ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ. Старик Ноэль и маленький беглец

Онлайн чтение книги У водонапорной башни Le premier choc. Au château d'eau
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ. Старик Ноэль и маленький беглец

И действительно, Поль убежал не очень далеко — всего за пять километров. Он сам не помнил, как очутился на зацементированной дорожке, огибавшей бывший немецкий аэродром, а потом зашагал куда глаза глядят. С наступлением темноты ему стало очень грустно, и с каждым часом мальчик все острее сознавал свою вину перед папой и мамой Гиттон, которых он так незаслуженно огорчил. А все-таки вернуться он не решался. Грубые башмаки больно натерли голые ноги, он чувствовал, что лодыжки у него все мокрые от крови, и ему становилось еще страшнее. К боли он притерпелся, да и на ходу она не так давала себя знать, зато стоило остановиться на минуту, и ноги жгло, как огнем. Если вернуться домой ночью, придется рассказать, как было дело, или что-нибудь сочинить. И от этой мысли Поль тоже страдал… Так он и не посмел повернуть назад. Наконец он добрел до какой-то деревни. Только несколько огоньков мерцало среди разрушенных войною домиков; откуда-то доносился собачий лай. От этих одиноких ферм веяло безнадежной тоской. Черные тучи шли очень низко и очень быстро, казалось, что сама ночь движется над уснувшей деревней и вся эта громада мрака, только каким-то чудом висящая в воздухе, вот-вот рухнет на землю всей своей тяжестью. И лишь одно сковывало эту бегущую куда-то ночь — неумолимый холод, как будто задавшийся целью превратить путника в ледяной столб. Поль крадучись направился к тускло горевшему огоньку. По запаху свежего навоза мальчик догадался, что здесь ферма. Во дворе загремела цепью собака, но не залаяла. Поль подошел на цыпочках к освещенной двери и, сам не зная зачем, стал прислушиваться — его поразил глухой, мерно повторявшийся звук: проснувшаяся корова тихо била хвостом о перегородку; из приоткрытой вверху створки на него пахнуло густым, тяжелым запахом хлева. В хлеву все-таки тепло. Там можно бы дождаться рассвета. Но открыта была только верхняя створка, чтобы скотина могла дышать свежим воздухом. Нижняя створка, очевидно, заперта на засов. Мальчик просунул руку внутрь и стал шарить по доскам. Если удастся открыть дверь, он тут же прошмыгнет в уголок, подальше от коров, которые наводили на него ужас. Привязаны ли хоть они? Засов поддавался туго, но вдруг громко щелкнул. Одновременно скрипнула верхняя створка. Коровы беспокойно задышали. Пес залился оглушительным лаем, в ту же минуту в доме распахнулась дверь и в ярко освещенной ее рамке появился старик с молотком в угрожающе поднятой руке. Поль побежал; однако он боялся, что старик догонит и стукнет его молотком по голове. Поэтому он остановился и закричал:

— Не трогайте меня, дяденька!

Да это мальчишка! Откуда он взялся, что он здесь делает?

Поль, не спуская глаз со страшного старика, медленно, как затравленный зверек, стал отступать в темноту, а крестьянин старался приблизиться к нему, успокоить его, манил рукой. Наконец ему удалось схватить беглеца — хоп, готово! Хоть и старик, а проворства не потерял, привык ягнят в отаре ловить.

— Да не вырывайся ты, я ж тебе ничего худого не сделаю! Медор, чтоб тебя разорвало, замолчи, чортов пес! Ты, парень, что в моем хлеву потерял, признавайся?

— Ничего… я просто хотел туда войти… поспать.

— А я вот тебя сейчас к жандарму отведу. Говори, откуда ты взялся? Кто ты таков есть? Ты, видать, не здешний.

— Я убежал.

— Как так «убежал»? Откуда убежал? Тебя что, родители бьют?

— Нет, никогда не бьют.

Старик сразу размяк.

— Иди-ка за мной. Здесь и замерзнуть недолго. Вон какая стужа!

Поль с трудом передвигал ноги и еле поспевал за широко шагавшим стариком.

