Онлайн чтение книги Великий из бродячих псов: День, когда я подобрал Дазая The day I picked up Dazai
2 - 5

Я убил того богатого человека просто потому, что это была миссия. Я не знал, почему и за что я должен был его убить, и что он был вообще за человек я тоже не знал. Я просто прицелился ему в голову и нажал на курок. Вот и всё.

Похоже, клиент, заказавший убийство, заинтересовался в картине. Я узнал об этом гораздо позже. Моя работа заключалась только в убийстве того мужчины. Выносить картину и заметать улики было работой другого профессионала. Он сделал её. А я сделал свою. И, покидая дом, на столе я увидел роман. Недолго думая схватил его и ушёл.

Всё всегда начинается с мелочей.

Этот роман изменил во мне многое, и в конце концов я перестал убивать. С тех пор я не убил ни одного человека.

В один момент, почти спустя 2 года, мне пришла в голову идея вернуть этот роман на место. Не было никакой причины этого делать. Это было не из-за угрызения совести или чувства вины. Я решил поступить так только потому что подумал, что так я смогу встретиться с этим романом лицом к лицу. К тому времени у меня уже был второй экземпляр, который я купил сам.

В особняке, который когда-то принадлежал тому богатому человеку, жил его сын. Ему было семнадцать лет. Позже я узнал, что он был не родным сыном, а принятым в семью после гибели его родителей в преступном мире. Сирота.

Должно быть, в то время я был не в своём уме. Подумать только, я пойду и встречусь с его сыном. Я мог бы просто прокрасться в дом, положить туда книгу и уйти, для меня это было бы так же просто, как палец согнуть. Но как бы то ни было, в конечном итоге я встал прямо перед его сыном и представился. Как «человек, который убил твоего отца».

Нет таких слов, которыми можно было бы описать гнев его сына. Но он имел полное право злиться. Преступный мир коснулся жизни его родителей дважды. Он бил меня, швырял в меня всякой всячиной и кидался на меня со всевозможными оскорблениями. Я мог легко уклоняться от всех его атак, но слов избежать невозможно.

Когда он устал от всего этого буйства и наконец сел, я рассказал ему об убийстве и всей ситуации. После этого он потребовал компенсацию. За жизнь его отца и за аренду той книги, которую я взял без разрешения.

«Верни картину», сказал он.

У меня не было причин соглашаться на это. Во-первых, я тогда ещё не знал, где она находится. Должно быть, её купил какой-нибудь заморский богач или что-то вроде того. Я мог бы сделать какие-то наводки, если бы захотел, но это было бы слишком долго, утомительно и убыточно.

Если бы не книга, я бы не принял условие.

Как уже упомянулось, моя догадка оказалась верной. Это была долгая, утомительная и убыточная работа. Вдобавок ко всему, она была ещё и опасной. Мне пришлось проникнуть в частную военную компанию (ЧВК), состоящую почти из ста пятидесяти вооружённых солдат, и вынести картину под градом пуль, никого не убив. Если бы меня попросили сделать это снова, я бы наотрез отказался. Большинство неприятностей в моей жизни были навлечены на меня самим же мной.

Стоя перед картиной, которую я привёз, сын богатого мужчины просто молча смотрел на неё. Примерно через тридцать минут он начал понемногу говорить. О причине, по которой он хотел вернуть картину. И как эта картина была предметом сделки.

Его отец хотел, чтобы сын стал бизнесменом, который превзойдёт самого себя. В итоге он пообещал, что, если сын сможет заработать десять миллионов йен к своему восемнадцатилетию, он подарит ему эту картину.

«Глупые родители», – сказал он. Во-первых, это была грязная картина, полученная незаконным путём. Неужели он действительно думал, что сын будет стараться ради такой сомнительной вещи?

Но парень действительно очень старался. Ему удалось заработать почти 80% от этих десяти миллионов самостоятельно. Но он сказал, что все эти старания были не ради картины.

До обещанных восемнадцати оставался один год.

Этот молодой человек попросил меня хранить её до его дня рождения.

Картина была не простая. Она написана специальными красками, которые проявляются только под светом ультрафиолетовых лучей. Текст занимает площадь примерно в четверть картины. И там написано следующее:

«Ты – моя гордость».

Если бы все любители искусства мира увидели это, они бы просто упали в обморок от злости. Такого рода граффити просто обесценили её значимость. Этот человек доставлял неприятности даже после своей смерти. Но, возможно, этот богатый человек и сделал так специально, чтобы доставить неприятности.

Вероятно, он хотел показать, что ему было бы всё равно, даже если бы стоимость картины была сведена к нулю, потому что его сын был дороже всех этих денег. Может быть, именно поэтому он пошёл на всё это и прошёл через все трудности, купив её нелегально. Конечно, правда до сих пор оставалась неизвестной.

Потому что я убил отца.

Я сохранил картину, как меня и попросили. Я положил её в специальный ящик для хранения и прятал в тёмном, прохладном и продуваемом месте.

Она находится под полом моего дома, в ногах моей кровати.

Картина, которая больше не имеет никакой художественной ценности. Нет смысла бережно хранить её. Однако она имеет значение для того юноши. Сын, чей отец был убит. Эта картина – память о его отце, завещание его отца и, в некотором смысле, сам его отец.

Я и по сей день продолжаю её охранять.

Не для того, чтобы искупить свой грех, нет. Я не такой замечательный человек. Слишком много всего накопилось за последнее время, вот почему я решил так поступить.

«И я не буду менять решение, независимо от того, кто меня попросит или заставит», – говорю я, направляясь к полицейскому. «Уяснил? Забинтованный парень?»

«Что?»

Прежде чем полицейский успевает среагировать, я быстро выхватываю пистолет из его рук. У него нет сил забрать его обратно из-за повреждённых конечностей. Я подношу пистолет к своему лицу и говорю:

«Это не пистолет. Это подслушивающее устройство. Вы ведь слушаете нас там, верно? Вы предвидели это и подстроили всё так, чтобы я должен был сказать, где находится картина, и попытались подслушать через этот пистолет».

«Этот пистолет …подслушка?» Полицейский был ошеломлен. Так что он тоже этого не знал.

«Мне показалось это странным с самого начала. Что пистолет был автоматическим.” – продолжаю я, изучая оружие. «Когда они ворвались в мой дом, у них были револьверы, которыми пользуется городская полиция. Этот же совершенно другой. Возможно, именно этот автоматический пистолет вы использовали, когда угрожали этому парню? И ещё одно: если вы хотите угрожать мне, вам придётся сделать это напрямую. Но всё, что я здесь вижу, – это раненые люди. Итак, вот к чему я пришёл: вы, чтобы выяснить, где находится картина, не появляясь здесь, создали ситуацию, в которой этот полицейский угрожал мне. Если это так, то где-то должно быть подслушивающее устройство».

Конечно, пистолет мне не отвечает. Он просто есть: холодный, тяжёлый и тихий. Но просто даже находясь здесь, от одного его присутствия исходит особая аура. Я продолжаю говорить.

«Выглядит заряженным. Но я думаю, что всё-таки он холост, так ведь?» Я направляю пистолет в потолок и делаю выстрел. Он издаёт взрывной звук, и вспышка света пронзает темноту. Но на этом всё. На потолке нет никаких признаков пули.

«Это было настоящее представление. Ты всё рассчитал вплоть до этого момента и нарочно рухнул перед моим домом? Если так, то это было впечатляюще. Итак, я рассказал вам всё об этой картине. Взорвите блокаду, как и собирались. Или можете ворваться сюда все вместе, и тогда мы устроим весёло-убийственную вечеринку. Я в порядке в любом случае».

Произнося это, внимательнее рассматриваю пистолет. В конце концов, это моя стезя. Я знаю весовой баланс, как свои пять пальцев. Рукоятка немного тяжеловата. Нажимаю кнопку и весь магазин выпадает мне в руку. В области винтового захвата полимерный пластиковый материал на боковой стороне магазина был удалён, и в него была встроена чёрная прямоугольная деталь. Это и есть подслушивающее устройство.

Я держу обойму, как микрофон, и говорю в механизм: «В течение десяти секунд вы произведёте три взрыва. После этого вы немедленно исчезнете. Если вы этого не сделаете, я буду считать, что наши переговоры провалились, и я достану вас отовсюду, где бы вы ни были».

Я выбрасываю подслушку и мысленно считаю до десяти. Между восьмой и девятой секундой серия толчков сотрясает подземный бункер. Ровно три раза. Взрывы издалека звучат как раскаты грома, а затем звук внезапно прекращается, как будто его оборвали. Всё, что осталось, – это тишина. Тишина, от которой у меня болят уши.

