Онлайн чтение книги Охота к перемене мест
32

Две стеклянных стены собрали в себя столько искрящегося снега и льда, что в кабинете ослепительно светло.

Погодаев видел сквозь стекло — ниже плотины тянется незамерзающая полынья. А вот ручеек, стекавший в Ангару по отвесной прибрежной скале, промерз насквозь. Всю зиму ручеек неподвижно низвергается ледяным сталактитом, обрывающимся у взбаламученной воды, по-зимнему темной.

Княжич с симпатией посмотрел на вошедшего и сказал:

— Ну вот, молодой человек, разрешите перед вами отчитаться, — он вышел из-за стола навстречу Погодаеву. — Похоже, не ожидали, что я сдержу слово?

— Люди, которым я верю, говорили про вас, — сказал Погодаев с несвойственной ему восторженностью. — Говорили, вы очень честный человек...

Княжич поморщился, как от боли.

— Нельзя ли обойтись без преувеличений? Мой кабинет приучает к точности расчетов и характеристик. Здесь нельзя планировать «плюс минус потолок». — Он протер платком модные очки и поглядел на высокий потолок. — Что значит — очень честный человек? Очень подлые люди, те встречаются, я сам знал таких в своей жизни. А человек — одно из двух: или честный, или нечестный... Ну так вот, кое-что нам с вами сделать все-таки удалось. Только не выдавайте меня, не рассказывайте об этом ни управляющему Иркутскэнерго, ни моему министру...

Я вам, кажется, уже рассказывал о своем добром приятеле, алюминиевом короле, радетеле природы. Еще раз, правда в совершенно новом аспекте, подтвердилась народная мудрость — рыбак рыбака видит издалека. Наш алюминиевый король согласился передвинуть сроки ремонта в своих электропрожорливых цехах с апреля на конец мая — начало июня. Простой таких цехов сразу уменьшит расход энергии, нагрузку турбин можно будет сократить, и уровень воды в море не снизится опасно для рыбы, идущей на нерест. А на днях я узнал, что независимо от проблемы рыбного деторождения изменение сроков ремонта оказалось заводу экономически выгодным. Вот чудеса в алюминиевом решете!

И вторую возможность избежать в конце мая — начале июня внезапного погибельного для хариуса мелководья в верховьях речек изыскал хитроумный Княжич.

Надо недели на три перераспределить нагрузки между ТЭЦ и ГЭС, то есть между тепловыми и гидростанциями; каждая из этих энергоотраслей вносит свой вклад в электрическую копилку Сибири. Попытаемся упросить одного разумного теплоначальника, короля пара, чтобы он в эти три недели увеличил нагрузку на свои котлы. Пусть даже мы сожжем в конце мая — начале июня уголь сверх плана. Зато в следующем месяце сэкономим на угле благодаря дополнительной нагрузке турбин. Повышенный уровень Братского моря позволит крутить турбины на всю мощность.

С алюминиевым королем и с королем пара договорились твердо, они внесут поправки в свои графики. Но где уверенность, что в этот график уложится хариус? Сибирская весна — девица ветреная, вдруг назначит свиданье с дедом-морозом, и эта девичья прихоть обернется заморозками в июне, что уже не раз бывало в последние годы. Если погода перенесет календарь нереста — ничего не поправишь. Княжич запросил прогноз погоды на конец мая — начало июня у местной обсерватории, но они так далеко заглядывать не научились. Даже их прогноз погоды на завтра относится иногда к жанру научной фантастики.

Княжич рассказал, как прошлой осенью встретил в поселке Падун, возле своего дома, директора местной обсерватории Федора Ивановича, милейшая личность. Накрапывал мелкий холодный дождь, а Федор Иванович без зонтика, без плаща, с непокрытой головой, и, естественно, Княжич удивился — почему разгуливает под дождем в таком виде? «Я одеваюсь не по погоде, а по прогнозу, — удрученно, но с упрямым достоинством, чуть-чуть важничая, объяснил Федор Иванович. — Мои метеошаманы предсказали на сегодня погоду без осадков».

— Вы же знаете, — Княжич засмеялся, — прогнозы погоды бывают верные, неверные и научные. Больше всего я опасаюсь прогнозов научных.

Хорошо, что Княжич нашел себе сезонных единомышленников. Но где уверенность, что удастся уберечь рыбу в будущем году? Он хочет, чтобы у нас при сооружении плотин всегда помнили о весенней миграции рыбы, вызванной нерестом, и строили рыбоходы. Это своеобразные водостоки, где роль ступенек играют сообщающиеся бетонные корыта. Он видел рыбоходы и в Америке, и в Норвегии, и в Чехословакии, и в других странах. Ему запомнилось, что рыбоходы на реке Ваг в Словакии тянутся по восточному берегу. Главатка любит утреннее солнце, и строители плотин позаботились, чтобы ничто не заслоняло солнечных лучей. А главатка — рыба знаменитая, недаром ее называют дунайским лососем...

— Я так много думаю об экологии, мне сегодня даже сон приснился на эту тему, — мягко улыбнулся Андрей Константинович. — Будто заблудился в тайге, которую мы затопили. Блуждаю между деревьев — и никакой тропки, просеки. Вынырнуть сил не хватает, какие-то хвойные водоросли цепляются за ноги, тащат на дно. А там, на дне морском, сидит медведь и жрет осетра, лакомится черной икрой. Хариус живет в дупле, белка оставила ему запас орехов. Какая-то фантасмагория!.. Мы ничего не знаем о самочувствии рыбы, которую переселили в подводный лес. Допускаю, что ей в том лесу очень неуютно, а может быть, и голодно. Есть рыба, которая живет в стоячей воде. Но хариус любит быстрое течение; он остается на месте, а река сама несет ему корм. Нельзя забывать, что режим реки сильно изменился! Пока не было нашей плотины, частица ангарской воды доплывала от Братска до Усть-Илимска за трое, трое с половиной суток. Сейчас движение воды стало намного медленней, его можно исчислять неделями... Про нашу подводную тайгу не помнят только люди с сильно укороченной памятью. Стесняются вспоминать о ней вслух. Не хотим выносить сора из избы! А знаете, коллега, сколько у нас этого сора? До сих пор вода корчует со дна Братского моря деревья. Мы говорим «ложе водохранилища», но лес не только лежит на дне, до сих пор всплывают топляки. Уже давно поставили ограду перед водоприемниками... Неделю назад я летел вертолетом над берегами Братского моря. Самый сильный паводок на моей памяти был в шестьдесят восьмом году, и высокая вода прибила тогда к берегам плавучий лес, забила лесом реки, речки, заливы. За минувшие годы водой исхлестало, обрубило, ошкурило все эти хлысты, бревна, они побелели от солнца и воды. Знаете, какова протяженность береговой линии нашего моря, впадающих в него рек и ручьев?

— Не знаю.

— Периметр Братского моря — шесть тысяч километров! Ландшафт и однообразный, и трагический. Слово «ландшафт» — немецкое, а как царапает, колет русское сердце, когда глядишь на этот ландшафт! Потомки будут проклинать гидротехников, хотя, видит бог, проект не предусматривал ни такого подводного царства, ни лесной биржи протяженностью в тысячи километров. Гидростроители ни сном ни духом не виноваты... «Остановись, мгновение, ты прекрасно!» — воскликнул, если память не изменяет, доктор Фауст... Затапливая леса, было уместнее воскликнуть: «Промчись, мгновенье, ты ужасно!» Будто какой-то злой волшебник сознательно увековечил миг катастрофы, разыгравшейся на берегах нового моря. Человек ведет диалог с природой, но при этом не вслушивается в ответные реплики. Какой же это диалог?

— При таком отношении к природе скоро даже эхо вымрет, — осмелился пошутить Погодаев.

— Вот тогда диалог превратится в монолог, да еще с нарушением регламента. А об исчезнувшем эхе можно будет сочинить печальную повесть под названием «Слушали-постановили»... Аркадий Райкин, правда, он не гидростроитель и не наш брат энергетик, а всего-навсего народный артист Советского Союза, говорит, что в будущем еще никто не совершил ни одного плохого поступка. В будущем еще нет зла, там одно добро. Но никто не сможет снять с крючка своей удочки будущего хариуса, потому что нельзя поймать то, что не выросло: икринка не стала мальком, малек не стал рыбой. Вот и выходит, что в будущем будет жить не одно добро, если в прошлом зачато зло. Особенно осторожно должен относиться к будущему наш брат гидростроитель. Нельзя проектировать и строить станции, забывая о дебете воды. Французы говорят: самая красивая женщина не может дать больше того, что она имеет. И река, озеро не могут дать воды больше, чем имеют. Вот в Армении на озере Севан допущен грубый просчет. Широкие, за счет природы, натуры наивно думали, что знаменитое озеро отдаст людям больше того, что может. Нарушился водный баланс, зеркало озера уменьшилось на сотни квадратных километров. Нужно немедленно прекратить расход воды на энергетические нужды, иначе озеро подстережет беда, а севанскую форель — гибель. По моим расчетам, ошибочно подсчитана сила энергоносителя в Днепре. Обмелеют, заболотятся водохранилища у Кременчуга и Каховки. И потомкам придется устранять зачатое нами зло. К сожалению, мы более терпимы к нравственным потерям, нежели к экономическим. Может, оттого, что нравственные потери не поддаются статистике, не послушны той сложной цифири, которую пережевывают, а потом выплевывают компьютеры? Нужно прилежнее искать и находить равнодействующую такой проблемы. Идеальное решение — избежать всяческих нравственных проторей, убытков и одновременно получить выгоду. Кажется, с нерестом в нынешнем году нам с вами это удастся!..

Он посмотрел на часы, встревожился — явно заговорился, времени в обрез. Через пятнадцать минут ему надо быть в холле гидростанции, встретить гостей. Сегодня он сам покажет ГЭС японцам, сам проведет экскурсию.

Погодаев вскочил с места, собираясь уходить; Княжич спросил:

— Вы станцию нашу видели?

— Давно хочу. Но местному жителю это труднее, чем приезжему.

Если Погодаев хочет, Княжич разрешает ему присоединиться к экскурсии. В японскую группу входят энергетики и промышленники из фирмы «Като», продающей нам грузовики и автокраны. Погодаев уже видел на дорогах машины ярко-оранжевой окраски — еще более яркой, чем жилеты на наших дорожных рабочих, а еще чаще — на работницах.

Княжич представил Погодаева японцам как молодого сибиряка, который успел родиться на дне Братского моря.

С чисто выбритыми лицами японцев, с их иссиня-черными волосами резко контрастировала рыжевато-белесая бородка Погодаева.

Вид у самого Княжича был безнадежно домашний. Рядом с безукоризненно повязанными галстуками, безукоризненно отутюженными костюмами японцев, их безукоризненными прическами генеральный директор выглядел не очень-то авантажно — помятый пиджачишко, скособоченный галстук, своенравный хохолок на макушке. Но все это воспринималось гостями как приметы фанатической одержимости человека своим делом, когда становится безразличной внешняя оболочка. Лишь очки Княжича с дымчатыми стеклами не уступали последней моде.

Белоснежные рубашки и белоснежные улыбки. Японцы вежливо уверяли его превосходительство директора, что счастливы познакомиться с молодым аборигеном Сибири. Говорилось это таким тоном, будто знакомство с Погодаевым — главная цель приезда в Братск представителей японский деловых кругов, а станцию они осмотрят попутно, поскольку оказались на родине Погодаева.

Предваряя экскурсию, Княжич не преминул напомнить японцам, что руководимая им гидростанция — крупнейшая в стране по производству электроэнергии и в обозримом будущем такой останется. Дело тут не только и не столько в умелом техническом персонале станции, а в мощи энергоносителя, в круглогодичном дебете воды, которую мчит Ангара на лопасти турбин.

Величественный машинный зал. В подпольных гнездах подрагивают ярко-оранжевые тела семнадцати мощных турбин. Слегка пахнет перегретым маслом — рабочий пот станции.

Андрей Константинович подходил к турбине и вслушивался в ее утробный гул, как опытный терапевт, который не пользуется фонендоскопом, а прикладывает ухо к сердцу, к легким больного.

Движение ротора порождает легкое завихрение воздуха у турбины. Не по этой ли причине некогда стал торчком и не хочет опасть хохолок на темени Княжича?

Восемнадцатая турбина, освещенная голубыми зарницами электросварки, стояла на ремонте. Японцы надолго задержались у недвижимой разобранной турбины, и Княжич не скупился на объяснения, задав нелегкую работу переводчику.

Погодаева почему-то сильно поразило, что переводчик, прикомандированный к японской делегации, — молоденький блондин, по виду уроженец северной России. Будто если бы он был черноволос, как японцы, родом не из Вологды или Пскова, ему легче было бы овладеть их языком, хорошим произношением.

Погодаев услышал, что под напором воды на стальных лопастях турбины образуются большие каверны. Княжич сказал японцам, что на лопасти всех восемнадцати турбин ежегодно приходится наплавлять около двух тонн электродов.

Оказывается, струя воды, бьющая в лопасти, кое-где отрывается от них и рождает завихрение. Возникают пузырьки воздуха, они лопаются с большой разрушительной силой. Вода прихватывает с собой частицы металла. На стальной поверхности появляются мелкие щербинки. Щербинки все увеличиваются и в конце концов образуют эти самые каверны.

Явление, вызывающее разрушение металла под напором воды, называют кавитацией.

Погодаев услышал слово впервые, а судя по выражению лиц японцев, внимающих переводчику, эта техническая проблема им хорошо известна. Они задавали вопросы уточняющего порядка, Княжич охотно отвечал.

Да, чем сложнее геометрия лопастей, тем больше кавитационное возмущение. Если своевременно не заварить каверны, можно вызвать вибрацию рабочего колеса. Нарушится гидродинамика, упадет коэффициент полезного действия турбины.

К сожалению, рабочие колеса турбин не цельные. Перед тем как отправить на Братскую ГЭС, их разрезали на Металлическом заводе в Ленинграде по диаметру. Ширина железнодорожной колеи и габариты мостов не приспособлены к транспортировке таких, с позволения сказать, деталей. А в Братске эти полукружья с основанием в пять с половиной метров сваривали.

Княжич считает, что резать, а затем сваривать полукружья колес нежелательно с технической точки зрения. Лопасти весьма причудливой конфигурации. А сварка должна проходить в идеальных условиях, на специальном монтажном стенде, точность работы измеряется микронами. Нужен микроклимат, при котором колесо согревалось бы до определенной температуры, одинаковой во всех точках. Не так просто создать на месте эти условия. Если же заменить марку стали более мягкой — сталь быстрее разрушится водой.

Возможно, если бы рабочие колеса не состояли из двух сваренных половинок, вибрация была бы меньше.

Точный ответ на этот вопрос даст Усть-Илимская ГЭС. Туда уже доставили из Ленинграда водным путем два рабочих колеса, избежав их принудительного деления. Будем надеяться, сложная транспортировка себя оправдает.

Погодаев слушал объяснения Княжича с глубокомысленным видом. Даже самому себе было стыдно признаться, что ему непонятны многие технические тонкости. А Княжич называл его коллегой и считал образованным собеседником...

По соседству с машинным залом, в диспетчерской, прилежно пишут, не отрываясь от кальки, самозаписывающие перья. И если бы Погодаев в этих делах был грамотеем, он мог бы взглянуть на крупнейший счетчик страны и прочесть электрокардиограмму всей станции.

В машинном зале пустынно, Погодаева восхитила эта малолюдность. Оказывается, станцию обслуживает девять человек в смену.

Но для того чтобы эти девять человек могли управлять такой гидросилищей, пришлось построить Братское море и переселить из зоны затопления 126 тысяч жителей, в том числе и семью Погодаева. Пришлось перенести на новое местожительство 249 населенных пунктов, в том числе и поселок Заверняйку, где Гена родился и успел походить в первый класс.