Онлайн чтение книги Победа Victory
VI

Пораженный изумлением, Гейст оглянулся вокруг, словно призывая всю комнату в свидетели подобной обиды, и заметил на пороге материализованного Уанга. Вторжение неслыханное, принимая во внимание строгую регулярность, с которой Уанг делался видимым. Сначала Гейсту хотелось рассмеяться. Этот материальный ответ на его утверждение, что ничто не может нарушить их покоя, облегчал напряжение его ума. Тем не менее он был слегка раздосадован. Китаец хранил глубокое молчание.

— Чего вам надо? — строго спросил Гейст.

— Шлюпка там, — ответил китаец.

— Где? Что вы хотите сказать? Парусная лодка дрейфует в фарватере?

Легкое изменение в манере Уанга указывало на то, что он за пыхалея, но он не дышал тяжело и голос его оставался твердым.

— Нет… весла.

Гейст, в свою очередь, удивился и, повысив голос, спросил:

— Малайцы?

Уанг отрицательно покачал головой.

— Слышите, Лена? — крикнул Гейст. — Уанг говорит, что где-то, должно быть, поблизости есть лодка. Где эта лодка, Уанг?

— Огибает мыс, — сказал Уанг, неожиданно переходя с анг лийского языка на малайский.

Потом добавил громче:

— Белые… трое…

— Так близко? — воскликнул Гейст, выходя на веранду, куда за ним последовал Уанг. — Белые? Немыслимо!

На поляну уже ложились тени. Низко опустившееся солнце посылало свет на расстилавшееся перед бунгало пространство черной, выжженной земли; его лучи проходили наискось сквозь высокие, прямые деревья, стволы которых, подобные мачтам, поднимались на сотни футов вверх без единой ветки. Совершенно скрытый растительностью мол не был виден с веранды. Поодаль, направо, хижина Уанга, или, вернее, ее крыша из темных циновок, возвышалась над бамбуковой изгородью, охранявшей уединение альфуросской женщины.

Китаец тайком бросил туда взгляд. Гейст остановился, потом шагнул обратно в комнату.

— Это, по-видимому, белые, Лена. Что вы там делаете?

— Я хочу немного примочить глаза, — ответил голос молодой женщины.

— А, хорошо.

— Я вам нужна?

— Нет. Вы бы лучше… Я спущусь к молу. Да, вы лучше останьтесь здесь. Это что-то необычайное!

Никто, кроме него, не мог постигнуть всей необычайности подобного события. Всю дорогу до мола Гейст чувствовал, что ум его полон удивления. Он шел вдоль рельс в сопровождении Уанга.

— Где вы были, когда заметили лодку? — спросил он через плечо.

Уанг объяснил по-малайски, что он сошел на пристань с целью взять немного угля из большой кучи, когда, подняв случайно глаза, увидел лодку, европейскую лодку, а не пирогу. У него было хорошее зрение. Он увидел лодку с сидящими на веслах людьми; при этом Уанг сделал странный жест у себя над глазами, как будто глаза его от этого пострадали. Он тотчас же повернул и побежал сообщить об этом в дом.

— Да вы не ошиблись ли, а? — сказал Гейст, подвигаясь вперед.

У кустов он приостановился, и Уанг остановился позади него. Но голос «номера первого» резко приказал ему двигаться. Он повиновался.

— Где же эта лодка? — спросил Гейст. — Я бы очень хотел тать, где она?

Между мысом и молом не было ничего видно. Бухта Черного Алмаза лежала перед ними, сверкающая и пустынная, словно пятно фиолетовой тени, а позади мола расстилалось открытое море, голубое под лучами солнца. Глаза Гейста окинули открытое море вплоть до черного конуса далекого вулкана, легкое облачко дыма на вершине которого непрестанно то увеличивалось, то исчезало, не изменяя своей формы в сиреневой прозрачности вечера.

— Парню померещилось, — пробормотал он.

Он строго посмотрел на китайца. Уанг казался пораженным. Вдруг, словно подучив удар, он подпрыгнул, вытянул вперед руку и стал тыкать вперед указательным пальцем, объясняя, что нот тут видел лодку.

Это была странная загадка. Гейст подумал, что у Уанга была галлюцинация. Это было малоправдоподобно, но чтобы лодка с гремя европейцами исчезла между мысом и молом, словно брошенный в воду камень, не оставив на поверхности даже весла, было еще менее правдоподобно. Легче было допустить предположение о призраке лодки.

— К черту! — пробормотал он.

Эта загадка произвела на него неприятное впечатление. Но ему пришло в голову очень простое объяснение. Он быстро пошел вдоль пристани. Если лодка существовала и повернула обратно, она была, быть может, видима с другого конца длинного мола.

