Онлайн чтение книги
Дополнительный том. Лети, корабль!
VII
Через два месяца после демобилизации с военно-морской службы Виктор Штейнберг был зачислен в Ленинградское морское агентство МРП СССР на должность капитана — предстоял перегон судов Северным морским путем из Петрозаводска до Петропавловска-на-Камчатке.
Об этом перегоне газеты писали тогда не раз.
НА «МАЛЮТКАХ» ЧЕРЕЗ ОКЕАН
Если посмотреть на эти крохотные суденышки, длиной всего в шестнадцать и шириной в пять метров, а затем взглянуть на географическую карту Советского Союза, то сначала даже и не верится, что такие «малютки» прошли Северным Ледовитым океаном большой и трудный путь — более десяти тысяч километров.
Моряки Министерства рыбной промышленности не раз уже проводили крупные рыбопромысловые суда с запада на восток Северным морским путем. Уже не один десяток логгеров и океанских сейнеров, пройдя Баренцево и Карское моря, море Лаптевых, Восточно-Сибирское, Чукотское и Берингово, ведут лов рыбы в водах Тихого океана. Но еще недавно считалось, что в Арктику можно отправлять только суда с прочным корпусом либо с дополнительной обшивкой подводной части — так называемой «шубой». Поэтому, когда предложили провести тяжелым путем флотилию малых рыболовных сейнеров, некоторым этот план показался нереальным.
Действительно, что могли сделать суденышки, имеющие машину всего в 80 лошадиных сил и предназначенные для плавания у берега, в тяжелых ледовых условиях океана, где их ждали ледяные поля и свирепые штормы.
— Огромен путь от Калининграда до Петропавловска-Камчатского, сурова арктическая природа, — говорит руководитель перегона этих судов Владимир Михайлович Кобцев, — но все это преодолели советские моряки.
Вот как это было.
В тяжелый и долгий путь флотилия «малюток» двинулась двумя группами. Первая вышла из Калининграда, обогнула Скандинавию, благополучно прибыла в Мурманск и вышла в арктические воды.
Вторая группа вышла из Беломорска.
Уже в районе Карских Ворот их встретили тяжелые льды, и суда повернули на юг, к проливу Югорский Шар. Здесь обе группы соединились и дальше продолжили двигаться вместе.
Сразу после выхода из Югорского Шара флотилия повстречалась с ледяным полем шириной около полутора миль и плотностью в пять-шесть баллов. Поле это тянулось клином от острова Вайгач до Амдермы. Пришлось снова изменить курс, идти к юго-востоку, чтобы форсировать перемычку лишь вблизи Амдермы. Отсюда, уже по чистой воде, к острову Диксон.
Стоянка на Диксоне заняла шесть суток. На рейде флагманские суда стали на якорь, а вокруг них, как цыплята вокруг наседки, собрались «малютки» — сейнеры и тралботы. Экипажи судов пополнили продовольственные запасы и запасы топлива. Танки (междудонные отсеки) для воды на этих судах маленькие, и потому во время рейса ее часто не хватало. Проходилось спускаться на лед и собирать воду в снежницах. Кубрики сейнеров тесны, поэтому команды «малюток» с удовольствием отдохнули в кают-компаниях флагманов.
Кончилась стоянка, и флотилия вышла из Диксона. В проливе Фрама их встретили ледоколы…
Пробираясь на восток вдоль побережья полуострова Таймыр, «малютки» попали в сложную обстановку. Северо-западные ветры нагнали лед, и пришлось преодолевать большие ледяные поля самим, без ледоколов. Этот путь был длинным и извилистым. Чтобы выбраться из льдов и попасть в разводья, приходилось крутиться на одном месте, обходить громадные плавающие льдины, возвращаться и снова искать хотя бы маленькую трещину, полынью.
