«Над сдвигами бровей рубцы глухого сплина…»
Над сдвигами бровей рубцы глухого сплина
Пусть не смутят тебя… Подумай: кто, мужчина,
Измлада преданный мятущимся страстям,
Кующий цепь побед, закован не был сам?
В любовной кузнице, у жаркой пасти горна
Он мышцы напрягал – и молот бил упорно,
И молоту его послушен был металл…
Ты улыбнись ему… Ты видишь: он устал.
Недвижный и немой, протянутый в качалке,
Он будто нежится. Но посмотри, как жалки
Бегущая на лоб седая прядь волос,
И щеки впалые, и сдержанный вопрос
Красивых губ его, где лишь на миг летучий,
Как луч хладеющий сквозь сомкнутые тучи,
Блеснет ирония – над жизнью, над судьбой
И над тобой, дитя… не сетуй – над тобой.
А ты пойми его и тусклый взор недужный
Глазами ясными приветь как вызов дружный.
Ты подойди, смеясь, и, тихая, качни
Ленивый стул его, и, – если вы одни, —
Откинь седую прядь, и легче паутины
Рукой любви смахнешь суровые морщины.
ВОЗОК
Остаток древней старины,
Возок, забыт совсем задаром;
Конечно, лакомые сны
Мерещились в нем старым барам
На лоне сельской тишины…
В каюте мчаться по снегам
Тепло и тишь – чего же боле?
Здесь можно зеркальце для дам
Хранить для путевой неволи
В утеху бархатным глазам!
В суконной сумке, о, поэт,
Напрасно ты припрятал флягу.
Ты музой шустрою согрет –
Тебе бы карандаш, бумагу…
А вот бумаги-то и нет!
Мораль посланья такова:
Кто хочет взглядом веселиться,
Возка не бойся: голова,
Ручаюсь, в нем не закружится,
Всё это лживые слова!
Для нежных питерских девиц
Возок – полезная обитель;
Лелей их, добрый сельский житель!
Как зябких перелетных птиц:
В возке вези отроковиц!
«Поэты роскошной Пальмиры!..»
Поэты роскошной Пальмиры!
(Я с грустью шептал ей: прости…)
Пусть Ваши согласные лиры
Застряли на долгом пути, —
Они победили пространство,
И вот — полногласно звучат
И будят мое окаянство
С тоской оглянуться назад,
К године, мелькнувшей так быстро,
Когда управляли душой
То нега манящего систра,
То грозный и гулкий гобой;
И Вы из заоблачной башни
(Где страж так огромен и строг)
Сходили на пир мой домашний,
Вкушали крестильный пирог…
«Если ливень промчится стремительный…»
Если ливень промчится стремительный
По полям, и лугам, и садам,
И воздвигнет закат упоительный
Семицветную арку богам,
И росинки зардеют пунцовые
На шелках умиленных берез,
И глаза улыбнутся как новые,
Улыбнутся сквозь призраки слез; —
Не грусти, что мгновенье кончается;
Что дано – то навеки дано:
Если чаша любви проливается,
Пей без меры святое вино.
ДЕТИ
Там, где черемуха ветки
Зыбким сплетает шатром,
Словно два птенчика в клетке,
Плещутся дети песком.
Я помешать не хочу им,
Мне подойти не дано; –
Мимо пройду с поцелуем,
Неразделенным давно.
Словно два маленьких гнома
Что-то колдуют, смеясь…
Жаркая дышит истома,
Вьется зеленая вязь.
Мы – уж давно не колдуем,
Нам заклинать не дано;
Пламень мы только задуем,
Только расплещем вино.
Знайте, исполнил я дурно
Мудрый закон любви.
Сердце – как мертвая урна,
Темные яды в крови.
Детки мои — малолетки,
Смех ваш звенит как ручьи,
Вы ведь зеленые ветки,
Зеленые ветки мои!
Дети, растите, цветите!
Сердце, омойся в крови!
Дети, как око храните
Мудрый закон любви.
ТЕБЕ
Я полюбил тебя… Прости, что полюбил!
Сквозь чуждый мир, под тучей беспросветной
Я шел один, – я выбился из сил;
Я меж камней искал цветок заветный
И небо о звезде мерцающей молил.
Гудела буря. Гневными громами
Твердь мир кляла, и вороны, крича,
Вились над головой зловещими кругами…
Я шел неровными, неверными шагами,
Я ждал удар разящего меча.
