Онлайн чтение книги Посох в цвету: Собрание стихотворений
I

Ты не читала их – слова мои больные,

Глаза твои не лгут: ты не читала их!

А книгу ты несла в просторы золотые

И через две строки теряла третий стих.

Тропами росными брела ты наудачу,

Скликала трелями пугливых, вольных птиц

И, вспомнив обо мне, что, одинокий, плачу,

Четырехлистники роняла меж страниц.

Отсветы облак в струях розовато-лиловые.

Призраки тихого стада, бредущего берегом.

Лепет касатки, янтарные смолки еловые.

Девушки белая тень под раскидистым деревом.

Ангел ли мне говорил – душе моей чутко взволнованной,

Или то сердце раскрылось, и первая в сердце вошла

Девушки белая тень, как в чертог уготованный,

С розой небес на груди, с тихим раздумьем чела?

Томится зноем степь. Морщины залегли

Крестообразные по лику многотрудной,

Огнем измученной кормилицы-земли.

Даль зыбко курится. Ватагой безрассудной

Грачи проносятся, и белый клюв раскрыв,

Без сил спускаются на ветви древних ив.

И жатва нищая, где каждый колос пуст,

Как торба тощая бездомного скитальца,

Под видом пламенным издаст лишь мертвый хруст

В тоске безвыходной заломленного пальца;

А вихрь, безумствуя, проносится вперед,

До неба вскинется и прахом упадет.

Вы правы, как всегда – нужны ль мои признанья,

Занять ваш острый ум – увы – мне не дано;

Скажу «люблю» иль нет – не всё ли вам равно,

А в музыку стиха как перелить страданья?

И повесть горькую постыдного изгнанья

От врат Эдемовых, закрывшихся давно,

Вам, светлой, повторять напрасно и грешно;

Нет, сердца нежного не омрачу сиянья!

Но буду с верой ждать, когда нежнее арф

Мне прозвучит ваш зов, а заповедный шарф –

Ваш дар – взовьет крыло трепещущего банта.

И пусть я странен вам безумною мечтой,

Я – верный рыцарь ваш! Где добрый Санхо мой?

Вперед! Уж слышится мне ржанье Россинанта.

Видно, солгал мне месяц багряный,

Месяц, что в синюю ночь колдовал;

Видно, за призраком нежной Светланы

Я, ослепленный, напрасно скакал.

Только и помню – очи да косы,

Взлет над челом непокорных кудрей,

Будто всё те же и те же вопросы

В топоте гулком буйных коней.

Там, уплывая, вьются туманы…

Там простонали – колокола.

В тучу уходит месяц багряный.

Синяя ночь, побледнев, отошла.

Еду один – без дороги, без цели…

С милой Светланой встречусь ли вновь?

Рыцарь безумный, пою на свирели

Розам небесным земную любовь.

Мне иногда судьба дарила

Вас провожать через поля,

Когда, склонясь к земле, светила

Шептали: «милая земля…»

И поднимался гул окрестный,

И каждым хрупким стебельком

Земля любила свод небесный

И говорила лишь о нем.

А вы внимали и дремали,

Л шарабан наш мирно плыл…

И, верно, в полусне вы знали,

Что значит звездной ночи пыл.

Как мотылек ты бьешься в паутине

Моей любви, и только крепнет сеть

От взмаха крыл, бессильных улететь

И затонуть в лазоревой пустыне.

Вот символ мой, излюбленный отныне;

Его в душе без ропота отметь

И знай, дитя, про счастье умереть

На алтаре таинственной Богини!

О Афродита! славлю твой полет

Над зеркалом зарумяневших вод,

Над рощами и светлыми лугами…

Твой верный раб, покорен я давно

И падаю в нерукотворном храме

К твоим стопам, как в океан – на дно.

Сегодня над душой царит туман

Тонов голубо-розовых – и втуне

Пестрит в глазах седой Тертуллиан

И бронзовый мерцает Сакья-Муни.

И каждую страницу и строку

Как груз влеку — ненужный и постылый…

Одну зову – зову мою Тоску

Затем, что звать не смею милой.

Затем, что в одиночестве моем

Раскроется цветок сердечной боли,

Что муку, спетую в приливе огневом,

И ты разделишь – поневоле.

Отрадно слезы лить и грезить о весне,

Вновь биться над немыслимой задачей;

А там следить, как с грацией кошачьей

Ты пробежишь, белея при луне…

Ризе, кошница роз, упавшая на скалы,

Не мой ли шаг будил твой камень вековой,

Когда бросал, любя, звенящие опалы

У белых ног твоих ласкательный прибой?

Как странно видеть мне знакомые светила,

Вдруг обступившие безвестный минарет,

Колодцы древние с плитой, что повторила

Словами золота непонятый привет;

Жилища тихие, запретные гаремы,

Как вы волнуете и будите мечты –

Живые символы, наглядные эмблемы, –

И всё же лучше вас румяные цветы,

И всё же лучше вас порхающие светы

В листве пылающих мятущихся жуков,

И всё же лучше вас бездомные поэты,

Мечту прядущие под мертвый стук шагов.

Когда б мы здесь отпечатлели

Вдруг распахнувшейся душой

Не свисты пуль, не гром шрапнели,

А голос жизни мировой.

Когда б, откинув клетки партий –

Капканы на твоем пути, –

Прочесть слова от звездных хартий

И Божьим ратником пойти.

Конец безрадостным блужданиям –

От вечно-памятного дня,

Когда очей склоненных манием

Ты вдруг приблизила меня;

И от печали убивающей

Отведенный твоей рукой,

Смеюсь под тучкой нежно-тающей,

Проголубевшей надо мной.

Так прикорнувший на завалинке

За зиму очумевший дед

Насквозь – через тулуп и валенки –

Весной живительной прогрет.

Я слезам заглушенным внимаю

И улыбки, как розы, ловлю;

Но я знаю, мучительно знаю

Легкокрылую душу твою.

И в глазах, потемневших как омут,

Я читаю – минутный король, –

Как мечты, умирая, застонут,

И вонзится жестокая боль.

Как безумно молить об ответе,

Заклинать о прощальной любви,

Лишь тебя унесут на рассвете

Стрекозиные крылья твои!

Непреклонен и упорен,

В сердце врос косматый корень,

Все преграды одолел;

Раздвоился, растроился,

Дна заветного дорылся,

Глубинами овладел.

Кто мне семя смерти кинул,

В бездну кто меня низринул?

Кто, враждебный, колдовал?

Дни за днями угасают, —

Мнится, свечи тихо тают

В глубине немых зеркал…

Мнится: на груди, прижаты,

Как закованные в латы,

Две руки легли крестом.

И чуть слышно лепетанье

Слов унылых отпеванья,

Смутных шорохов кругом.

А из сердца в небо прямо

Стебель мощный и упрямый

Пурпурный возносит цвет;

Жаркой кровью напоенный,

Пышен венчик округленный,

И ему подобных нет!

И к цветку от гор, ширяя,

Прилетает птица злая,

Чтоб обнять его крылом

И, победу торжествуя,

Удостоить поцелуя

Лепесток за лепестком.

На поисках ослиц, беглянок резвых стада,

Румяный юноша пророка повстречал.

– Вот царь Израиля, и в нем моя отрада! –

Так гость от высоты пророку провещал.

И рог помазаний над головой склоненной

Пролил святой елей – и стал царем Саул…

…Бодрись, душа моя! пребудь настороженной,

Чтоб враг людей твой путь назад не повернул.

Трезвись молитвенно в благоговеньи строгом,

Пред волей вышнею повергнись, сердце, ниц…

Душа-избранница, соцарственная с Богом,

Захочешь ли бежать вослед твоих ослиц?

К милой родимой земле мы прикованы цепью бескрайной;

Неистощимый родник в жилах пурпуровых бьет;

Тайной <жестокой> начатое кончится разве не тайной?

Разве устанет рука сплетаться в живой хоровод?

Пусть мы в священной игре пробегаем как легкие тени,

Факел горит высоко, факел гуляет кругом.

Знаки сильнее, чем гроб, и ведут нас всё те же ступени.

Там, где прошли мы вчера, завтра мы снова пройдем.

Я помню рдяный час и голос белой птицы

И рокот мощных крыл в пустынной вышине…

Ты руку подняла… «Смотри», – шептала мне,

И устремлялись ввысь стрельчатые ресницы.

Я помню этот час: напрасно вереницы

Годов мучительных текли в кошмарном сне!

Пушинка лебедя, вся в розовом огне,

Спускалась медленно на грудь отроковицы.

Прильнула и легла, и нежные персты

Нежданно бережно и слабо прикоснулись

Моей руки… «Так правда, – любишь ты?» –

Спросил я трепетно. И губы улыбнулись,

Как ласковый цветок, и поцелуй сам-друг

Прославил лебедя, летящего на юг.

Бродячая безумная царица

Влачит свой гнев, и муку, и любовь;

Гляди: раскроется широко багряница,

И жертвой огненной прольется долу кровь.

Под грохотом взволнованных заклятий

Затихли мы; но благ царицы гнев:

Он руки вновь сомкнет для пламенных объятий,

И вновь, как изумруд, прозеленеет сев.

Хочется солнцу тучку порвать

Всей пятерней светозарных перстов,

Хочется солнцу лицо показать –

Только смыкается туча опять,

Ткет дымно-серый покров.

Там неустанно сети прядут

Серые руки смелей и быстрей.

Чуть просинеет – уж брошен лоскут!

Солнцу не глянуть – не выйти из пут

В царской короне своей.

Солнце мне в грудь золотистый поток,

Видно, не может сегодня пролить,

Будет до вечера хмуриться рок.

Молча уйду и забьюсь в уголок,

Буду в ночи ворожить.

Буду с моей тишиной говорить,

В трепете молний провидеть тебя…

Можно ли солнце мое погубить?

Как не томиться, любя?

Как не любить?

Полет грачей над жнивьем опустелым

Медлительно спокоен и упрям;

Доверься тот невзгодам и ветрам,

Кто неистомным овладеет делом.

Клик торжества, привет собратьям смелым,

«Аминь, аминь» всклокоченным вождям…

Далекий путь готовится крылам,

Вознесенным к заоблачным пределам.

Так в синий день куда ни кину взгляд –

Везде сплетенья вижу черных кружев,

Один неутомимый вахтпарад!

Далекая, вниманьем удосужив

Сонет грачам – прочтешь ли между строк

Порыв любви, осиливший свой рок?

Преклонись, душа, будь наготове

Повернуть восставший грозный вал!

Вот они – сомкнувшиеся брови!

Гнев любимой – я тебя не знал!

Уж не брови – смертной сабли жало

На прекрасном вижу я лице;

Пусть любить ты, сердце, не устало

И в терновом, горестном венце!

Доля мне открыта роковая

Тихо гаснуть, пламенно любить

И в слезах, как туча, тихо тая,

В глубину, в безвестность уходить…

Кто раскроет тайну огневую,

Зрячий кто слепого вразумит?

Вот я руку белую целую.

Нежный друг, восставший одесную,

Улыбаясь, в молниях горит.

Качнуло дерево порывом бури вешней,

Гнездо накренило – и птенчик там, внизу!

Белеют лепестки, осыпаны черешней,

И ветер дале мчит мгновенную грозу.

И солнце глянуло, а он, вчера рожденный,

Дрожит и трепетно смыкает синий глаз.

О счастья бедный миг, погибнуть обреченный,

Миг счастья моего — не так ли ты угас?

Птенец поверженный, возросшими крылами

Уж ты не полетишь к неведомым морям,

К лазури солнечной, пропитанной лучами,

К пустыням выжженным и девственным снегам

Только гул раздроблённой волны,

Только пригоршня пены морской… —

Вознесен из моей глубины,

Загораясь, потир золотой.

Он нежнее румяной луны,

Озаряющей сизую даль.

Разве с ним мои страхи – страшны?

Как слеза, не прозрачна печаль?

Я слежу за любимой волной,

Вот придет, разобьется о грудь..

И рокочет мне мудрый прибой:

– Позабудь. Не люби. Позабудь.

Но беглянку мне все-таки жаль,

Что уходит туда, в глубину…

Пусть тоска – просветлевший хрусталь,

В ней храню – как в гробнице – волну!

Трепещут голуби упругими крылами,

На подоконнике как звезды – их следы.

Курит снежок, но не угаснет пламя

В крови живых – до смертной череды.

Взвились, летят. Навстречу клубы дыма

От черных труб. Чета едва видна.

Там, высоко кружит неутомимо –

И вдруг опять у моего окна!

Опять их песнь, исполненная неги,

И зыбкий крест переплетенных крыл.

Опять следы звездистые на снеге,

Как бы чертеж неведомых светил.

Им хорошо в моем соседстве виться:

Для них я – сон сквозь тусклый пар стекла.

Им в первый раз здесь довелось влюбиться,

Моя любовь их в первый раз зажгла.