Они вошли в просторную комнату, пол в ней был выложен черными неровными плитками, местами уже потрескавшимися. Над большим столом из некрашеного дерева свисала маленькая электрическая лампочка с колпачком из газетной бумаги вместо абажура. В другом углу старомодная печка на четырех высоких ножках, а на ней в котле что-то парилось — судя по неприятному запаху, картофельные очистки. Хозяин, очевидно, оторвался от ужина. Рядом с кружкой молока лежал недоеденный ломоть хлеба, а в большой чашке желтел кружок масла. Но живописней всего был сам старик — очень высокого роста, худощавый, порядком одряхлевший, седоусый. Он встал посреди комнаты, так и не выпуская из рук молотка, с которого Поль не сводил боязливого взгляда.

Заметив взгляд ребенка, старик положил молоток рядом с кружкой, как бы вместо столового прибора.

— А ты меня напугал, малыш, — и добавил извиняющимся тоном: — Здесь мы на отшибе живем. Того и жди, залезет какой-нибудь бродяга.

К чему вдруг он стал рассказывать все это мальчику, который волчонком озирался вокруг? Что этому мальчишке до здешних бродяг? Ничего не поделаешь, привычка думать вслух. Иногда старик обращался с речью даже к своим коровам.

— Ты, должно быть, что-нибудь натворил. Хороший мальчик так, зря, из дому не побежит.

Поль ничего толком не ответил, свое имя он тоже не хотел назвать. Он даже приврал немного — сказал, что пришел издалека. Хотя Поль уже раскаивался в своем бегстве, но страх все усиливался — он боялся гнева и огорчения Гиттонов, а еще больше насмешек сверстников. Старик заставил мальчика поесть, потом, не обращая внимания на его крики, промыл перекисью водорода окровавленные лодыжки и пятки, подтащил к огню сенник и уложил своего гостя. Поль улегся, не раздеваясь, и старик, пожелав ему спокойной ночи, добавил: — Спи, утро вечера мудренее. — Всю ночь Полю снилось, что он идет и идет куда-то по острым камням и они режут его босые ноги. Чуть свет старик Ноэль отправился к мэру, на его ферму.

— A-а, знаю, знаю, — ответил мэр, выслушав рассказ Ноэля. — Я видел в газете объявление. Выдумывает твой мальчишка, что издалека пришел. Он сын здешнего докера. Если по аэродрому пройти, так не больше четырех километров.

— В ихнюю мэрию, по-твоему, заявлять?

— Не надо, ну их! Неприятностей не оберешься! Начнут в полицию таскать. Лучше отвези его потихоньку сам, и дело с концом.

— Ты мне скажи, какой адрес дан в газете. Завтра я на лошади его и отвезу.

Тем временем беглец сидел на ферме Ноэля под замком. Правда, ноги у него так болят, что башмаков он надеть не сможет, но с мальчишками лучше держать ухо востро. Для полного спокойствия старик запер ставни и потушил в печке огонь. В комнате было полутемно, свет проникал только через узенькое оконце над дверью, затянутое паутиной. Приспособив обрывок половика, Поль босиком ловко передвигался на нем, как на плоту, по всей комнате, заглядывал в горшки, открывал ящики, перетрогал множество незнакомых ему предметов.

Но на следующий день задуманная поездка не состоялась. Не до того было. В деревне вдруг появились какие-то незнакомые люди и стали расставлять вешки. Крестьяне заволновались. Хоть бы предупредили, а то ведь никто ничего не знал, даже сам мэр. Правда, месяца два тому назад у них уже побывали какие-то военные и внимательно рассматривали план расположения земельных участков. Кто бы подумал, что это так обернется. Даже гитлеровцы в 1942 году, когда явились в деревню, и то сначала старались вроде как договориться с людьми через посредство мэра. Конечно, они потом распоясались и реквизировали все подряд, уже не спрашивая ничьего согласия. Но, по крайней мере, хоть на первых порах соблюдали форму. А здесь даже и этого нет. Средь бела дня залезают на твой участок, начинают что-то мерить, забивают какие-то колья. Где ж это видано? Кричишь им: «Эй, вы там, чего вам надо?» А они и ухом не ведут. Потом начинаешь сердиться не на шутку. Спускаешь с цепи собаку. Пес выскакивает галопом со двора, скользит, бедняга, по замерзшей траве, чуть себе лапы не ломает в глубоких колеях, перепрыгивает через ямы и колдобины и, добравшись до места, начинает с неистовым лаем кружить вокруг незнакомцев. Те невольно подаются назад — а вдруг вцепится? Вслед за псом является и сам хозяин. «У вас что, язык отнялся, что ли? Ведь это моя земля. Какого рожна вам здесь нужно с вашими окаянными кольями?» Конечно, не всякий так разговаривает, у каждого свой характер. Один подойдет тихонько, вежливенько, начнет расспрашивать, как будто не о его земле речь идет. Другой сразу же бежит к мэру, но и на собственном участке мэра тоже хозяйничают. Так что уж тут говорить… У этих нахалов на все один ответ:

— Уберите собаку. А не то вам придется отвечать. Не мы здесь распоряжаемся. Нам приказано. Не мешайте работать.

— Работай, работай… Так твои колья здесь и останутся, как бы не так. Подожди, что вечером будет…

Вечером управились в два счета. Явилась вся деревня, а когда берешься всем народом — никто не в ответе. Колья, конечно, повыдергивали и сожгли тут же на месте.

На следующий день старому Ноэлю уж совсем было не до поездок. После обеда в деревню прикатил сам префект в длинном черном блестящем автомобиле, за которым несся целый грузовик охранников. Префект прошел в мэрию и немедленно вызвал туда мэра. Такого еще никогда не бывало. Не сговариваясь, крестьяне в один миг собрались перед зданием мэрии. Не прошло и пяти минут, как на пороге появился мэр с перекошенным от ярости лицом, бледным как полотно. Он сошел с крыльца и присоединился к толпе крестьян. Руки и губы у него тряслись, он не мог вымолвить ни слова. Тогда на крыльце появился господин префект. Но ему не дали даже словечка сказать — такой гам подняли. Охранники выстроились между префектом и толпой. Выглядывая из-за полицейских касок, он выкрикнул:

— Опомнитесь! Вы сами не понимаете, что делаете! Вы играете на руку худшим вашим врагам, поддаетесь влиянию коммунистов!

Ему ответили громовым хохотом, люди животики понадрывали. Экую околесицу понес хозяин! А коммунисты здесь при чем? У нас и коммунистов-то один-два и обчелся. Есть Жозеф, так он такой же, как и мы. И земли не меньше, чем у других. Все головы повернулись к Жозефу, посыпались шутки: «Ага, Жозеф, попался, брат!» Жозеф смеялся громче всех и даже покрутил пальцами около лба, будто воробей крылышками: у господина префекта не все дома. Или он просто издевается над народом.

Вдруг Жозеф перестал смеяться и крикнул:

— Стара песня, уж не первый раз слышим! Потому и становимся коммунистами.

Здорово отбрил! Префект так растерялся, что забормотал какую-то чепуху:

— Вот видите, видите теперь!

— Ну видим, а что видим-то? Уж если кому верить, так не тебе, друг любезный, а Жозефу.

Префект пытался продолжать:

— Наши союзники американцы…

Скажем прямо, человек пять шесть, и в том числе старик Ноэль, даже призадумались на минутку: какие такие американцы? С 1944 года, с тех пор как разбомбили почти всю деревню, сюда даже газет не приносят. А у Ноэля и многих других радио нет, и они давно отстали от событий. Конечно, все знают, что американцы в Корее и в Германии, а из остальных мест, по мнению многих в деревне, они убрались к себе в Америку. Слово «оккупация» в представлении большинства связывалось с немцами… ведь еще совсем свежи в памяти те дни.

— Вам, разумеется, возместят убытки!

Опять брехня! Тогда нас тоже уверяли, что оккупанты все возместят.

— Во всяком случае, советую подумать.

Уже без тебя подумали!

После отъезда префекта разошлись не сразу. Тут и там собирались кучками, хотя уже начинало темнеть и ледяная вечерняя мгла пробирала до костей. У большинства здешних крестьян своей земли не было, они арендовали небольшие участки, и лишиться этой земли значило для них лишиться последнего куска хлеба. Не позволим пустить нас по миру! Уходя, Ноэль сказал мэру:

— А знаешь, я ведь до сих пор не отвез мальчишку-то. Сам понимаешь, поважнее дела были. Как бы мне не нагорело!

— Завтра я с утра пораньше сторожа пошлю, — успокоил его мэр. — Теперь у него есть велосипед.

Гиттон прибыл в деревню на следующий день. Напрасно пытался он по дороге узнать от сторожа хоть что-нибудь о Поле. «Да что вам сказать, разве с детьми разберешь?» В душе Гиттона боролись гнев и нежность.

Поль был во дворе; высоко подняв ведро, он выливал помои в корыто, возле которого хрюкали свиньи. Первым его движением было убежать, скрыться. Ноэль не сказал мальчику, что вызвал отца. Но чувство радости победило страх. Поль подбежал к Гиттону, а тот схватил его на руки, прижал к груди и что-то ласково шептал; в волнении он даже не заметил, что бросил велосипед среди двора.

— Поло, зачем ты убежал? Скажи, зачем?

— Я, я во всем виноват! Я злой, а вы с мамой хорошие. Я виноват!

Ноэль и сторож искоса наблюдали за свиданием, стараясь не глядеть друг на друга, — им было неловко.

— Так вот что, Александр, — сказал Ноэль. — Мы вам очень благодарны. Уж и так вы много времени из-за нас потеряли.

Александр понял намек, вскочил на велосипед и уехал. Много хлопот у сторожа в деревне, а тут еще каждый норовит командовать, корчит из себя мэра.

Гиттон не знал, что сказать Полю. Он то брал его за руку, то клал обе руки ему на плечи, даже садился перед ним на корточки и близко-близко заглядывал в глаза, чтобы понять, как могла возникнуть мысль о бегстве за этим нахмуренным детским лобиком. Поль не уронил ни одной слезы. Однако он страдал не меньше, чем сам Гиттон, это было видно по его бледному личику. Но в глазах его Гиттон не мог прочесть желанного ответа, напротив, они, казалось, ставили отцу сотни вопросов. Да, да, Гиттон почувствовал, что он должен что-то ответить сыну. Но что сказать? Он встал и повернулся к Ноэлю.

— Вы сделали доброе дело. По своей воле сделали, вот что дорого.

Ноэль, надув щеки, пожал плечами.

— Всякий бы на моем месте так поступил, — отрезал он.

Но Гиттон уже круто повернулся к Полю и спросил его с замирающим сердцем:

— Ты вернешься домой?

Поль кивнул утвердительно — конечно, вернусь.

Должно быть, старик вообразил бог знает что. Да и не мудрено. Гиттон, покраснев, растерянно поглядел на Ноэля.

— Послушай, дружок, — обратился старик к мальчику, словно поняв, что Гиттон хочет поговорить с ним наедине. — Знаешь что, брат, подбери-ка велосипед и поставь его аккуратно в сторонку. Сумеешь?

— Понятно, сумею, — ответил Поль.

— Вот что, — торопливо начал Гиттон. — Поль мне не родной сын, он приемыш, из приюта взят. А сиротки всегда немного отличаются от остальных ребят. Да и живется нам трудно. Дома у нас нет, пришлось поселиться в доте. У нас еще двое детей, только те помладше. Сам я докер.

— А зачем вы взяли ребенка, раз не можете его прокормить? У вас ведь своих двое, — резко сказал Ноэль.

— Когда мы его взяли, я хорошо зарабатывал. Если работа есть, мы, докеры, всегда можем продержаться, тем более, что за разносолами не гонимся. Ведь и двое младших не мои. Раньше им у нас неплохо жилось.

— У меня тоже детей не было, — вставил Ноэль, даже не глядя на собеседника, по своей привычке рассуждать вслух. — А я всегда очень хотел ребятишек иметь, да жена умерла в тридцать лет. Потом так и не женился второй раз, не до того было. Вы что же, хотите сейчас ехать? Передохните немного. Вам ведь далеко трястись на велосипеде, да еще с малышом. И дождь как раз пошел. Мы только что собирались закусить, — сказал Ноэль, входя в кухню. Приподняв крышку, он заглянул в кастрюльку, стоявшую на огне. — Не бог весть какие кушанья, но зато дают силу. Картошки поедим с салом. Молоко есть, масло, сыр, стаканчик вина найдется. Против ветра оно и легче будет ехать.

— Если бы мы так ели хоть через день! — вздохнул Гиттон.

— Ну, ну, не надо преувеличивать.

— Как так «преувеличивать»? Поль, ведь верно я говорю?

Ноэль взглянул на мальчика, которого отец призывал в свидетели правоты этих слов, и ему стало не по себе. Чтобы переменить разговор, старик стал рассказывать гостю о том, какая музыка шла в деревне вчера и позавчера.

— И у нас то же самое, — подтвердил Гиттон, — но мы еще пока их столбов не тронули.

— Ах, вот как! А у нас вчера говорили, будто они из-за вас сюда переносят аэродром. Ведь сейчас они куда больше земли заняли, чем немцы. Вон, смотрите-ка, видите ферму, где дерево, так они и ее тоже хотят прихватить.

— Нет, это не из-за нас. Они в нашем поселке разошлись почище, чем у вас в деревне. Расширяют прежний немецкий аэродром. Когда я сюда ехал, так мы с вашим сторожем видели, что всю правую сторону поля они уже обносят проволокой. И даже часть дороги туда отходит.

— Значит, мы теперь совсем в ловушке очутимся. Последнее время поезд к нам сюда приходил только два раза в неделю. Потом и его отменили. Снова как в пустыне будем жить.

— Не следует им давать воли, — посоветовал Гиттон.

— И мы тоже не даем, — ответил Ноэль немного невпопад. — Пока дождь идет, ты бы поел с нами.

Старик вдруг, без всякого перехода, начал говорить Гиттону «ты». А «с нами» означало самого Ноэля и Поля.

— Не знаю, как и быть, — ответил Гиттон. — Ехать надо, хочется как можно скорее успокоить жену.

— Ладно, чего там. Дождь-то зарядил, а когда кончится, это уж от господа-бога зависит. Придется переждать, пока перестанет. А ты, беглец, выпей-ка молока. Ну и любит же он молоко! Пьет, что твой теленок! Только подливай.

Гиттон изо всех сил вонзил под столом ногти себе в ладонь. Старик бессознательно нанес ему жестокий удар. Сразу видно, что они тут ничего не знают! Им-то хорошо здесь, в деревне, от земли кормятся. Вот и думают, что везде так. «Не надо преувеличивать!» — сказал Ноэль. А когда в доте появлялось немного молока, Поль оставлял его Клодетте или малышке Жану. Он даже ни разу не заикнулся, что любит молоко. И теперь, когда отец узнал его тайну, Поль густо покраснел.

— И сметану любит тоже, и масло!

Конечно, старик гордится своим молочным хозяйством. Хочет, должно быть, похвастать, что у него такая вкусная снедь. И все-таки…

— И не удивительно, что любит! Ведь дома он никогда не видит ни сметаны, ни масла.

— Быть не может! Неужели так-таки никогда и не видит? — спросил старик, стискивая зубы.

На прощанье Ноэль уложил в скатерку целую кучу продуктов, и туго набитый узелок привязали к рулю велосипеда. Уже в самую последнюю минуту крестьянин, собравшись с духом, сказал:

— Я вижу, ты умеешь на велосипеде ездить. Отец дает тебе машину, а? Так ты приезжай ко мне, беглец, по четвергам или в воскресенье. Навещай дедушку Ноэля.


Читать далее

ПРЕДИСЛОВИЕ 09.04.13
Андрэ Стиль. ПЕРВЫЙ УДАР. Книга первая. У водонапорной башни
ГЛАВА ПЕРВАЯ. Дождь 09.04.13
ГЛАВА ВТОРАЯ. Дежурства дедушки Леона 09.04.13
ГЛАВА ТРЕТЬЯ. В недрах Атлантического вала 09.04.13
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ. Чудесные белокурые волосы 09.04.13
ГЛАВА ПЯТАЯ. На ячмене 09.04.13
ГЛАВА ШЕСТАЯ. Страшная ночь 09.04.13
ГЛАВА СЕДЬМАЯ. Дюпюи клянется… 09.04.13
ГЛАВА ВОСЬМАЯ. Резолюция Политбюро 09.04.13
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ. Фасад с белыми изразцами 09.04.13
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ. О чем мечтают люди ночью 09.04.13
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ. Особняк «господина Эрнеста» 09.04.13
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ. Старик Ноэль и маленький беглец 09.04.13
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ. Два товарища 09.04.13
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ. «Американцы — в Америку!» 09.04.13
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ. Позор мадам Дюкен 09.04.13
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ. Визит сестры Марты 09.04.13
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ. Начало одной жизни 09.04.13
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ. Гитара 09.04.13
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ. Старик Ноэль и маленький беглец

Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления

закрыть