Шестимиллиметровая стальная обшивка «малюток» трещала, льдины в любую минуту могли насквозь проткнуть рыболовные суда. Но команды день и ночь были начеку. Моряки шестами и баграми оттаскивали льдины, осторожно отводили их в сторону. Суда, хоть и медленно, но шли вперед…
— Когда после вахты я уходил в кубрик и слышал скрежет, — вспоминает капитан комсомольско-молодежного сейнера № 819 Вячеслав Бойцов, — мне казалось, что льдина вот-вот заползет ко мне под одеяло!..
Наконец флотилия прибыла в Тикси. Сделав профилактический осмотр и приняв запас горючего, суда вышли из Тикси и благополучно добрались до Чаунской губы.
Далее обстановка была чрезвычайно сложной. Устойчивые северные ветры пригнали сюда паковые и двухлетние льды Айонского и Врангельского массивов. Прогноз не предвещал улучшения; наоборот, предполагались штормовые ветры от норд-веста.
На помощь «малюткам» снова пришли ледоколы. Особенно тяжелым был участок пути между мысом Шмидта и косой Двух Пилотов. Здесь многолетние льды Врангельского массива спустились почти к побережью. Ледоколам пришлось много поработать, чтобы пробить путь рыболовным судам. Пока один ледокол своей тяжестью разламывал льдины, раздвигал их и освобождал путь, другой, курсируя вдоль флотилии, выводил застрявшие суденышки. А ледовым полям не было конца. Тогда на помощь ледоколам пришла полярная авиация. Летчики и штурмана разыскивали более разреженные участки и сообщали судам благоприятный курс.
Моряки до предела напрягали свои силы. Но ни одного тревожного сообщения не пришло от экипажей «малюток»…
За косой Двух Пилотов ледовая обстановка вновь улучшилась, ледоколы вывели суда на чистую воду…
Преодолев ветры, туманы, флотилия благополучно добралась до бухты Провидения, откуда взяла курс на Петропавловск-Камчатский…
Так закончился переход «малюток» через Ледовитый океан. Моряки с честью выполнили свою задачу.
Рыбаки Камчатки получили новые суда. Сейчас «малютки» ведут лов сельди и камбалы на западном и восточном побережьях Камчатки.
Ф. Харьков, помощник начальника Политуправления по комсомолу рыбопромыслового флота Министерства рыбной промышленности СССР[15]Комсомольская правда. 1955. 2 ноября..
Виктор Конецкий впоследствии вспоминал:
После демобилизации с СФ я ушел в Арктику на МРС. О рейсе на малых рыболовных траулерах из Петрозаводска на Камчатку я написал весьма романтическую повесть «Завтрашние заботы». На самом деле рейс этот был ужасающим. Самым страшным за всю мою жизнь. Боже, что за сброд набрали в экипажи! А что мы жрали три месяца на этих малютках во льдах и штормах, где на камбузе плита топилась углем и в кубриках тоже. А какую воду мы пили из ржавых малюсеньких танков. Какие кровавые, с ножами, драки вспыхивали на стоянках! А как дурели от денатурата и одеколона. И представьте себе, все 34 суденышка в одну навигацию прошли СМП! Никому из капитанов не было тридцати лет, а мне 26. Американцы, конечно, следили за караваном, ибо тогда через Арктику шли и наши подводные лодки. Им тоже было весело во льдах, хотя они и были обшиты в «шубы» — доски и бревна. Американцы писали в своих газетах, что большевики сошли с ума. Правильно писали. Но мы прошли, а не сошли. В Петропавловске я напился и меня раздели, но документы, к счастью, были на судне, а часы я не отдал — из принципа. Есть в Петропавловске-Камчатском сопка с названием Сопка Любви. Вот на склоне этой сопки я и закемарил пьяный, когда меня раздели. А когда я явился на судно, застал там дикую драку: мои ребята столкнулись с ребятишками с соседнего МРСа. Я схватил единственное оружие — ракетный пистолет «Вери» и, спустившись в кубрик к соседям, увидел сгустки крови на переборках и рундуках, заорал: «Прекратить!» Но выстрелить, слава богу, не успел! — пистолет выбил и сунул себе за пазуху боцман с соседнего судна.
На Камчатке получили сумасшедшие деньги. И я, как старший капитан, набитый этими деньгами, летел с Петропавловска в Питер через Магадан. И видел Камчатку с птичьего полета. О, это зрелище! — дьявол придумал эти дымящиеся перекрученные горы и сопки! Да еще пересыпанные снегом. А когда прилетел в Питер, там было наводнение, крупное. Домой на канал Круштейна к подъезду меня подвез шофер грузовика — вода стояла на уровне первых этажей. Английские боевые корабли, явившиеся в Питер с визитом дружбы, посрывало на Неве с якорей…
ИЗ ПИСЕМ МАТЕРИ
Матерь, все еще сидим в Беломорске, прижатые к пирсам штормовыми ветрами. Седьмой день от 7 до 11 баллов свистит с нароста и черные шары и конуса болтаются на сигнальной мачте у ворот мола, запрещая выход. Тоска. Хочется скорее идти, чтобы скорее вернуться…
Здоров, на пароходе все в порядке. Приказ на отход из Беломорска лежит в папке на моей полке. В приказе сказано, что в зависимости от обстановки можно следовать куда захочешь: в Белушью или на Югорский Шар (Амдерма). Жру твои витамины, каждый день, надевая джемпер, благодарю тебя. Он нежный, уютный, аккуратный, не большой…
С писанием дело туго, но все время отбирается, запоминается, корректируется, правится в черепе. Т. о. время зря не проходит, хотя и скучно. Влияет погода. Мерзкая, мокрая, ветер, полный влажного песка, соленых брызг, и злость…
Насчет ненайденных журналов «Нева». Я уверен, что если будет что-либо мое печататься, то Маргарита Степановна (Довлатова. — Т. А.) позвонит вам и скажет. Если не звонила — значит, не надо и искать журналы, т. к. в них моего нет.
Не помню, писал ли, что купил 2-томник Тихонова. Фактически первый раз читал серьезно. Черт его знает, но мне не нравится. Особенно плохо — стихи. Как жилистое мясо вытаскивается между зубов — так и они. Можно только жевать, а проглотить невозможно.
Удивляет и беспокоит то, что редакторша не держит слово с деньгами…
Гнуснее и отвратительнее Беломорска в мире места нет (это с полной ответственностью). Нищета, голод, грязь, пьянство, разруха, серость, скотство — все в объеме всеобъемлющем. На север больше не поеду ни за какие коврижки. Все. Баста. Севернее Ленинграда меня никто не увидит. Надоела нищета в северной природе и голодное, гнусное прозябание человеков, его населяющих.
Из денег, если таковые будут от издательства все-таки получены, вышли мне на Диксон 20 рублей…
25.07.55
Матерь, пишу на партсобрании в Провиденском клубе. Завтра (10.09), очевидно, уходим в Петропавловск, где и будем сдавать суда. Прогнозы среднего качества, но ждать хорошей погоды нельзя — здесь уже очень поздняя осень. Пока все идет вполне благополучно. Со здоровьем все в полном блеске. Еще раз убеждаюсь в пользе отсутствия диеты. Получил твое письмо и бандероль с газетами. Волнует, что до сих пор издательство в лице Довлатовой не передало вам деньги…
Болтаться здесь уже здорово надоело и хочется в Ленинград. Переход из Тикси до Певека был хорошим (в ледовом смысле). Зато от Певека до выхода из пролива Лонга шли в очень тяжелых 8-9-балльных материковых льдах со средней скоростью 2 мили в час. Устали от бессонницы и напряжения. Изо льдов вышли в середине Чукотского моря, а у мыса Дежнева попали в 8-балльный шторм и сутки до Провидения нас здорово трепануло. Когда это письмо будет у вас, я уже отболтаюсь и буду жить где-нибудь в Петропавловске в гостинице, ожидая пароход на Владивосток — через месяц увидимся…
09.09.55
В 1955 году Виктор Штейнберг начал посещать литературное объединение при издательстве «Советский писатель».
В 1956 году первая публикация — рассказ «В море» (в альманахе «Молодой Ленинград»).
