Онлайн чтение книги Змей Уроборос
XII. КОШТРА ПИВРАРХА

О ТОМ, КАК ЛОРДЫ ДЕМОНЛАНДИИ ПРИШЛИ В МОРНА МОРУНУ, ОТКУДА УВИДЕЛИ ЗИМИАМВИАНСКИЕ ГОРЫ, КОТОРЫЕ ВИДЕЛ ЛОРД ГРО МНОГО ЛЕТ НАЗАД; И О УВИДЕННЫХ ИМИ ЧУДЕСАХ, И ОБ ИСПЫТАННЫХ НЕСЧАСТЬЯХ, И О СОВЕРШЕННЫХ ИМИ ДЕЯНИЯХ, И О ПОПЫТКЕ ДОСТИЧЬ КОШТРА ПИВРАРХИ, ЕДИНСТВЕННОЙ В МИРЕ ГОРЫ, КОТОРАЯ СМОТРИТ СВЕРХУ ВНИЗ НА КОШТРА БЕЛОРН; И О ТОМ, ЧТО НИКТО НЕ МОЖЕТ ПОДНЯТЬСЯ НА КОШТРА БЕЛОРН, НЕ ПОГЛЯДЕВ НА НЕЕ СВЕРХУ.

КАК уже было сказано, Лорд Джусс и Лорд Брандох Даха в тумане отделились от своих людей и никак не могли найти их. Когда последние звуки боя затихли вдали, они вытерли свои окровавленные мечи, вложили их в ножны и быстрым шагом пошли на восток. Из всех, кто следовал за ними, остался один Миварш. Он слегка втянул губы, открывая острые зубы, но шел гордо и уверенно, как тот, кто решил умереть достойно, со спокойной душой. День за днем, иногда при хорошей погоде, иногда через туман и снегопад, они шли по неизменяющейся пустыне, на поверхности которой лишь изредка появлялось что-нибудь: медленно текущая маленькая речка, либо небольшой холмик, либо озерцо, либо куча камней; и все они таяли из виду не успевали они пройти и полмили. И так день за днем, и вчера ничем не отличалась от сегодня, и повторялось завтра. И по пятам за ними шёл страх, и сидел рядом, пока они спали, и его крылья хлопали в воздухе, и угрожающе молчал он в лучах солнца, и клацал зубами в пустоте ночи. И на двенадцатый день пришли они в Морну Моруну, и, уже в сумерках, встали около маленького круглого замка на молчаливой Омпреннской Грани.

Отвесный утес уходил вниз из под их ног. Странно это было, стоять на конце мира и глядеть на юг, на землю лета, и слабый летный ветерок доносил до них благоухание цветущих деревьев и цветов, покрывавших склоны гор. Сплошной зеленый ковер гигантских деревьев покрывал всю эту страну, и кое-где видели они серебряные изгибы реки, текущей сквозь чащу, ибо принимал Бхавинан воду тысяч тайных горных потоков и нес ее в неведомое море. За рекой простирался густой лес, голубоватый на таком расстоянии; из него торчали изящные вершины холмов, за которыми смутно вырисовывались более высокие пики. Демоны напрягли глаза, пытаясь приникнуть взглядом за покров тайны, окутавший их предгорья; но великие пики, как великие леди, огородили себя от нескромных взоров, и даже намек на блеск снегов не пробивался через их покрывала.

Не было никаких сомнений, что когда-то Морна Моруна стала местом смерти целого народа. Следы огня все еще чернели на ее стенах. Прекрасная открытая галерея, бежавшая над главным залом, была сожжена и частично разрушена, из проломов слепо торчали почерневшие концы балок. Среди обломков когда-то изящных стульев и скамей, ныне сломанных и съеденных червями, виднелись сгнившие обрывки гобеленов и ковров, ставшие домом для пчел и пауков. На стенах еще держались выцветшие и изъеденные плесенью остатки прекрасных картин, как память о жизни, закончившейся двести лет назад, и напоминающие мумифицированный скелет давным-давно умершей принцессы. Пять дней и пять ночей Демоны и Миварш прожили в Морна Моруне, привыкая к знамениям, пока не перестали обращать на них внимания, как люди не замечают ласточек у своих окон. Тихую ночь пронзали вспышки пламени, в освещенном лунным светом воздухе метались смутные тени; в беззвездные и безлунные ночи слышались стоны и невнятное бормотанье; кто-то двигался за их кроватями и носился в воздухе, и невидимые, лишенные плоти пальцы гладили Джусса, когда он выходил наружу, чтобы расспросить ночь.

Облака и туман затянули юг, и от огромных гор за Бхавинаном остались только предгорья. Но вечером шестого дня перед рождеством, девятнадцатого декабря, когда Бетельгейзе должен был подняться в зенит, с северо-запада налетел ветер, смешавший мокрый снег и солнечный свет. В это время они стояли на краю утеса. Вся лесная страна была голубой от теней приближающейся ночи; река сияла тусклым серебром; силуэты далеких лесистых гор смешались с выстроенными из беспокойного голубого дыма берегами и башнями, безостановочно летевшими высоко в воздухе. Внезапно в облаках открылось окно и над зубчатыми горами показался кусочек ясного чистого неба. И в то же мгновение у Джусса перехватило дыхание, ибо увидел он бессмертных, светившихся в прозрачном воздухе, далеких, огромных и одиноких, как будто созданных из небесного эфира, ветра и огня, слившихся вместе, и неестественно чистых, ибо не было в них грубых элементов земли или воды. Как будто красно-розовый свет заката замерз и превратился в кристалл, из которого вырезали вечные, сильные и неизменяющееся создания, парящие между суматохой землерожденных туманов внизу и буйного неба наверху. Разрыв побежал вширь, на запад и на восток, открывая высокие снежные пики, сверкающие под лучами садящего солнца. А на юге раскинулась радуга, похожая на меч, вытянувшийся вдоль всего видения.

Недвижные, подобные ястребам, с высокого насеста глядящим на огромный мир, Джусс и Брандох Даха глядели на желанные горы.

И заговорил Джусс, сбивчиво и запинаясь, как тот, кто говорит во сне: — Сладкий запах, порывистый ветер, камень, на котором стоит твоя нога: я уже видел все это. С тех пор, как мы отплыли от Сторожевого Мыса, не было ночи, чтобы я не увидел их во сне. И я знаю их имена.

— Кто сказал тебе их имена? — спросил Брандох Даха.

— Мои сны, — ответил Джусс. — И первый из них я увидел на моем собственном ложе, когда я вместе с тобой воротился домой из гостей в последнем июне. И это были вещие сны, ибо мне снилось то, что я вижу сейчас. — И еще сказал он: — Ты видишь то место, где предгорье переходит в темную долину, глубоко уходящую в горную цепь, и можно видеть всю гору, он подножья до вершины? Видишь там, за ближайшим кряжем с бледными обрывами, покрытом паутиной огромных снежных коридоров, понимается крепость, каменные башни которой упираются прямо в небо? Это и есть великий кряж Коштра Пиврарха, а самый высокий из шпилей — его тайная вершина.

Пока он говорил, его глаза следовали вдоль линии восточного кряжа, где башни, как темные боги, сошедшие с небес, погружались в бруствер, который бежал над занавесом грозящих лавиной снегов. Он замолчал, когда его взгляд остановился на вершине-сестре, более гладкой, чем девичья щека, более чистой, чем роса, более сладкой, чем сон. Сестер разделяла дыра, которую небо прожгло в диких утесах; старшая стояла на восток от младшей.

