Онлайн чтение книги Монохромные слухи Monochrome Rumors
Глава 20 - Съёмки (9)

Съёмки, которые, как ожидалось, станут для всех кромешным адом, на удивление прошли гладко. Всё благодаря чудесной игре Ли Шихёна, который и являлся причиной столь неутешительных предсказаний. Однако вопреки всему, продемонстрировал свои невероятные актёрские способности.

В первый съёмочный день, после того как Шихён шокировал всех и невозмутимо покинул площадку вместе со своим менеджером, половина съёмочной группы всё ещё пребывала в недоумении. И это было вполне объяснимо после всего увиденного. Словно пытаясь всех добить, Ли Шихён вернулся для съёмок следующей сцены и в этот раз так же идеально отыграл роль Чжихана.

Конечно, не обошлось без некоторых неприятных моментов. Потому как метод съёмки, который требовал снимать одну и ту же сцену несколько раз под разными ракурсами и с разным освещением – был для Шихёна крайне неудобным. 

Но это только поначалу. Возникшая проблема быстро разрешилась сама по себе благодаря внимательному изучению игры других актёров. Любые замечания, даже самые незначительные, он исправлял без лишних вопросов, и сцены, которые должны были раскрыть образ Чжихана, снимались с минимальным количеством дублей, на которые пришлось всего один или два NG.

Особенно всех впечатлила сцена, где он разбивает голову предателю – съёмочная группа аплодировала от реалистичности происходящего. А что уж говорить про ту сцену, где он, не отрываясь, смотрел на смерть своего бывшего соратника… у каждого присутствующего это вызвало озноб по коже. 

Мужчина, который до начала съёмок выглядел таким юным и невинным, сразу после сигнала режиссёра “начали” превращался в опасного человека со зловещей аурой. Всякий раз, когда он расправлялся с кем-либо с самым бесчувственным выражением лица, казалось, будто в нём нет ни капли жалости. Однако по окончании съёмок он возвращался к своему спокойному и доброжелательному виду и ненавязчиво интересовался о самочувствии тех актёров, с которыми снимался вместе – те, кто страдали от его действий в кадре. Такой контраст был просто поразителен!

Становилось очевидным, что все слухи о том, что айдол социофоб и становится неадекватным от малейшего прикосновения к нему – сплошная клевета. Стоило только взглянуть на его лицо. Хоть со стороны он и казался равнодушным, на деле время от времени проявлял удивительную доброту. Женщины из съёмочной группы невольно содрогались, подавляя беззвучные крики при виде него. Только сам Ли Шихён даже не замечал этого.

И режиссёр был солидарен со всеми.

– Кхм, кхм… м-м… Ли Шихён?

– …? Да, господин режиссёр?

– Ну, что ж… ты занят в эти дни? Или нет?

– С этим вопросом вам, скорее, к менеджеру, а не ко мне.

– Нет! Разве ты можешь быть занят? Ты ведь уже закончил со своими делами, да? Я прав?

Сегодня снимали первую встречу главных героев Чжуа и Чжихана. Для Ли Шихёна, который до этого снимался только в одиночных сценах, это была первая встреча с исполнителями главных ролей. Даже услышав их имена, они не были ему знакомы, поскольку он в принципе не интересовался подобными вещами. Хотя имя мужчины-актёра всё же показалось смутно знакомым, но не настолько, чтобы помнить того в лицо, поэтому через несколько минут айдол сдался и перешёл к следующей сцене, но в это время к нему подошёл режиссёр. И он очень колебался, пытаясь завести разговор.

Ли Хаджин всегда был чувствителен к злобе. Когда пытаешься выжить, взвешивая все "за" и "против", неизбежно начинаешь замечать определённые вещи. И Хаджин с самого детства должен был самостоятельно для себя решать, кого держать рядом, а кого сторониться. В окружении, где проявление искренней доброжелательности – большая редкость, он был вынужден научиться оценивать истинную природу людей, просто чтобы выжить.

Поэтому, разумеется, он понимал, каким взглядом на него посмотрел режиссёр в их первую встречу.

Если демонстрировать это настолько очевидно, то подобное заметит даже самый недалёкий человек.

– Ну так что? Как ты смотришь на то, чтобы снять сегодня ещё одну сцену и увеличить количество отснятого материала? Ты ведь теперь не занят! 

На самом деле айдол не мог ответить наверняка, потому что сам мало что знал о своём расписании. Однако то, как режиссёр упорно утверждал о том, что Шихён не занят, вызывало подозрения, словно у того уже имелись на него свои планы.

– М? Разве такой шанс ещё подвернётся? Мы в любой момент можем подкорректировать сценарий, так что всё в порядке. Я поговорю с агентством, насчёт этого не волнуйся!

– ….

– С автором уже всё улажено, понимаешь? Так что ты…

– Не хочу.

– Ну, раз ты согласен, то давай сразу… а? – услышав голос Шихёна, который перебил его и вежливо отказал, Пак Канджун широко раскрыл глаза, а затем рассмеялся. – Ха-ха, что-то в эти дни меня подводит слух.

Он озадаченно посмотрел на Шихёна, но парень вновь повторил:

– Не хочу.

В одно мгновение выражение лица режиссёра изменилось, и мужчина закричал так, будто это было чем-то невозможным.

– Эй, Ли Шихён! Ты с ума сошёл? Ты хоть знаешь, какой рейтинг у моей дорамы? Я же сам Пак Канджун!

– ….

– Конечно, я понимаю, это большая честь сниматься в моей дораме. И уверен, что это огромное давление для тебя – сняться в ещё большем количестве эпизодов. Но не волнуйся! Я сниму всё идеально, так что просто доверься мне и…

– Я не буду сниматься.

– Айщ, да почему! Почему? Почему ты не хочешь?!

Пак Канджун застыл в шоке, но решимость Шихёна осталась неизменной. И это было само собой разумеющимся. Ведь единственная причина, по которой Ли Шихён явился на съёмки дорамы – деньги, уже полученные авансом. Если бы не этот факт, сама дорама или актёрская игра не имели бы к нему никакого отношения. 

В прошлой жизни он действительно был ростовщиком, но играть его – это уже совсем другой уровень. Если человек являлся шеф-поваром, то это ещё не означало, что он мог хорошо сыграть шеф-повара в кино. Ли Шихёну приходилось не только запоминать сценарий, но и также запоминать все передвижения, знать основную линию поведения, обращать внимание на каждое изменение мимики и взгляда. Это оказалось огромным трудом, требующим пристального внимания к каждому, едва заметному движению. Наивно было полагать, что у Ли Хаджина всё это легко получится только потому, что раньше он был кредитором. 

Ему просто очень везло.

Частично эта удача заключалась в том, что он был очень хорош в запоминании информации.

Выучив наизусть весь сценарий, не говоря уже о собственных репликах, Ли Шихён знал от и до каждую сцену, в которой он появлялся. Перед съёмками он как можно подробнее расспрашивал о движениях и старался отточить их за время репетиций, чтобы никогда не забывать и не совершать ошибок. Конечно, его вторая личность тоже сыграла в этом свою роль.

Самое важное заключалось в том, что с самого начала жизнь Ли Хаджина была сплошным спектаклем.

Ещё в детстве он прошёл путь от “сына наложницы” до “сына официальной жены”, Ли Хаджин вырос, так и не познав любви, под опекой родителей, которые думали только о себе. Он не знал, что такое счастливая семья. И для того, чтобы выжить, ему пришлось примерить на себя множество масок.

Для матери он носил маску умного и амбициозного сына, для отца – послушного, но недалёкого ребёнка, который никогда не сможет подняться выше своего положения. Для подчинённых он был суровым и хладнокровным руководителем. Для деловых партнёров – компетентным и заслуживающим доверия, но при этом непреклонным человеком.

Так, с каждой новой маской он всё больше прятал и скрывал свои настоящие чувства, постепенно теряя понимание своего истинного “я”, только со временем ему стало на это плевать. Ведь мужчина прекрасно осознавал, что не существует такого человека, который бы полностью раскрывал свою суть. 

Даже если бы он и раскрылся самому себе, это ничего бы не изменило. Потому как Хаджин понимал, что не сможет жить иначе. 

Благодаря этому он с лёгкостью смог воссоздать образ “Чжихана”, от взгляда до движений рук. По сравнению с теми удушающими днями, когда нужно было скрываться и любой промах мог привести к гибели – это было лишь детской игрой.

Тем не менее не стоило добавлять себе лишних хлопот.

Ли Шихён сделал вид, что не заметил, как Пак Канджун вцепился в него, и быстрым шагом направился в сторону съёмочной площадки. Пак Канджун, которого силой волокли за собой, выглядел довольно жалко, но, похоже, ни для одного, ни для другого это не имело большого значения. Неожиданная реакция Шихёна застала Пак Канджуна врасплох.

“Это же мой фильм…! Я думал, если скажу это, то он воспрянет духом и ответит «Спасибо, господин режиссёр, я буду усердно работать и сделаю всё возможное…», затем я бы благородно улыбнулся и сказал ему: «Хо-хо, верно, ведь кто не работает – тот не ест, так?»… но мой идеальный план пошёл крахом!”

“Ну уж нет…!”

Он не мог упустить такой рейтинг зрителей. Глядя на Шихёна, который оставался невозмутимым, несмотря на то, что за него отчаянно цеплялись, Пак Канджун, не придумал ничего лучше, чем прибегнуть к последнему козырю.

– Сколько тебе надо?!

Неожиданное перевоплощение в Вон Бина [1] произошло на глазах у всех.

[п/п: окунаемся в мир мемчков 2000х. Вон Бин – актёр, сыгравший в дораме “Осенняя сказка” (русс.адаптация “Осень в моём сердце”), именно эту фразу произносит его персонаж, которая в итоге стала культовой в Ю.Корее]

До него, конечно, доходили слухи о том, что Ли Шихён – человек, которого волнуют только деньги, но проблема заключалась в том, что его голос прозвучал слишком громко. Взгляд, устремлённый прямо перед собой, опустился вниз. В глазах Ли Шихёна, в которых виднелся странный блеск, читалось недоумение вперемешку с весельем.

“За кого он меня принимает, за нищего…?”

Забавно то, как Пак Канджун смело спросил, сколько он должен заплатить, даже не подумав о слухах, что Ли Шихёна можно купить за деньги. 

“Сколько надо?”. 

Шихён медленно поднял голову, и его губы слегка приоткрылись:

– А сколько вы можете предложить?

Ли Шихён, который никогда не смотрел ни одной дорамы, ни уж тем более “Осеннюю сказку”, так и не понял, что это было похоже на пародию Сон Хегё [2]. Не догадывался он и о том, что всё происходящее выглядело настолько забавно, что персонал и другие актеры, только что прибывшие на площадку, стали с интересом за ними наблюдать. 

[п/п: главная героиня дорамы “Осенняя сказка”]

Пак Канджун возмущённо вздохнул и ещё шире открыл глаза, когда Шихён спросил, сколько тот может заплатить. Однако рук не опустил.

– Ох, этот одержимый деньгами демо…! Сколько ты хочешь?

– У меня нет конкретных пожеланий, просто интересно…

– Это одно и то же!

– Это другое.

– Я знал, что ты без ума от денег, но чтобы…

“Кто бы мог подумать, что он настолько хитёр”, – режиссёр чуть было не предложил сумму больше, чем он, естественно, готов был заплатить. 

Уже от одной мысли, что перед ним непростой противник, у него начинала болеть голова. Это было странное чувство, когда не можешь понять человека, хоть они и говорили на одном корейском языке. 

Ли Шихён же решил снова проигнорировать Пак Канджуна, и уже собрался уходить, как недалёко от них заметил менеджера, смотрящего в их сторону.

“Так грубо говорить с режиссёром…!” – эти слова так и читались в его взгляде. 

Хотя айдол ничего особенного и не сделал, но на побледневшем лице менеджера можно было прочитать явное беспокойство. Молодой человек тут же решил, что если тот потеряет сознание из-за шока, это обернётся лишней проблемой для него самого. Смирившись, Ли Шихён повернулся и посмотрел на Пак Канджуна, который всё ещё что-то бормотал себе под нос, стоя рядом с ним. Похоже, речь шла о деньгах, но Шихёна это совершенно не интересовало.

– Господин режиссёр.

– Чуть больше, чем сейчас… а?

– Хочу как можно скорее приступить к съёмкам. Похоже, остальные уже заждались.

– Ох, божечки!

Режиссёр, который, казалось, осознал всю ситуацию только после прозвучавших слов Ли Шихёна, поднял голову и бросился к съёмочной площадке. 

“Ну и беспорядок…”

Ли Шихён выдохнул, решив, что, наконец, избавился от этого прилипчивого, точно пиявка, человека, но ошибся. Менее чем через минуту к нему подлетел менеджер, уже готовый расплакаться. Тогда айдол заговорил тихим голосом, словно отыгрывал свою роль в сцене:

– Если заплачете – я уйду.

Лицо менеджера, выглядящего так, будто он вот-вот разрыдается, исказилось, словно тот сдерживался из последних сил.

– Режиссёр… я же… я же просил показать ему себя с лучшей стороны… Я говорил это не раз… Уверен, что говорил…

Он напоминал маленького зверька, который неуверенно озирался по сторонам и что-то пищал себе под нос. Затем он переменился, казалось, что негативные мысли одолели менеджера, потому что он неожиданно крепко схватил Шихёна за рукав и воскликнул: 

– А что, если меня уволят?!

Он выглядел так, будто его мир рушится на глазах. Ли Шихён, который был явно озадачен происходящим перед ним, пришёл к выводу, что менеджера нужно как можно скорее успокоить, и произнёс:

– Я так не думаю. Мне, наоборот, предложили увеличить экранное время.

Менеджер, в одно мгновение посветлевший лицом, словно к нему явился сам мессия [3], дёрнул айдола за рукав и взволнованно спросил:

– Правда? Правда! Это же здорово, Шихён!

– Да. Но я не буду сниматься.

– Ыкх… по-почему…?! Это же прекрасная возможность, так почему…!

[п/п: мессия – ниспосланный Богом спаситель]

Ли Шихён, ощущал себя так, словно только что избавился от назойливой пиявки и тут же влип в чапссальтток [4], и даже не потрудился ответить. Ещё пару дней назад этот человек перед ним рыдал, что им стоит отказаться от съёмок, а теперь поднял шумиху из-за того, что они не будут продолжаться. Айдол, не зная, как успевать реагировать на такие перемены, тихо смотрел на менеджера сверху вниз, как вдруг почувствовал рядом чьё-то присутствие.

[п/п: рисовый пирожок из клейкой муки, иное известное нам яп.название “моти”]