Онлайн чтение книги Система Будды и монах, который хотел отказаться от аскетизма The Monk That Wanted To Renounce Asceticism
Глава 75. Держите дверь! Держите Грёбанную Дверь!

Глaва 75 — Дeржите дверь! Держите Грёбанную Дверь!

Цай Фан быстрo набрал на смартфоне номер Oуян Xуацзая и затем ему позвонил.

Hо всё что он получил исходящим звуком из телефона, было какофонией из злобных криков и безумного рёва: “Эта ублюдочная деревенщина выдала нам неправильное направление!”

Оуян Хуацзай начал подозревать, что что-то пошло не так, когда он в течение некоторого времени продолжал ехать по просёлочной дороге на запад. Ну и в конце концов, когда он остановился на обочине и когда он затем спросил у деревенского жителя, (только уже из другой деревни) он был моментально выведен из себя и начал орать благим матом. Они всё это время, ехали по неправильному маршруту! Последние полчаса были ими потрачены, ради поездки в чёртову сельскую местность!

Ну и звонок Цай Фана пришёлся на то самое время, когда Оуян Хуацзай просто матерился на всю округу из-за дикого гнева и безумного расстройства.

Цай Фан тут же смог понять, что вообще с ними, в общем-то и произошло. Он горько улыбнулся, но, он, так и не имел ни малейшего понятия, что, сейчас, ему нужно было сказать. Ну, в любом случае, после того как он подтвердил, что Оуян Хуцзай теперь был на правильном пути, он вздохнул от облегчения и рассказал об этой новости остальным.

Ну а что до Фанчжэна, то он приметил, что всё больше и больше людей поднималось к нему на гору и он из этих людей, вообще никого и не знал. Все эти пришедшие сюда люди, смотрели на него с такими взглядами на лицах, как будто он был пойманным с поличным мошенником, которого нужно было срочно линчевать, ну и их всевозможные взгляды презрения, гнева, порицания, ненависти, заставили его почувствовать крайнюю степень недовольства подобной невоспитанной толпой. Поэтому он решил отправиться к себе на задний двор, где он и сможет посерфить (полазить) в интернете, да почитать новости. Это было намного более лучшее занятие, чем позволять этой группе невоспитанных и твердолобых людей, пялиться на него подобными глазами и слушать время от времени, насмешки, порицания и издевки, которые были бы специально направлены именно на него, причём несмотря на то, что они не пытались делать их, особо очевидными.

Ну и с ушедшим с храмового двора Фанчжэном, (а именно с единственным ушедшим посторонним для них человеком) внутренний двор сразу же стал намного более оживлённым местом. Люди собрались вокруг дерева бодхи и начали им изумляться и поражаться. Они так же изумлялись опухшему лицу Чэнь Цзина.

Фанчжэн оставался на заднем дворе в течение довольно-таки продолжительного времени, но он внезапно почувствовал, что в его храме что-то было не так: «Почему снаружи становится всё шумнее и шумнее? Почему эти люди снаружи, стали намного более буйными?»

“Нет так не пойдет. Эти товарищи просто слишком, слишком буйные.” — Фанчжэн в очередной раз отправился наружу, чтобы всех успокоить.

Ну и в тот момент, когда он вышел с заднего двора, Фанчжэн был моментально взбешён. Эти так называемые культурные гости, окружили дерево бодхи со всех сторон и тыкали в него пальцем и так же показывали ему какие-то жесты. Некоторые из них даже сочиняли и пересказывали стихи. Их пылкие выражения, казалось, что указывали на то, что они просто потерялись в своей задумчивости и в своём самовосхвалении. Фанчжэн остановился и послушал пару строф их стихов.

“Бодхи, о, Бодхи! Почему ты так зе́лено?”

“Почему ты так зелено́?”

“Pазве ты не знаешь, что на севере наступила зима. Разве не пришло тебе время раздеться от пышной зеленой листы и надеть на себя осеннюю одёжку?”

“...”

Лицо Фанчжэна побелело. Несмотря на то, что он всё же и не учился в течение долгого времени, всё же за всю свою жизнь, он успел прочитать достаточно большое количество старинных стихов и поем. Он так же знал, чем были старинные стихи и поэмы, и так же чем были современные стихи, поэмы и проза. Tем не менее, его никогда не впечатляли современные стихи и вообще современная литература. Он всегда ощущал, что современная литература, была просто литературными уроками, которые соединили в стихи или же поэмы и что в них не было того самого шарма стихотворного слога и присущего старинного смысла в каждой строфе. Ну или можно было просто сказать, что у Фанчжэна не хватало вкуса, чтобы понять это современно искусство.

Теперь, когда он уже услышал, как все эти люди зачитали свои только сочиненные стихи, строфы и поэмы, Фанчжэн просто не мог не подумать: «Что за хуйня?! Почему бы вам литературные самородки, тогда просто бы не спросить у океана, почему он заполнен водой?!»

Ну и из-за их великолепно-дерьмового литературного таланта, Фанчжэн быстро вышел вперед и сказал: “Aмитабха. Прихожане, Буддийские места для поклонений, должны быть местами спокойствия и умиротворения. Если вы хотите зачитывать поэмы, то прошу — делайте это снаружи.”

“Хе-хе, Mаленький Монах, о чём ты там вообще сейчас бормочешь себе под нос? Зачитывание поэзии является очень элегантным артистическим действом и зачитывание поэзии является отличным проявлением хорошего вкуса у человека. Если бы Оуян Хуацзай не согласился бы прийти сюда в твой храм на бесполезное соревнование каллиграфии, ты думаешь мы вообще сюда бы пришли? Даже если бы ты пригласил бы нас за огромное количество денег, то мы бы всё равно, никогда бы сюда не пришли.” — Мужчина, который только что зачитывал очередную строфу, был явно недоволен Фанчжэном. У него было лицо, напоминающее большой блин, который был покрыт запечёнными веснушками. Несмотря на то, что он как бы и заявлял о том, что он был человеком культуры, у Фанчжэна было такое ноющее чувство на сердце, что если бы этот ублюдок надел бы себе на лицо маску, его бы точно, приняли бы за бандита.

“Всё верно. Ты даже и не знаешь, настолько много чести мы к тебе проявляем, когда мы тут зачитываем стихи и поэмы, у тебя во дворе. Через сотню лет, кто знает, если это место станет прямо как Башня Юэян, которая стала знаменитой только из-за поэта.” — Чей-то голос эхом прозвучал с задних рядов.

“Маленький монах, не смей присоединяться к нашему кругу мудрых людей, если ты не знаешь поэзию и не можешь оценить её красоту. Лучше сходи, да принеси нам немного воды со своего заднего двора и затем не мешай нашим элегантным удовольствиям.”

Ну и когда Фанчжэн услышал о том, что данные товарищи даже захотели заставить монаха на них работать и затем они всё продолжали и продолжали балаболить о какой-то бесполезной чуши, создавая в его храме дикую какофонию из блевотных звуков от жаб, он незамедлительно вышел из себя. Тем не менее, он не стал на них срываться или же что-нибудь им из-за этого делать. Вместо этого, он из-за посетившей его гениальной мысли, развернулся и ушёл.

Ну и когда он вышел из храма, Фанчжэн просвистел, и огромный волк вылез из определённой кучи снега. Это был никто иной, как Одинокий Волк.

“Харе уже бездельничать. Прогони уже эту кучу бесполезных внуков жаб из нашего храма. Не оставляй ни одной подлой мрази внутри! Я не хочу ни смертей, ни крови, но всё остальное, будет уже на твоё цепкое усмотрение.”

Ну и после того, как Фанчжэн это и сказал, он вернулся в храм.

Мужчина, который потешался и издевался над Фанчжэном, увидев его сказал с громким гоготом: “Маленький Монах, зачем ты опять к нам вернулся? Я думал тебе не нравится наше изысканное искусство. Если тебе не нравиться слушать наши поэмы, то сходи маленький мальчик, да принеси уже нам водички, ну или же погуляй снаружи.”

Фанчжэн на этого литературного дебила закатил глаза: «Что за человеком был этот Блинолицый ублюдок? Это же мой храм!»

Фанчжэн вздохнул и произнес: “Амитабха. Прихожане, а вы уверенны, что вы хотите продолжать устраивать тут наигранную сцену? С этого самого момента, не вините в будущем этого Нищего Монаха за то, что он не напомнил вам, что Будда дарует наказание всем нарушителям обетов.”

“Будда дарует наказания? Ха-ха-ха, я за всю мою жизнь никогда не видел Будду, но если я смогу повстречаться с Ним сегодня, то это точно будет реально хорошим событием.” — Мужчина засмеялся во весь рот, заставляя всех остальных его товарищей, этим действием, согласиться с его высказыванием.

Цзин Янь, Цзин Сунь и Цай Фан – все вместе посмотрели на Фанчжэна и они, моментально пришли к осознанию того, что именно, сейчас произойдёт. Данная группа личностей, моментально рванула из храма.

Цай Фан даже попытался помочь Фанчжэну, уговаривая остальных беснующихся людей выйти из храма подобру-поздорову, но они все, просто ему отказали. Некоторые из них, даже заявили, что Цай Фан не был человеком культуры и что у него просто не хватало яиц.

Ну и увидев, как те люди, которые были достаточно умны чтобы понять его намёки, уже сами и ушли, Фанчжэн закрыл главные храмовые врата и отправился на задний двор. Дверь наружу на заднем дворе внезапно открылась, и Одинокий Волк вальяжно вошёл в этот храм.

“Амитабха. Я ничего не знаю и ничего не увижу.” — Пробормотал для него Фанчжэн.

Одинокий Волк ехидно оскалил клыки и вышел во двор.

Моментом спустя, громогласно разразившийся хаос можно было услышать со двора, со всевозможными криками, да стонами. Оттуда так же исходили и вой Одинокого Волка, и молящие о помощи крики, этих так называемых — бравых людей культуры. Там в храмовом дворе, было поистине живенько.

“Это волк!”

“Срань господня, откуда этот волк вообще тут взялся?!”

“Такой огромный волк! Один из родителей что, был быком?”

“Кто чёрт его побрал, закрыл нахуй дверь? Откройте дверь, откройте!”

“Ах, моя жопа!”

*Звук от чего-то рвущегося.*

“Штаны, мои штаны!”

“Где мои ботинки?!”

“Спасите меня!”

Три минуты спустя, Фанчжэн в очередной раз вышел во внешний храмовый двор. Двор уже был пуст. Тут в округе, повсюду была разорванная одежда и ботинки, что сделало данный двор таким местом, которое напоминало какой-то опустевший рынок-барахолку.

Фанчжэн покачал головой и подняв с земли метлу, он начал сметать всё это добро в одну кучу. Затем он скинул весь этот хлам в мусорный контейнер и отправился открыть входные храмовые врата. Святые угодники он не мог их открыть!

Затем, он услышал, как люди снаружи начали вопить и кричать: “Волк пытается пробиться через двери! Держите двери! Держите двери! Все, быстро идите сюда и начинайте сдерживать сзади двери!”

У Фанчжэна просто не было слов из-за подобного развития событий: «Парни вот это и было, ваше так называемое мужество и яйца? Разве их у вас не слишком мало для людей, которые только недавно барагозили толпой в моём храме?»

Ну и снаружи, Цзин Янь произнесла эксцентричным тоном: “Эй, а разве вы все ребятки не упоминали о том, что у вас есть большие мужицкие яйца? Разве вы не хотели встретиться с Буддой? Вот только недавно, вам и предоставлялась идеальная возможность, чтобы это и сделать. Так почему вы ею, так и не захотели воспользоваться?”

Цай Фан в свою очередь, сказал с горькой улыбкой на лице: “Ребята, почему вам вообще нужно было это делать?”

“Цай Фан, Цзин Янь, вы что, уже что-то об этом знали? Причём заранее?” — Злобно проговорил Блинолицый.

Цай Фан был честным человеком, но сейчас, он не сказал ни слова.

Ну а человеком, которого больше всего обрадовало данное событие, был именно Чэнь Цзин. Он чуть ранее, довольно-таки сильно пострадал от людей и от обстоятельств, и он всё еще продолжал страдать, от нескончаемой обиды и от давящей на него печали. Это группа культурных людей, даже решила окружить его со всех сторон и начала его критиковать. Хоть их слова, на слух и звучали как словесные советы, но это даже и ребенку было понятно, что их слова были лишь сарказмом. Ему было некуда выплеснуть весь накопленный в нём гнев и всю накопленную обиду, и его кукушка к тому моменту, уже практически взорвалась, снося ему головушку.

Теперь же, наблюдая за тем, как эта группа культурных людей, была в настолько ужасном состоянии, он, естественно, начал лучезарно улыбаться, из-за их неудач. Он усмехнулся и сказал: “Как мы могли что-то знать? Мы только знали, что люди, которые не следовали устоявшимся правилам людей, мест или религий и которые вели себя как настоящее дерьмо, у которого был просто отвратительных характер, сами желали и напрашивались на неприятности. Так что это было абсолютно нормальным, когда кто-нибудь или что-нибудь преподавал(о) урок таким людям, как говориться: за всю их хуйню.”

Он очевидно, что уже позабыл о том, что он так же был одним из этих людей, которые не следовали в этом храме правилам.

Ну и когда Блинолицый и компания это и услышали, они покраснели и с диким упрямством проговорили: “Что ты имеешь ввиду под: «Не следовали правилам?» Мы просто пересказывали поэмы и проводили литературный обмен знаниями. Это же элегантно и почётно!”

“Т-ц и это вы называете литературой? Это было бы нормально, если бы вы, попросили бы Ассоциацию Писателей, написать вам, по этому случаю, поэму и начали бы её пересказывать, но лично вы и ваша поэзия... Ха-ха-ха. В общем: что до всех вас, то вам лучше заниматься своими делами и написать какую-нибудь хорошую каллиграфию на снегу, ведь писатели литературы из вас явно никакие.” — С презрением произнесла Цзин Янь.

Блинолицый из-за этих слов, был просто в бешенстве, но после того, как он взглянул на человека, который и высказал данные слова, а именно на Цзин Янь, он больше не смог проронить и слова из-за своего ступора из-за страха. Было очевидно, что он пипец как боялся Цзин Янь.

Фанчжэн в очередной раз надавил на входную дверь. Ноги Блинолицего к тому моменту, уже практически превратились в желе. Одинокий Волк фокусировался на этом Блинолицем практически с самого начала, и огромные участки его одежды, на его штанах, уже были вырваны острой волчьей пастью. Теперь же его брюки уже превратились в шорты, и он был одет по Гавайскому стилю, посреди уже наступившей зимы!

Блинолицый тут же проревел от смущения и от боли: “Держите дверь*! Держите Дверь! Ходор! Волк опять стучится к нам в дверь!”

*Hold the door... я не знаю отсылка ли это или же нет, но я решил её сделать.*