А свой первый рассказ «Капитан, улыбнитесь!» я переписал 22 раза, сейчас в это никто не поверит. Правда, лучше от этого он не стал.
Редактором первого сборника рассказов «Сквозняк» (1957) была М. С. Довлатова. Рецензировал его Ю. П. Герман.
Юрий Павлович Герман оказался первым рецензентом моей первой книги под названием, которое ему очень не понравилось, но я уперся и название сохранил — «Сквозняк». К этой моей непокорности Юрий Павлович отнесся снисходительно. А вот то, что я взял эпиграфом к повести «Завтрашние заботы» строфу из песни Окуджавы, вывело его из себя. Отсюда видно, как трудно старшие литературные поколения принимают новых. На моих глазах Леонид Соболев топал ногами на Юрия Казакова, возмущаясь его рассказом «Звон брегета». Возмущение бравого моремана базировалось на том, что Казаков сочинял рассказ о Лермонтове, а не о кипучих буднях нашей действительности.
Рецензии на наши первые сочинения были много-многостраничные. Имеются в виду «внутренние» рецензии. Их писали Успенский, Герман, Рахманов, Слонимский, Абрамов, Панова. Конечно, их рецензии содержали и толкования текстов в таком роде, чтобы прикрыть от цензуры, увеличить шанс «политической» проходимости рукописи в издательствах. Но многостраничность рецензий объясняется, мне кажется, еще и тем, что эти писатели испытывали необходимость выплеснуть свое эмоциональное ощущение от будущей книги, быть может, даже радостно-прихлебательское предчувствие ее возможного будущего успеха. Боже, как сияли наши наставники от наших удач! Они понимали, что каждое новое имя — есть шанс сохранения самое литературы.
В 1957 году Виктор Штейнберг сменил фамилию отца на фамилию матери. Этому предшествовало исключение его из партии «за тунеядство».
Я состоял на учете в парторганизации домоуправления и там заинтересовались — а почему рядом со старыми коммунистами-пенсионерами сидит молодой человек и почему он не работает? Домовая парторганизация отправила меня в райком Октябрьского района. У меня была справка от Маро Довлатовой, что я являюсь автором издательства «Советский писатель» и у меня есть договор на книгу. Заступилась за меня родственница Д. Шостаковича — ее имя не запомнил — жила она на Красной улице — объясняла в райкоме, что «писать книги это тоже работа». Тогда я понял, что надо менять фамилию, она раздражала больше факта тунеядства, еще было живо «дело врачей». Советовала так поступить и Довлатова.
Тогда же я задумал «Повесть о радисте Камушкине».
В 1957 году состоялся Всесоюзный семинар молодых прозаиков Северо-Запада СССР. Там Виктор Конецкий познакомился с Юрием Казаковым.
Историю их непростых отношений сохранили старые письма, опубликованные под названием «Опять название не придумывается»…
В. Конецкий в разговоре с В. Курбатовым: «Все-таки это неведомая вам радость — выйти поколением. Мы плечами опирались друг на друга, но спуску друг другу не давали».
ВЫПИСКА ИЗ СТЕНОГРАММЫ ВСЕРОССИЙСКОГО СЕМИНАРА МОЛОДЫХ ПРОЗАИКОВ ОТ 30 ноября 1957 года
Мы рассмотрели рассказ Виктора Конецкого. Были такие соображения, что на него, может быть, оказал влияние Джек Лондон. Эти рассказы о сильных людях, о северных штурманах, но нам думается, что не Джек Лондон повел Конецкого, а наша советская действительность, полная напряженной работы и труда. Она заставила обратиться к его теме, она дала ему таких людей… Пишет он о них очень любопытно, своеобразно, интересно. Меньше удаются Конецкому рассказы на так называемую тему любви. Когда он касается этой темы, он теряет самобытность, свежесть. Может быть, это звучит странно, но было бы хорошо запретить ему на несколько лет писать любовные рассказы, а писать ему надо о смелых, решительных людях, которые не боятся ничего, преодолевают все и человеческие препятствия и препятствия природы…
(Из выступления П. Далецкого.)
Виктора Конецкого принимали в Союз писателей 28 марта 1958 года.
На заседании Правления ЛО СП СССР выступили многие ленинградские писатели, среди которых были Л. Успенский («Тут колебаний быть не может»), А. Лебеденко («Это будет блестящий новеллист»). Были зачитаны рекомендации В. Пановой, Л. Рахманова и М. Светлова.
РЕКОМЕНДАЦИИ
Как известно, Виктор Конецкий рекомендован в члены СП СССР руководителями Всероссийского семинара молодых прозаиков, состоявшегося в ноябре сего года в Ленинграде. Творчество В. Конецкого получило на занятиях семинара отличную оценку, поэтому нет надобности здесь подробно говорить о достоинствах его произведений. Хочу лишь отметить, что Объединение молодых прозаиков при ЛО издательства «Советский писатель», где в продолжение 2 лет занимался В. Конецкий, давно оценило его способности и не без оснований выдвинуло его в число участников семинара. Я с большим удовольствием присоединяю свой голос к авторитетному мнению руководителей Всероссийского семинара, а также рекомендую принять В. В. Конецкого в члены СП СССР. Л. Рахманов. 14 декабря 1957 г.
От всего сердца рекомендую Виктора Конецкого в Союз советских писателей. Я убежден в том, что это очень талантливый человек. М. Светлов. 15 декабря 1957 г.
В. В. Конецкий был участником семинара молодых прозаиков, проходившего в ноябре в Ленинграде. На семинаре были отмечены очень хорошие рассказы В. Конецкого. Это — писатель талантливый и растущий. Талант В. Конецкого — свежий, искренний, горячий. Я рекомендую В. Конецкого в члены СП СССР. В. Панова. 16 декабря 1957 г.
За несколько дней до приема в СП пьяненькие друзья — Конецкий и Курочкин — позвонили критику Дымшицу (он был среди «принимающих»), который написал статью-донос на роман В. Дудинцева «Не хлебом единым». Единственное слово, которое услышал доносчик от представившихся ему начинающих литераторов, было «сволочь».
Виктор Конецкий был принят в Союз писателей единогласно.
ИЗ ПИСЕМ МАТЕРИ И БРАТУ
Матерь, родная моя, ожидальница. Почему все еще не еду: денег, матерь, нету (мать гостила на даче у друзей. — Т. А.). Кроме долгов нету ничего.
Книгу сдал («Сквозняк». — Т. А.) Сегодня она пошла на рецензию к Юрию Герману и зам. гл. ред. «Звезды» Кучерову. Если все будет хорошо, то редактором у меня, очевидно, будет сам Герман. Уезжать сейчас не могу и по этой причине. Очень тут большая и сложная заваруха: если книгу возвращать на доработку не будут, то она может пойти быстро, а этого не хочет Маргарита (Довлатова М. С. — Т. А.), т. к. два рассказа из ее сборника рассказов молодых, а этот сборник выйдет позже, что нельзя. Поняла что-нибудь? В общем, заваруха.
Сейчас сижу денно и нощно зарабатываю деньги — пишу для «Костра» всякую морскую чепуху. Я даже в Летний сад собраться не могу. Печатать научился как машина. Кроме всей срочной работы делаю тот рассказ о рыбачке и девушке («Две женщины». — Т. А.). Его надо срочно кончать, т. к. весьма вероятно, что очерк выкинут и из книги — тогда на замену надо иметь готовый рассказ…
Июнь 1956.
У меня до удивления и недоверия здорово. Книга уже у художников. Спорю с ними ежедневно, т. к. делают на обложке луну, звезды, чаек, прибой и еще черт знает что.
Рецензия пока получена одна — от зам. гл. ред. «Звезды» Кучерова, но очень хорошая. Просто хвалебная: «веет свежим ветром», «свой голос, читатель отличит среди других», «есть хороший юмор», «поэтично, хотя автор описывает далеко не легкую и приятную жизнь», «поэзия преодоления трудностей», «немногословно, одной-двумя фразами рисует образ, неожиданно приоткрывает замысел». Особенно хвалит «Сквозняк» и любовные рассказы. «Рассказы волнуют и вспоминаются», «язык почти всегда выразителен, точен», «сборник несомненно хорош, читается с удовольствием» и т. д. и т. п… Критикует только очерк и чуть-чуть «Под водой» (про водолазов).
