Онлайн чтение книги Убийство по-китайски: Золото The Chinese Gold Murders
Глава семнадцатая. Набожный настоятель проводит великолепную церемонию; философ-скептик утрачивает свой лучший аргумент в споре

Мост Небесной Радуги за восточными воротами был освещен рядами больших фонарей; их цветные огни отражались в темной воде протоки. Вдоль дороги, ведущей к Храму Белого Облака, на высоких шестах висели гирлянды веселых цветных фонариков, а сам храм сверкал, озаренный факелами и масляными плошками.

На мосту, как заметил сидящий в паланкине судья Ди, народу почти не было. Час церемонии пробил; горожане уже собрались в стенах храма. Сопровождали судью только трое его помощников и два пристава. Старшина Хун сидел напротив него в паланкине, Ма Жун и Цзяо Дай ехали верхом, а два пристава во главе шествия несли на шестах два цветных фонаря с надписью «Управа Пенлея».

Паланкин внесли по широкой мраморной лестнице к вратам. Сюда уже долетали звуки тарелок и гонгов, сопровождавших монотонный монашеский хор, поющий буддийские молитвы. Из ворот пахнуло тяжелым ароматом индийских благовоний.

Главный двор перед храмом был забит народом. Над толпой на высокой террасе перед главным залом возвышался краснолаковый престол, на котором, скрестив ноги, восседал настоятель, одетый согласно своему высокому чину в фиолетовую рясу с оплечьем из золотой парчи. По левую руку от него в креслах пониже сидели судовладелец Ку Мен-пин, начальник корейского квартала и два цеховых мастера. Высокое кресло по правую руку от настоятеля, место для почетного гостя, было свободно. Рядом с ним в сверкающих латах и с длинным мечом на перевязи сидел предводитель отряда, присланного начальником форта. Далее следовали магистр Цао и два других цеховых мастера.

Перед террасой на воздвигнутом ради такого случая помосте стоял круглый алтарь, богато украшенный шелковыми полотнищами и живыми цветами. Там же на престоле возвышалось кедровое изваяние Господа Майтрейи под фиолетовым балдахином, подвешенном на четырех позолоченных столбах.

На помосте по обе стороны от алтаря сидели пятьдесят монахов. Слева — музыканты со множеством всевозможных музыкальных инструментов, справа — хор. Вкруг помоста стояла стража — копейщики в сверкающих кольчугах и шлемах. А дальше — плотная толпа народа; кому не хватило места, умудрились вскарабкаться на высокие основания колонн, стоящих вдоль фасада храма.

Паланкин судьи Ди опустился у входа во двор. Четверо пожилых монахов в великолепных одеждах желтого шелка вышли ему навстречу. Проходя по узкой, огороженной канатами дорожке, ведущей к террасе, судья заметил в толпе паломников множество китайских и корейских мореходов, пришедших на поклонение к своему небесному покровителю.

Судья поднялся на террасу, слегка склонил голову перед маленьким настоятелем и сказал, что неотложные дела по службе стали причиной опоздания. Настоятель любезно кивнул в ответ и окропил судью освященной водой из своей кропильницы. Судья Ди сел на почетное место, а трое помощников стали позади. В свою очередь предводитель отряда копейщиков, Ку Мен-пин и другие знатные горожане поднялись со своих мест, чтобы отдать низкий поклон судье. Когда они вновь расселись, настоятель дал знак музыкантам. Монашеский хор возгласил торжественный гимн во славу Будды.

При последних звуках славословия ударил большой бронзовый колокол. Десять монахов во главе с Хой-пеном, помавая кадилами, медленно двинулись по помосту вкруг алтаря. Сквозь густые облака курений, окутавших изваяние, оно поблескивало прекрасным темно-коричневым цветом.

По завершении обряда хождения Хой-пен спустился с помоста и, взойдя на террасу, стал пред настоятелем на колени и воздел над головой маленький свиток желтого шелка. Настоятель, подавшись вперед, принял свиток из рук Хой-пена, после чего тот вернулся на помост.

Три удара храмового колокола прозвучали, означив начало церемонии освящения. Настоятелю предстояло огласить молитвы, начертанные на шелковом свитке, затем окропить свиток святой водой и в завершенье обряда вложить его вместе с другими священными реликвиями в нишу в спине изваяния, тем самым придав ему ту же мистическую силу, какой обладало изначальное, изваянное из сандалового дерева изображение Майтрейи, находящееся в пещере.

Но едва только настоятель начал разворачивать желтый свиток, как вдруг со своего места поднялся судья Ди. Он остановился на краю террасы и медленно оглядел толпу. Все глаза обратились к этой властной фигуре в длинном одеянии из мерцающей зеленой парчи. Свет факелов сиял на его крылатой шапке черного бархата, шитой золотом. Судья некоторое время оглаживал бороду, затем спрятал руки в широкие рукава. Он заговорил, и голос его ясно прозвучал над собравшимися.

— Имперское правительство соблаговолило принять под свое высокое покровительство буддийскую церковь, ибо ее возвышенное учение немало способствует улучшению обычаев и нравственности среди нашего многочисленного простонародья. Посему я как чиновник, представляющий имперское правительство здесь, в Пенлее, обязан защищать сие святейшее из святых мест, Храм Белого Облака, тем более что священное изображение бога Майтрейи, хранящееся в нем, оберегает жизнь наших мореходов, смело бороздящих опасные бездны.

— Аминь! — возгласил маленький настоятель. Поначалу, казалось, он был недоволен непрошеным вмешательством в течение обряда, но теперь кивал круглой головой и улыбался. Ему явно пришлась по нраву нежданная речь.

Судья Ди продолжил:

— Ныне судовладелец Ку Мен-пин пожертвовал точную копию вышеупомянутой священной статуи Господа Майтрейи, и мы собрались здесь, чтобы стать очевидцами ее торжественного освящения. Имперское правительство соблаговолило дать свое разрешенье на то, чтобы по завершении церемонии статуя была препровождена в столицу империи под охраной отряда воинов. Тем самым правительство желает выказать свое почтение изображению буддийского божества, должным образом освященного, и гарантировать, что с изваянием не случится ничего непредвиденного по дороге в столицу.

Судья сделал паузу.

— Посему на мне как на судье лежит полная ответственность за все, что происходит в сем признанном властями месте поклонения, и прежде, чем я дам согласие на освящение, мой долг — проверить, та ли это статуя на самом деле, которую следует освятить, а именно копия ли священного изваяния Господа Майтрейи, изваянная из кедрового дерева.

Ропот удивления прокатился по толпе. Настоятель в недоумении уставился на судью, ошеломленный столь неожиданным завершением того, что он полагал поздравительной речью. Монахи на помосте зашевелились. Хой-пен хотел было спуститься с помоста, чтобы посоветоваться с настоятелем, но копейщики не позволили ему это сделать.

Судья Ди поднял руку, и толпа вновь стихла.

— Сейчас я прикажу моему помощнику, — объявил судья Ди, — проверить подлинность этой статуи.

Он подал знак Цзяо Даю, и тот, спустившись с террасы, взошел на помост. Раздвинув монахов, он подошел к алтарю и обнажил меч.

Хой-пен бросился к краю помоста и вскричал громоподобным голосом:

— Не позволим осквернить святыню, ибо ужасен в гневе Господь Майтрейя, и нашлет он погибель на морестранствующих братьев наших!

Толпа яростно взревела и, протестуя, хлынула к помосту. В первых рядах — моряки. Настоятель, разинув рот от испуга, уставился на высокую фигуру Цзяо Дая. Ку, Цао и цеховые мастера тревожно перешептывались. Представитель начальника форта с тревогой поглядывал на возбужденную толпу, и рука его легла на рукоять меча.

Судья Ди поднял руки.

— Назад! — вскричал он командным голосом. — Эта статуя еще не освящена, а стало быть, и не священна!

В ответ раздалось:

— Слушаем и повинуемся!

Крик этот донесся от входа во двор. Народ, оглянувшись, увидел вбегающих в ворота приставов и стражей управы во всеоружии.

Цзяо Дай свалил Хой-пена, ударив плашмя мечом по голове. И, вновь подняв меч, обрушил мощный удар на левое плечо изваяния. Меч вырвался из рук и загремел по полу. Статуя осталась цела.

— Чудо! — в исступлении вскричал настоятель.

Толпа подалась вперед, и копейщикам пришлось взять копья наперевес, чтобы оттеснить ее.

Цзяо Дай спрыгнул с помоста. Копейщики расчистили для него путь, и он, добравшись до террасы, подал судье щепочку, которую его меч сумел-таки вырубить из плеча статуи. Подняв сверкающий осколок так, чтобы все могли видеть, судья Ди прокричал:

— Это подделка! Нечестивые злодеи оскорбили Господа Майтрейю!

Перекрикивая гомон недоверчивых голосов, он продолжил:

— Эта статуя сделана не из кедра, но из чистого золота! Алчные злодеи хотели таким способом тайно ввезти золото в столицу ради собственного нечестивого обогащения! Я, судья Пенлея, обвиняю в этом чудовищном кощунстве жертвователя статуи — Ку Мен-пина, а также его сообщников — Цао Хо-сьяня и Хой-пена, и объявляю настоятеля и всю прочую братию этого храма задержанными по обвинению в соучастии в этом святотатственном злодеянии!

На этот раз толпа промолчала; постепенно до людей стал доходить смысл того, что сказал судья Ди. Их увлекла и та искренность, с которой он говорил, и собственное любопытство — что же последует дальше? Предводитель отряда с облегченным вздохом убрал руку с рукояти меча.

Вновь раздался голос судьи Ди:

— Сначала я желаю выслушать Ку Мен-пина, коего государство обвиняет в осквернении известнейшего из храмов, а также в контрабанде, нанесшей ущерб казне, и в убийстве имперского должностного лица!

Два пристава стащили Ку с его места и, волоча коленями по полу, бросили к ногам судьи. Ку был застигнут врасплох. Лицо его покрылось пепельной бледностью, он дрожал всем телом.

Судья Ди обратился к нему, и голос его был суров:

— В суде я предъявлю вам тройное обвинение во всех подробностях. Все ваши злоумышления известны мне. И то, как вы тайно отправляли большее количество золота из Японии и Кореи и незаконно ввозили оное золото в корейский квартал, а оттуда — в сей храм, пряча слитки в посохи странствующих монахов. Как обвиняемый Цао Хо-сьянь забирал оные загруженные посохи из заброшенного храма к западу от города и отправлял полученное золото в столицу в посылках с книгами. И когда его превосходительство Ван Де-хван, предыдущий судья этого уезда, заподозрил неладное, вы отравили его в его собственной библиотеке, заложив яд в потолочную балку над чайной жаровней. И наконец, вылив эту статую из чистого золота для мошеннических целей, вы решили этим увенчать свою презренную преступную деятельность. Признавайтесь!

— Я невинен, ваша честь! — вскричал Ку. — Я понятия не имел, что эта статуя золотая, и я…

— Хватит лгать! — рявкнул судья Ди. — Его превосходительство Ван сам уведомил меня, что именно вы умыслили убить его! Я могу показать вам его сообщение!

Судья вынул из рукава старинную лаковую шкатулку, ту самую, которую Цзяо Дай получил от кореянки, и, показав крышку, украшенную двумя золотистыми бамбуковыми стеблями, продолжил:

— Вы украли бумаги из этой шкатулки, Ку, и решили, что уничтожили все, что свидетельствовало против вас. Однако вы не учли блестящего ума вашей жертвы. Сама шкатулка и служила ключом к разгадке! Два бамбука, изображенные на ее крышке, прямо указывают на сдвоенный бамбуковый посох, с которым вы никогда не расстаетесь!

Ку бросил взгляд на свой посох, прислоненный к скамье там, где он, Ку, только что сидел. Серебряные кольца, соединяющие два бамбуковых стебля, блестели в свете факелов. Он молча поник головой.

Судья же непреклонно продолжал:

— Покойный судья оставил и другие свидетельства того, что он знал о ваших мерзких делах и что именно вы планировали его убийство. Я повторяю, Ку, — признайтесь и назовите ваших сообщников!

Ку поднял голову, удрученно взглянул на судью и пролепетал, запинаясь:

— Я… Я признаюсь.

Он вытер пот со лба, затем проговорил тусклым голосом.

— Корейские монахи, которые плавали на моих судах между корейскими портами и Пенлеем, проносили золото в посохах, а Хой-пен с магистром Цао действительно помогали переправлять золото отсюда в заброшенный храм и дальше, в столицу. Ким Сон помогал мне, а сборщик пожертвований Цу-хэй помогал Хой-пену вместе с десятью другими монахами, которых я назову. Настоятель и другие монахи ни в чем не повинны. Золотую статую отлили здесь, в храме, под наблюдением Хой-пена, используя печь, в которой сожгли тело Цу-хэя. А настоящую копию, сделанную мастером Фэном, я спрятал в своем доме. Ким Сон нанял корейца-лакировщика, чтобы тот вложил яд в балку в библиотеке судьи Вана, после чего отправил этого человека обратно в Корею на ближайшем судне.

Ку поднял голову и с мольбой взглянул на судью. Он вскричал:

— Но, клянусь, во всех этих случаях я действовал по приказу, ваша честь! А настоящий преступник…

— Молчать! — грозно приказал судья Ди. — И не пытайтесь навязать мне новую ложь! Завтра вам будут предоставлены все возможности для оправдания — на заседании суда. — И он обратился к Цзяо Даю: — Возьмите этого человека и отправьте в управу.

Цзяо Дай мгновенно связал Ку руки за спиной и увел его под охраной двух приставов.

Судья Ди указал на магистра Цао, который сидел на своем месте в полном оцепенении. Но, увидев Ма Жуна, направляющегося к нему, он вдруг вскочил и бросился к другому концу террасы. Ма Жун прыгнул, магистр попытался увернуться, но был схвачен за кончик пышной бороды. Магистр Цао вскрикнул, и борода повисла, зажатая в огромном кулаке Ма Жуна. На маленьком скошенном подбородке магистра осталась только тонкая полоска кое-где порванного пластыря. С отчаянным воем он ухватился за свой голый подбородок, тут-то Ма Жун и ухватил его за запястье и заломил руку за спину.

Медленная улыбка озарила строгие черты судьи Ди. И он с удовлетворением проговорил про себя:

— Вот так! И борода тоже фальшивая!