Но и здесь ничего не было видно. Глаза Гейста рассеянно блуждали по морю. Он был так поглощен своим недоумением, что не сразу расслышал глухой шум у своих ног. Казалось, что кто-то барахтается в лодке, гремя веслами. Когда он понял значение этого шума, ему нетрудно было определить, откуда он исходил. Он шел снизу, из-под мола.

Гейст пробежал несколько шагов да середины пристани и посмотрел в воду. Его глаза тотчас встретили корму большой шлюпки, которую настил мола закрывал почти целиком. Он увидел узкую спину человека, согнувшегося вдвое на перекладине руля в странной и неудобной позе, выражавшей бессильное отчаяние. Другой человек, как раз под Гейстом, лежал на спине от одного борта до другого, наполовину свисая со скамейки вниз головой. Этот второй человек пристально смотрел вверх блестящими, испуганными глазами, делая усилия, чтобы встать, но был, по-видимому, слишком пьян, чтобы это сделать. Видимая часть лодки содержала еще плоский кожаный чемодан, на котором неподвижно покоились ноги первого человека. Большая глиняная бутыль с широким горлышком без пробки скати лась на дно лодки.

Гейст никогда в жизни не был так удивлен. Он молча широ ко открытыми глазами разглядывал странный экипаж лодки. Он с первой минуты понял, что эти люди — не моряки. Они были одеты в белые полотняные костюмы цивилизации тропиков. Но Гейсту не удавалось подыскать правдоподобное объяснение их появлению в этой барке. Немыслимо было, чтобы цивилизация тропиков имела какое-либо отношение к этому приключению Это больше походило на те полинезийские легенды, истории о необычайных путешественниках, богах или демонах, которые являются на остров и приносят невинным жителям добро или зло, дары незнакомых предметов, слова, никогда не слышанные прежде. Гейст увидел, что вдоль шлюпки плавал пробковый шлем, видимо упавший с костлявого смуглого черепа того чело века, который перегнулся вдвое на перекладине. Через борт было также переброшено весло, по-видимому, опрокинувшимся человеком, который продолжал барахтаться между скамьями. Теперь Гейст разглядывал незнакомцев уже не с удивлением, а с настойчивым вниманием, которого требует трудная задача. Поставив одну ногу на причальную тумбу и опираясь локтем на согнутое колено, он не упускал ни одной подробности. Барахтавшийся скатился со скамьи, потом, совершенно неожиданно, встал на ноги. Он несколько раз покачнулся оглушенный, с расставленными руками, и произнес невнятно, точно сквозь сон, хриплое: «Ну, вот!» Его поднятое кверху лицо распухло и было красно, кожа на носу и на щеках шелушилась. У него был растерянный взгляд. Гейст увидел пятна высохшей крови на груди его белой куртки и на одном из рукавов.

— Что с вами? Вы ранены?

Тот посмотрел себе под ноги, споткнулся — одна нога его запуталась в пробковом шлеме, — потом, приходя в себя, издал жалобный скрипучий звук, похожий на отвратительный смех.

— Кровь? Не моя. Пить! Устали, измучены! Пить, приятель! Воды!

Самый звук этих слов говорил о жажде. Это было какое-то карканье, прерываемое слабыми горловыми судорогами, которые едва доходили до слуха Гейста. Человек в шлюпке протянул руки, чтобы ему помогли взобраться на мол.

— Пробовал. Слишком слаб. Повалился.

Уанг медленно подходил вдоль мола с внимательным, испытующим взглядом.

— Подите принесите клещи, живо! Там лежат одни возле кучи угля, — закричал ему Гейст.

Стоявший в шлюпке человек упал на скамью. Ужасный смех, похожий на приступ кашля, вырвался из его распухших губ.

— Клещи? Зачем? — проговорил он.

Его голова тяжело упала на грудь.

Между тем Гейст, словно позабыв о существовании шлюпки, принялся изо всех сил колотить ногой по медному крану, торчавшему из досок пристани. Для удобства судов, которые приходили за углем и в то же время нуждались в пресной воде, в I пубине острова был каптирован источник и по железному трубопроводу проведен вдоль мола. Он оканчивался коленом почти и том самом месте, где шлюпка чужестранцев налетела на сваи, но кран был туго завернут.

— Торопитесь! — прорычал Гейст китайцу, который бежал к нему с клещами в руках.

Гейст вырвал их у него и, упираясь в тумбу, сильным пово- |ютом открыл упрямый кран.

— Надеюсь, что трубопровод не забит, — тревожно пробормотал он.

Трубопровод не был испорчен, но он пропускал лишь слабую сгрую. Звук тонкой струйки воды, разбивавшейся о борт лодки и стекавшей в море, послышался тотчас. Он был встречен нечленораздельным криком дикого восторга. Гейст стал на колени на тумбу и с любопытством смотрел вниз. Человек, который говорил, раскрывал уже во всю ширину рот под сверкающей струей. Вода текла по его носу и по его ресницам, булькала у него в горле, стекала по подбородку. Потом что-то, забивавшее водопровод, подалось, и сильный поток воды хлынул внезапно на его лицо. В одну секунду его плечи были мокры, перед куртки залит; с него всюду стекала и капала вода; она текла в его карманы, вдоль ног, в башмаки, но он ухватился за конец трубки и, повиснув на нем обеими руками, глотал, плевался, давился, фыркал, словно пловец в воде. Вдруг слух Гейста уловил необычайное, глухое мычание. Что-то черное и мохнатое вынырнуло из-под мола. Взъерошенная голова с быстротою пушечного ядра ударила человека у водопровода в бок так сильно, что он оторвался от трубки и свалился головой вперед на палубу кормы. Он упал на скрещенные ноги сидевшего на руле человека и тот, очнувшись от толчка, сидел прямо, молча, неподвижно, совершенно как труп. Его глаза представляли собою две черные дыры, зубы сверкали оскалом мертвеца между обтянутыми губами, тонкими, словно полоски черноватого пергамента, и прилипшими к деснам.

Глаза Гейста отвернулись от него, чтобы взглянуть на существо, заменившее первого человека у водостока. Огромные черные лапы дико сжимали трубку, громадная шершавая голова была закинута назад и в покрытом мокрою шерстью лице зияла широкая искривленная пасть, украшенная клыками. Вода наполняла ее, вылетала обратно в приступах хриплого кашля, вытекала по обе стороны челюстей, вдоль волосатой шеи, смачивала черные волосы на огромной груди, обнаженной под лохмотьями клетчатой рубашки и судорожно задыхавшейся, сокращая массивные, словно выточенные из красного дерева, мускулы.

Как только первый человек перевел дыхание, прерванное этим неодолимым нападением, с кормы шлюпки раздался реп диких проклятий. Человек у руля поднес руку к своему боку yi ловатым, деревянным движением.

— Не стреляйте, сэр! — закричал другой. — Дайте я возьму эту скамью. Я научу его соваться впереди кабальеро.

Мартин Рикардо, потрясая тяжелой доской, сделал прыжок с удивительной силой и нанес Педро по голове удар, треск кото рого разнесся по всей спокойной бухте Черного Алмаза. В спу танных волосах появилось красное пятно, алые струйки смеша лись со стекавшей по лицу животного водой и розовые капли падали с его головы. Но Педро не сдавался. Только после вто рого свирепого удара мохнатые лапы разжались и искривленное тело мягко осела вниз. Прежде чем оно коснулось досок, Ри кардо страшным ударом ноги отбросил его на нос лодки, где его не стало видно и откуда донесся шум тяжелого падения вместе с треском дерева и жалобным рычанием. Рикардо наклонился, чтобы заглянуть под мол.

— Вот тебе, собака! Это научит тебя знать свое место, животное, убийца, дикарь! Это тебя научит! В следующий раз я раздеру тебя от горла до пят, негодяй! раб!

Он немного попятился и выпрямился.

— Не думайте, что я в самом деле собираюсь это сделать, — сказал он Гейсту, встретив его твердый взгляд.

Он быстро побежал к корме.

— Пожалуйста, сэр. Теперь ваша очередь. Мне не следовало пить первому. Это правда, я забылся. Но такой джентльмен, как вы, не станет на меня сердиться, не правда ли?

Извиняясь таким образом, Рикардо протянул руку.

— Позвольте поддержать вас, сэр.

Мистер Джонс медленно разогнулся, покачнулся и схватился за плечо Рикардо. Его провожатый подвел его к трубке, из которой все еще бежал прозрачный ручеек, сверкая необычайным блеском на фоне черных свай мола.

— Принимайтесь, сэр! — участливо советовал Рикардо, — Ну что, идет?

Он отступил на шаг и, покуда мистер Джонс наслаждался этим обилием воды, обратился к Гейсту с чем-то вроде оправдательной речи, тон которой, отражая его чувства, походил на мурлыканье и на фырканье. Они мучились тридцать часов на веслах, объяснял он, и больше сорока часов не имели другого питья, кроме упавшей на борта росы, которую они слизывали прошлою ночью.

Рикардо не объяснил Гейсту, что привело их в эти края. Он еще не придумал подходящего объяснения для человека, который, как он себе говорил, должен был гораздо больше удивляться присутствию вновь прибывших, нежели их состоянию.