Пока они глядели, лучи закатного солнца умерли в горах, оставив за собой бледные оттенки смерти и молчания. — Только если твой сон, — сказал Брандох Даха, — поведет тебя вниз за Грань, через Бхавинан, через леса и холмы, через лиги льда и замерзшего камня, стоящие между нами и главным кряжем, вверх, на правильную дорогу к высоким снегам Коштра Белорн, вот тогда я скажу, что это был это действительно был вещий сон.

— Сон все показал мне, — ответил Джусс, — вплоть до подножья великого северного склона Коштра Пиврархи, из которой только и можно попасть на Коштра Белорн. Но дальше, за эти скалы, даже сон не смог проникнуть. Прежде чем солнце зайдет я покажу тебе дорогу через ближайший кряж. — И он указал туда, где ледник полз между тенистых стен вниз, спускаясь с колючего снежного поля, отвесно поднимавшего к перевалу. На восток от него стояли два белых пика, а на запад — похожая на цитадель гора, с отвесным лицом и длинной спиной, приземистая и темная, лежавшая под воздушным силуэтом Коштра Пиврархи, нависавшей над ней.

— Долина Зиа, — сказал Джусс, — которая спускается в Бхавинан. Туда и лежит наш путь. Под этот темный бастион, называемый Тетрахнамф.

На следующее утро Брандох Даха пришел к Миваршу Фазу и сказал: — Пришло время, и сегодня мы спускаемся с Омпреннской Грани. Я бы не хотел оставлять тебя здесь, на краю Моруны, но спуск по этой стене — не увеселительная прогулка. Ты умеешь карабкаться по скалам?

— Я родился, — ответил Миварш, — в высокогорной долине Пираршин, у истоков реки Бейрун. Тамошние мальчишки начинают лазать по скалам едва научившись ходить. Меня не пугает ни этот спуск, ни эти горы. Но сама эта земля ужасна и никому не ведома, и множество мерзких тварей населяют ее, духов и пожирателей людей. О мой друг, заморский дьявол, быть может достаточно того, что мы уже сделали? Давай повернем назад, и, если бог сохранит наши души, наши имена навечно останутся в памяти людей, ибо дошли мы до Морна Моруна и живыми вернулись обратно.

Но Джусс ответил и сказал: — О Миварш Фаз, знай, что не для славы пришли мы сюда. Наше величие и так бросает тень на весь мир, как огромный кедр распространяет тень на весь сад; и это путешествие, как бы опасно оно не было, мало что может добавить к нашей славе, как этот огромный лес Бхавинана не станет больше, если ты добавишь к нему два-три дерева. Но знай, что великий Король Ведьмландии, колдуя в своем королевском дворце Карсё, послал в мир магическое создание, прежде не отягощавшее мир, и эта злая тварь схватила моего брата, Лорда Голдри Блазко, который дорог мне, как моя собственная душа. И Те, кто живет в тайне, послали мне сон, призывающий меня отправиться на Коштра Белорн, если я хочу увидеть моего дорогого брата. Поэтому, о Миварш, ты можешь идти с нами, если хочешь, но, если не хочешь, ты можешь уехать с миром. И знай, что ничто, кроме моей смерти, не заставит меня остановиться.

И Миварш, подумав, решил, что мантикоры, которые должны сожрать его и двух лордов, все равно лучший удел, чем терпеть одному все ужасы Моруны, взял свою веревку и, поручив себя защите богов, по изрезанным каменным склонам и замерзшей земле последовал за Лордом Брандох Даха к началу оврага, ведущего вниз с обрыва.

Рано утром встали они на ноги, но только в полдень вышли к началу оврага. Опасаясь падающих камней, сначала шли они по восточной стороне русла, но потом, когда спуск стал слишком крутым, вернулись к западной стене. Через пару часов овраг сузился и стал не таким глубоким, Брандох Даха взглянул вперед и, на расстоянии нескольких длин копья, увидел сглаженные каменные плиты, резко обрывающиеся вниз, и его взгляд прыгнул с их резко очерченного края прямо на мерцающие верхушки деревьев, которые отсюда казались крошечными островками мха, отделенными от них невидимой воздушной пропастью. Тут они немного отдохнули; потом немного поднялись вверх по почти отвесному утесу, и, после опасного перехода, нашли другой овраг, немного западнее первого. Вот так, преодолевая долгий калейдоскоп осыпей и оврагов, они спустились вниз и вышли на прекрасную зеленую землю у подножия утеса.

У их ног росла невысокая горная горечавка; лес, как море, простирался немного ниже их; за ним стояли высокие вершины Зиайского кряжа: белые фронтоны Исларгина, узкий и темный палец Тетрахнамф нан Шарк, торчавший в небо над Зиайским Перевалом, и, к западу от него, выступавший над долиной Тетрахнамф нан Сурм. Другие великие горы по большей части скрывались за ближайшим кряжем, но Коштра Белорн возвышалась над Перевалом. Как королева, глядящая вниз из высокого окна, так и она взирала на зеленые леса, спящие в под полуденным солнцем, и вершина ее светилась, как звезда. За ними находился откос, уходящий в небо, испещренное ущельями нагромождение огромных каменных утесов, ведущих вверх, к земле листьев и воды, спрятанной за зимними равнинами Моруны.

Эту ночь они проспали на краю леса под звездами, а на следующий день спустились в лес и по сумрачным прогалинам вышли на поляну, по которой тек широкогрудый Бхавинан. Земля казалась мягкой, как подушка, и созданной для танцев эльфов. Дальний берег, находившийся в доброй полумиле от них, порос серебряными березами, изящными, как горные нимфы, их ноги-стволы сверкали в сумерках, их отражения дрожали в глубинах могучей реки. Высоко в воздухе день еще держался, слегка теплые лучи солнца еще окрашивали огромные силуэты гор, с запада, нависая над деревьями, поднималась молодая луна. На востоке поляны, недалеко от берега реки, находился маленький лесистый холм, не выше дома, в его плече чернела пещера.

— Тебе здесь нравится? — спросил Джусс. — Будь уверен, мы не найдем лучшего места, пока снег не растает и мы не сможем идти дальше. Хотя в этой счастливой долине царит вечное лето, в горах властвует лютая зима, и мы будем сумасшедшими, если отправимся туда раньше весны.

— Тогда, — ответил Брандох Даха, — на время превратимся в пастухов. Ты будешь играть мне на свирели, а я обходить мерки, сделанные дриадами, хотя, думаю, они никогда не ходили в школу. А Миварш станет козлоногим богом и будет охотиться на них; откровенного говоря все эти местные девчонки мне изрядно надели. О, это будет сладкая жизнь. Но прежде, чем мы решимся на нее, подумай как следует, о Джусс: время идет и мир шатается; что мы найдем в Демонландии, когда вернемся в нее летом?

— Тяжело у меня на сердце из-за брата моего, Спитфайра, — сказал Джусс. — Да, шторм зол, и задержка грозит еще большим злом.

— Прочь бесплодные сожаления, — сказал Лорд Брандох Даха. — Ради тебя и ради твоего брата отправился я в это далекое путешествие, и, как ты знаешь, никогда я не замахивался на то, что мне не по силам, и всегда добивался своего.

И стали они жить в пещере за глубокопучинным Бхавинаном, и перед этой пещерой справили святое Рождество, самый странный из всех, которые они справляли за всю свою жизнь: ведь сидели они не на высоких тронах из рубина или опала, а на мшистых берегах реки, рядом со спящими маргаритками и ползучим тимьяном; и освещал их свет, лившийся не из заколдованных карбункулов в приемном зале Гелинга, а из колеблющихся под ветром горящих палочек, стоявших не на колоннах, увенчанных капителями в виде чудных монстров, а на высоких вершинах спящих берез. И в эту волшебную летнюю ночь сидели они не под огромным золотым пологом, имитирующим небо, на котором сами собой светились драгоценные камни, а под настоящим небом, в котором великие зимние звезды — Орион, Сириус и Малый Пес — поднялись в зенит, направляясь только им известным путем в южное небо к Канопусу и странным южным звездам. И когда деревья говорили, то звучал не зимний голос трескающихся стволов, но шепот листьев и гудение жуков, носившихся в ароматном воздухе. Кусты белели от цветов, а не от изморози, и тропинки под деревьями тоже были белыми — но не от снега, а от диких лилий и анемонов, спящих в ночи.

Все лесные твари собрались на этот праздник, ибо никогда не видели они лица человека и не боялись его. Маленькие древесные обезьяны, попугаи, большие и маленькие синицы, крапивники, круглоглазые лемуры, кролики, барсуки, сони, разноцветные белки, выбравшиеся из воды бобры, аисты, вороны, дрофы и вомбаты, и даже паукообразная обезьяна с детенышем на груди: все они пришли поглазеть на странных путешественников. И не только они, но и жестокие звери лесов и диких степей: дикий буйвол, волк, тигр с чудовищными лапами, медведь, жестокоглазый носорог и сама ее величество львица, все пришли на спокойную поляну посмотреть на Демонов в свете праздничных огней.

— Похоже сегодня у нас есть лесной двор, — сказал Лорд Брандох Даха. — Очень приятно. Но ты должен быть готов вместе со мной отпугнуть некоторых из них огнем, если возникнет необходимость. Ибо скорее всего эти большие звери недостаточно искушены в дворцовом этикете.

— Если ты любишь меня, — ответил Джусс, — не делай этого. Ибо лежит заклятие на земле Бхавинана, и любой, будь то человек или зверь, убивший либо применивший насилие к кому-нибудь, в то же самое мгновение взорвется и навсегда исчезнет с лица земли. Именно поэтому я отобрал у Миварша лук и стрелы, с которыми он спустился с Омпреннской Грани, иначе он кого-нибудь убил бы для нас, и с ним случилась бы эта самая неприятность.

Миварш не слышал его слов, но сидел и дрожал, пристально глядя на крокодила, вылезшего на берег реки. И начал он кричать от ужаса: — Спасите меня! дайте мне убежать! отдайте мне мое оружие! Предсказывала же мне мудрая женщина, что в конце концов меня сожрет змея-крокодил! — Услышав его вопли, неохотно отступили звери, и крокодил, широко раскрыв свои маленькие глаза, тоже испугался неистовых криков и диких жестов Миварша, и со всей возможной скоростью бросился в воду.

И прожили Лорд Джусс, Лорд Брандох Даха и Миварш Фаз в этом месте четыре луны. Всегда хватало им еды и питья, ибо лесные звери, видя их доброе к себе отношения, приносили им свои запасы. Более того, в конце года с юга прилетела ласточка, села на грудь Джусса и сказал ему: — Великая Королева Софонисба, питомица Богов, узнала о твоем приходе. И послала она меня, чтобы передала я тебе ее приветствие, ибо знает она, что ты славен не только мощными руками, но и добрым сердцем.

И сказал Джусс: — О маленькая ласточка! Хотел бы я увидеть Королеву Софонисбу лицом к лицу и поблагодарить ее.

— Ты сможешь поблагодарить ее, — ответила ласточка, — в Коштра Белорн.

И сказал Брандох Даха: — Обязательно сделаем мы это. Именно туда направлены все наши мысли.

— Подтверди свои слова великими делами, — сказала ласточка. — Но знай, что легче покорить весь мир, чем подняться пешком на эту гору.

— Твои крылья слишком слабы, чтобы поднять меня, иначе я занял бы их, — сказал Брандох Даха.

Но ответила ему ласточка: — Даже орел, взлетающий к самому солнцу, не может спуститься на Коштра Белорн. И ничья нога не может ступить на нее, за исключением тех благословенных, кому сами Боги разрешили это сделать много лет назад и кого она терпеливо ждет все эти годы: люди, похожие на Богов величием и красотой, которые смогут пройти через ее молчаливые снега без помощи всякой магии, но только силой своих рук.

И засмеялся Брандох Даха. — Даже орел, — крикнул он, — а как же ты, маленькая пернатая штучка?

— Никто из тех, у кого есть ноги, — сказала ласточка. — У меня нет.

Лорд Брандох Даха нежно взял птичку в руку, поднял высоко в воздух и посмотрел на высокую южную страну. Березы, склонившиеся над Бхавинаном, казались не более грациозными, а далекие скалы гор, на которые он смотрел, не более непокорными, чем он сам. — Лети к Королеве, — сказал он, — и скажи ей, что ты говорила с Лордом Джуссом и Лордом Брандох Даха из Демонландии. И еще скажи ей, что мы — это те, кто должен придти; и что прежде, чем весна сменится летом, мы придем в Коштра Белорн, пользуясь только силой своих рук, и поблагодарим ее за любезное послание.

Наступил апрель. Солнце, двигаясь через созвездия зодиака, вышло из Овена и вошло в созвездие Тельца, снега на высоких вершинах гор начали таять, наполнив горные ручьи, а вода наполнила могучую реку, которая встала вровень с берегами и понеслась как скаковая лошадь, и Лорд Джусс сказал: — Пришло время пересечь реку Бхавинан и отправиться в горы.

— Охотно, — ответил Брандох Даха. — Но мы перейдем ее, переплывем или, может, перелетим? Я-то много раз переплывал Громовой Залив, чтобы подхлестнуть аппетит перед завтраком, и мне все равно, с какой скоростью несется эта река. Но упряжь, оружие и припасы — совсем другое дело.

— А разве мы не завели друзей в этих лесах? — сказал Джусс. — Крокодил перевезет нас через Бхавинан, достаточно только попросить его.

— Это плохая рыба, — сказал Миварш, — и она не любит меня.

— Тогда тебе придется потерпеть, — сказал Брандох Даха. — Но не страшись, я буду вместе с тобой. Рыба может перенести на спине нас обоих и не потонуть.

— Говорила мне мудрая женщина, — ответил Миварш, — что эти змеи станут моим наказанием. Тем не менее я сделаю, как ты хочешь.

Засвистели они, и крокодил поднялся из глубин реки. Первым переправился Лорд Джусс, и поплыл он на спине этой змеи вместе со всеми их припасами и оружием, и высадился на другой берег в ста шагах ниже по течению, ибо поток был очень силен; после чего вернулся крокодил на северный берег, посадил себе на спину Брандох Даха и Миварша Фаза, и переправил их таким же манером. Миварш, с храбрым лицом, сидел как можно ближе к хвосту, перебирая пальцами травы против змей, которые он достал из своей котомки; своими дрожащими губами он непрерывно шептал мольбы своим богам.

Высадившись на берег, они поблагодарили крокодила, попрощались с ним и быстро пошли через лес. А Миварш, как будто только что освобожденный из тюрьмы, легким шагом бежал перед ними, напевая и щелкая пальцами.

Так они шли три и четыре дня, петляя среди лесистых холмов, а потом еще сорок дней прожили в Зиайской долине. Долина напоминала почти плоский амфитеатр, узкие известняковые утесы нависали над ней с каждой стороны. Высоко на юге, за большими серыми моренами, притаился Зиайский ледник, длинный, покрытый морщинами, как будто некий дракон, переживший первобытный хаос, сунул свою морду в долину. И его ледяных пещер с грохотом изливалась юная река, вздымая в воздух водяную пыль, над которой в хорошую погоду трепетала многоцветная радуга. От ледника дул сильный ветер, а высокогорные цветы и кустарники впитывали свет солнца.

Здесь собрали они хорошие запасы еды. Каждое утро вставали они до рассвета солнца, уходили в горы и упражняли свое тело, готовясь идти на штурм высочайших вершин. Исходили они Тетрахнамф и Исларгин, и поднимались на их вершины; и каменистые пики более низкого Нуаннсого кряжа, глядевшего на Бхавинан; и снежные пики к востоку от Исларгина: Авсек, Кьёрмрсур, Мирсу и Борс Мехефазарск, самый высокий из них на всех кряжах, и еще неделю прожили на моренах Мехефазарского ледника, над высокогорной долиной Фоана; и на восток от них была доломитовая группа Бурджазархра и великая стена Шиллак.

После этих упражнений их мускулы стали походить на стальные ленты, они стали сильны как медведи и научились прыгать со скалы на скалу как горные козлы. И вот на девятый день мая пересекли они Зиайский Перевал и разбили лагерь на камнях под южной стеной Тетрахнамф нан Шарк.

Солнце, красно-кровавый диск на безоблачном небе, уже садилось. По бокам и спереди от них простирались снега, голубые и молчаливые. Жестокий холодный ветер дул с высокогорных снежных полей. Линия черных утесов, находившая в лиге на юг, ограждала ледниковый бассейн. И над черной стеной в двенадцати милях от них, в опаловое небо вздымались Коштра Белорн и Коштра Пиврарха.

Они поужинали в гаснувшем свете дня, и Джусс сказал: — Стена, которую ты видишь, называется Барьер Эмшир. И хотя прямой путь к Коштра Пиврархе лежит через нее, мы не пойдем им — это плохой путь. Ибо, во-первых, подняться на стену невозможно, и только полубоги пробовали это.

— Я не буду ждать вторую причину, — ответил Брандох Даха. — Ты привел нас сюда, теперь настала моя очередь, так что завтра мы пойдем вместе и я покажу тебе, как превратить эти барьеры в клубы дыма, ибо стоят они между нами и нашей целью.

— Если бы это была единственная причина, — сказал Джусс, — я бы не противоречил тебе. Но не одни бесчувственные камни закрывают нам дорогу. Видишь там, на востоке, где на конец Барьеров, стоит уродливая пирамида из упавших утесов и свисающих ледников, закрывающая нам дальнейший вид на восток. Люди называют ее Менксур, но в небесах у нее другое, намного более ужасное имя: Эла Мантиссера, или, на нашем языке, Колыбель Мантикор. О Брандох Даха, я вскарабкаюсь вместе с тобой на любые отвесные утесы, и я сражусь вместе с тобой с самыми смертоносными зверями, бегающим среди рек Тартара. Но только не с обеими одновременно, ибо это опрометчиво и просто глупо.

Но Брандох Даха засмеялся и так ответил ему: — Не кем другим считаю я тебя, о Джусс, а воробеем-верблюдом. Тем, кому говорят "Лети!", и он отвечает "Я не могу, ибо я верблюд"; и когда говорят ему "Неси!", он отвечает "Я не могу, ибо я птица".

— Неужели ты подначиваешь меня? — спросил Джусс.

— Да, — ответил Брандох Даха, — ибо ты упрям, как осел.

— Хочешь ссоры? — спросил Джусс.

— Ты знаешь меня, — сказал Брандох Даха.

— Ну, — сказал Джусс, — однажды твой совет оказался дельным и спас нас, но девять раз ты дал плохой совет, и мне пришлось спасать нас от плохого конца. Если с нами случится что-нибудь плохое, то только из-за твоего упрямства. — И завернулись они в плащи и уснули.

На следующее утром они встали очень рано и пошли по скрипучему снегу, за ночь ставшему чрезвычайно твердым из-за ночного мороза. Перед ними чернели Барьеры, казавшие совсем близко, не дальше броска камня. Свет звезд скрадывал размеры и расстояние, они шли и шли, не приближаясь и не удаляясь. Несколько раз спускались они в долины или поднимались на складки ледника, пока, на восходе солнца, не оказались перед гладкой пустой стеной, замерзшей и блеклой, закрывавшей им путь на юг, и не было на ней даже самой маленькой каменной полки, на которой мог бы задержаться снег.

И остановились они, поели, и стали изучать гору перед собой. И показалось им, что невозможно подняться на нее. Тем не менее стали они искать место для подъема, и в конце концов нашли небольшое возвышение на леднике, меньше чем в миле от западного плеча Эла Мантиссера. Но и здесь скала была четыре-пять сотен футов в высоту, достаточно гладкая и неприступная, но ничего лучшего не было.

Некоторое время ходили они вдоль стены, но, наконец, Брандох Даха, стоявший на плечах Джусса, не нашел маленькую полочку, невидимую снизу, и забрался на нее и с большими усилиями стал подниматься по камню вверх, пока на высоте в сто футов не нашел достаточно широкую полку, которая могла выдержать шесть или семь человек одновременно; сел он на нее, и при помощи веревки вытянул наверх сначала Лорда Джусса, а потом и Миварша Фаза. И этот короткий подъем отнял у них полтора часа.

— Северо-восточный склон Злого Столба — детская игрушка по сравнению с этим, — сказал Лорд Джусс.

— Да этот намного выше, — сказал Лорд Брандох Даха, лежавший на спине над пропастью, руки за головой, ноги свешиваются с полки. — Не говори никому, Джусс, но больше я не полезу первым на такую кручу даже за все богатство Чертландии.

— Раскаиваешься и хочешь вернуться? — спросил Джусс.

— Если ты спустишься последним, — ответил он. — Если нет, я скорее рискну посмотреть на то, что ждет нас наверху. И если дело обернется плохо, ну что ж, я закоренелый атеист.

Лорд Джусс встал и, держась за камень правой рукой, высунулся наружу и внимательно оглядел стену по сторонам и выше них. Повисев какое-то время, он вернулся назад. Его квадратные челюсти напряглись, зубы под темными усами зло сверкнули, как будто молния разорвала ночной мрак между темным морем и черным небом, ноздри раздулись, как у боевой лошади перед битвой. В глазах заметались фиолетовые молнии, тело напряглось, как тетива лука; он положил руку на рукоятку меча и с резким скрипом вытащил его из ножен.

Брандох Даха прыгнул на ноги и выхватил свой меч, дар Зелдорниуса. — Что случилось? — крикнул он. — Ты выглядишь устрашающе. Как тогда, когда ты схватил руль и направил наши корабли на запад, в Пролив Картадзе, а судьба Демонландии и всего мира зависела от тебя: победа или поражение, радость или горе.

— Здесь мало места для меча, — сказал Джусс. И опять посмотрел на восток и вверх вдоль утеса.

Брандох Даха взглянул через его плечо. Миварш взял лук и наложил стрелу на тетиву.

— Ветер доносит до нас странный запах, — сказал Брандох Даха.

Времени на размышления больше не было. Через головокружительную пропасть к ним спускалась омерзительная тварь, перемахивая с полки на полку легче, чем обезьяна прыгает с ветки на ветку. Телом она напоминала льва, но больше и выше, мутно-красного цвета, с торчащими, как у дикобраза колючками; лицо человеческое, хотя людей с такими ужасными лицами не бывает, сверкающие глаза, низкий морщинистый лоб, уши слона, на голове грязные волосы, похожие львиную гриву, огромные челюсти, из-за жестких губ торчали коричневые, запачканные кровью клыки. Прямо к полке с людьми направлялась она, и едва успели они приготовиться, чтобы встретить ее, как взметнулась она в воздух над ними и приземлилась на полку прямо между Джуссом и Брандох Даха прежде, чем поняли они, куда она стремится. Брандох Даха взмахнул мечом и одним ударом отрубил скорпионий хвост. Но ударила она лапой в плечо Джусса, оттолкнула Миварша и как лев набросилась на Брандох Даха, который, потеряв равновесие на узкой каменной полке, упал вниз с высоты сто футов прямо в снег.