«Все кончено». Я делаю выдох и ухожу. «Позвоню в полицию, как только выйду. Настоящей, если не понял. Все вы будете арестованы, но, по крайней мере, с вами будут обращаться немного лучше. По сравнению с Мафией».

«Пп...подожди минутку». Полицейский говорит твёрдым тоном. «Ты.... Почему? Ты сам сказал, что только тебе одному это сойдёт с рук. Неужели ты знал, что пистолет, который я направил на тебя, не выстрелит? Может ли быть так, что… ты…ты спас меня? Почему?»

Ответ на этот вопрос прост. Но я не хочу ему отвечать. Действительно ведь, какой смысл отвечать? Я чувствую себя опустошённым. Я устал, ранен, предан людьми и предаю людей».

«Я хочу пить». Говорю самому себе. «Я пошёл домой».

Парень позади что-то говорит, но я его не слышу и продолжаю удаляться из этого места.

***

Свет от газовой лампы освещает профили людей, проходящих через билетные кассы.

Голубые звёзды над городом, которых, кажется, всего несколько, разбросаны по ночному небу, как эффект старой фотоплёнки.

Станция окружена ночным небом, ночными пейзажами и группой людей, идущих домой в тишине. Здесь нет ни взрывов, ни выстрелов, ни торгов за вашу жизнь. Это обычная сцена завершения дня, подобного каждому дню, который начинается на автомате и заканчивается на автомате тоже.

Дазай Осаму и Ода Сакуноске находятся там же, на той же станции. В разных местах.

Ода истощён. Прикрывая ноющую спину, он пробивается сквозь бегущую по этой станции толпу.

Дазай стоит в темноте, вдали от света уличных фонарей перед вокзалом, наблюдая, как Ода сливается с ночью.

Ода идёт по платформе вокзала, выходит из билетной кассы и ступает в ночной город. Выбравшись из подземного бункера, он пересёк гору и направился в соседнюю деревню. Ода договорился с тамошними фермерами, чтобы они подвезли его. Затем он сел в автобусы и поезда, один за одним возвращавших его на ближайшую к дому станцию. Уже совсем стемнело, пока он добрался до нужного места.

Ода потирает собственные плечи и идёт домой с измученным лицом, хрустя шеей. Его одежда помята и покрыта грязью. Проходящие мимо люди смотрят на него так, как будто видят в нём странное, чужеродное существо. Но никто не окликает его. У людей города так не принято.

Ода проходит через билетную кассу и идет под уличными фонарями, вынимая и засовывая сигарету в рот. Затем он начинает искать что-то в своей куртке. Он ищет огонь.

«Вот, позвольте».

Внезапно позади него раздаётся голос. Ода оборачивается. Перед его глазами вспыхивает огонёк от спички. И рука, держащая его.

Ода на секунду застигнут врасплох, но тут же кладёт сигарету в рот. Он закрывает глаза, вдыхает дым и выдыхает его в небо тёмной ночи. Затем он смотрит на человека, стоящего перед ним.

«Привет. Ну и видок у вас. Всё в порядке?»

Это Дазай.

Дазай, наполовину растворившийся в темноте, молча стоит там, расплываясь в улыбке, которая совсем на него не похожа.

«В порядке». Отвечает Ода, глядя на собеседника сквозь дым. «Я просто споткнулся».

«Этот спичечный коробок ваш, не так ли? Я видел, как вы выронили его у билетной кассы».

Ода смотрит на спичечный коробок, который держит Дазай. Он чёрный по бокам, белый сверху и с логотипом бара на лицевой стороне. Это явно тот самый короб, который Ода всегда носит с собой.

«Да.» – говорит Ода, глядя на спички.

Затем он переводит взгляд на юношу. Помолчав несколько секунд, с совершенно пустым выражением лица Ода спрашивает:

Дазай улыбается не своей улыбкой. «Нет. Это первый раз, когда мы встретились».

Повязок, которые всё то время закрывали значительную часть лица Дазая, больше нет. На нём берет с козырьком, закрывающим глаза, и чёрное пальто, скрывающее его фигуру и раны. Что касается голоса, то Ода ни разу не слышал, чтобы Дазай говорил.

«Правда что-ли?» Говорит Ода, забирая у Дазая спичечный коробок и поворачиваясь к нему спиной. «В таком случае спасибо за спички. Доброй ночи».

Ода делает всего несколько шагов, но Дазай окликает его сзади.

«Похоже, вы попали в довольно серьёзную потасовку».

Ода останавливается и медленно оборачивается. «Что?»

«Просто…Вы выглядите таким измученным. Ваше лицо выглядит плохо… Кроме того, эти пятна на вашей руке и одежде, я не могу разглядеть в такой темноте, но, кажется, это не просто грязь. Там есть кровь, верно?»

Ода опускает взгляд на свои руки. Это правда, что на его запястьях всё ещё осталось немного крови ещё с того момента, как он пытался помочь полицейскому.

«Ну, там было дело». – говорит Ода, проверяя запах на своих руках. «Это не моя кровь. Но это правда, что я попал в кое-какие неприятности. У меня отняли кое-что важное. То, что я всегда защищал».

«Если это уже забрали», – растерянно улыбается Дазай, – «тогда, по крайней мере, больше не нужно беспокоиться о том, что это заберут».

Ода смотрит на него некоторое время. Как будто пытается найти ответ.

«Возможно. Однако я не могу простить парня, который отнял это у меня».

Дазай медленно кивает. Пытаясь скрыть выражение и эмоции на своём лице.

Ода всё замечает, но в конце концов просто отворачивается. «Спасибо за спички. Вы очень помогли. До свидания».

Дазай смотрит на удаляющуюся от него спину и быстро проговаривает: «Если вы попадёте когда-нибудь в беду в будущем...»

Ода оборачивается: «М?»

«Вы можете обратиться за помощью в Вооружённое Детективное Агентство в Йокогаме. Они возьмутся даже за самые хлопотные дела. И они в обязательном порядке выполнят свою работу. Они мне тоже помогали в прошлом».

«Понял» – отвечает Ода после минутного раздумья. «Тогда я так и поступлю. Очень любезно с вашей стороны. Ты хороший парень».

Выражение лица Дазая искажается.

Он открывает рот и снова закрывает его, будто ему не хватает воздуха, чтобы дышать.

Если он расскажет ему всё сейчас, может быть, всё вернется на круги своя. Они вдвоём пойдут в бар и произнесут тост. Прямо как в ту ночь.

«Одаса...»

Как раз в тот момент, когда Дазай собирается произнести это имя, мимо проезжает поезд. Экспресс, проходящий через эту станцию, прорезает ночную тишину прямо рядом с тем местом, где находятся Дазай и Ода.

Тьма и свет поочередно выходят на дорогу, и грохот стали уничтожает тишину всего окружающего. Ода прищуривает глаза.

Поезд длинный, и звук, который он издаёт, похож на звук протяжной печали. Дазай смотрит вниз, его лицо искажено горем. Как будто этот протяжный рёв обещает ему шесть долгих лет бездушья в будущем.

Поезд наконец проезжает.

Ода оглядывается вокруг, пытаясь снова слышать, что говорил собеседник.

Но там больше никого нет.

Ода моргает глазами, чувствуя себя сбитым с толку. Он оглядывается по сторонам. Затем встряхивает головой, отгоняя все мысли прочь, и уходит с покорным выражением лица.

Остаётся только холодный и тихий ночной ветерок, пролетающий сквозь пространство, где никого не осталось, пытаясь заполнить пустоту.

Никто не произносит ни слова.

Картина хранится у Портовой Мафии в течение года, прежде чем она вернётся к владельцу – сыну богатого человека.

Парень держит её в течение нескольких лет, а позже анонимно жертвует музею.

Таким образом, Дазай достиг своей цели. Узнать, где находится картина, не встречаясь лицом к лицу и не запоминая его. Благодаря этому Ода больше никогда не станет мишенью какой-либо преступной организации. Это цель Дазая.

Но у него есть другая цель.

Заставить Оду презирать Портовую Мафию. Сделать так, чтобы Ода никогда не присоединился к Портовой Мафии, избежав таким образом своей грядущей смерти.

Эта цель достигнута. Ода связывается не с Портовой мафией, а с Вооруженным Детективным Агентством и присоединяется к нему два года спустя.

А затем, через два года после этого, Ода снова встречается с Дазаем.

У стойки бара, под грустную мелодию прощальной песни.

Именно здесь Ода направляет свой пистолет на Дазая, и Дазай говорит последнее «прощай».

Последнее прощание в его жизни.

Конец.