Из-за такой хорошей рецензии издательство, не дожидаясь Германа, включило книгу в план этого года (сдавать в набор 1 октября). Редактор Довлатова. Она схватилась намертво… Название «Сквозняк» не очень удачное (есть в нем что-то фельетонно-эстрадное), но ничего другого не выдумать…
Рассказ «В утренних сумерках» (про юнгу) Кучеров сразу взял в «Звезду». Он уже ушел в набор…
Очень мучает то, что вы сидите там без продуктов, а я не еду и не везу их, так же как и долг… Хоть сдохни, никак не вывернуться с деньгами. Развалились ботинки совсем — пришлось чинить. Вчера пришла дворничиха и сказала, что у нас не уплачено за июнь за квартиру…
15 августа 1956 г.
Привет, матерь, из Малеевки! (Дом творчества писателей. — Т. А.) Только что бегал в первый раз ужинать. За столом не один. Со мной сидит тощая прожорливая девица с волосами на пробор, в черном свитере и на кривых каблуках. Ей лет тридцать. Она опрокинула себе в блюдо с люля-кебаб полную перечницу и стала вилкой вытаскивать перемолотый перец обратно в перечницу. Я сказал, что это удобнее делать ножом. Она перешла на нож, но потом махнула рукой, хмыкнула и сожрала всю свою люлю вместе с перцем. Она съела даже кусок лимона, который от перца стал коричневым. Я уже-таки не вру сейчас… Нет, я не вру. Она проглотила потом салат из крабов, порцию яблочной повидлы и два яблока. Одно из них было мое, но я этого еще не знал. Теперь я жду следующей еды, чтобы отомстить. Следующая еда будет в 22.30. Она в распорядке дня называется так: «Принятие кефира живущими писателями происходит с 22.30 до 23.00». Вот так.
Комната моя, конечно, оказалась еще занятой — «поэтом Лифшицем с женой». Пока мне дали другую комнату. Денежные дела мои из рук вон плохи, и это гнетет ужасно. «Знамя» № 11 еще не вышел из печати.
Денег по нему 20-го не будет. Наиболее лучший срок — 25… А все мои долги браты до 20-го. В «Литературе и жизни» получил 925 р. И немедленно отдал Шиму долг 900 р. Они с Леной в полном смысле этого слова ничего не жрут, т. к. денег у него нет, а наше издательство их не переводит. Я не мог поступить иначе. Матерь, любимая моя, немедленно отнеси в комиссионный машинку и фотоаппарат. И — главное — не теряй чувство юмора…
С завтрашнего дня, как только перееду в свою комнату, начинаю зверски работать, не думая ни о чем…
10.11.58
Личному секретарю Классика. Секретно. По ознакомлении — уничтожить.
СООБЩЕНИЯ ЧАСТНОГО ПОРЯДКА.