Но когда остановилась она на мгновение, готовясь последовать за ним и прикончить его, Джусс ударил ее и рассек бедро на задней ноге, и срезал мясо вплоть до огромной кости, и с громким звоном меч его ударился о медные когти ее ног. С ужасным ревом повернулась она к Джуссу и встала на дыбы, как лошадь, и, стоя, была она на три головы выше самого высокого человека, а ее грудь была шире, чем у медведя. И задохнулся Лорд Джусс от ее отвратительного зловония, и затошнило его, но, укрепившись духом, ударил он тварь круговым ударом в живот, и рассек ей брюхо и вывалились наружу внутренности. И еще раз ударил он ее, но промахнулся, налетел меч на камень и разлетелся на куски. И зловонная тварь напала на него, ревя как тысяча разъярённых львов, и схватился с ней Джусс врукопашную, поднырнул под ее тело, запустил руки внутрь ее живота и вырвал все живые органы, до которых смог дотянуться. И так тесно они сплелись, что не могла она достать его своими смертоносными зубами, но вцепилась когтями в его левое колено и срезала плоть вплоть до кости, и упала на него и придавила его к камню, ломая кости на его груди. И Джусс, несмотря на острую боль, больше страдал от ее зловонного дыхания и отвратительного запаха ее крови и внутренностей, вываливавшихся на его лицо и грудь. Тем не менее, сумел он собрать все свои силы и продолжал сражаться с грязной пожирательницей людей. И ударял он своей правой рукой с зажатой в ней рукояткой меча в живот бестии, пока не нащупал сердце и на изрубил его на куски как лимон, и стал рубить большие кровеносные сосуды вокруг сердца до тех пор, пока кровь потоком не хлынула из них. И стала тварь в смертельных конвульсиях свертываться и распрямляться как гусеница, пока не свернулась калачиком и не упала с полки и не легла рядом с Брандох Даха, самое отвратительное из земных созданий бок о бок с самым прекрасным, и не запачкала своей красной кровью чистый снег. И шипы, что росли на ней сзади, втянулись внутрь, как жало только что умершего шершня, которое при жизни то втягивается внутрь, то выходит наружу. И упала она не на снег, на который, волею небес, упал Брандох Даха, но ударилась головой о камень у подножия стены и вытекли ее мозги. И лежала она в собственной крови, мертвым взглядом глядя в небо.

А тем временем Джусс, как мертвый, лежал на скользкой от крови каменной полке, и начал уже сползать вниз, но спас его Миварш, схватив за ногу и оттащив в безопасное место. Страшно было глядеть на Лорда Джусса, ибо весь он был покрыт с головы до ног кровью, чужой и своей. Перевязал Миварш его раны и устроил его на утесе так удобно как только мог, а сам уставился вниз, ибо хотел узнать, жив зверь или умер.

Долго глядел Миварш вниз, пока от напряжения не выступили на его глазах слезы, и все это время не шевелилась страшная бестия, и упал ничком Миварш и громко взмолился: — О Шлимфли, Шламфли и Шебамри, боги моего отца и отцов отца, смилуйтесь над вашим ребенком, если, как я думаю, ваша власть простирается и на эту далекую запретную страну, а не только на Чертландию, где ваши дети поклоняются вам в священных местах. Ибо я научил моих сыновей и дочерей поклоняться вашим священным именам, и сделал алтарь в моем доме, украшенный звездами, и устроил его так, как был заповедано издревле, и возложил на него моего седьмого сына и возложу седьмую дочь, в кротости и справедливости, согласно вашей священной воле; но я еще не сделал этого, ибо не удостоили вы меня чести иметь семь дочерей, но только шесть. И вашими священными именами прошу я вас увеличить силу моих рук, чтобы мог я спустить вниз на веревке своего товарища, хотя он неверующий в вас заморский дьявол, и мог я безопасно спуститься сам с этого высокого камня. О Боги моего народа, спасите его жизнь, спасите жизнь им обоим. Ибо уверен я, что если они не останутся в живых, ваше дитя никогда не вернется домой, но умрет в этой далекой земле от холода и голода, как жук, который живет всего один день.

Так молился Миварш. И, вероятно, высокие Боги пожалели его невинность, услышали его крики о помощи заморским мумбо-юмбо, ибо больше помочь было некому. Либо, быть может, решили они, что еще не пришло время этим лордам Демонландии умирать, бесчестно и безвестно. Во всяком случае Миварш встал и быстро обвязал Лорда Джусса, позаботившись о том, чтобы узлы под мышками и на груди не были слишком тугими и не сокрушили ему ребра и грудь, и с большими усилиями опустил его к подножию утеса. Потом сам Миварш стал спускаться вниз по опасной стене, и хотя много раз он думал, что гибели не избежать, но, тем не менее, искусство скалолаза вместе с холодной необходимостью позволили ему достичь цели.

Спустившись вниз он, не откладывая дела в долгий ящик, стал лечить своих товарищей, и, тяжело стоная, пришли они в себя. Но когда Лорду Джуссу стало немного лучше, он, при помощи магии, немедленно исцелил себя и Лорда Брандох Даха, и через несколько минут они уже смогли встать на ноги, хотя были еще слабы, заторможены и их тошнило. И было тогда три часа пополудни.

Пока они отдыхали, глядя на мертвую мантикору, плававшую в собственной крови, Джусс заговорил и сказал: — Должен я сказать тебе, о Брандох Даха, что сегодня ты совершил самое худшее и самое лучшее дело в своей жизни. Самое худшее — ты заупрямился и заставил нас подниматься по этой стене, так что едва не убил и меня и себя. Самое лучшее — отрубил хвост этой мантикоре. Скажи, это случайность или ты действовал осознанно?

— Ну, — ответил Брандох Даха, — я еще никогда не был таким: бедный человек, руки которого трясутся, как у труса. Однако моему мечу не понравилась эта штука, которой она размахивала, и он сам занялся ею. А что в этом такого?

— В хвосте находится жало, — ответил Лорд Джусс, — даже слабый укол которого в палец убивает человека.

— Ты говоришь как по писанному, — сказал Брандох Даха. — Иначе я едва ли узнал бы в тебе моего благородного друга, ибо ты так выпачкался в крови, как буйвол в грязи. Не сердись на меня, если я встану с подветренной стороны от тебя.

Джусс рассмеялся. — Не будь таким изнеженным, — сказал он, — а пойди к зверю и сам вымажись кровью его потрохов. Я не шучу — это необходимо. Мантикоры — враги не только рода человеческого, но и своего собственного: каждая ходит сама по себе, до смерти ненавидя любую другую, и для них во всем мире нет более ненавистной вещи, чем кровь их собственного рода, и один только запах ее заставит их держаться от нас подальше, как сумасшедшая собака держится подальше от воды. И это очень прилипчивый запах. Я уверен, что после этой встречи мы будем в полной безопасности от них.

Этой ночью они разбили лагерь у подножия Авсека, а с рассветом отправились по долине на восток. Весь день они слышали рычание мантикор с безлюдных склонов Эла Мантиссера, казавшейся теперь не пирамидой, а, скорее, длинной загородкой, южным крепостным валом долины. Идти было трудно, а они были еще слабы. День почти закончился, когда, обогнув восточные склоны Элы, пришли они туда, где белая вода реки, вдоль которой они шли, сталкивались с черной грохочущей водой потока, впадавшей в нее с юго-запада. Ниже по течению река бежала на восток по широкой, заросшей деревьями долине. На голом камне развилки неожиданно стоял высокий зеленый холм, как памятник более приятного климата, когда-то царившего здесь.

— Вот видишь, — сказал Джусс, — мой сон идет вместе со мной. И хотя кажется безумием пересекать реку, разделяющуюся на дюжину протоков, прямо над Развилкой, тем не менее это единственное подходящее место. — И прежде, чем свет дня окончательно угас, они пересекли опасный поток прямо над водопадом, и этой ночью спали на зеленом холме.

Джусс назвал холм Сад Дрозда, по имени птицы, которая разбудила их на следующее утро, распевая сладкие песни на чахлом горном кустарнике, росшем среди камней. Странно звучала эта песня на холодном каменном склоне, под кошмарными склонами Эла Мантиссера, совсем близко к границам зачарованных снегов, стерегущих Коштра Белорн.

Но ушли они от Сада Дрозда и долго не видели высоких гор, пока поднимались по долине черной реки, вдоль которой лежал их путь. Вздыбленные отроги и высокие утесы заслоняли величественные вершины. По высокому левому берегу реки шли они, сражаясь с ветром, прыгавшим и крутившимся между скалами, и почти оглохли от непрерывного рева воды, а в глазах стояли брызги, которые приносил порывы ветра. И Миварш молча шел следом за ними. И сами они молчали, ибо труден был путь вверх, а при таком ветре и реве потока надо очень громко кричать, чтобы тебя услышали. Унылой, мрачной и внушающей ужас казалась эта долина, и можно было подумать, что идут они по адской долине Пирофлегетона или Ахерона. Ни одной живой души не видели они, и только изредка высоко над ними пролетал орел на крыльях ветра, и однажды страшная тварь выскочила из пещеры в склоне горы. Постояла она, глядя на них сверкающими кровавыми глазами, большими как тарелки, блестевшими на лживом человеческом лице; почуяла кровь своего рода, испугалась и исчезла среди утесов.

Так они и шли еще три часа, и, обогнув плечо холма, внезапно очутились в дальнем конце долины, и остановились, глядя через скалистые ворота на замечательное горное плато. И здесь предстало перед ними величественное зрелище, которое безуспешно пытались описать в своих песнях и рассказах лучшие земные барды. Ибо, обрамленная утесами и покрытая сверху голубым небом, стояла перед ними Коштра Пиврарха. Так огромна она была, что даже на расстоянии в шесть миль глаз не мог охватить ее полностью, но должен был метаться взад и вперед над обширным ландшафтом от громоздких корней горы, торчавших из-под ледников, к обширному отвесному склону-лицу, где одна скала подпирала другую, башня громоздилась на башню, ослепительно сияли ледяные трещины и наполненные снегом овраги, и дальше, к одиноким вершинам, где похожие на копья белые зубы вершин кряжа грозили расколоть высокое небо. И заполняла эта гора четверть неба, от изящного пика Эйлинон на западном плече, до снежных склонов Джалчи на востоке, скрывавших за собой Коштра Белорн.

Этим вечером они разбили лагерь на левой морене великого ледника Темарм. От шпилей кряжа тянулись на восток длинные паукообразные ленты облаков, тонкие, дамская вуаль — знак ветреной погоды, царившей наверху.

— Воздух стеклянно-прозрачен, — сказал Джусс. — Это предсказывает плохую погоду.

— Ну время нас подождет, если понадобится, — сказал Брандох Доха. — Как только я увидел эти ледяные рога, на меня нахлынуло такое могучее желание, что я точно умру, если не вскарабкаюсь туда. Но ради тебя, о Джусс, я совершу чудо. Ибо ты стремишься в Коштра Белорн, и, я уверен, намного легче пройти по снеговым полям Джалчи и обогнуть восточные утесы, чем штурмовать Коштра Пиврарху.

— Именно ее я видел в Чертландии, — сказал Джусс. — "Остерегайся высокой жены". Но эта местность заколдована: никто не может подняться на Коштра Белорн, если не увидит ее сверху; так что он либо найдет свою смерть, либо исполнит свое заветное желание. И только с одной единственной точки земли можно посмотреть вниз на Коштра Белорн. Взгляни вон туда, на ледяные зубы, на которых играют последние лучи солнца. Это и есть самая высшая точка нашей земли.

Помолчали они минуту. Потом Джусс заговорил и сказал: — Ты всегда был самым величайшим среди нас горовосходителем. Какой путь избрал бы ты для подъёма?

— О Джусс, — сказал Брандох Даха, — ты повелитель льдов и снегов. И я охотно приму любой твой план. Но, для моего собственного удовольствия, я бы поднялся в щель между двумя горами, и потом повернул бы на запад, к восточному кряжу Пиврархи.

— На глаз это самый опасный подъём, — сказал Джусс, — и, вероятно, самый великий, и по двум причинам поддерживаю я твой выбор. Эта щель именуется Врата Зимиамвии. Она, и также ледник, который проходит через нее, находится под тем самым заклятием, о котором я говорил тебе. Верная смерть ждет нас, если не взглянем мы на сверху вниз на Коштра Белорн; но если добьемся мы успеха, то окажемся неподвластны заклинанию, и с этого момента от нас потребуется только наша сила, умение и высокое сердце, дабы свершить то, что мы желаем.

— Тогда жди нас, великая северная скала! — крикнул Брандох Даха. — Ты не увидишь, как мы карабкаемся на тебя, пока мы не заберемся вон на те высочайшие зубы, посмотрим на тебя сверху вниз и подчиним своей воле.

Поужинали они и уснули. Но всю долгую ночь ветер кричал среди утесов, а на утро дождь со снегом заволокли горы. Весь день бушевал ураган, и в краткое мгновение затишья свернули они лагерь и спустились назад, в Сад Дрозда, и там провели девять дней и девять ночей под ветром, дождем и градом.

Только на десятый день закончилась буря, и они опять пересекли ледник и разбили лагерь в каменной пещере у подножия великой Коштра Пиврархи. На рассвете Джусс и Брандох Даха вышли наружу и осмотрели окрестности. Пересекли они устье крутой и забитой снегом долины, которая поднималась к основному кряжу между Ашниланом на западе и Коштра Пиврархой на востоке, обогнули подножье Эйлинона и вскарабкались с запада в снежную седловину высотой в три тысячи футов, откуда можно было увидеть всю гору и наметить путь для подъёма.

— Два дня пути до вершины, — сказал Лорд Брандох Даха. — Ночь на кряже — опасное дело, можно замерзнуть насмерть; других препятствий я не боюсь. Вон то черное ребро, которое поднимается на высоту полмили над нашим лагерем, приведет нас на гребень скалы, нависающей над той большой башней на севере. Если камни там такие же, как и те, на которых мы разбили лагерь — твердые как алмаз и шершавые как губка — они не сломаются под нами, если мы будем аккуратно обращаться с ними. В жизни не видел более пригодных камней для подъема на гору.

— Хорошо, а дальше? — спросил Джусс.

— Вверх, — сказал Брандох Даха. — Я поведу тебя как повозку, пока мы не дойдем до первого большего кармана на кряже. Его нам придется обойти, иначе мы никогда не пойдем дальше, и отсюда все выглядит достаточно скверно, ибо камни торчат наружу. А если они еще и покрыты льдом, то да, это будет работа. Но кроме этого я не в состоянии ничего предсказать, о Джусс, ибо я не вижу больше ничего определенного, кроме того, что на кряже полным полно щелей и шпилей. Как мы сможем преодолеть их — загадка. Слишком высоко и слишком далеко. Но одно ясно: мы всегда проходили там, где хотели пройти. Мы и так пересекли весь мир, и если на это кряж есть хоть какой-нибудь путь, мы найдем его и поднимемся по нему.

На следующий день, как только небеса слегка посерели, они встали, все трое, и пошли на юг по скрипящему снегу. Потом они связались веревкой у подножия ледника, спускавшего с седловины, находившей в пяти тысяч футах над ними, оттуда, где основной кряж понижался между Ашниланом и Коштра Пиврархой. Свет утра еще не поглотил блестящие звезды, а они уже шли через лабиринт башен и трещин ледопада. Вскоре свет нового дня заплескался на снежных полях великого ледника Темарм, окрасив его зелёными, шафрановыми и бледно розовыми тонами. Снега Исларгина сверкали далеко на севере, по правую руку от белого купола Эмшира. Эла Мантиссера закрывала вид на северо-восток. Огромный утес, закрывавший их долину с востока, отбрасывал тень, синюю, как летнее море. По другую сторону вверх поднимались пики-близнецы Эйлинон и Эшнилан, теплые лучи прогнали замерзшую ночную тишину и, временами, раздавался рокот лавин и рев камнепадов.

На ледопаде впереди шел Джусс, осторожно ведя их среди высоких торосов, по каждую сторону от которых лежали бездонные трещины, иногда по самому краю пропастей, иногда вдоль подножия ледовых башен. Эти башни, в пять ростов человека, некоторые квадратные, некоторые пирамидальные, некоторые разрушенные или громоздящие друг на друга, нависали над дорогой, в любой момент готовые упасть на отважных восходителей и навсегда забросить их кости в сине-зеленые тайники из мороза и тишины, туда, где ледяные корабли звенели пустотой под рукой Джусса, пробивавшегося вперед и резавшего ступеньки топором Миварша. Наконец подъём стал более пологий и они вышли на гладкую поверхность ледника, по ледяному мосту перешли огромную щель между ледником и склоном горы, и за два часа до полудня вступили на каменное ребро, которое видели из Эйлинона.

Теперь впереди пошел Брандох Даха. Они поднимались лицом к утесу, медленно и без остановок, ибо прочными, хотя и маленькими были немногочисленные полки, прилепившиеся к крутому обрыву. Время от времени попадались расщелины, уходившие наверх, но в основном приходилось подниматься по открытому обрыву, путь, требовавший большой силы и выносливости, и мало кто мог бы выдержать его даже непродолжительное время, а перед ними была стена в три тысячи футов. И, тем не менее, к полудню достигли они гребня и упали на камень, слишком слабые, чтобы говорить, и поглядели на покрытое следами лавин лицо Коштра Пиврархи, окруженное карнизом, заканчивавшимся напротив западных пропастей Коштра Белорн.

Кряж, на который они поднялись, был достаточно широк и довольно ровен. Потом он, очень резко, суживался до ширины спины лошади, и прыгал вверх на две тысячи футов или больше. Брандох Даха вышел вперед и взобрался по откосу на несколько футов. Откос выпятился над ним, гладкий, без малейших зацепок. Он попробовал еще раз, и еще, а потом соскользнул вниз со словами: — Только с крыльями.

Тогда он пошел влево. Здесь над утесом нависал ледник, и, пока он смотрел, вниз, с ревом, сорвалась ледяная лавина. Тогда пошел он направо, и здесь скользкие каменные полки были забиты битым гнилым камнем, скользким от снега и льда. Пройдя несколько футов, он вернулся обратно. — О Джусс, — сказал он, — если мы пойдем вперед, то нам придется летать, ибо на стене не за что схватиться; либо пойдем влево, с риском попасть под лавину; либо на запад, где все сгнило, а руки и ноги так скользят, что легко упасть в пропасть. Куда?

Какое-то время они совещались, и в конце концов решили идти на восток. Первый же шаг вокруг выступающего угла башни оказался очень опасен, ибо только маленькая полка была там, и не было под ней ничего, кроме воздуха, так что если камень либо человек упал бы с нее, пролетел бы он три или четыре тысячи футов до ледника Коштра и там разбился бы на куски. Зато дальше находились широкие выступы, по которым можно было пройти вдоль стены каменной башни, изогнутой внутрь и смотревшей на юг. Далеко наверху из голубого льда обломанного конца ледника выступали трещины, ослепительно белые в свете солнца, а сосульки, больше головы человека, свисали с каждой полки: божественно прекрасное зрелище, которое, однако, мало радовало их, и они поспешили как можно скорее выйти из под этого покрытого снегом опасного лица утеса.

Внезапно высоко над ними раздался треск, как если бы ударил огромный бич, и, взглянув наверх, они увидели темную массу, раскрывшуюся как цветок на фоне ясного неба, и расколовшуюся на сотни частей. Демоны и Миварш прижались к утесам, но это почти не защитило их. воздух наполнился свистом падающих камней, которые бросались вниз как дьяволы, возвращавшиеся в ад, с треском они ударялись об утесы и разбивались на куски. Эхо запрыгало от утеса к утесу, отражаясь и возвращаясь, и, казалось, сами корни гор содрогнулись под ударами бича. Когда все кончилось, Миварш застонал от боли в левом запястье, пораненном камнем. Остальные остались невредимы.

— Назад, — сказал Джусс Лорду Брандох Даха. — Хотя я знаю, что тебе это не по душе.

Вернулись они обратно, и немедленно сошла лавина, которая должна была уничтожить их, если бы они пошли дальше. — Ты неправильно судишь обо мне, — сказал Брандох Даха, улыбаясь. — Поставь меня в положение, в котором моя жизнь зависит от силы моей руки; тогда опасность — еда и питье для меня, и ничто не заставит меня повернуть. Но здесь, на этом проклятом утесе, на полках, где нас может покалечить в любое мгновение, мы игрушки других сил. И откровенно глупо оставаться здесь лишнее мгновение.

— Нам осталось два пути, — сказал Джусс. — Повернуть обратно, и навсегда покрыть свое имя позором; либо попытаться пойти на запад.

— И это будет гибелью для любого, за исключением меня и тебя, — сказал Брандох Даха. — Ну, а если мы сами погибнем, что ж, тогда, наконец, крепко заснем.

— Миварш, — сказал Джусс, — это не твое приключение. Ты храбро поддержал нас и стал нашим другом. Тем не менее сейчас я не знаю, что безопаснее: остаться тебе здесь одному, либо идти с нами по этому очень опасному проходу.

Но Миварш только сурово поглядел на него. Не произнеся ни слова он кивнул головой, как если бы хотел сказать: "Вперед".

— Тогда, в первую очередь, я должен тебя вылечить, — сказал Джусс и перевязал запястье Миварша. И поскольку день уже клонился к вечеру, заночевали они под большой башней, надеясь завтра достичь вершины Коштра Пиврархи, которая, невидимая, стояла в шести тысячах футах над ними.

На следующее утро, когда стало достаточно светло, они опять начали подниматься. Два часа занял переход, и не было ни одного мгновения, когда их жизнь не была бы в опасности. На этот раз они не связались веревкой, ибо поскользнувшись на этих мокрых камнях один человек мог увлечь за собой в пропасть дюжину. Края кряжа были скошены наружу и усеяны битым камнем и липкой грязью, мягкий красноватый камень ломался, едва его касалась рука человека и летел на ледник внизу. Вверх, вниз, шаг вперед, вниз, вниз, вверх, вперед, вот так они шли, шаг за шагом, вокруг подножия огромной башни, и, наконец, вышли к гниющей трещине, которая вела наверх, достаточно безопасно.

Пока они поднимались, белые тонкие облака, утром окружавшие высокие зубцы Эйлинона, собрались в огромную черную массу, которая заволокла все горы на западе. Огромные полосы облаков взлетали из бездны под ними, объединялись и колыхались, то поднимаясь вверх, то опускаясь вниз, как море, волнуемое прибоем. И вот, наконец, они поднялись на высокий кряж, где стояли Демоны, и окутали их в туманным плащом, в холодных складках которого гулял ветер, и темнота поглотила полдень. И остановились они, ибо не видели камня перед собой. Ветер неистовствовал, крича между расколотыми башнями. Пошел снег, и засыпал кряж. Облако поднималось и опять опускалось, как большая птица, накрывшая их могучими крылами. Из его недр ударила молния, осветив мир над и под собой. За молнией последовал гром, послав раскатистое эхо кружиться между далекими утесами. Их оружие, лежавшее на снегу, внезапно охватило голубое пламя; Лорд Джусс посоветовал отложить его в сторону, чтобы не пораниться. Скорчившись в снежной яме между камней на высоком кряже Коштра Пиврархи, Лорд Джусс, Лорд Брандох Даха и Миварш Фаз провели там ночь ужаса. Но даже о приходе ночи не узнали они, ибо шторм принес тьму задолго до захода солнца. Ослепляющий снег, дождь, гром, молния и дикий ветер, ревевший среди расселин с такой силой, что, казалось, сотрясал саму гору, не давали им заснуть. Они почти замерзли, и уже не желали ничего другого, кроме смерти, которая прекратит этот дьявольский хоровод.

День принес блеклый серый свет, и буря прекратилась. Джусс встал на ноги, слабый, не способный сказать ни слова. Зато Миварш Фаз заговорил и сказал: — Вы-то дьяволы, но я поражаюсь сам себе. Ибо всю мою жизнь прожил я в снежных горах, и знал многих из тех, кто ночевал на снегу во время непогоды. И не было ни одного из них, кто не погиб бы от холода. Конечно, я говорю о тех, кого нашли. Очень многих вообще не нашли, ибо духи сожрали их.

Но громко засмеялся Лорд Брандох Даха и сказал: — О Миварш, боюсь я, что нашел в тебе отчаянного парня. Джусс, посмотри на него, на его смелость и выносливость, посмотри, насколько он привычен к морозу или жаре, и насколько он превосходит в этом меня, как я превосхожу тебя. И все-таки он самый усталый среди нас троих. Хочешь знать почему? Я скажу тебе: всю ночь он сражался с холодом, согревая не только себя, но и меня и тебя, спасая нас от укусов мороза. Будь уверен, только он, и никто другой, спас твое худое тело.

Постепенно туман поредел, и они смогли увидеть простиравшийся перед ними кряж на сотню шагов вперед, и каждая остроконечная башня казалась призрачной и нереальной, а следующая еще призрачнее. И через туман казались эти башни гигантскими, похожими на величественные горные пики.

Связались они веревкой и пошли дальше, взбираясь на башни или обходя их, то с одной стороны, то с другой; иногда стояли они на каменных зубах, торчавших из моря тумана, которые, казалось, прорезывали всю землю; иногда спускались в глубокие трещины, на дальней стороне которых вздымались белые стены, а слева и справа зиял пустой воздух. И камни были твердыми и хорошими, как те, по которым они впервые начали взбираться от ледника. Но медленно они шли и с трудом, ибо опасно-скользким был новый снег, налипший на утесы.

Наступил день, тихий и безветренный и они, наконец, дошли до стены из твердого льда, отвесно вставшей перед ними как край меча. Насколько можно было видеть, ее восточная сторона, почти отвесная, заканчивалась белой пропастью без единого черного каменного пятна. Западный склон, однако, оказался менее крутым, язык белого замерзшего снега уходил вверх и пропадал в облаках.

Брандох Даха встал на последний каменный зуб, находивший у подножия ледяного кряжа. — Остальное твое, — крикнул он Лорду Джуссу. — Я не хочу ничего другого, как идти за тобой, ибо это твоя гора.

— Без тебя я бы никогда не поднялся сюда, — ответил Джусс, — и не пристало мне лишать тебя чести встать первым на вершину, ибо этот подъем — главным образом твоя заслуга. Иди впереди.

— Я не пойду, — сказал Лорд Брандох Даха, — ибо эта честь пристала только тебе.

И пошел Лорд Джусс впереди, вырубая топором большие ступеньки на спинном хребте западной стороны кряжа, а Лорд Брандох Даха и Миварш Фаз шли за ним по этим ступенькам.

Постепенно в невидимых пространствах неба поднялся ветер, и разорвал прогнивший занавес тумана. Копья солнечного света ударили по расщелинам. Далекие солнечные земли замерцали в невообразимых глубинах юга, видные через гребень огромной стены, стоявшей за пропастью: экран из черных каменных столпов, изборожденный тысячами сверкающих снежных впадин и увенчанный, как башнями, рядами пиков, диких и жестоких, заставлявших глаза слезиться от своего блеска — изящные шпили верхнего кряжа Коштра Пиврархи. Вершины, которые Демоны так долго видели высоко в небе, ныне лежали у их ног. Только тот пик, на который они взбирались сейчас, еще поднимался над ними с северо-востока: ясно видимый в свете дня, с обнаженными нависавшими утесами и снежным карнизом. Заметив его положение, Джусс продолжил вырезать ступеньки, и через полчаса, пробившись через облака, встал на вершине остроконечной башни, глядя сверху вниз на всю землю.

Они спустились вниз на несколько футов по южной стороне и уселись на камни. Усеянное островами прекрасное озеро лежало далеко внизу, спрятанное между лесистыми и каменистыми холмами у подножия глубоко прорезавшей горы долины, бежавшей вниз от Врат Зимиамвии. Эйлинон и Эшнилан поднимались недалеко на западе, между ними был виден изящный белый Акра Гарш. За ними шли горы, одна за другой, бесконечные, как море.

Джусс взглянул на юг, где голубая туманная земля волна за волной убегала вдаль, пока не сливалась с небом. — Ты и я, — сказал он, — первые из сынов человеческих, глаза которых видят легендарную Зимиамвию. Как ты думаешь, правда ли то, что говорят об этой счастливой стране философы: никакая нога смертного не может ступить на нее, но живут там только благословленные души, унесенные смертью, души тех великих людей которые при жизни свершали великие подвиги, не призирали землю, удовольствия и славу, всегда поступали справедливо и не были ни трусами, ни угнетателями?

— Кто знает? — ответил Брандох Даха, положив подбородок на руку и глядя на юг, как на оживший сон. — Кто может сказать, что он знает?

Какое-то время они молчали. Потом Джусс заговорил и сказал: — О мой друг, если ты и я спустимся туда, вспомним ли мы Демонландию? — И когда тот ответил, что нет, Джусс сказал: — Я скорее хотел мы грести по Лунной Заводи под звездами летней ночи, чем быть Королем Зимиамвии. И я скорее хотел бы наблюдать восход солнца на Скарфе, чем прожить в покое всю оставшуюся жизнь на острове посреди зачарованного озера Равари под Коштра Белорн.

Облачный занавес, висевший над восточными высотами, разлетелся на куски, и перед ними, как невеста, предстала Коштра Белорн, в двух-трех милях на восток, освещенная лучами садящегося солнца. Ни один камень не чернел на ее обширных склонах, все они были покрыты ослепляющим снежным полотном. Чем дольше глядели они на нее, тем более прекрасной, грациозной и могущественной представлялась она им. И встали Джусс и Брандох Даха, как встает человек, приветствуя величественную королеву. И несколько минут в молчании глядели на нее.

Потом Брандох Даха заговорил и сказал: — О Джусс, взгляни на твою невесту.