Онлайн чтение книги Белый Бушлат White-Jacket
XX. Как спят на военном корабле

Но оставим на время злополучный бушлат и поговорим о моей койке и о всех злоключениях, которые я из-за нее претерпел.

Предоставьте мне достаточно места, где бы ее повесить, ну, скажем, где-нибудь между двумя пальмами на равнинах Аравии, или по диагонали, от одного мавританского столба к другому, на мраморном Львином дворе гренадской Альгамбры [122]Двор, украшенный фонтаном, чаша которого покоится на львах. Альгамбра — дворец-крепость, воздвигнутая в XIII в. по повелению Мохаммеда I ибн аль Ахмара в Гренаде, на юге Испании.; дайте мне подвесить ее на отвесном берегу Миссисипи так, чтобы каждый раз, взлетая над зеленой травой, она взмывала в хрустальный эфир; или предоставьте мне покачиваться в ней под прохладным куполом собора святого Петра; или опустите меня в нее с самого зенита, словно в корзину воздушного шара, чтобы я мог взлетать к самым звездам, как на качелях, — и я не променяю грубой парусиновой койки ни на какое напоминающее карету, запряженную четверкой, парадное ложе, в которое укладывают королей, когда им случается переночевать в замке Бленхейм [123]Замок Бленхейм построен английским архитектором Джоном Ванбру (ок. 1664–1726) в графстве Оксфордшир в начале XVIII в. для герцога Марльборо (1650–1722), победителя над соединенными французскими и баварскими войсками во время войны за испанское наследство в 1704 г. Назван в честь победы Марльборо при Бленхейме..

Когда у вас хватает места, вы всегда можете использовать распорки, т. е. две горизонтальные палки, по одной с каждого конца, которые служат для того, чтобы раздвинуть края вашей койки и создать посередине обширное пространство, где вы можете ворочаться; укладываться то на один бок, то на другой; лежать на спине, если это вам заблагорассудится; вытягивать ноги сколько угодно; короче говоря, чувствовать себя свободно и непринужденно, ибо из всех гостиниц лучшая — собственная кровать.

Но когда в кубрике койка ваша оказывается одной из пятисот, когда ее теснят и давят со всех сторон, когда распорки запрещены особым указом, исходящим из командирского салона, и каждый ваш сосед ревниво охраняет права и привилегии собственной койки, установленные законом и обычным правом, тогда ваша подвесная койка становится некоей Бастилией [124]Бастилия — крепость и тюрьма в Париже в XIV–XVIII вв. С конца XVI в. стала политической тюрьмой. Разрушена 14 июля 1789 г. в результате восстания, положившего начало Великой французской революции. и парусиновым узилищем, в которое весьма трудно забраться и из которого столь же затруднительно выбраться и где сон оказывается не более как насмешкой и пустым словом.

Восемнадцать дюймов на брата[125]Около 46 см. ( Прим. выполнившего OCR .) — вот все, что вам отпущено, и в этом вы должны разместиться. Ужасно! На виселице и то более просторно.

В жаркие тропические ночи койка ваша превращается в утятницу, где вы тушитесь и тушитесь, и только что не слышите, как шипит ваш организм. Тщетны все попытки увеличить свое жизненное пространство. Попробуйте только подложить себе под голову сапоги или какие-либо другие предметы, могущие послужить распорками. Все в ряду, к которому вы принадлежите, в тот же миг почувствуют посягательство на свою территорию и поднимут страшный крик, пока виновный не отыщется и его ложе не будет водворено в отведенные ему пределы.

Все отделения и команды подвешиваются в своих койках на том же уровне. Шкентросы их коек скрещиваются и перекрещиваются во всех направлениях, так что все эти койки представляют собой в конечном счете одну огромную походную кровать, расположенную между двумя палубами, отстоящими друг от друга примерно на пять футов.

Как-то в очень теплую ночь во время штиля, когда было так жарко, что надо было быть скелетом, чтобы не страдать от духоты (ибо у того кости всегда продуваются сквозняком), обливаясь потом, я ухитрился выкарабкаться из койки и, напрягая последние силы, неслышно опуститься на палубу. «Посмотрим, — подумал я, — хватит ли у меня мозгов измыслить что-либо, что дало бы мне возможность одновременно и дышать и спать. Придумал. Я опущу свою койку ниже всех, и тогда — на этом особом и независимом уровне — вся жилая палуба окажется в моем распоряжении». Итак, я опустил свою койку до желаемого уровня — около трех дюймов от палубы — и снова забрался в нее.

Но увы! Новый способ подвески придал моему ложу вид полумесяца — в то время как голова моя и ноги были на одной высоте, поясница все время куда-то оседала. Я чувствовал себя так, будто некий лучник-великан схватил меня вместо лука за пояс.

Но был еще другой выход из положения. Я подтянул свое ложе так, что оно оказалось выше всех окружавших коек. Свершив это, я последним усилием взгромоздился на него, но увы! на нем стало много хуже, чем раньше. Злополучная койка сделалась твердой и прямой, как доска, и я лежал на ней, прижатый носом к подволоку, словно покойник, упирающийся в крышку гроба.

Кончилось тем, что я с удовольствием опустился на прежний уровень и стал думать, как безумно, находясь во власти произвола, пробовать подняться выше или опуститься ниже тех, кого законы поместили на одном с тобой уровне.

А раз уж мы говорим о койках, расскажу об одном случае, имевшем место на «Неверсинке». Такие случаи повторялись три или четыре раза, исход их был различный, но ничьей гибелью не окончился. Подвахтенные крепко спали в кубрике, где царило глубокое молчание, когда внезапный удар и стон пробудили всех спящих. Успели заметить лишь низ белых брюк, метнувшихся по трапу носового люка.

Мы бросились на стон и увидели, что на палубе лежит человек. Один конец его койки не выдержал, и он чуть не ударился головой об одно из трех двадцатичетырехфунтовых ядер, которое, видно, нарочно положили туда. Когда выяснилось, что пострадавшего давно подозревали в доносительстве , этот случай не вызвал особого удивления, а то, что он, будучи на волосок от гибели, все же спасся, мало кого обрадовало.