Классик здоров, как бык. Угрюм. Замкнут в тесную сферу умственных и творческих интересов. Устал от одиночества. Начал разговаривать сам с собой. Никуда, кроме столовой, ванны и грязи, не ходит. Переносит метели, стужу, распутицу, ноябрьскую мерзость в воздухе хорошо. Как и подобает полярному капитану. Грязные ботинки стоптал до корня, расхаживая по одиночке взад и вперед. Написал рассказ про смерть и могилу летчика («Над белым перекрестком» — писался под впечатлением от рассказов летчиков — попутчиков по дороге на лечение в Пятигорск. — Т. А.). Веселый, современный рассказ. Который весьма поможет скорее выйти его новой книге. Ночью при воспоминании о рассказе Классику самому становилось страшно. Рассказ не ахти получился. Его объем 11 страниц. Сейчас Классик сочиняет кинокомедию. Сам смеется так, как никогда в жизни не смеялся. Очень смешно и весело Классику сочинять комедию. Он, оказывается, очень любит свободу, которую дает такой жанр. Совпадения, нелепости, чудеса — все здесь можно. Не надо мучиться тем, как свести героев, как их развести. Все очень просто. Классик смеется. Он составил эпизодный план. Получилось 70 эпизодов. Это почти две серии. С лихвой у Классика материала. Он потирает руки: наконец-то придут к нему деньги, слава, красивые женщины и пляж Рио-де-Жанейро. Не говоря о Елисейских Полях, на которых уже снята вилла для него и секретаря. Француженки уже становятся в очередь за билетами в кинотеатр «Орли», что угол Сен-Жюст и Делакруа. Но Классик пока в Пятигорске, пьет тухлую воду и смеется. Он предупреждает Секретаря о том, что в его Комедии есть живой Попик с седой косичкой. Потешный попик. (О комедии никаких подробностей никому не говорить. Украдут, гады, попика у меня!) Пусть секретарь смирится с этой кощунственной позицией Автора. Лева Толстой тоже по служителям культа прогуливался. Значит, и нам можно.
Классик чувствует себя хорошо. Живот у него вроде и не болел никогда. (Здесь секретарь, очевидно, перекрестится и скажет: «Дай бог! Дай бог!»)
Никуда еще не ходил. Пошел к домику Лермонтова, а там кишмя кишат желудочно-кишечные больные. Противно стало. Прошел только мимо. Поплакал. Потом вернулся к себе в одиночку и еще поплакал.
Ну ладно. Хорошенького — понемножку. Всего! Привет и поцелуй всем!
19.03.59. Пятигорск.
Матерь, здорово! Вычитай, пожалуйста, прилагаемый рассказик, а затем отдай Олегу… Я вошел в ритм жизни. Чувствую себя хорошо. Мучает твое безденежье. Стоит комом в горле.
Работаю много. Состояние философской уравновешенности и тишины в душе.
Питаются со мной вместе и ходят на процедуры только колхозники и работяги. Интеллигенция в это время года сюда по курсовкам не ездит. Одна бабуся пришла принимать ванну. Санитарка напустила воды, все приготовила и ушла. Пока бабуся раздевалась, вода из ванны случайно утекла. Бабуся легла в сухую ванну и честно пролежала в ней, пока не пересыпался песок в часах — пятнадцать минут. Она из колхоза «Сталинец» с Кубани. Хорошая бабушка. Вот-вот догонит Айову по молоку.
После процедуры она сказала:
— Пользительно, наверное, но холодно больно голой-то лежать… И срамно как-то…
Вот так и живем…
30.03.59. Пятигорск.
Брат, я потихоньку вхожу в норму. Все оказывается не так черно, как казалось. Есть и много положительного… В здешней библиотеке полным-полно Хемингуэя в изданиях 32–39 годов. «Смерть после жизни», «Мужчины без женщин», «Победитель не получает ничего» и др. Штуки, от которых кружится голова, но за каждую книгу надо вносить аванс в 30 рублей! Вот суки!
Посылаю «Маньку» («Если позовет товарищ». — Т. А.). Отдай его М. С. Довлатовой для перепечатки у ее машинистки. После перепечатки первый экземпляр пошли Нагибину, вложив туда мое письмо к нему… Я проделал большую работу с «Манькой». Сегодня же сажусь за «Чехова» («Две осени». — Т. А.). Надеюсь расправиться с ним дней за пять. Надоели старые рассказы до тошноты. Хочется скорее начать что-нибудь новенькое.
Срочно сообщи, где Шим, и стоит ли писать ему на московский адрес.
По лермонтовским местам еще не ходил. Здесь полно голых гипсовых баб.
Напиши, как прошло занятие с приемом новеньких ребят в литобъединение.
Я пью воду, которая пахнет дохлым ослом, принимаю ванны и мажу брюхо горячей грязью. В промежутках я пишу рассказы…
30.03.59. Пятигорск.
Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления