сдаёшься?  

— Нет!   

Я пытаюсь думать о том, как с ним справиться. Идея! Привяжу его к кровати.  

Я кладу парня на кровать и распутываю простынь. Приношу большое полотенце и оборачиваю его руки, скрещенные на груди, вместе с туловищем. Затем беру декоративный шнур с дверного проема, чтобы связать его ноги вместе и привязать концы к металлической фурнитуре кровати. Поднимаю подушки, меняю одеяло на новое и открываю окно, чтобы впустить свежий воздух с улицы. 

— А теперь, пока твои раны не заживут, останешься в таком положении. — я смотрю на молодого человека и спрашиваю, — Ты хочешь чего-нибудь?

— У меня чешется нос, — он обиженно смотрит на меня, шевеля обеими уже несвободными руками, пытаясь выбраться. 

— Вот же бедняжка. — я возвращаюсь к своему кофе на кухне. 

Оскорбления парниши в мою сторону эхом отдаются за моей спиной. Но этот район малонаселен, поэтому можно не беспокоиться о том, что громкими звуками потревожу соседей. Я наслаждаюсь своим утренним кофе. 

Так началась моя немного странная и короткая совместная жизнь с Дазаем.

...