И вдруг – просвет. Средь туч звезды жемчужной
Небесная игра; и близ тропы цветок
Белел, благоухал, и точно теплый, южный
Мое лицо обвеял ветерок…
К тебе, к тебе летел мой дух недужный!
И ты была цветком среди нагих камней.
И ты была звездой на небе полуночи.
Твой голос пел, как нежный голос фей,
Горели трепетно ласкающие очи…
И ты была моей… И ты была моей…
Моя звезда, цветок благоуханный!
Что, если рок разгневанный судил
Мне тучей быть твоей, и бурею нежданной,
И черным вороном?.. Прости, мой друг желанный:
Я полюбил тебя… Прости, что полюбил!
МАРГАРИТЕ
Жена моя, сестра и мать моя родная,
Все три в одном лице… Сказать тебе иль нет?
Я полюбил тебя, в ночи моей блуждая,
Твоя любовь несла мне просиявший свет.
Звездой ласкающей была ты мне в пустыне,
Огнистою слезой над гребнем злой волны,
В темнице ты – мой день, и четко вижу ныне
Брега желанные лазоревой страны.
Наш путь перешагнет над этой жизнью тленной.
Уже не изменю, и ты не отлетишь.
Так рядом мы пойдем, скитаясь по вселенной.
Какая благодать! Какая ширь и тишь!
СВОИМ
Как он там, средь кучи белой
И пелен и полотенец,
Машет ручкой оробелой,
Наша радость – наш младенец?
В одиночестве кроватки
Растаращились глазенки.
Неприятные повадки:
Мамы нет – одни пеленки.
Чу, шаги!.. И взоры ясны,
Разгорается румянец…
Пуще гневен, крики властны,
И воздушный резов танец.
Как отрадно тискать маму
В упоительной надежде
И братишкиному гаму
Улыбнуться – всё как прежде.
Усмехнуться, поперхнуться…
Миг – и сонное дыханье,
И, чтоб крошке не проснуться,
Тишина и трепетанье.
Одолев людские злобы,
Будьте веселы и дружны,
А ухабы и сугробы
Раскидает ветер южный.
«По коридору печки трещат, и, близ огней…»
По коридору печки трещат, и, близ огней
Присев, вдыхают люди благоуханье щей.
Согреют ужин скудный, хлебнут глоток-другой,
Растянутся на нарах, и будет им покой.
Лениво ночь иссякнет, быстрее канет день,
И соберутся к печкам питомцы деревень.
Вдали от милой хаты, от жен и от детей
Качаются, лохматы, у тлеющих огней.
ДИМЕ ИЗ ТЮРЬМЫ
Вспоминаешь ли, мой сыне,
Об острожнике-отце,
Что в стенах таится ныне,
Как птенец в своем яйце?
Я заочно шерстку глажу
На упрямой голове
И тихонько песню лажу
О Ереме и Бове.
Мнится, затеваю прятки.
– Где ты, папа? – В клетке, сын!
То леплю тебе загадки,
Комом выйдет первый блин.
Размышляй, родимый сыне,
Про птенца в своем яйце
Иль про пальму средь пустыни
В зеленеющем венце.
ГИМН ИЗ ТЮРЬМЫ
Был я жалок и слаб и блуждал во тьме,
Пробираясь путями безглазыми.
Вот дошел до тюрьмы – и, спасибо тюрьме,
Загораются звезды алмазами.
Был я в мире моем и безумен и слаб,
Только червь, только прах, только раб.
За тюремным окном, там плывут облака,
Веют вольные ветры целебные.
Ночь тюрьмы – наша ночь – глубока, широка,
Но в ней слышатся хоры хвалебные.
Я в предутренней мгле, я в суровой зиме,
Там, внизу, я в промерзлой земле.
Там ли песни поют, там ли ткани плетут?
В эти ткани миры облекаются,
В этих тканях пути посвященья и суд,
В них и боги и люди встречаются.
Не сгорев до конца, не приемлешь венца,
Не дойдешь до благого Отца!
Духи света, вы слышите ль песню мою,
Вы, текущие с Божьими чашами?
Эту песню сложил, эту песню пою,
Весь овеянный хорами вашими.
Но летите вы вдаль, как звезда за звездой
Проплывают лазурной стезей.
Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления